Второй период (В. 2. «серединный»)

Даже беглого взгляда на картину литературной жизни 20-х гг. достаточно, чтобы обнаружить резкие черты несходства с предшествовавшим периодом.

1. Необычайно оживляется издательская деятельность. Появляется большое количество разнообразных журналов, что свидетельствует о том, что период ораторски-газетной жизни, устно-публицистической сменился письменной, литературной.

2. Необычайно актуализируется роль литературных группировок как единиц литературного процесса. Эти литературные образования используют как свои печатные органы журналы и альманахи («Леф», «На посту», «Октябрь» и др.).

3. Доминирование малых жанров литературы первого периода уходит в прошлое. В 20-е годы литература обретает жанровое разнообразие, которое вполне созвучно многообразию стилевому.

Все это свидетельствует о том, что 20-е годы — в полной мере отличный от предшествовавшего период. Проблема в том, где проходит демаркационная линия, постановкой каких вопросов отмечены верхние границы периода?

Кроме документов от декабря 1920 года, история предлагает и иные варианты «точек отсчета».

Осенью 1920 г. разгромлен Врангель. В декабре 1920 г. VIII Всероссийский съезд Советов рабочих, крестьянских, красноармейских и казачьих депутатов обращается «Ко всем трудящимся России» с поздравлением по поводу успешного завершения гражданской войны. Это тоже повод для установления демаркации, как и то, что завершение борьбы с Колчаком, Юденичем, Деникиным, Врангелем не означало наступления мира: в марте 1921 года революционные кронштадтские моряки выступят против политического курса большевиков. Мятеж будет жестоко подавлен, как были подавлены и крестьянские волнения в По­волжье, Мещере, на Тамбовщине. Все эти события в разной степени получили в печати ложное истолкование, опровергающее­ся только в публикациях последних лет. Начиналась новая страница борьбы правительства со своим народом (см.: Иван Ермолаев. «Вся власть Советам!» // Дружба народов. 1990. 3).

Возможна и иная точка отсчета.

В марте 1921 г. состоялся X съезд РКП (б). На нем принимаются решения колоссального значения, политического и экономического.

Во-первых, без новой экономической программы, принятой съездом, невозможно представить того оживления издательской деятельности, которым отмечена жизнь 20-х гг. 30 июля 1921 года разрешается частная торговля.

Кроме того, X съезд принимает и еще ряд решений, определяющих режим внутрипартийной жизни. А. Авторханов в статье «X съезд и осадное положение в партии» (Новый мир. 1990.3) высказывает мысль, что основы того внутрипартийного режима, который со временем неизбежно вел к той самой административно-командной системе, оказавшейся исключительно жи­вучей, были заложены именно на X съезде РКП (б) и Лениным. Это тоже может быть рассмотрено как исходное положение при периодизации литературы. Разве не к подобной системе придет и литература, когда организуется в начале 30-х годов в Союз писа­телей с его гигантскими ответвлениями, с его мощным аппаратом управления!

А может быть, кому-то покажется более обоснованным внимание к иным фактам.

Оживление частной торговли и предпринимательства не могло быть долгим, никто не разрешил бы оппозицию ради нее самой. И уже через год, на XI съезде РКП(б), высказывается мысль о необходимости наступления на капиталистические элементы. В августе 1922 года 12 партконференция обсуждает задачи партии в связи с возрождением буржуазной идеологии в стране и принимает решение о высылке из РСФСР наиболее активных «внутренних эмигрантов» из числа ученых, писателей, журнали­стов. Около 200 человек были высланы из страны в августе — сентября 1922 г. Вместе с отъездом из страны в октябре 1921 г. Горького это событие выглядит весьма впечатляюще. Подробнее об этом можно прочитать в статье М. Геллера «Первое предостережение…» // Вопросы философии. 1990. 9.

Депортация большого числа русской интеллигенции не могла не вызвать резонанс внутри страны и вне ее. Это было значительное политическое событие. С этого момента правительство РСФСР освобождается от сильной духовной оппозиции. С этого момента русское литературное зарубежье укрепляется кадрами высочайшей квалификации. С этого момента «русские за рубежом» — не отдельные группы людей, не отдельные судьбы, — мощное ответвление русской национальной культуры, по-своему напитавшее и культуру Востока, Запада, Америки, по-своему впитавшее в себя традиции тех регионов и стран, которые дали приют представителям России.

Изгнание интеллигенции в 1922 году подобно насильственному включению Пролеткульта в ведение Наркомпроса, подобно упразднению в 1932 году группировок, подобно насилию над М. Булгаковым, Е. Замятиным, Б. Пильняком, И. Бабелем, А. Ахматовой, О. Мандельштамом, Н. Гумилевым...

Есть и еще один вариант границы. Последний.

В 1923 году выходит из печати книга одного из «вождей» революции Троцкого Л.Д. «Литература и революция». И хотя у автора этой книги оставалось уже мало времени для спокойной жизни и почивания на лаврах, книга на много десятилетий установит режим историко-литературных оценок. Им суждено будет пережить своего автора. Эта книга — шкала духовных ценностей социалистического искусства с некоторыми, разумеется, исключениями.

Итак, варианты демаркации выглядят следующим образом: конец 1920, весна 1921, осень 1922—1923. От наших оценок зависит устанавливаемая нами граница.

Если в основе нашей периодизации лежат те процессы, что про­исходят в социальной психологии: перенос акцентов с вопросов военно-политической сферы на проблемы хозяйственного и культурного строительства, завершение периода ожидания мирового «пожара в крови», то скорее всего мы остановимся на 1920 годе.

Если за основу берутся процессы государственного строительства, которые, разумеется, тоже самым непосредственным образом скажутся на вопросах литературного строительства, — то мы предпочтем остановить свой выбор на 1921 годе, на процессах перестройки государственного аппарата, на изменении механизма взаимоотношений искусства и государства, на том, что после 1921 г. искусство функционирует в условиях все менее опосредованного, все более непосредственного регулирования со стороны государства.

Если за основу берем логику истребления государством своего идеологического противника, то скорее всего точку отсчета движения литературы к ее идейному единству будем искать в истории суда большевиков над бывшими единомышленниками — эсерами (июнь 1922 г. — подробнее см.: Л. Флейшман, Р. Хьюз, О. Раевская-Хьюз. Горький и дело эсеров. Из писем М. Горького к Б. Николаевскому // Дружба народов. 1990. 12), во времени появ­ления таких мобилизующих на идейную непримиримость работ, как статья В.И. Ленина «О значении воинствующего материализма» (март 1922), в истории насильственной высылки за пределы России потенциальных и реальных духовных оппонентов и публикации поистине директивного для литературного развития труда Л.Д. Троцкого «Литература и революция».

Нужно ли напоминать, что при любом выборе мы будем обязаны соотносить характеристику границ с анализом поэтики и динамики литературного процесса, его структуры и его художественных вершин.

***

Литература второго периода функционирует в относительно стабильной обстановке: оппоненты отстреляны и отосланы. Поэтому политические вопросы будоражат сознание в гораздо меньшей степени, чем в предшествовавший период, но — не следует забывать! — в гораздо большей, чем в последующий, когда единомыслие будет обнаруживаться даже в позициях прокурора и обвиняемого, палача и жертвы.

Нельзя не заметить, что богатство художественных направлений в литературе 20-х годов вызвано богатством и разнообразием конструктивных программ творческих группировок, кстати сказать, далеко не во всем согласующихся с директивными установками «Литературы и революции» Л.Д.Троцкого. Магистрали программ станут совпадать с пожеланиями вождей позднее, когда будет создан идеально управляемый Союз писателей. А пока отношения искусства и государства регулируются с помощью чрезвычайных мер, определяющих «магистрали» развития и границы свободного волеизъявления. К такого рода чрезвычайным документам, демонстрирующим целеустремленность партийного руководства, следует отнести резолюцию ЦК РКП (б) «О политике партии в области художественной литературы», опубликованную 1 июля 1925 г. в «Правде» и «Известиях». Среди откликов особого внимания заслуживает опубликованное в «Известиях» обращение «От Федерации советских писателей», создавшейся 14 июля 1925 г., т.е. через две недели после публикации резолюции ЦК РКП(б). (Тексты публикаций (в сокращении) и подробности см.: История русской советской литературы: В 4 т./Хроника литературной жизни. Т. 1).

Резолюция ЦК РКП (б) от 1925 г. органично связана с партийными документами 30-х годов: с Постановлением ЦК ВКП (б) «О перестройке литературно-художественных организаций», опубликованным в «Правде» 24 апреля 1932 года, с хорошо организованными кампаниями по награждениям и чествованиям юбиляров, по проведению панихид... В 1933 году отметили даже и годовщину публикации Постановления «О перестройке». Наконец, логичным завершением блестяще продуманной подготовительной кампании явилось создание Союза советских писателей, состоявшееся на Первом Всесоюзном съезде советских писателей, проходившем 17 авг. — 1 сент. 1934 года.

Подробнее о контексте, в котором рождались основные политические установки, определяющие развитие литературы, можно почитать в уже упоминавшейся Хронике литературной жизни. Кроме того, превосходный по своей полноте и компактности материал содержится в разделе «Литературные дискуссии» // Краткая литературная энциклопедия. М., 1978. Т. 9. С. 441—472.

Однако не следует забывать о принципиальной разнице партийных документов 1925 и 1932 гг. В 1925 г. партия направляла, как принято говорить, работу относительно самостоятельных литературных образований, а в 1932 г. речь шла уже о ликвидации образований, т.о., обнаруживается довольно существенное, хотя и сугубо внешнее отличие литературы 20-х гг. от литературы предшествовавшего периода (где литературные группировки не определяли характера духовных исканий художников. Кроме такого рода образований, как Пролеткульт, разумеется) и от литературы 30-х гг., где литературные группировки оценивались уже как тормоз в развитии литературы, достигшей такого идейного единства, при котором возможным стало создание единого Союза писателей.