Пукающая подушка восстанет снова

Для затравки интриги двусмысленное утверждение подходит несравнимо более, нежели прямое. Чем больше заключено интриги в том, что вы хотите предложить другим людям, тем сильнее они будут стремиться принять участие. Так, например, меня, как Сатаниста, часто расспрашивают о сексуальных оргиях глубоко неудовлетворенные люди. Заговорщически подмигнув, я вызываю у них слюноотделение большее, чем если бы я пустился в детальное описание. Бессмысленно пытаться преуспеть на проторенных дорожках современных порнографов.

Я никогда не забуду одного человека, с которым некогда работал на карнавале. Он содержал то, что было известно как “секс-шоу”, Его невозможно было спутать со стриптиз-шоу, поскольку “секс-шоу” состояло из палатки, украшенной медицинскими плакатами, наглядно демонстрировавшими чудеса человеческой репродуктивной системы, запущенные случаи венерических болезней а также груди и ягодицы хоттентотовских женщин в различных стадиях развития. За веревочными оградами находились экспонаты: восковой ребенок о двух головах (известный в карнавальных кругах как “маринованный панк”), пара “средневековых” поясов целомудрия (изготовленных жестянщиком из Таксона), набор щипцов, зажимов, катетеров и насосов для откачки молока из груди (под стеклом), восковая копия безносого лица несчастного сифилитического джентльмена и другие чудеса просвещения. “Доктор” зазывал ротозеев в палатку, появляясь на ужасном возвышении в компании со смазливой блондинистой бабенкой, одетой в нуждающейся в стирке униформу медсестры на два размера меньше. С обшарпанным отражателем, прилепленным на лбу, и стетоскопом на шее доктор в хирургическом халате расписывал микроцефалитическое состояние какого-нибудь дурачка, заимствованного из соседнего шоу, как результат дефектных генов. Дурачок, стоящий рядом с доктором, с невинным видом глупо улыбался, кивая головой на короткой шее, словно подтверждая непонятную для него речь доктора. После этого доктор не продавал лекарства, чего вполне естественно было бы ожидать, а продолжал вести куда более изощренную игру.

После того, как клиенты заполняли палатку, чтобы увидеть тайны человечества и чудеса жизни, начиналась настоящая магия. Когда десятиминутная экскурсия заканчивалась около последнего экспоната (маринованного панка, представляемого с кратким рассуждением о неправильном половом воспитании), зрители могли видеть сквозь полог палатки в самом дальнем углу музея слабое свечение. Предположительно, оно исходило из жилого помещения, куда деревенщина была не прочь заглянуть.

В то время, как клиенты украдкой заглядывали за освещенный полог, доктор начинал кульминацию своего выступления. Поскольку аудиенция состояла из одних мужчин (правило, которое почти никогда не нарушалось), она непременно изъявляла желание взглянуть своими глазами на “современную методику сексуальной гигиены”. Пониженным тоном док сообщал, что сейчас им будут показаны упражнения и вещи, которых следует избегать во имя сохранения здоровья тела и души.

Те, кому “доводилось” заглянуть за полог палатки во время проповеди дока, видели там вышеупомянутую медсестру, развалившуюся на потрепанной кушетке и читавшую киношный журнал; обширные ляжки просматривались над верхом ее чулок. На маленьком ночном столике сбоку от нее находилась огромная банка вазелина. На стене, прямо над кушеткой медсестры, была прикреплена простыня чуть белее ее униформы, игравшая роль экрана. Остальное место было занято двадцатью складными стульями. Складной фанерный стол напротив кушетки помещал на себе обшарпанный проектор. Из увиденного простаки делали вывод, что это шоу не должно быть пропущено. Небольшая толпа, которая оставалась чтобы послушать и поглазеть, к этому времени внимала каждому слову доктора, который сообщал что “число мест для просмотра ограничено”. Место стоило всего 50 центов, но лекция и демонстрация “разрешалась к просмотру лишь серьезными людьми, интересующимися искусством, анатомией и медициной”.

Увидев блеск в глазах серьезных студентов, док разражался своей последней речью перед тем, как принести пачку билетов. “Итак, друзья, мне осталось лишь добавить, что все, что сейчас вам предстоит увидеть, вы будете помнить до конца своей жизни!” Произнося эти слова, он наклонялся вперед, как бы стараясь не проглядеть кого-нибудь, кто незамеченным пробрался в палатку. Затем он поднимал вытянутый средний палец на всеобщее обозрение, складывал другую ладонь трубочкой, надевал ее на палец и несколько раз пропихивал его, хитро при этом подмигивая.

Дальнейших приманок не требовалось. Доктор не успевал отрывать билеты. Когда же аудиенция наконец рассаживалась, обнаруживалось, что перезрелой медсестры и след простыл. Она уже находилась на возвышении вместе с доктором, разогревая новую толпу, в то время как ассистент материализовывался в “аудитории”. То, что затем видела деревенщина, было 16-мм фильмом, в котором показывалось кесарево сечение и последующий уход за новорожденным в инкубаторе, затем следовала прекрасно поставленная военным министерством драма – трогательная история солдата, который встретил в отпуске девушку, не позаботился о резинке и подцепил болезнь Пятнадцатиминутная эпопея кончалась пятью восхитительными минутами смонтированных без перерывов крупных планов гноящихся шанкров, выеденных полостей и лопнувших нарывов.

К концу фильма весь несъеденный попкорн, мороженое и апельсиновые соки оставлялись под сиденьями и, по крайней мере, один сельский парень чувствовал приступ тошноты. Никто не высказывал неудовольствия, когда шоу заканчивалось.

Имя доктора должно остаться в тайне, потому что, возможно, сейчас он практикует в крупной больнице. Одно, без сомнения, ясно: непреодолимое желание вырастает из неопределенности, и потребность тайны в жизни каждого человека нуждается в ублажении всякого рода ухищрениями, доставленными соответствующим образом.