Мы поможем в написании ваших работ!



ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?

Д. Реале, Д. Антисери. Западная философия от истоков до наших дней. Том 4. От романтизма до наших дней. - тоо ТК "петрополис", санкт-петербург, 1997. - 880 С. 45 страница

Поиск

 

Таким образом, по Мангейму, пропасть разделяет релятивизм и реляционизм как факт относительности всех знаний о естественно-научных феноменах. Научное познание сегодня связано с эпохой, о которой идет речь, с набором инструментов и сведений, которыми данная эпоха располагает. Научные теории, уважающие условия и характер научного метода, всеобщи и равнозначны для всех, даже если грядущая эпоха их опровергнет. Так есть ли вообще критерий для отбора концепций? Если любой интеллектуальный феномен относителен, т.е. отсылает к определенному социальному контексту, не значит ли это, что, оказавшись перед лицом закрытых концепций, мы неизбежно оказываемся в плену релятивистского хаоса?

 

Понятие реляционизма Мангейм расшифровывает как «культурный релятивизм», в рамках которого разные социальные универсумы открыты друг другу для энергетического и информационного обмена. Нельзя не заметить, что эпистемологическая основа концепции Мангейма достаточно хрупка. Ей не достает ясно проведенных различий между теорией и доказательством, контролируемыми теориями и неконтролируемыми. Тем не менее Мангейму удалось обозначить серию проблем, актуальных для современной европейской и американской социологии.

 

8. ХАИМ ПЕРЕЛЬМАН И «НОВАЯ РИТОРИКА»

 

8.1. Что такое теория аргументации?

 

«Трактат об аргументации: новая риторика» (1958) X. Перелъман (1912—1984), профессор Брюссельского университета, написал в соавторстве с Л. Ольбрехтс-Титека (L. Olbrechts-Tyteca). Кроме экспрессивных и эмотивных дискурсов, математических дедукций и эмпирически проверяемых теорий есть сфера аргументов, которые, не обладая доказательной силой, все же ориентированы на то, чтобы убедить в правоте некоего тезиса. В самом деле, понятны рассуждения философа, опровергающего чьи-то аргументы и защищающего собственную теорию, как не менее понятна беседа двух друзей, решающих, как лучше провести вместе каникулы. В правовых, этических доктринах и многих других сферах есть рациональные, но не демонстративные доказательства. Там, где ценности (возвышенные или вульгарные) устанавливаются игровым способом, логика строгих доказательств бесполезна.

 

Теория аргументации методично изучает доводы здравого смысла в ситуациях выбора со ссылкой на ценности, когда исключено насильственное навязывание какой бы то ни было доктрины. Отличая аргументацию от демонстрации, логику от риторики, ученый пытается восстановить этику в царстве разума, даже если речь идет о практическом (нетеоретическом) разуме. Н. Боббио заметил, что после триумфа математизированного разума впервые обнаружили, что осталась незавоеванной и неисследованной земля — область рассудка или даже рассудительности. Со времен Декарта разум отождествляли с ясными и отчетливыми идеями, демонстрируемыми с помощью аподиктических доказательств. Геометрическая модель рациональности стала единственным типом строго научного мышления.

 

8.2. «Рассудительность» — не рациональность и не эмоциональность

 

Теория аргументации возникла как результат раскола традиции аподиктического картезианского разума «Наш метод, — пишет Перельман, — радикально отличается от способа социальных, политических и философских рассуждений по модели, заимствованной из дедуктивных и экспериментальных наук». Разрыв «новой риторики» с картезианской традицией, господствовавшей три столетия в западной философии, означает также «возобновление античной риторики и греческой диалектики», искусства убеждать, вести дискуссию и умения разрешать сложные проблемы. Перельман исполнен желанием возродить эту «славную вековую традицию».

 

 

Это не простая техника пропаганды. Изучение риторики показывает, что человек состоит не только из эмоций и душевных порывов, с одной стороны, и холодных умозаключений — с другой. Наряду с рациональным есть еще и человек рассудительный. Новая риторика пытается вырвать из пропасти произвола и чистой эмоциональности мир ценностей, нуждающихся в поддержке со стороны рассудка Это хорошо понимали древние греки, особенно Аристотель, автор «Топики» и «Риторики».

 

Для решения поставленной задачи необходим анализ структуры, функций и границ убеждающего дискурса. Такой анализ показывает, что область убедительного не совпадает ни с чисто рациональным, ни с иррациональным. Вычленяя различные структуры аргументации, Перельман обратил внимание на широкий спектр возможных дискурсов и техник обоснования в гуманитарных науках, политических диспутах, речах адвокатов и судебных заключениях.

 

8.3. Аргументация и аудитория

 

Рассудочную аргументацию отличает от рациональной обращение к аудитории. Математика, к примеру, обращена к универсальной аудитории, т.е. имеет в виду всех и никого конкретно. Аудитория адвоката, священника, политика, журналиста всегда конкретно ограничена. Оратор должен думать о тех, кого он собирается убедить. Глава правительства, обращаясь к парламенту, может априорно исключить как слушателей членов оппозиции. Журналист во время интервью думает скорее о читателях журнала, чем о собеседнике.

 

Аргументирующий должен иметь в виду набор посылок, общих для него и слушателей. Во-первых, предпосылки могут быть из разряда реальных фактов, во-вторых, категориями ценностных предпочтений. В-третьих, выбор данных предшествует аргументации и интерпретации применительно к характеру поставленной задачи. Текучесть понятий, неопределенность, пластичность, свойственные всем неформализованным языкам (и даже большей части научных языков), могут быть умело обыграны в процессе обоснования. Немалый эффект может произвести форма подачи тезисов и аргументов. Литературной форме и техническим моментам аргументации во всей ее сложности придавал серьезное значение Н. Боббио.

 

Помимо сочинений Перельмана вклад в теорию аргументации внесли такие ученые, как С. Тулмин («Способы использования аргументации», 1958), Г. Джонстоун («Философия аргументации», 1959). Новой риторике посвящены коллективные монографии «Философия, риторика и аргументация» (1965), «Риторика, магия и природа у Платона* (1965).

 

Глава тридцать четвертая

Развитие экономической теории: австрийский маржинализм и интервентизм Джона Мейнарда Кейнса

 

1. АВСТРИЙСКАЯ ШКОЛА ЭКОНОМИКИ

 

1.1. Отказ от трудовой теории стоимости

 

Теоретическое ядро классической политэкономии А. Смита и Д. Рикардо заключено в понятии стоимости, согласно которой стоимость товара зависит от количества социально необходимого труда, затраченного на его производство. Так, если двое рабочих потратили на производство одного стола пять часов, то на рынке этот стол можно поменять на любой другой товар, созданный двумя рабочими за пять часов. Идея трудовой стоимости стала основой теории революции, которая, по мнению Маркса, должна была положить конец институту частной собственности и открыть эру коммунистического общества.

 

В 1871 г., спустя четыре года после выхода первого тома «Капитала», Карл Менгер (1840—1921) опубликовал в Вене «Принципы политической экономии» и в том же году появилась «Теория политической экономии» Уильяма Стенли Джевонса (1835—1882) в Англии. Вместе с «Элементами чистой политической экономии» французского ученого Леона Вальраса (1834—1910), вышедшими позднее, в 1874 г., эти сочинения знаменовали собой рождение неоклассической экономии, более известной как маржинализм. Последний не только отверг трудовую теорию стоимости, но и выдвинул закон убывающей предельной полезности.

 

 

Теория, писал К. Менгер в «Принципах политической экономии», согласно которой количество затраченного труда и производственные затраты регулируют товарообмен, оказалась в противоречии с практикой и при дальнейшем анализе показала свою недостаточность. Множество предметов, несмотря на огромные затраты и высокую себестоимость, на рынке не находят покупателя, либо продаются за бесценок. В то же время дары природы нередко достигают высоких цен. Таким образом, формулируя экономические законы, нельзя пренебрегать фактом, что цена, за которую мы приобретаем нужный нам предмет, часто не зависит от труда и производственных затрат. Напротив, мы беремся за работу и вкладываем средства в то, что, по нашему разумению, может быть продано по высокой цене. Кроме того, однажды затраченный труд, добавляет к словам Менгера Джевонс, не влияет более на будущую стоимость предмета: труд исчезает как таковой.

 

1.2. Закон убывающей предельной полезности

 

Доказательство несостоятельности трудовой теории стоимости находит свою позитивную часть в законе убывающей предельной полезности. Реальность — это и мир потребления. Понять законы экономической деятельности нельзя иначе, чем вникнув в способ, каким удовлетворяются насущные потребности. Однако наши нужды носят индивидуальный характер.

 

Все товары и услуги могут быть более или менее полезны. Полезность товара (или услуги) состоит в чувстве удовлетворения собственника или покупателя. Если индивид приобретает дополнительное множество товаров, то общая полезность, удовлетворение и насыщение возрастает, но не пропорционально, а по убывающей, вплоть до той точки, где нет не только эффекта полезности, но объекты становятся даже бесполезными. Так например, когда, мучимые жаждой, мы выпиваем стакан воды, наслаждение и польза очевидны. Второй стакан воды еще полезен, но с третьим стаканом польза, очевидным образом, станет убывать. Пятый стакан, скорее всего, вызовет чувство тошноты. Полезность каждого последующего стакана воды снижается до нулевой отметки, иногда вплоть до негативной оценки. Бифштекс просто необходим для истощенного организма и совершенно бесполезен для убежденного вегетарианца. Полезность денег, например, прямо зависит от их количества, имеющегося в нашем распоряжении. Для миллиардера 10 долларов — ничто, но для голодного клошара — это шанс протянуть до следующего утра Трудно сравнить удовольствия сытого буржуа, раздумывающего, какую сигару ценой 1 шиллинг предпочесть, и трудяги, покупающего на тот же шиллинг запас табака на целый месяц.

 

 

Эти примеры подводят нас к формулировке закона убывающей предельной полезности. По мере потребления индивидом товара относительно потребления других товаров, предельная полезность запрашиваемого товара — в зависимости от условий — стремится к убыванию, относительно предельной полезности других использованных товаров. Ясно теперь, почему наличие на рынке огромного количества товаров означает снижение цен на них. В свете этого закона также понятна и тенденция оптимизации экономических ресурсов и т.п.

 

После сказанного можно сделать вывод, воспользовавшись словами Карла Менгера: «Стоимость определенного количества материальных благ, имеющихся в распоряжении индивида, приравнивается к значению наименьшей степени его удовлетворенности общим количеством благ». Или то же самое, но словами Джевонса: «Стоимость товара зависит исключительно от конечной степени его полезности».

 

1.3. Четыре поколения австрийской школы экономистов

 

Основателем австрийской экономической школы был Карл Менгер (1840—1921). Его «Принципы политической экономии» (1871) стали классическим сочинением для многих экономистов. «В исследованиях о методах социальных наук и политической экономии в особенности» (1883) Менгер обосновывает примат теории в экономике, полемизируя с молодыми немецкими экономистами (например, Густавом Шмоллером), сводившими изучение экономики к историческому изучению экономических фактов. Менгер показал, что большая часть социальных институтов (среди которых язык, деньги, государство, город, рынок) является неинтенциональным следствием человеческих поступков, ориентированных на достижение иных целей. Шмоллер резко критически отреагировал на последний тезис. В ответ Менгер написал полный сарказма очерк в форме писем к другу под названием «Ошибки историцизма» (1884).

 

Дело Менгера с энтузиазмом продолжили Бём-Баверк (Eugen von Bohm-Bawerk, 1851—1914) и Визер (Friedrich von Wieser, 1851—1926). Бём-Баверк известен как автор монументального труда «Капитал и прибыль»: «История и критика теорий процента на капитала» (том 1, 1884) и «Позитивная теория капитала» (том 2, 1889). В работе «Критика теории Маркса» Бём-Баверк подверг критике марксистскую экономическую теорию.

 

Со своей стороны, Визер в «Теории общественного хозяйства» (1914) проанализировал феномен стоимости не только в условиях рыночной конкуренции, но и в широком социальном контексте. Известны также его работы «Конец Австрии» (1919) и «Закон власти» (1926).

 

 

Если Менгер представляет первое поколение австрийской экономической школы, Бём-Баверк и Визер — второе, то одним из самых ярких представителей третьего поколения следует назвать Людвига фон Мизеса (1881—1973). Ученик Бём-Баверка, Мизес разработал идеи, значимые не только для экономики, но и социологии, и политики. Они отражены в работах: «Теория денег и кредиты» (1913), «Социализм» (1923), «Человеческое действие» (1940), «Всемогущее государство и бюрократия» (1956), «Антикапиталистический менталитет» (1956).

 

В этих книгах Мизес показал неизбежность краха социалистической системы экономики, основанной на обобществлении средств производства и запрете частной собственности. Централизованное планирование непрактично, ибо оно лишает общество единственного компаса — экономического расчета, основанного на колебаниях рыночных цен, свидетельствующих о предпочтениях потребителей, меняющихся вкусах, наличии или отсутствии тех или иных благ. Кроме того, планирование сверху всегда порождает самые чудовищные формы коррупции и неконтролируемого произвола среди государственных чиновников и администрации.

 

В связи с этим Мизес формулирует принцип методологического индивидуализма («Социализм», «Человеческое действие»). Таким понятиям, как нация, партия, государство, общество, секта, в реальности ничего не соответствует. Партии, как автономного и возвышающегося над действующими в унисон индивидами образования, нет в действительности: скорее, это идеологический фантом. Абстрактные понятия, своего рода стенограммы определенных идей коллективисты делают сущностными и даже предметными. Объективация коллективистских понятий в политической практике неизменно заканчивалась обезличиванием человека.

 

Однако никто, кроме индивида, подчеркивает Мизес, не наделен способностью думать, убеждать и действовать. И если нет экономической свободы и частной собственности на средства производства, никакая другая свобода невозможна «В обществе, основанном на рыночной экономике, господствует потребитель. Если люди хотят читать Библию, рынок реагирует, поставляя тиражи библейских текстов, а не торговой рекламы. Без экономической свободы все политические и гражданские права превращаются в бумажный хлам... Свобода печати — ничто, если все типографии и бумажные фабрики контролируются властью». Вне рыночной экономики человеку остается лишь право повиновения.

 

Учеником Визера и Мизеса стал Фридрих Август фон Хайек, который, наряду с такими известными экономистами, как Фриц Махлуп, Оскар Моргенштерн и Готфрид Хаберлер, возглавил четвертое поколение австрийской экономической школы.

 

 

2. ЛИБЕРАЛИЗМ ФРИДРИХА ФОН ХАЙЕКА

 

2.1. Жизнь и сочинения

 

Фридрих Август фон Хайек родился в Вене в 1899 г. В годы первой мировой войны в качестве офицера австрийской артиллерии он воевал на границе с Италией. Вернувшись в Вену, он начал изучать юриспруденцию и политические науки. Закончив в 1923 г. юридический факультет, Хайек продолжил обучение в Нью-Йоркском Колумбийском университете, слушая лекции У. Митчелла по истории экономической мысли и участвуя в семинаре Дж. Кларка По возвращении в Вену в 1927 г. Хайек вместе с Мизесом основали Австрийский Институт экономических исследований. Через два года он опубликовал первую свою книгу «Цены и производство» (1929), а затем — «Теория денег и теория конъюнктуры».

 

С курса лекций «Цены и производство», прочитанных в 1931 г. в Лондонской Экономической школе по приглашению Лайона Роббинса, начался восемнадцатилетний период жизни Хайека в Англии. Будучи противником Джона Мейнарда Кейнса, он искал и нашел поддержку своей позиции в работе Поппера «Логика научного открытия». В Лондонской школе Поппер выступил с курсом лекций «Нищета историцизма». Так между двумя учеными родилась дружба, продолжавшаяся всю жизнь.

 

В книге «Экономика и сознание» (1937) Хайек впервые выдвинул идею децентрализации знания, разделения его между миллионами людей. Социалистские корни нацизма он подверг анализу в известной работе «Дорога к рабству» (1944). В 1952 г. вышел его сборник очерков под названием «Злоупотребления разума», в котором развенчивается сциентистская вера в то, что человек по собственному усмотрению создает и меняет социальные институты. Интересны и такие работы, как «Социальное использование знания» (1945), «Истинный и ложный индивидуализм» (1946), «Индивидуализм и экономический порядок» (1946). Усилиями Хайека, Мизеса, Мильтона Фридмана и Поппера было основано Mont Pelerin Society.

 

С 1949 г. Хайек преподает в Чикагском университете. Через три года публикует книгу «Сенсорный порядок» (1952), где анализирует отношение разума и мозга. Затем он снова вернулся к проблемам политэкономии, написав вступление к коллективной монографии «Капитализм и историки». Классической единодушно признана работа Хайека «Свободное общество» (1960). Вернувшись в 1962 г. в Европу, он продолжил преподавание во Фрейбургском университете. В эти годы были написаны работы «Очерки по философии, политике и экономике» (1967), «Новые очерки по философии, политике, экономике и истории идей» (1978). Наиболее значительное сочинение «Закон, законодательство и свобода» содержит три тома: «Правила и порядок» (1973), «Мираж социальной справедливости» (1976), «Политический строй свободных людей» (1979).

 

 

В 1974 г. Фридрих Хайек стал Нобелевским лауреатом. Последнюю книгу — «Пагубная самонадеянность. Ошибки социализма» — он написал в 1988 г. Свою эволюционистскую концепцию социального развития он подкрепил обстоятельным анализом методологических ошибок так называемого конструктивистского рационализма. Свидетель грандиозных социальных и политических потрясений XX века, Фридрих фон Хайек скончался во Фрейбурге 23 марта 1992 года.

 

2.2. Сознательные действия как данные социальных наук

 

В «Злоупотреблениях разума» Хайек рассматривает идеи, подталкивающие людей к действию. Необходимо тщательное различение мотивированных суждений и мнений, с одной стороны, и спекулятивных и экспликативных, с другой стороны. Мотивы, или конституирующие идеи заставляют людей производить, продавать и покупать товары. Спекулятивными и экспликативными идеями можно назвать понятия, выработанные для понимания коллективных феноменов, как например, «общество», «экономическая система», «капитализм», «империализм». Ученый должен отталкиваться не от абстрактных понятий, а от тех идей, которые стимулируют людей к действию. Именно верования-действия являются фактическими данными социальных наук. Социолога, в отличие от психолога, не интересуют сознательные действия: почему, например, некто производит определенный товар. Он должен продвинуться к пониманию более сложных, неинтенциональных явлений.

 

Методологический коллективизм рассматривает все через призму понятий класс, общество, нация, экономика, капитализм. Ошибка его заключается в том, что фактами он называет то, что на самом деле является теорией, гипотезой или распространенным предрассудком. Коллективизм есть одна из разновидностей наивного реализма, ибо принимает за реальные объекты то, что на самом деле суть ментальные конструкции. Некритичность его состоит в привычке за расхожими понятиями искать конкретные объекты, якобы скрывающиеся за ними.

 

 

2.3. Ошибки конструктивизма

 

Напомним, что Бернард Мандевиль (1670—1733) в «Басне о пчелах» сделал наблюдение, что иногда из пороков частных лиц парадоксальным образом рождается общественная польза, т.е. их сознательные действия (интенциональные акции) производят неожиданные, неинтенциональные последствия. Это важнейшее, по мнению Хайека, открытие показывает, насколько опасны псевдорационалистические претензии строить прогнозы и масштабные социальные планы. Идея о том, что человек, сам создавший социальные институты, способен также и менять их, как ему заблагорассудится, таит в себе искушение, связанное с переоценкой собственных сил.

 

Верно, что социальные события всегда суть продукты человеческих действий. Однако верно и то, что эти действия далеко не всегда рождаются из сознательно разработанных проектов. Согласимся, что картезианцы, просветители и позитивисты в этом смысле были конструктивистами: и они не только использовали разум, но и нередко злоупотребляли им. Хайек критикует и своего учителя Ганса Кельзена, называвшего право «некоторой конструкцией, поставленной на службу совершенно определенным целям». Конструктивизм, подобно инфекционной болезни, поразил множество дисциплин и идейных течений, среди которых самый яркий пример — социализм.

 

Анализ неосознаваемых последствий вполне сознательных человеческих поступков, по Хайеку, должен стать главной задачей социальных наук. Когда есть сознательные цели, и проект в конечном счете реализован, для науки нет никакой проблемы. Лишь в той мере, в какой возникает тип порядка (или беспорядка) в ситуации, когда никто не добивался его сознательным образом, мы поставлены перед серьезной научной проблемой, требующей своего решения.

 

2.4. Почему порочно любое централизованное планирование

 

Идея социализма изначально заражена, по Хайеку, конструктивизмом. Одно из явных следствий сциентистского рационализма — планирование. Но возможно ли учесть необъятное множество теоретических и практических факторов, обстоятельств времени и места, строя планы на будущее? «Машинист, владелец пассажирского транспорта, продавец, агент по недвижимости, все их функции, — пишет Хайек в работе "Социальное использование общества", — основаны на знании обстоятельств, связанных с ускользающим моментом, о которых ничего неизвестно другим».

 

Очевидно, что для принятия верного решения необходимо знать ситуацию; значит, конечные цели и право принимать решения следует оставить тем, кто в курсе меняющейся ситуации и всего, что есть в их распоряжении. Значит, только в условиях децентрализованной экономики можно наилучшим образом использовать конкретные знания, имеющиеся у каждого из многих миллионов людей

 

 

Только при условии рассеянного, а не централизованного знания, цены могут реально координировать усилия миллионов разобщенных людей. Поэтому цены были и остаются самым эффективным механизмом получения интересующей нас информации: о том, какой вид продукции требуется, какие ресурсы исчерпаны, каковы самые экономичные средства производства и т.п.

 

Более того, если решение проблем зависит от лучшего использования знаний, то это значит, что мы можем пробовать любой из бесчисленных способов создания продукта, чтобы выбрать наилучший. Отсюда также следует, подчеркивает Хайек, что именно конкуренция открывает в мире науки, производства и бизнеса путь к новому.

 

Мы видим теперь, что свобода рождается из нашего невежества. Знания поделены между миллионами людей, пишет Хайек в «Свободном обществе». Каждый из нас знает немного, однако решение проблем требует многих идей и критической проверки каждой из них. Стало быть, каждый свободен использовать свои знания, творческие и критические способности и быть готовым к критике и сотрудничеству с другими. «Свобода существенно необходима, чтобы дать место непредвиденному и непредсказуемому, в ней мы нуждаемся, ибо именно из нее рождаются возможности достигнуть многие из наших целей».

2.5. Кто контролирует средства, тот устанавливает цели

 

Наша свобода основана на незнании. «Если бы люди были всеведущи, вряд ли было б что сказать в пользу свободы». В самом деле, дорога к рабству усеяна плодами высокомерия разума — планами, декларациями, комиссиями. Однако руководители-социалисты нечасто вспоминают народные поговорки, например, о том, что благими намерениями вымощена дорога в ад. Они не желают считаться с тем фактом, что человек не хозяин своей судьбы и никогда им не будет.

 

Социалисты запретили частную собственность, передав все средства производства в руки немногих или даже одного правителя. Но ведь экономический контроль, пишет Хайек в «Дороге к рабству», не просто контроль над отдельным сектором общественной жизни. Это контроль средств для достижения всех наших целей. Любая форма экономического контроля всегда распространяется как власть над целями — таков вывод австрийского экономиста.

 

 

2.6. Против смешения закона с законодательством

 

Так возможно ли защитить свободу людей? Да, отвечает Хайек, если мы, расставшись с конструктивистской спесью, научимся отделять абстрактные нормы (законы) от специфических команд-распоряжений. Законы как абстрактные нормы фиксируют границы, внутри которых каждому из нас дана надежная сфера свободной активности. Закон как набор правил поведения так же, как язык или деньги, возникает спонтанным образом. Эти правила никем не спроектированы, поэтому закон как команда не обращен к частным лицам, не обозначает конкретных целей. Закон наперед известен и определен для всех без изъятия. Законы имеют абстрактно-всеобщий характер. В качестве примера можно привести три закона Юма: стабильность собственности, передача прав по взаимному согласию и неукоснительное исполнение договора. Специфические распоряжения, составляющие законоположение, имеют административный характер, принимаются парламентским большинством и ориентированы на удовлетворение частных интересов.

 

Смешивать законы с установлениями законодательства не просто ошибочно. Там, где власть парламентов ничем не ограничена и социальную справедливость каждый понимает по-своему, свобода в опасности. «Большинство, — пишет Хайек, — заменяет закон, не имеющий более никакого смысла. Из универсального закона он превращается во временную норму, обслуживающую именем социальной справедливости частные интересы! Социальная справедливость превращается в сказочную волшебную палочку: никто не знает, в чем справедливость состоит! Всякая группа считает себя вправе требовать от правительства особые привилегии. В действительности за словами "социальная справедливость" стоят всего лишь брошенные в умы избирателей семена надежды на щедрость законодателей в пользу определенных групп. Политики делают это тем охотнее, чем более соответствует распределение привилегий приобретению голосов в их поддержку».

 

Неудивительно, что мало-помалу вера в демократические идеалы умирает. Демократия выродилась в диктатуру большинства и всевластие пишущих все новые и новые распоряжения. Тем не менее, «суверенитет закона и суверенитет неограниченного парламента остаются вещами несовместимыми». Для соблюдения дистанции между спонтанным порядком закона и порядком, образованным законоположением, Хайек выдвинул идею димархии — двух конституционных организмов — законодательного собрания (защищающего свободу индивидов, лишь ему позволено менять при необходимости абстрактные нормы) и исполняющей власти — парламента, периодически переизбираемого народом.

 

 

2.7. Либерализм и зашита слабых

 

После высказанных суждений о логике рынка и социальной справедливости весьма интересно узнать, что же думает Хайек о позиции государства по вопросу социальной защиты слабых. Он выступает против государственной монополии в области финансов, школы и образования, телевидения и радио, почтовой связи. В развитом обществе правительство, пишет он в книге «Законы, законодательство и свобода», должно использовать власть для поддержки тех отраслей и сфер услуг, которые по разным причинам не могут быть обеспечены рыночным механизмом: единицы мер, карты, статистика, контроль за качеством предоставляемых услуг и товаров, дороги и т.п.

 

В поле зрения государственных органов остаются средства поддержки уважения к законам, международные связи, защита от внешних врагов, борьба со стихийными бедствиями и многое другое. Вместе с тем — нельзя не отметить особой важности этого замечания Хайека — в зоне риска существует целый класс людей, необходимость помощи которым была признана лишь недавно. Их несчастья — результат распада местных социальных связей в процессе образования мобильного и открытого общества. Дети, старики, больные, инвалиды, вдовы и сироты в силу своей уязвимости не в состоянии одолеть суровые условия рынка. Поэтому государство, достигшее определенного уровня благосостояния, обязано оказать им помощь.

 

Общество способно прийти на помощь постольку, поскольку оно богато, а не потому, что рыночный механизм требуют корректив. Обеспечить достойный прожиточный минимум всем и каждому на уровне, ниже которого нельзя опускаться — это не только абсолютно законная защита против риска, которому подвержены все, но и задача всего сообщества, где никому не позволено решать свои проблемы за счет слабых и беззащитных. В самом деле, заключает свою мысль Хайек, система, которая отказалась от решения задачи социального страхования и безопасности, рано или поздно порождает недовольство и реакции насилия, и те, кто поначалу наслаждался общими благами, оказываются в случае болезни или старости у разбитого корыта.



Поделиться:


Последнее изменение этой страницы: 2024-06-17; просмотров: 8; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы!

infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 3.145.108.87 (0.033 с.)