Юридическая антропология в России

Следовало бы выделить этот сюжет в отдельную тему, но автор принципиально не желает этого делать, поскольку считает, что юридическая антропология в России, как и в случае с социологией, кибернетикой, генетикой и другими "продажными девками империализма", — просто основатель­но забытое старое, поэтому и рассматривать сей предмет над­лежит в русле мировой тенденции, а не отдельно от нее.

Как и в других европейских метрополиях, в России разви­тие юридической этнологии, а позднее и юридической антро­пологии во многом стимулировалось колонизацией¹ Кавказа, Сибири, Средней Азии. Принятое в рамках начатой Сперан­ским широкомасштабной правовой реформы Уложение 1822 г. об управлении инородцами предусматривало сохранение за покоренными народами ("инородцами") как традиционных форм самоуправления, так и многих обычаев и собственных судов. Подобно предпринятому в Индии составлению каталогов наро­дов, религий и каст, в России ведется поощряемая наместни­ками и губернаторами работа по описанию и классификации как самих "инородцев", так и их правовых обычаев².

Уже с 40-х гг. XIX в. ведутся систематические иссле­дования народов Сибири, общие описательные и этногра­фические работы³ чередуются с анализом особенностей пра-

¹ Тем, кто по тем или иным соображениям отвергает этот термин,
советуем полистать: Дуров А. В. Краткий очерк колонизации Сибири.
Томск, 1891; Шавров Н. Русская колонизация на Кавказе. СПб., 1911; а
также многотомное дореволюционное издание "Вопросы колонизации".

² Родоначальником здесь выступил И. Э. Фишер, издавший в 1777 г. не
потерявший своей научной ценности труд "Сибирская история".

^! См.: Горохов А. Краткое этнографическое описание Бийских или Ал­тайских калмыков // Журнал министерства внутренних дел. 1840. Т. XXXVIII. Кн. 10. С. 201—228; Ядринцев Н. М. Сибирские инородцы, их быт и современное положение. СПб., 1891; Он же. Об алтайских и черневых татарах. СПб., 1881; Вербицкий В. И. Алтайские инородцы // Сб. этнографических статей и исследований. М., 1893; Серошевский Л. Якуты: Опыт этнографического исследования. СПб., 1896.

82 Часть I. Антропология права как отрасль правовой науки

вового быта сибирских народов¹, их общинной организа­ции².

Создание в 1845 г. Императорского Русского географичес­кого общества с мощным этнографическим отделением способ­ствовало целенаправленному изучению народов России. С 1850 г. стала реализовываться программа изучения населения России, составленная РГО и разосланная во все его губернские отделе­ния. Программа содержала детальный вопросник, по которому составлялись научные отчеты, содержащие несколько разделов. К концу XIX в. Обществом был накоплен и издан имеющий и по сей день огромную научную ценность материал о народах России.

Большое внимание официальной этнографии и антропологии уделяется народам Туркестана, как часто называли тогда Сред­нюю Азию, где особенно остро стояла проблема совместимости национальных культур, религий с задачами российской колони­зации³. Был взят курс на сохранение традиционных структур в бытовой сфере и на повышение уровня образования населения⁴.

В рамках программы РГО и вне ее также активно иссле­дуются и Закавказье, особое внимание уделяется обычному праву его народов⁵. Характерно, что уже тогда многие авто-

¹ См.: Самоквасов Д. Я. Сборник обычного права сибирских инородцев.
Варшава, 1876; Швецов С. П. Обычно-правовые воззрения алтайцев
(калмыков) и киргизов. Брачные и семейные отношения // Записки
Зап.-Сиб. отд. Русского географического общества. Кн. 25. Омск, 1898.

² См.: Мойное Н. Н. Некоторые данные о тунгусах Якутскбго края. Иркутск,
1898; Шренк Л. Н. Об инородцах Амурского края. Т. 3. СПб., 1883—1903.

^л См.: Кауфман К. П. Проект Всеподданнейшего отчета по гражданско­му управлению и устройству в областях Туркестанского генерал-гу­бернаторства (1867—1881). СПб., 1885. См. также: Костенко Л. Средняя Азия и водворение в ней русской государственности. СПб., 1870; Лога-нов Г. Россия в Средней Азии // Вопросы колонизации. Т. 4. СПб., 1908; Маркое Е. Россия в Средней Азии. СПб., 1901.

⁴ См.: Остроумов Я. К истории народного образования в Туркестан­ском крае. Ташкент, 1891.

^г> См.: Пфаф В. Народное право осетин // Сборник сведений о Кавказе. Тифлис, 1871; Леонтович Ф. И. Адаты кавказских горцев: Материалы по обычному праву Северного и Восточного Кавказа. Одесса. Вып. 1. 1882; Вып. 2. 1883; О правах высших горских сословий в Кубанской и Терской областях. Тифлис, 1885; Ткешелев М. Исследования по грузинскому пра­ву. Вып. 1. Семейное право. М., 1890. Не желая перегружать библиогра­фию потоком литературы по обычному праву, отсылаем к полезнейшему изданию: Обычное право народов России: Библиографический указатель 1890—1998 / Сост. и авт. вступ. ст. А. А. Никишенков; Сост. и ред. Ю. И. Се­менов. М., 1998.

 

Глава 2. Традиции и современность в антропологии права

ры вставали на позиции правового плюрализма, т. е. призна­ния одновременного действия как норм права, исходящих от государства, так и норм обычного права народов, населяю­щих многонациональное и многоконфессиональное государство.

Как исследователь обычного права народов Северного Кавказа начинал свою научную деятельность Максим Мак­симович Ковалевский, чья мировая известность не нужда­ется в представлении: достатоточно напомнить, что К. Маркс взялся за изучение русского языка с целью прочитать в под­линнике труд М. М. Ковалевского "Общинное земледелие, ход и последствия его разложения" и сделал подробный кон­спект этой работы¹. Будучи ученым "широкого профиля" юристом, социологом, политологом, этнографом, Ковалевский искал в обычном праве объяснения механизмов формирования современного права, а в общинной организации - - прототип будущих демократических институтов. Подобно Ф. Боасу и Б. Ма­линовскому, и даже ранее их, он проводит комплексные поле­вые исследования обычаев, имущественных и социальных от­ношений у осетин и публикует результаты своих исследова­ний, сразу же выдвинувшие его в ряд юристов-антропологов мировой величины². Эти исследования позволяют Ковалевскому поднять теоретические вопросы формирования права как со­ставной части социального бытия человека³.

Вообще следует отметить, что на рубеже XIX и XX вв. российская антропология права (тогда еще не было такого названия) развивалась преимущественно в русле истории права, частично - - социологии права. Таковы исследования марксиста Н. И. Зибера по феномену "братств" (по современ­ной терминологии "мужских союзов" в рамках племенной организации) как института правовой социализации взросло-

¹ См.: Маркс К. Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 45.

² См.: Ковалевский М. М. Поземельные и сословные отношения у горцев
Северного Кавказа // Русская мысль. Кн. XII. 1883; Он же. Современ­
ные обычаи и древний закон: Обычное право осетин в историко-срав-
нительном освещении. Т. I—II. М., 1886; Он же. Закон и обычай на Кав­
казе. Т. I—П. М., 1890.

' См.: Ковалевский М. М. Первобытное право. Вып. 1—2. М., 1886; Он же. Родовой быт в настоящем, недавнем и отдаленном прошлом: Опыт в области этнографии и истории права. СПб., 1905.

Часть I. Антропология права как отрасль правовой науки

Глава 2. Традиции и современность в антропологии права

 

го населения, работы А. Стронина и К. Тахтарева по истории форм общественной организации (о них — речь впереди).

Вместе с тем разрабатывались и проблемы возникнове­ния правовых норм через систему запретов и разрешений, и здесь свое слово сказали М. Кулишер и А. Ефименко¹. При этом российские исследователи строили свои теоретические концепции не только на материале древних обществ или экзо­тических народов, но и на отечественном материале. Д. Мейер считал обычаи славян первоисточником "юридического воззре­ния"², а А. Павлов рассматривал формирование русского права как сплав народных обычаев с греко-латинским правом, при­шедшим из Византии³. Вместе с тем под воздействием марксиз­ма развивались и концепции феномена "права-власти", т. е. права как продукта борьбы различных групп (половых, возрастных, имущественных) за господство над всем обществом⁴.

"Социологическая струя" мощно пронизывает творчество юриста, принадлежавшего до эмиграции одновременно рос­сийской и польской интеллектуальной культуре, — Леона Петражицкого: по его концепции право действует не только там, где его фиксирует юриспруденция, но и в любом дру­гом месте, где существуют личностные отношения и отно­шения подчинения⁵.

Не был чистым социологом и Питирим Сорокин, другой российский ученый, получивший впоследствии мировую из­вестность. Напомним, что по образованию П. Сорокин был

¹ См.: Кулишер М. Борьба за существование и политический строй //
Слово. 1878. № 9—10. С. 77—106; Ефименко А. Я. Исследования народ­
ной жизни. Вып. 1. М., 1884.

² См.: Мейер Д. Русское гражданское право. СПб., 1861.

⁴ См.: Павлов А. С. Первоначальный славяно-русский Номоканон. Ка­зань, 1869.

⁴ См.: Кулишер М. Указ, соч.; С. 77—106; Котляревский С. А. Право и
власть. М., 1915; Стронин А. История общественности. Глава "Патри­
архальное право". СПб., 1885.

⁵ См.: Петражицкий Л. И. Теория права и государственности в связи с
теорией нравственности. СПб., 1910. О творчестве Л. Петражицкого см.:
доклад К. Мотыки на московском конгрессе по обычному праву и пра­
вовому плюрализму: Мотыка К. Предвосхищая Малиновского: Вклад
Петражицкого в изучение правового плюрализма // Обычное право и
правовой плюрализм. Материалы XI Межд. конгресса по обычному праву
и правовому плюрализму. Август 1997 г. Москва. М., 1999. С. 173—178.

юристом и до отъезда успел издать труд, который смело можно отнести к жанру юридической антропологии, ибо, рас­сматривая проблемы преступления и наказания, он прежде всего анализирует само понятие "преступного" в сознании человека¹. Примечательно, что книге было предпослано пре­дисловие "самого" М. Ковалевского — своего рода напут­ствие-эстафета патриарха российской общественной науки молодому ученому, который, впрочем, заслужит впослед­ствии и ругань "самого" Ленина. Другой, не менее яркой и еще "более антропологичной" работой П. Сорокина был учеб­ник по теории права, предназначенный для широкой ауди­тории и объясняющий ей, что такое право и как оно появи­лось². В нем он анализирует все возможные социальные про­явления права: право как правила поведения, как правила и нормы, преломленные в психике в виде правовых убежде­ний, наконец, как реализация этих убеждений в источниках права и различных институтах политической организации общества³.

Можно было бы еще долго продолжать обзор россий­ской дореволюционной юриспруденции — сюжет весьма бла­годарный, поскольку в трудах Г. Ф. Шершеневича, С. А. Му­ромцева, П. И. Новгородцева, многих других можно обнару­жить россыпи блестящих теоретических положений, которые и сейчас могут быть восприняты отечественной антропологией права, а посему еще ждут своих исследователей. Нам же хо­телось бы завершить этот обзор дореволюционного периода сведениями об университетском правовом образовании⁴.

¹ См.: Сорокин П. А. Преступление и кара, подвиг и награда. Социологи­
ческий этюд об основных формах общественного поведения и морали.
СПб., 1914. Через много лет эта работа вернулась к русскому читателю
и опубликована в сборнике: Сорокин П. А. Человек. Цивилизация. Об­
щество. М., 1992. С. 32—156.

² См.: Сорокин П. А. Элементарный учебник общей теории права в связи
с теорией государства. Ярославль, 1919.

^! См. тонкий анализ правовых идей П. Сорокина в работе: Графский В. Г. Право, мораль и политика в социологизированной юриспруденции П. А. Со­рокина // Право и политика. 2000. № 2. С. 41—53.

⁴ Настоятельно рекомендуем прочитать: Скрипилев Е. А. О юридическом образовании в дореволюционной России (XVIII — начало XX в.) // Госу­дарство и право. 2000. № 9. С. 81—89.

86 Часть I. Антропология права как отрасль правовой науки

Согласно университетскому Уставу 1863 г. в число обя­зательных семи кафедр юридических факультетов была вклю­чена кафедра начала общенародного правоведения, на кото­рой читались и курсы обычного права. По Уставу 1884 г. вво­дились новые кафедры: кафедра истории русского права и кафедра местных прав. Это давало прогрессивной профессу­ре возможность читать свои курсы обычного права и права народов, населяющих Российскую империю.

Особняком от университетской правовой науки стоит творчество легендарного Николая Николаевича Миклухо-Маклая (1846—1888). Он не был лектором-педагогом, он был чистой воды путешественником-исследователем, сразу по окончании медицинских факультетов Лейпцигского и Йенс-кого университетов отправившимся в научные морские экс­педиции на Канарские острова и к берегам Красного моря. Вернувшись в Россию, он путем колоссальных усилий доби­вается от Русского географического общества не только одоб­рения его программы исследований далекой Океании, но и разрешения отправиться туда на корвете "Витязь". Исследо­вательский замысел молодого ученого был грандиозен: это изучение физической географии и метеорологии, зоологи­ческие, антропологические и этнографические исследования. Последнее было для него особенно важной задачей, посколь­ку Миклухо-Маклай поставил себе целью доказать, что че­ловечество независимо от расовых различий представляет собой один, единый вид, что первобытность состояния чело­века при внимательном рассмотрении не так уж проста и убога, как кажется европейскому путешественнику. (Заме­тим, что доказано это было Миклухо-Маклаем почти за век до структуралистских теоретических изысков об "универ­сальности" человеческого бытия.) Он был также убежден, что добиться уважения и доверия аборигенов можно только, отправившись к ним в одиночку, без всякого оружия: "Моя сила должна заключаться в спокойствии и терпении", — за­пишет он в дневнике.

Была у Миклухо-Маклая еще одна задумка, о которой он поведал не сразу: увлекшись идеями Льва Толстого о переустройстве мира через переустройство самого человека,

 

Глава 2. Традиции и современность в антропологии права

он задумал создать на островах Океании русскую вольную колонию¹, что дало затем англичанам, с которыми он не раз входил в конфликт, защищая права аборигенов, основание посмертно обвинить его чуть ли не в намерении создать базу для российского военного флота.

Из пяти томов сочинений Миклухо-Маклая² наибольший интерес для нас представляет второй том, где собраны его заметки по антропологии и этнографии, а также том четвер­тый (письма), из которого следует, что он был не только ученым-гуманистом, но и человеком, выражаясь современ­ным штампом, "с активной жизненной позицией", не отде­лявшим нравственности убеждений от нравственности поступ­ков. Он, в частности, не раз выступал добровольным адвока­том по защите прав аборигенов на землю: "Земля целиком является собственностью различных общин, занимающихся возделыванием почвы в течение столетий. <„.> Туземцы не понимают абсолютного разлучения со своей землей" (письмо сэру Артуру Гордону, Верховному комиссару Великобрита­нии в Западной Океании). Именно нравственная позиция уче­ного снискала ему симпатии Л. Н. Толстого, редко кого из ученых жаловавшего добрым словом. Печально, что впервые работы Миклухо-Маклая увидели свет через... 35 лет после его смерти, уже при Советской власти (спасибо ей за это)³, которая (власть) способствовала затем его популяризации и даже героизации.

Не так ласкова оказалась новая власть к жившим уче­ным-антропологам. Нет, ни антропология, ни этнография не были запрещены в СССР, в отличие, скажем, от социологии

¹ См.: Вольская Б. А. Проект Н. Н. Миклухо-Маклая о создании на ост­
ровах Тихого океана русской вольной колонии // Австралия и Океа­
ния (история и современность) М., 1970; Путилов Б. Н. Лев Толстой и
Миклухо-Маклай // Дальний Восток. 1978. № 1.

² См.: Миклухо-Маклай Н. Н. Собр. соч. В 5 т. (6 книг). М.; Л., 1950—1954.
Знаменитому ученому посвящены десятки работ на разных языках. Ре­
комендуем две работы: Рогинский Я. Я., Токарев С. А. Н. Н. Миклухо-
Маклай как этнограф и антрополог // Миклухо-Маклай Н. Н. Собр. соч.
Т. 2; Путилов Б. Н. Н. Н. Миклухо-Маклай: Путешественник, ученый,
гуманист. М., 1985.

' См.: Миклухо-Маклай Н. Н. Путешествия / Отв. ред. Д. Н. Анучин. Т. 1. М., 1923.

Часть I. Антропология права как отрасль правовой науки

Глава 2. Традиции и современность в антропологии права

 

или политической науки. Более того, были сохранены тради­ции и исследовательские центры, так как ленинско-сталин-ская национальная политика предполагала как подготовку на­циональных кадров, так и изучение культурного наследия народов многонационального государства. И в этом плане был достигнут впечатляющий прогресс. Не поощрялись, мягко говоря, "лишь" позитивные исследования по обычному пра­ву, правам личности, т. е. то, что составляет сердцевину юри­дической антропологии. В обществе, строящем светлое буду­щее, должно было быть только одно, классовое право и единственным генератором его было государство, все осталь­ное должно было рассматриваться как "пережитки" и "из­живаться": жизнь общества контролируется нормами, лич­ность практически не имеет возможности вмешиваться в пра­вотворчество. Естественно, отпадает сама собой потребность в развитии юридической антропологии.

Для нас тем не менее развитие антропологии и этногра-. фии советского периода интересно тем, что, несмотря на идеологические тиски, в которые была зажата вся обще­ственная наука, не был утрачен общий высокий научный уровень исследований, сохранялись традиции комплексного, междисциплинарного подхода к изучаемым объектам, уточ­нялся понятийный аппарат, был накоплен огромный по объему эмпирический материал, были созданы большие исследова­тельские коллективы, выходила научная периодика¹. Нам еще предстоит убедиться в том, что советские правоведы неред­ко использовали антропологический и этнографический ма­териал в "снятом виде" и тем самым обогащали и свою науку.

Ярчайшей личностью этого переходного периода был Владимир Германович Богораз (1865—1936). Уже двадцати­летним студентом Петербургского университета он подвер­гается аресту за революционную деятельность и ссылается в 1886 г. в Якутию, а затем на Колыму, где обнаруживает свое

¹ Интересный "взгляд со стороны" на развитие советской антропологии и этнографии см. в работах Э. Геллнера: Gellner E. (ed.). Soviet and Western Anthropology. L.; N. Y., 1970; Idem. State and Society in Soviet Thought. L., 1990; Idem. Anthropology and Politics. Ch. X. "A Marxist Might-Have-Been". L., 1995.

призвание ученого-антрополога и писателя. Уже первая его работа по чукотскому языку и фольклору¹ привлекает вни­мание мирового научного сообщества и его труды переводят­ся за рубежом². В 1900—1901 гг. Богораз вместе с Л. Штренбер-гом (1861—1927), специализировавшимся на изучении народ­ности гиляков, участвует в Джезуповской северо-тихоокеанской экспедиции, организованной Ф. Боасом, широкомасштабном международном исследовательском проекте изучения народов Севера³. В ходе экспедиции Богораз собирает более 5 тыс. предметов быта чукчей, записывает около 450 текстов ми­фов, легенд, песен, шаманских заклинаний и даже произво­дит фонозаписи громоздкой по тем временам аппаратурой, делает более 800 антропометрических замеров и лицевых му­ляжей. Свое исследование В. Богораз проводил для решения сразу нескольких исследовательских задач: выявления функ­ционирования социальной организации чукчей, их ритуала и мифологии, лечебных свойств шаманизма. Международная известность В. Богораза не помешала тому, что по возвра­щении в Петербург, где он вновь с головой окунулся в рево­люционную деятельность, он подвергается арестам в 1905 г., ссылается в Финляндию, откуда тайно наезжает в столицу. За годы вынужденной "отсидки" в ссылке он успевает про­анализировать весь материал, касающийся шаманства и тра­диционных верований народов Севера, регулярно публику­ется в журнале "Этнографическое обозрение" и за рубежом. Несмотря на то что В. Богораз не принял концепций исторического материализма, после революции он назнача­ется профессором Петроградского университета, храните-

¹ См.: Богораз В. Г. Материалы по изучению чукотского языка и фоль­
клора, собранные в Колымском округе. СПб., 1900; Он же. Материаль­
ная культура чукчей. Авторизов. пер. с англ. М., 1991.

² См.: Bogoraz V. G. The Chukchi of Northeastern Asia // American
Anthropologist. 1902. No. 3. P. 80—108; Idem. Idees religieuses des
Tchouktchis // Socicle d'Anthropologie de Paris. Bulletin et Memoires.
1904. No. 5.

^! Результатом вклада Богораза в этот проект стала публикация его известных работ "Чукчи" и "Мифология чукчей": The Chukchee. Jesup North Pacific Expedition. Memoir 7. American Museum of Natural History. N. Y., 1910; Chukche Mythology, Memoir 8. N. Y., 1913; The Eskimo of Siberia. N. Y., 1917.

4 «Антропология права»

190__ Часть I. Антропология права как отрасль правовой науки

лем Музея антропологии и этнографии, а в 1925 г. и директо­ром создававшегося Института народов Севера. Оставшуюся жизнь он посвящает подготовке десятков комплексных экс­педиций в районы Севера, участвует лично в переписях на­селения, создании сотен "очагов культуры" (школ, клубов) и даже в создании первых кооперативов, ничего общего не имевших с колхозами. Им публикуются учебники, словари, сборники фольклора и памятников исторической мысли. Иног­да он берется за перо и для написания научных трудов¹.

Период 20—30-х гг. интересен для нас тем, что, несмот­ря на навязанную общественным наукам догматичность, ее лучшие представители не оставляли попыток переосмыслить знания о человеческом социуме. Многие талантливые уче­ные "ушли" в древность и в этнографию, поскольку там не надо было особенно активно демонстрировать "партийность" науки, а можно было заниматься серьезными научными ис­следованиями². Этот период интересен и тем, что в работах оте­чественных исследователей все чаще используется междисцип­линарный подход, когда исследователю становится тесно в рам­ках одной науки и узкой специализации. С середины 50-х гг., времен идеологической "оттепели", этот подход заявлят о себе в полный голос.

Особое место в возродившейся в 50-е гг. этнологии пра­ва заняло исследование обычного права народов России. Раз­витие национальных культур в послевоенный период, реа­билитация в годы "оттепели" народных обычаев и традиций объективно способствовали развитию теоретических положе­ний, подкрепленных новыми исследованиями и архивными

¹ Отметим среди работ этого периода новаторский труд: Богораз В. Г.
Распространение культуры на земле: Основы этногеографии. М., 1928.

² Укажем только на некоторые работы, в которых поднимаются про­
блемы догосударственного права: Анисимов А. Ф. Родовое общество
эвенков (тунгусов). М., 1936; История докапиталистических формаций.
Сб. М.; Л., 1933; Золотарев А. М. Родовой строй и религия ульчей.
Хабаровск, 1939; Косвен М. О. Преступление и наказание в догосудар-
ственном обществе. М.; Л., 1925; Он же. Первобытное право // Рево­
люция права. 1929. № 2; Кушнер П. И. Очерк развития общественных
форм. М., 1924; Тахтарев К. М. Сравнительная история человечества и
общественных форм. Л., 1924.

Глава 2. Традиции и современность в антропологии права 91

поисками, рассматривавших обычное право как органичес­кую часть традиционной культуры народов СССР. Правда, нередко эти исследования велись в рамках анализа "пере­житков" древних форм родовой и общинной организации, се-мейно-брачных отношений с целью их скорейшего искорене­ния¹. И все же была разработана солидная основа теории и методологии нормативной этнологии (так стала именоваться эта отрасль этнологии), не говоря о сотнях фундаменталь­ных работ по этнологии и антропологии, в которых содер­жался большой эмпирический материал по общему праву. К концу 90-х гг. отечественная нормативная этнология уже ни в чем не уступала родственным зарубежным аналогам², а по широте охвата изучаемых проблем даже превосходила их.

В следующей части нашего по необходимости краткого обзора подходов к проблематике юридической антропологии в отечественной науке хотелось бы заострить внимание на том, как наше правоведение реагировало на открытия этнографии, истории, антропологии. Возьмем для примера только догосу-дарственные формы организации власти и нормативности.

Мы уже отмечали³, что еще в начале XX в. в обще­ственных науках наступило время комплексных проблем, изу­чаемых в разных аспектах несколькими науками. Появились смежные науки: социальная антропология, политическая эт­нография, экономическая и политическая география, соци­альная и политическая психология и т. д. "Становится при­вычным делом использовать многообразные модели одного и

¹ См.: Никишенков А. А. Обычное право и проблемы его библиографии // Обычное право народов России: Библиографический указатель. 1890—1998. С. 4.

- Среди работ последних лет отмечены сборники извлечений из трудов отечественных исследователей: Традиционная нормативная культура, организация власти и экономика народов Северной Евразии и Дальнего Востока / Сост. и ред. Ю. И. Семенов. М., 2000; Степной закон. Обычное право казахов, киргизов и туркмен / Сост. А. А. Никишенков; Ред. Ю. И. Семенов. М., 2000. Эти работы окажутся полезными для тех, кто не имеет возможности получить доступ к специальной литературе за последние полтора века.

^! См.: Ковлер А. И. Исторические формы демократии. Проблемы поли­тико-правовой теории. Раздел "История и теория демократии в свете открытий археологии, этнографии, истории". М., 1990.

Часть I. Антропология права как отрасль правовой науки

Глава 2. Традиции и современность в антропологии права

 

того же изучаемого явления, чтрбы увидеть его с разных точек зрения"¹, — напоминал уже в 80-е гг. научно-популяр­ный журнал.

Вопрос о более активном использовании данных других наук, в частности этнографии, в науке о государстве и праве ставился неоднократно как самими этнографами², так и юрис­тами³. Речь шла о создании субдисциплины "нормативная эт­нография", однако дальше пожеланий дело не пошло. В ста­тье А. Б. Венгерова "Значение археологии и этнографии для юридической науки"⁴ в начале 80-х гг. был вновь поставлен вопрос о более активном использовании теорией и историей государства и права достижений археологии и этнографии; о корректировке в этой связи некоторых устоявшихся положе­ний, касающихся периодизации первобытной истории, возник­новения раннеклассового государства, роли внешнего фактора в создании и развитии государственно-правовых институтов, значения этнических процессов для правового регулирования общественных отношений. К сожалению, эта статья была сдер­жанно встречена юристами и не послужила началом дискус­сии о внедрении данных других наук в правоведение. Лишь позднее к этой теме вернутся сам А. Б. Венгеров⁵, В. С. Нерсе-сянц в предисловии к переводу книги Н. Рулана, этнологи А. И. Першиц и Я. С. Смирнова⁶, а затем и другие авторы, на которых мы обязательно будем ссылаться в других разделах.

С началом перестройки необходимость приближения пра­вовой науки к материалу других наук подчеркивается все энергичнее. Сошлемся на мнение В. А. Туманова: "Советская

этнография и правоведение располагают достаточным мате­риалом для развития юридической этнологии, но в разра­ботке концептуальных основ этого направления исследова­ний сделаны лишь первые шаги. А между тем оно достаточно значимо как для истории государства и права (возникновение этих институтов, проблема "предправа" и т. п.), так и для вы­явления и осмысления современных этнических процессов, зна­чимых для функционирования правовых институтов или под­лежащих учету в правотворческой деятельности"¹. В. А. Тума­нов подчеркивает при этом, что недопустимо переносить выводы, полученные на материале примитивных обществ, на современность.

Конечно, с В. А. Тумановым трудно не согласиться. Уточ­ним лишь, что помимо действительно недобросовестных ме­тодов переноса выводов о явлениях далекого прошлого на современность, либо, напротив, так называемой "модерниза­ции" прошлого, придания ему черт современности, существуют действительно научные способы "перенесения во времени". В археологии уже несколько десятилетий используется ме­тод реконструкции целого явления по отрывочным сведени­ям о нем. Для юриста-антрополога интересна в этой связи методология социальной реконструкции (так называемая ме­тодика палеосоциологических реконструкций) развития пер­вобытного общества².

Исследование происхождения и сущности любого социаль­ного явления должно начинаться с анализа той фазы этого яв­ления, на которой оно возникает и проявляет свои потенциаль­ные возможности, а в дальнейшем и ведущие признаки. Так, в

 

¹ Иволгин Г. Стили научного мышления // Знание — сила. 1986. № 6.
С. 22. По этой теме см. также: Симонов П. В. Междисциплинарная кон­
цепция человека. М., 1989; Поликарпов В., Волков Ю. Человек как кос-
мопланетарный феномен. Ростов н/Д, 1993; Никитюк Б. А. Очерки ис­
тории интегративной антропологии. Майкоп, 1995, а также издавае­
мый Институтом человека РАН журнал "Человек".

² См.: Исследования по общей этнографии. М., 1979.

³ См.: Туманов В. А. Буржуазная правовая идеология. М., 1971.

⁴ См.: Советское государство и право. 1983. № 3; см. также: Венгеров А. Б.,
Куббелъ Л. Е., Першиц А. И. Этнография и науки о государстве и праве //
Вестник АН СССР. 1984. № 10.

⁵ См.: Венгеров А. Б. Теория права. Т. 1. М., 1996.
^Г| См.: Першиц А. И., Смирнова Я. С. Указ. соч.

¹ Туманов В. А. Предисловие // Карбонъе Ж. Юридическая социоло­
гия. Пер. с франц. М., 1986. С. 24.

² См. подробнее: Балакин С. А. Социальная интерпретация погребальных
памятников каменного века Европейской части СССР: Критический ана­
лиз // Ф. Энгельс и проблемы истории древних обществ. Киев, 1984;
Бромлей Ю. В. Этнос и археология. М., 1973; Лебедев Г. С. Отражение
социальной структуры в археологических материалах // Философия,
история, современность. Л., 1973; Массой В. М. Проблемы "неолитичес­
кой революции" в свете новых данных археологии // Вопросы истории.
1970. № 6; Реконструкция древних общественных отношений по архео­
логическим материалам жилищ и поселений. Л., 1974; Этнография как
источник реконструкции истории первобытного общества. М., 1979.

94 Часть I. Антропология права как отрасль правовой науки

своей работе по истории демократии мы утверждали: такой фа­зой будущего общинного самоуправления и демократических норм жизни общины является уже элементарная саморегуляция в жизни человеческих общностей, переходящих от стадности к родообщинной организации, т. е., иначе говоря, социогенез.

Проблемы взаимовлияния антропо- и социогенеза стали предметом интенсивной научной дискуссии¹. Их нельзя обой­ти при установлении момента генезиса "нормативности" пер­воначальной человеческой общности, выступающей вначале как элементарная саморегуляция. Дело в том, что открытия антропологов и археологов, позволяющие сейчас удлинить историю человечества более чем вдвое, почти до 2 млн. лет, и считать родиной человека Африку², вносят существенные поправки и в представления о социогенезе. Так, уже неан­дертальцы знали развитое охотничье хозяйство, строили жилища, практиковали охотничью магию, словом, предвос­хитили образ жизни, приписывавшейся ранее homo sapiens, в том числе и родовую организацию на стадии ее становления. Одним из первых в науке подошел к этой проблеме украин­ский археолог П. П. Ефименко, писавший, что "уже перво­бытные общины неандертальцев при их несомненной замкну­тости (эндогамности) являлись прямыми предшественниками и некоторым подобием родовых общин"³. Иными словами, за-

¹ Укажем лишь на некоторых отечественных авторов, участвовавших в
этой дискуссии: Алексеев В. В. Историческая антропология. М., 1979;
Борисковский П. И. Проблемы становления человеческого общества и
археологические открытия последних десяти лет // Ленинские идеи в
изучении истории первобытного общества, рабовладения и феодализ­
ма. М., 1970; Крайнев Д. А. Некоторые вопросы становления человека и
человеческого общества // Там же; Поршнев В. Ф. О начале челове­
ческой истории. М., 1974; Рогинский Я. Я. Проблемы антропогенеза. М.,
1969 (2-е изд. 1977); Файнберг Л. А. У истоков социогенеза: От стада
обезьян к общине древних людей. М., 1980. См. также дискуссию о
социогенезе в журнале "Советская этнография". 1974. № 5.

² Революцию в археологии и в науке о древнейшей истории произвели
открытия англичанина Л. Лики в Олдовайском ущелье в Танзании. См.:
Leaky L. Olduwai Gorge 1951—1961. Cambridge, 1963. Правда, находки
американца Тима Уайта в 1994 г. в Эфиопии могут удлинить историю
человекообразных существ до 5 млн. лет!

³ Ефименко П. П. Первобытное общество: Очерки по истории палеоли­
тического времени. Киев, 1953. С. 304—305.

 

Глава 2. Традиции и современность в антропологии права

чатки родовой организации прослеживаются уже в эпоху палеолита. "Но раз так, — делал вывод академик Ю. В. Бром-лей, — то родовая организация оказывается несколько стар­ше homo sapiens и поворотный момент в социогенезе опере­жает поворот в антропогенезе"¹. Корректируя усвоенную со школьной скамьи установку на то, что "труд создал челове­ка", можно сделать вывод, что не только труд создал чело­века, но и сопровождавшая его элементарная социальная жизнь с ее первыми запретами.

Данные современной этнографии во многом корректи­руют и выстроенную Л. Г. Морганом систему брачно-семей-ных отношений. По Моргану, древнейшей формой этих отно­шений называлась кровнородственная семья, основанная на групповом браке всех лиц одного поколения, и так называе­мая семья пуналуа. Этот вывод он делал из сообщений (ока­завшихся неверными) европейских миссионеров в Полине­зии и на Гавайских островах. Отечественные ученые, как и ряд их зарубежных коллег, обосновали вывод о том, что первой формой общественно регулируемых отношений меж­ду полами являлся дуально-родовой групповой брак, хотя учитывали и сочетание парного и группового брака².

В противоречие с выводами Л. Г. Моргана о существова­нии частной собственности на стадии отцовского рода входят данные этнографии, не обнаружившей частной собственнос­ти у австралийцев с их патрилинейным родом и, напротив, подтвердившей существование материнского рода у наро­дов, стоявших на стадии возникновения частной собственно­сти (ашанти и некоторые другие африканские племена). Ис­тория первобытного общества все более лишается своей бы­лой хрестоматийной упрощенности, обогащаясь новыми, подчас противоречащими друг другу фактами, ставящими перед теорией и историей права новые проблемы.

¹ Бромлей Ю. В. Новое в изучении первобытного общества // К вопросу о смене общественно-экономических формаций и социальных револю­ций. М., 1975. С. 19.

- См.: История первобытного общества: Эпоха первобытной родовой об­щины. Гл. П. "Возникновение первобытной родовой общины". М., 1983.

Часть I. Антропология права как отрасль правовой науки

Одной из важнейших проблем, для решен