Третий период (Г. 3. - «серединный»)

Изложенное выше подводит к выводу о том, что линию разграничения литературы 20-х и литературы 30-х можно провести не по 1934 году (съезд писателей и образование Союза писате­лей), а либо 1932—34 гг., либо 1932. При этом не следует чересчур «драматизировать» ситуацию с разгоном группировок.

Во-первых, ликвидация РАППа не означала, что члены этой организации и специфический характер ее взаимоотношений с другими уходят в безвозвратное прошлое. Нет. И люди, и методы проявят себя вскоре, но уже на уровне писательского союза.

Во-вторых, большинство группировок, по-видимому, действительно изживает себя. Ослабевают внутригрупповые связи, устаревают выдвигавшиеся ранее программы. Не случайно, говоря о литературном процессе середины 20-х, Ю.Н. Тынянов шутливо назовет «Серапионовых братьев» «серапионовыми ку­зенами», а определяя состояние литературы 20-х, сосредоточит внимание на индивидуальностях. По мнению Тынянова, в середине 20-х «инерция», для которой характерно превалирование литературного объединения над индивидуальностью, иссякает и наступает пора «промежутка» с преобладанием индивидуальности над группой. Знаменательно, что к подобному выводу окажется близок и А.В. Луначарский, который, «замахнувшись» на характеристику молодой поэзии, анализ сосредоточит на индивидуальностях. Общей характеристики не получится, ибо автор пытался оценить лучшее в продукции молодых индивидуальностей.

Наблюдения над литературой 20-х наводит на мысль, что важнейшей особенностью литературы этого времени было движение от расцвета группировок к усилению роли индивидуальности в литературном процессе. С этими соображениями согласуется и традиционное рассмотрение 20-х как периода формирования единого творческого метода: метода, характеризующего направление — литературы социалистического реализма — и определяющего художественные принципы творческой индивиду­альности. Автор наиболее развернутой концепции творческой индивидуальности, М.Б.Храпченко, очень логично связывал на этой основе вопрос о направленности развития литературы с вопросом о становлении метода социалистического реализма и создании на основе единства творческого метода единого же Союза советских писателей. Сегодня, когда Союз писателей распался с той же неотвратимостью, с какой распался Союз Советских Социалистических Республик, логика «бескризисного» рождения Союза писателей представляется несколько подтасованной, направленной на оправдание политики унификации литературы. И опять — следует учитывать не только те факты, что работают на импонирующую нам концепцию. Разве не готовностью принять любую «общую» участь продиктовано намерение Маяковского вступить в МАПП (незадолго до гибели)?

Вообще же, оценивая факты рубежа 20—30-х годов, следует проявлять большую осмотрительность, необходимо понять, что многое в этом периоде остается для нас пока неизвестным и трудно объяснимым. Со временем, надо полагать, станет ясно, в какой мере травля таких лидеров литературных объединений, как Перевал, Ленинградское отделение Всероссийского Союза писателей и др. (речь о А.К. Воронском, Б.А. Пильняке, Е. Замятине), способствовала ослаблению роли «непрограммных» литературных образований. Как известно, среди литературных группировок 20-х были группы с «программой» развития советской литературы (Леф, Пролеткульт, РАПП, «Серапионовы братья» и др.) и те, кто объединялся по соображениям сохранения достаточно высокого профессионального уровня, коммерческим, профессионально-практическим (Никитинские субботники, Союз писателей, Союз поэтов и т.п.). Объединения эти имели свои издательства, свою базу. Однако процесс последовательного перетасовывания (слияние, разделение) издательств приводил неизбежно к тому, что они теряли свою экономическую стабильность и независимость. Разгром группировок практически начинается с экономических мероприятий в середине 20-х годов, он усиливается в конце 20-х годов, когда мероприятия политически дискредитирующего характера довершат начатое, позволив централизованно-бюрократической системе стать руководящей и в литературном деле. Добавим к этому, что было сделано все, чтобы и намека на возможность иной организации литературного дела не сохранилось. Эпоха старалась прятать концы в воду.

Так, в Литературной энциклопедии 1929 г. (Т.2) на странице 326 читаем: «Всероссийский Союз Писателей — см. «Союз писа­телей»; «Всероссийский Союз Поэтов — см. «Союз поэтов». Хорошие были образования. Только информации все же в Литературной энциклопедии о них так и не появилось. 10 том, где она должна была бы содержаться, так и не выйдет. В 11 томе слова идут с буквы «С», но, согласно алфавитному порядку, это слова, следующие после слова «союз» (Эпоха еще только училась не оставлять следов). Нет и 12 тома этой уникальной «двенадцатитомной» энциклопедии, состоящей из 1—9 и 11 томов. Кто же мог предположить, что по мере выхода томов материал будет не увеличиваться, а сокращаться.

Отдавая отчет в том, что изменение режима функционирования литературы в конце 20-х годов было следствием не столько внутрилитературных, сколько общеполитических изменений, осмелимся предложить и еще один вариант границы между вторым и третьим (30-е гг.) периодом. Учитывая, с какой стремительностью нарастала к концу 20-х кампания перемещений и переучиваний, перевоспитаний (в 1927 отстраняется от редактирования «Красной нови» А.К. Воронский, отстраняется он и от работы в издательстве «Круг»; к концу 20-х развертывается травля Булгакова, Пильняка, Замятина и др.), полагаем, что дело двигалось к полной ликвидации «единоличного» литературного хозяйства и порождаемой им духовной оппозиции (легальной, разумеется). Вспомним, что уже середина 20-х отмечена примерами цензур­ной «строгости» по отношению к Б. Пильняку, М. Булгакову... С Е. Замя­тиным дело вообще было неприличным для «свободного» общества. Речь идет о произведениях, которые просто не публиковались нигде. Речь о «разгромных» оценках «Мы», романа, которого читатель России вообще не читал. Текст романа между тем цитировался. Конечно же, А.К. Воронский, громивший Замятина, и вообразить не мог, что скоро те же методы «критики» будут применены к нему. Иногда думаешь: вот что получается, когда другому роют уже слишком большую яму («котлован»).

При всех строгостях, однако, возможность существовать в некоторой оппозиции для художника все-таки сохранялась. Тому способствовали частные и кооперативные издательства (подробнее см.: Издательства литературные в СССР // КЛЭ. Т. 3), срок жизни которых не был долгим. Учитывая все это, полагаем возможным провести линию демаркации следующим образом: 20 мая 1929 г. В этот день открылся V съезд Советов СССР, на котором и был взят курс на сплошную коллективизацию. Слово «сплошную», думается, и следует понимать как не только коллективизацию крестьянских хозяйств. Не с этого ли периода переход к колхозу, простите, «союзу», писателей с его принципиальным идейно-эстетическим единством становится неизбежным. Не с этого ли периода становится неизбежной и принципиальная оппозиция художников, которые уже без всяких иллюзий разучивали эзопов язык и использовали «стол», как почтовый ящик для писем «читателю в потомстве». Во всяком случае, на открытую оппозицию в условиях государственных издательств и единого во всех отношениях Союза писателей рассчитывать было нельзя. Это, разумеется, не означает полного отказа от системы иносказательных форм. Настоящий художник даже тогда, когда он очень хотел быть писателем советским и соцреалистическим, не мог перестать быть художником, не мог не сказать того, с чем его на тот свет просто не пустили бы, как колдуна, не подготовившего себе замены на земле.

Таким образом, круг вариантов границы между 20-ми и 30-ми гг. сводится к следующим датам: 23 апреля 1932 г.; 17 августа — 1 сентября 1934 г.; 1932 — 1934 гг.; 20 мая 1929 г.; 1924-1934 гг.

Возможно, что варианты на этом не кончаются. Начавшийся третий период можно назвать в отличие от литературы первого послереволюционного десятилетия (первый и второй период) литературой казарменного социализма. Варианты заглавия не исключаются. Изменение условий функционирования, изменения основных проблем и тем, связанные с Великой Отечественной войной, не меняют характера отношений литературы и читателя, литературы и государственного аппарата. Поэтому, думается, что наряду с более дробными периодизациями (30-е; литература периода Великой Отечественной войны; литература первого послевоенного десятилетия) может существовать и менее дробная: 1932 — сер. 50-х, либо 20 мая 1929 г. — сер. 50-х гг., с необходимым выделением внутри периода соответствующих изменениям обстоятельств подпериодов. Такое членение литературного процесса отражает и степень зависимости художественных концепций от смены концепций идеолого-политических.

«Крайний» период. «Оттепель». (ШЕСТОЙ ПЕРИОД: Ё. 6)

Не будем закрывать глаза на не делающий нам чести факт, что степень свободы, демонстрируемая в официально признанной литературе, отражала степень разрешенного обществу вольномыслия. Именно поэтому так единодушно начнет обновляться литература после XX съезда КПСС. Не будем также забывать, что, кроме потока литературы, был и художник, был и путь индивидуальности, не всегда совпадавший в своих периодах с периодами потока. Однако прозрения художника в условиях жесткого регулирования литературным процессом (процессом публикаций, процессом чтения, оценивания, награждений и т.п.) не создавали волны подражаний, «инерции». В лучшем случае дело могло закончиться волной единодушного осуждения (как было, например, с Пастернаком — автором романа «Доктор Живаго»).

Итак, где же проходит грань между литературой периода сталинизма (административно-командной системы, казарменного социализма и т.п.) и литературой, которую очень скоро и очень осторожно стали именовать «современной советской литературой»?

***

Всякую литературу когда-нибудь да называли современной. «…Но эту!…» Эту звали современной уж очень долго. И даже тогда, когда для более поздней литературы придумали много новых и иногда очень красивых имен, как, например, «литература развитого социализма», эту продолжали звать современной. И во многих трудах, посвященных литературе 60-х, 70-х и даже 80-х годов, говоря о современной литературе, можно было начинать с самой что ни на есть «Судьбы человека» М.А. Шолохова. И ни­кого бы это не покоробило, не удивило. Очевидно, изо всех современных литератур самой долгой была жизнь современной советской, включающая почти три с половиной десятилетия.

Однако оттого, с какой точки начинается ее долгая биография, зависит многое в оценке ее единиц.

Здесь диапазон вариантов очень широк.

Во-первых, конечно, XX съезд КПСС. Это была настоящая революция в сознании, с неизбежными трагедиями, потерями и переоценками. Человек, с именем которого связывали все значительные события, был решительно дискредитирован и уничтожен в глазах обывателя. Кроме того, процесс реабилитации вызывает волну «возвращений» в литературу большого круга имен: публикуются произведения А. Платонова, И. Бабеля, Б. Пильняка... Литература уже к началу 60-х напоминает по многообразию художественных исканий литературу 20-х. Возрождается в ней и то состояние свободы, обновления и веры в завтрашний день, которые были в тех произведениях 20-х, где так сильно звучал пафос пробуждения в сознании личности чувства субъекта истории.

Однако вскоре наряду с 1956 г. (год XX съезда КПСС) стали называть и другие цифры. Так, всплыла дата II Всероссийского съезда советских писателей — 15 декабря 1954 г., на котором, почтив память И.В.Сталина вставанием, делегаты достаточно дружно осудили преувеличение личности, не обозначив, правда, о какой именно личности шла речь. Осудили просто — и все! Осудили преувеличение как таковое, …безотносительно. Кроме того, осудили «Оттепель» И. Эренбурга, осудили В. Панову и В. Некрасова за некоторые неясности в их позиции. Поспорили. Позадирали друг друга. Продемонстрировали, одним словом, готовность к пробуждению сознания.

Всплывает на поверхность и дата съезда писателей РСФСР — 1958 г. Съезд этот был первым для российских писателей. Тогда же из списка разгромных постановлений (Постановление ЦК ВКП (б) 1946 г. «О журналах «Звезда» и «Ленинград», «О репертуаре драматических театров и мерах по его улучшению», «О кинофильме «Большая жизнь», «Об опере «Большая дружба» — 1948 г.), из списка проведенных кампаний по решительному перевоспитанию композиторов (А. Хачатуряна, Д. Шостаковича, С. Прокофьева и др.), космополитов, врачей, «безыдейных» писателей (М. Зощенко, А. Ахматова, Л. Леонов) и др. благодаря этому съезду некоторые были вычеркнуты по причине признания чрезмерности предъявленных в их адрес претензий. Остальные были вычеркнуты позднее. Но только 1988 год окончательно закрыл этот вопрос.

В качестве точек отсчета истории современной литературы называют также Мартовский и Сентябрьский пленумы второй половины 50-х годов. Наконец, называется III Всесоюзный съезд писателей 1959 г., где осудили «Новый мир» за публикацию статьи В. Померанцева, романа «Не хлебом единым» В. Дудинцева и произведений А. Яшина и Д. Гранина. По мере приближения к 60-м годам дух свободы выветривался. Пройдет кампания травли Б. Пастернака, разразится гроза над так называемыми формалистами, молодыми художниками, поэтами. В 1968 г. «Отблеск костра» Ю. Трифонова будет допущен к публикации как «закрывающее» сталинскую тему произведение.

Так неотвратимо «оттепель» сменялась «заморозками», так естественно и искусственно размывалась граница между литературной эпохой сталинизма и литературной эпохой, начало которой ознаменовалось оценкой культа личности Сталина. Размывание чёткой границы подчинено было одной цели — стереть из памяти современников те несколько лет, когда казалось, что появилась возможность освободиться от власти партократического режима и режима идеологического единомыслия.

Наступление «заморозков» в сочетании с событиями 1968 года в Чехословакии и акциями протеста у нас в стране вызвало развитие правозащитного движения, по-своему сказавшегося на литературном процессе. Так называемая современная литература развивается в условиях всё более ужесточающегося идеологического режима, в условиях усиливающегося правозащитного движения в стране, находящего все более полную поддержку за рубежом в кругах идеологов антикоммунизма и представителей русской эмиграции. Русская литература второй половины XX века развивается в трех интенсивных руслах: официально признанная, т.е. легальная, андеграунд, третья волна русского зарубежья.

«Крайний» период. Перестройка второй половины 80-х годов (ВОСЬМОЙ ПЕРИОД. З. 8)

Во второй половине 80-х годов начинается совершенно новый период в истории отечественной литературы. Он сравним только с революцией: слишком значительны произошедшие изменения политической, экономической, духовной сфер… Реабилитируются все жертвы нашей более чем семидесятилетней истории. Возвращаются все духовные ценности: философия, религия, научные и художественные труды, созданные не на коммунистической идеологической основе.

Возвращенная литература стала во второй половине 80-х годов самым значительным явлением современного литературного процесса. Впервые читатель получил возможность свободного выбора, впервые в читательском сознании слились три мощных потока русской литературы: андеграунд, зарубежье и советская литература, созданная на почве государственной идеологии. Это соединение и вытекающие из него возможности соотносительных оценок в первое время настолько захватило читающую и пишущую публику, что могло показаться - процесс знакомства с историей литературы в ее многоликости и разнонаправленности, в ее свободе (для нас — на вырост) притупил интерес к литературе молодой, рождающейся на наших глазах. Когда же стало невозможным более не замечать заполонивших книжный рынок произведений ещё вчера неведомых широкому читателю авторов - шок, брезгливость и отвращение, восторг и надежда вперемежку определили оценку художественной продукции последних лет.

Это безудержное наслаждение свободой, породившее явления высокой литературы и откровенный ширпотреб и дешёвку, в конце ХХ века утрачивает значение первостепенного фактора историко-литературного развития. С начала нового века ощутимо проявляет себя процесс стркутурирования литературной продукции. Рынок это почувствовал мгновенно, и в современных магазинах обозначились стеллажи с литературой массовой (женская проза, фэнтези, детективы, боевики…) и для «высоколобых», классика и сентиментальные мемуары, эссе… Так осуществилось плавное смещение литературы «ВЗРЫВА» в сторону упорядоченной литературы «КУЛЬТУРЫ».

 

 

Серафима Николаевна Бурова

 

 

ИСТОРИЯ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ XX ВЕКА

 

 

Учебно-методический комплекс

для студентов специальности

«Филология»

 

 

Подписано в печать ________________ г. Тираж_______ экз

Объем________ п.л. Формат 60х84/16. Заказ № ________.

Издательство Тюменского государственного университета

625003, г.Тюмень, ул. Семакова, 10