Д. Реале, Д. Антисери. Западная философия от истоков до наших дней. Том 4. От романтизма до наших дней. - тоо ТК "петрополис", санкт-петербург, 1997. - 880 С. 26 страница

 

Вместе с тем, Гегель не всегда верно употреблял свою диалектику и потому допустил ряд ошибок. В основе их лежит заблуждение, что реальность состоит только из противоположностей. За скобками остались недооцененные Гегелем различия.

 

Так, например, фантазия и интеллект различны, но не противоположны, подобным же образом различны (но не исключают друг друга) деятельность экономическая и моральная. В Духе есть категории, трактовать которые как противоположности незаконно. Новая диалектика, по мнению Кроче, должна строиться именно как диалектика различий. Кроме того, реальность Духа только и может быть понята под знаком единства в различии, как взаимная импликация-в-дифференциации.

 

Отсюда понятно, что есть два типа активности: познавательный и волевой. В зависимости от того, к чему относятся — универсальному или частному, — они дают начало четырем категориям-различиям: 1) фантазии; 2) интеллекту; 3) экономической и моральной

 

 

активностям. Противоположности находятся внутри каждого из этих различий. Следовательно, ни одна из противоположностей, будучи внутри различия, не может быть противопоставлена терминам, входящим в другое различие. Противопоставлять прекрасное истинному или ложному бессмысленно и незаконно. Красота не имеет отношения к полезному или бесполезному; безобразное не стоит в паре с истиной.

 

У Духа есть две основные формы, артикулированные в четырех ступенях, неотделимых даже в различии, поскольку одна невозможна без другой. В этом саморазличии и состоит жизнь Духа, которую Кроче вслед за Вико называет «вечной идеальной историей». Так понятную историю можно представить как круг, ни один из моментов которого не является началом в абсолютном смысле слова, ибо в сфере Духа все они функционально равны.

 

Вот как объясняет сам Кроче процесс развития Духа в «Логике»: «Если верно, что различия образуют идеальную историю, серию ступеней, то верно также и то, что есть в этой истории первый и последний моменты: эстетико-интуитивный, открывающий момент, и этический момент, закрывающий серию (см. «Схему различий»). Но поскольку понятие — это единство в различии, то его уместно сравнить с организмом. У него нет другого начала, кроме него самого, и ни один из терминов нельзя считать абсолютным началом. В самом деле, в организме нет такого члена, который бы имел преимущество перед другими. Всякий из них — первый и последний. Линеарные модели здесь неуместны: вечный бег по кругу и вечное возвращение, где последнее становится первым. В философии Духа с равным основанием (как и безосновательностью) можно сказать, что конечная цель Духа — познание или действие, искусство или философия: ни одна из этих форм по отдельности, а все вместе образуют цель. Только Дух — цель Духа».

 

Одно уточнение. В схеме противоположностей «безобразное», «ложное», «вредное» и «дурное» даны у Кроче курсивом. Он разъясняет, что негативное несамостоятельно само по себе, будучи теневым феноменом. Красота вытесняет уродство, благо потому благо, что устраняет зло. Противоположное негативно, ибо его участь — сопровождать позитивное. Это означает, что противоположное — абстракция истинной реальности, потерявшей свои различия. Всякая категория или различие есть момент реальности, преодолевающей негативное, обращающей его в позитивное. Такова жизнь, ибо, как верно замечено поэтом-романтиком: «Идти — значит непрерывно падать».

 

 

Такова новая диалектика различий, в рамках которой синтез противоположностей позволяет Кроче так или иначе избежать ошибок Гегеля. В философии Духа легко выделяются: а) эстетика (изучающая интуитивно-теоретическое); б) логика (теоретико-интеллектуальное познание); в) экономика (изучающая практическую деятельность в отношении к партикулярному); г) этика (изучающая практическую активность в отношении к универсальному). Дух как мышление-и-действие анализируется в сочинениях «Теория и история историографии» и «История как мышление и как поступок».

 

2.3. Эстетика Кроче и понятие искусства

 

В «Кратком изложении эстетики» читаем: «На вопрос, что такое искусство, можно отшутиться, что это то, о чем все знают. В самом деле, без такого предзнания нельзя сделать и шага, ибо спрашиваемое обозначено в самом вопросе как что-то качественно определенное». Кроче убежден, что предпонимание истины (пусть не всегда ясное) так или иначе присутствует в человеке. Задача философии — придать ей критически отточенные формы. Дух равным образом присутствует как в философе, так и в простом смертном, разница лишь в том, что вопросы и ответы философа обладают большей интенсивностью. Вот некоторые примеры крочеанских ответов на вопросы о сущности искусства.

 

1. Искусство — «интуитивное познание». Кроче считает заблуждением распространенную идею о беспомощности интуиции, которой интеллект одалживает свои глаза. Интуитивное познание совершенно автономно, в чужих глазах не нуждается и к другим формам познания не сводимо. Вспомним крочеанскую диалектику различий, где интуиции отведена в познании самостоятельная роль. В искусстве любой элемент (философские сентенции, диалог в романе и т.п.) включен как часть в общую интуицию. Интуицию нельзя заместить перцепцией, опознающей факты или события. В искусстве реальное и ирреальное тесно переплетены. В интуиции мы не противопоставляем себя внешней реальности, но объективируем свои впечатления. В искусстве познаваемое всегда характерно и индивидуально.

 

2. Второе основоположение крочеанской эстетики: «Всякая эстетическая интуиция экспрессивна». Без экспрессии нет интуиции. Нельзя верить тому, кто говорит: «Я это интуитивно чувствую, но не знаю, как выразить». Форма выражения неотделима от интуиции. «Интуиция активна настолько, насколько она выразительна, — говорит Кроче. — Если это звучит парадоксально, то лишь потому, что мы слишком узко толкуем понятие "экспрессия". Но разве в невербальных формах экспрессии — линии, цвете, звуках, художественном, словесном, музыкальном образе — мало интуиции? Кажется, что все мы интуитивно воображаем страны, фигуры, сцены — почти как художники... Каждому дано экспериментировать с внутренним

 

 

светом, пока не удается наконец сформулировать для себя собственные впечатления и чувства. Благодаря слову чувства выходят из сумеречной зоны души на яркий свет созерцающего духа. В этом познавательном процессе невозможно интуицию отделить от экспрессии. Одна появляется в то же мгновение, что и другая, и вот уже их не две, но одна... Если в момент выражения казавшиеся нам такими важными мысли становятся вязкими, убогими и ничтожными, то это означает, что и мысли были такими же убогими и вялыми, либо что их и вовсе не было». Неверно, что Мадонну Рафаэля может вообразить любой из нас, а выразить — лишь тот, у кого есть технический навык. Интуитивно вообразить Мадонну нельзя без того, чтобы одновременно не найти нужную экспрессивную форму, чтобы так или иначе не передать свое восхищение. Нет выраженного восхищения — нет интуиции».

 

Парадоксальный тезис «сколько интуиции — столько экспрессии» Кроче поясняет при помощи другого тезиса, согласно которому «художественная интуиция дана всем». Разница количественная, а не качественная, говорит он. В противном случае гений не был бы человеком, а люди никогда не поняли бы гения. Великие художники показывают нам нас самих. Но как это было бы возможно, не будь природного тождества нашей фантазии и фантазии художника? Человек рождается поэтом, но есть поэты великие и есть поэты маленькие. Гениальность, таким образом, не дар небес (и нет повода для создания художественного культа), она — сама человечность. Гений, вообразивший себя и внушающий другим, что он превыше всех, смешон, его ждет наказание забвением, идет ли речь о романтическом герое или о сверхчеловеке нашего времени.

 

3. То, что характеризует эстетическую интуицию, — это настроение как состояние души. Не идея, а чувство, единственно только и питающее интуицию, сообщает воздушную легкость художественному символу. Порыв, заключенный в образе, — вот что такое искусство. Чувство, кроме того, лирично. Сказать, что интуиция лирична, не значит добавить еще одно определение. Лиричность есть синоним интуиции.

 

4. В «Кратком изложении эстетики» соотношение интуиции и экспрессии Кроче сравнивает с кантианским априорным синтезом или, точнее, с «априорным эстетическим синтезом». Нечто становится искусством не благодаря содержанию или форме, но только тогда, когда есть их синтез. Художественны сама связь формы и содержания, их единство, а не мертвые абстракции. Конкретное и живое единство есть априорный синтез чувства и образа в интуиции. Чувство без образа слепо, образ без чувства пуст. Для артистического духа чувство и образ не существуют вне эстетического синтеза, однако чувство — аспект также практического духа, который любит

 

 

и ненавидит, желает и отталкивает. Воображение без чувства — бездушная оболочка или сухой лист на ветру. Искусство — не суетное фантазирование (или смятение чувств), оно есть преодоление одного действия другим или, если угодно, замена одного порыва другим, возможно, также тщетным; наконец, оно немыслимо без жажды формы и созерцания. Вопрос терминологии — представить искусство в виде формы или содержания, ибо всегда речь идет о содержании, обретшем очертания, и об исполненной форме, об изображенном чувстве и чувственном изображении.

 

5. Не менее важные характеристики искусства — универсальность и космичность. Художественное чувство — не что-то частное, а «универсум, увиденный sub specie intuitionis» (с точки зрения интуиции). Вслед за Гумбольдтом Кроче признает, что художественное представление космично по характеру и наглядно в принципе. Что же это за чувство, не выделяемое из универсума? Возможно, часть и целое, индивидум и космос, конечное и бесконечное в самом деле далеки друг от друга? Любая изоляция, уверен Кроче, ведет к абстракциям, в то время как чистая интуиция художника в корне чужда абстракции, будучи в каком-то смысле наивной. С помощью интуиции трепетное дыхание одного становится пульсом жизни всего, универсум предстает в индивидуальной форме, а последняя — в облике универсума В каждом поэтическом акценте, рождаемом фантазией, скрыты судьба, надежды, иллюзии, страдания, радости, величие и ничтожество человека, драма всей жизни, которая непрерывно перерастает самоё себя».

 

Для понимания сути искусства Кроче применяет серию негативных определений. Что же не есть искусство? «Искусство — не понятие и не теория (как предмет логики они образуют вторую ступень Духа). Не имея отношения к практической активности, экономическим и моральным целям, оно имеет цель в себе самом». Знакомая формула «искусство для искусства» в контексте крочеанской философии означает его самодостаточность и несводимость к рассудочной и другим узкопрактическим формам познания. Акцент на художественную экспрессию, в свою очередь, означает примат динамического над статическим, креативного над репродуктивным.

 

Напомним основные черты крочеанской эстетики.

 

1. Для Кроче не существует литературных жанров: искусство едино в своих проявлениях. Придуманные в угоду интеллекту классификации (лирика, эпос, драма, комедия) чужды искусству как таковому. Вторжение логического в область эстетического ведет к ошибке — интеллектуализации искусства.

 

2. Просто физической красоты, по Кроче, также нет, ибо прекрасное по определению исключительно духовно. То, что мы называем в природе «красивым», — только материал, который, возможно, обретет форму прекрасного, пройдя через горнило творческого вдохновения.

 

 

3. Не следует смешивать экспрессию в искусстве с его внешними проявлениями. Художественные техники принадлежат к внешнему плану, артистическая экспрессия как таковая — всегда интуиция. Техническое в искусстве принадлежит к практической активности, связанной с общением.

 

4. В творчестве персональное исчезает: «Поэт — это его поэзия, и только». Данте и Шекспир — это их нетленные творения. Их языком говорит сам Дух.

 

5. Кроче отождествляет лингвистику и эстетику. В самом деле, язык сущностным образом экспрессивен. Значит, язык — эстетическое творение. Логическая форма языка, его грамматическая структура — следы вмешательства интеллекта в его органическую жизнь.

 

2.4. Логика Кроче: понятия и псевдопонятия

 

Логика образует вторую категорию в общей структуре Духа. До сих пор мы говорили о смысле крочеанской реформы гегельянства, теперь следует уточнить черты логической части доктрины.

 

Логика — «наука о чистом понятии», а чистое понятие — это конкретно универсальное в уже установленном смысле. Кроче называет его «трансцендентальным». С логической точки зрения, понятие не оставляет места различиям, ибо у понятия лишь одна форма, и это универсальная теоретическая форма Духа. Если с точки зрения формы понятие едино, то множественность концептов соотносится с разнообразием предметов, мыслимых в форме понятия. Хорошее, полезное, истинное поддаются концептуальному осмыслению лишь благодаря тому факту, что Дух структурным образом является единством-и-различием, т. е. что он движется по ступеням, давая возможность понятию сделать все различия собственными, включив их в себя.

 

Понятие не было бы понятием, не будь у него экспрессивной силы. Значит, мы имеем дело с определенным произведением: как и в искусстве, это выраженное, проговоренное творение Духа. Как и в случае с интуицией, убежден Кроче, «кто не выражает или не умеет выразить понятие, тот просто не владеет им». Ясность логической экспрессии есть верное зеркало присутствующей ясной мысли. Это особенно неприятное место для любителей философского тумана, почему-то принимающих потемки за глубину.

 

«Чтобы проверить иного философа на предмет обладания понятием, достаточно попросить его изобразить свою мысль, скажем, графическими символами. Если в ответ вы услышите отказ с комментариями, что, дескать, мысль так глубока, что не переводима на

 

 

язык слов и символов, то можно не сомневаться: это типичный самообман. Возможно, блуждающий образ оформится когда-нибудь, но понятия нет как нет. Кому знакомо состояние сильной медитации, знает, как во внутренней борьбе — настоящей агонии (ведь со смертью одной жизни рождается другая) — идет процесс формовки и обжига понятия, но пока оно не выражено, его нет».

 

Чистое понятие нельзя смешивать ни с эмпирическими образами, ни с абстрактными, в том числе математическими, понятиями. Последние Кроче называет «псевдопонятиями», поскольку они утратили связь с универсальным и реальным. Абстракции предлагают удобную, но неадекватную реальности схему. Псевдопонятия Кроче делит на эмпирические (например, кошка, роза) и чистые (треугольник, свободное движение и т.п.). Не будучи научными по характеру, они все же полезны с практической точки зрения. В третьей категории Духа они служат для упорядочения опыта и оживления памяти. Все эмпирические и математические науки Кроче лишает теоретического статуса, относя их к практической (экономической) форме активности Духа.

 

С помощью последнего тезиса (не без влияния Маха) Кроче расстается с романтической идеализацией чистых понятий чистого Разума (в противовес псевдопонятиям рассудка). Немецкие идеалисты не поняли, что абстрактные и эмпирические понятия обязаны своим рождением не разуму и не рассудку, но практической (не теоретической!) способности Духа.

 

Суждение Кроче толкует вслед за Гегелем нетрадиционным образом. «Суждение — само понятие в его действенности (поскольку оно конкретно универсальное)». Более того, мыслить понятие — значит, отметив различия, поставить его в связь с другими понятиями и привести к единству (в единой концептуальной форме), а это и есть суждение. Совпадение понятия, суждения и умозаключения напоминает нам гегелевскую «спекулятивную пропозицию», где одно понятие рождает другое в процессе нарастающей динамики, что достаточно органично для идеализма.

 

Характерным для Кроче представляется отождествление «дефинитивного суждения» («искусство есть лирическая интуиция», например) и «индивидуального суждения» («"Неистовый Роланд" есть художественное произведение»). Именно во втором случае мы имеем, по Кроче, и знание, и понимание. В той мере, в какой суждение по поводу факта приписывает предикат объекту, оно приписывает предмету определенную ценность, ибо его участие в универсальном признается самим упоминанием. Можно также сказать, что дефинитивное суждение — предикат суждения индивидуального. Ведь когда я говорю: «Роланд» — произведение искусства, я нахожу его художественное достоинство в лирической интуиции. Логический акт суждения, таким образом, — это априорный логический синтез.

 

 

Отсюда вывод о совпадении философии и истории: «Философия и история — не две, а одна форма; не взаимообусловленность, а тождество характеризует в динамике и то, и другое. Априорный синтез, т. е. конкретность индивидуального суждения и определения, есть вместе с тем конкретность философии и истории. Мысль, создавая себя и объективируя интуицию, и творит историю. История не предшествует философии, а философия не предшествует истории — обе появляются в одном акте рождения».

 

2.5. Практическая активность, экономика и этика

 

Философия практики, возможно, наиболее уязвимая часть крочеанской теории. Практическая активность Духа отличается от теоретического созерцания тем, что она совпадает с волей. Действовать — значит желать; нет воли без поступков, а поступков нет без волевого усилия.

 

Когда хотят, хотят чего-то определенного. Если цель индивидуальна, то это экономическая активность. Цель универсальна — активность этическая. Экономическая активность всегда соотносится с условиями фактического плана, среди которых индивид себя находит. В этической активности от этих условий человек идет дальше, к универсальным целям, соотнося с ними свои поступки.

 

В сферу экономики, как мы уже видели, входят псевдопонятия всех частных наук, право, законы, политическая активность и жизнь самого государства. В нем все экономично-утилитарно, нет ничего от этики (вспомним: аналогичной была позиция Макиавелли).

 

Этика, по Кроче, — это стремление к универсальному, которое в конечном счете есть сама жизнь. Универсальное (сам Дух) — Реальность, взятая в единстве мысли и воли. Жизнь в своей основе — это главное в философском послании Кроче — и есть свобода, вечное творение, прогресс. «Моральный человек в стремлении преодолеть себя как частного, обращается в Дух, который есть Реальность, Жизнь и Свобода».

 

2.6. История как мышление и как поступок

 

Если философское суждение совпадает, как мы видели, с историческим, то к какой бы эпохе ни относилось историческое знание, оно всегда своевременно. Мы используем исторические суждения для решения практических задач, поэтому нельзя не признать, что «всякая история современна». История не дана извне, она повторяется и актуализируется в вечно настоящем Духе. В этом смысле «она живет в нас».

 

 

Древние говорили, что человек — это микрокосм. Кроче делает поправку: «Микрокосм, но не в натуралистическом, а в историческом смысле, ибо человек — компендиум универсальной истории». История — не хроника, не искусство, не риторика, это реальность, постижимая через априорный синтез — интуицию и категории. История — это познание универсально конкретного. Любое историческое суждение фокусирует в себе все знание, и это точка зрения «абсолютного историцизма».

 

История и историческое суждение обладают силой необходимости, но не в материалистическом и не в трансцендентном смысле (Провидения или потустороннего Бога, двигающего миром). История имманентно рациональна. Сослагательное наклонение в исторических суждениях: «Если бы Наполеон не сглупил и не пошел на Россию...», «Если бы Цезарь не пошел в Сенат и не был убит...» — забавляет.

 

Подобные «если» становятся абсурдными, ибо показывают бессилие Духа. Интимно-логическая связь конкретно универсального составляет суть истории. Историческое «если» не имеет никакого смысла и по отношению к индивиду. «Ты есть то, что ты есть, именно потому что допустил эту ошибку»: ошибаясь, мы познаем истину и преодолеваем свою глупость.

 

Еще менее основательны восхваления и проклятия в адрес исторических лиц и событий. Хвала и поношения имеют силу лишь в момент самого события. Став историей, оно уже вне человеческого суда. История не осуждает и не освящает, но познает и понимает. Будучи выше партий, историк не ведает вражды и гнева.

 

Историческое познание по сути катартично. В самом деле, все мы — продукты прошлого: освободиться от его тяжести можно только через углубление в историю. Ведь написать историю, говорил Гёте, значит сойти с плеч прошлого и увидеть себя и жизнь лицом к лицу.

 

 

Дух теоретичен и практичен в единстве-различии, поэтому историческое познание оказывает на нас благотворное влияние. Но, будучи связью мышления и воли, наши поступки в равной мере стимулируют историю в циклической перспективе Духа.

 

Кроче единодушен с Гегелем в том, что история — это история свободы, и понимает под свободой вечно созидающее действие Духа, субъекта любой истории. Свободу — жизнь Духа в богатстве ее контрастов — можно ощутить лишь такой, какой она была и какой будет в ткани живой истории.

 

 

2.7. Заключение

 

Историцизм Кроче следует квалифицировать парадоксальным, но соответствующим действительности образом — как трагический оптимизм. Будучи размышлением о страданиях и зле, историческое суждение, не довольствуясь противоположностями, поднимается на более высокий уровень.

 

Прочтем одну из самых прекрасных страниц итальянского философа: «"Во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь" (Еккл. 1, 18). Это изречение, если его понимать буквально, не совсем точно. Приращение знания означает возвышение в страдании. Все-таки верно, что "многая мудрость" не просто не освобождает от печали и невзгод повседневной жизни, но открывает новые их источники, правда, уже в старине. Мудрость не отнимает, а возвышает страдания».

 

Иначе можно сказать, что превосходство ученого есть не что иное, как «право страдать чуть выше остальных». Не больше и не меньше тех, кто ступенью ниже в познании. Страдать ступенью выше, чтобы высоко думать и немелко творить.

 

Стало дурным правилом критиковать Кроче, составляя списки апорий. Но сама легкость высокомерных разоблачений делает это занятие весьма сомнительным. Любая форма идеализма не свободна от апорий, ибо толкует о совпадении Бога и мира, абсолютного и относительного, частного и общего.

 

Если уж говорить о крочеанских апориях, то и мы укажем на две из них. Его философия истории не исключала легитимности фашизма. Как в любом историческом факте, в фашизме следует искать момент необходимости. Но не забудем, что Кроче-политик (сенатор и лидер партии либералистов) был знаменем антифашизма. Он хорошо понимал, что, став фактом истории, победивший фашизм устремился в антиисторию. Именно насаждаемый им культ насилия убедил всех в трансцендентности и неустранимости ценностей, яростно им уничтожаемых.

 

А как парадоксальна и вместе с тем поразительно совершенна мысль Кроче об относительности любой философской системы, сформулированная в виде догмы! Вдумаемся: «Нет окончательно определенных философских систем, ибо неопределенна сама Жизнь. Всякая философская система решает комплекс исторически данных проблем, создавая условия для постановки иных проблем и новых систем. Так всегда было и так всегда будет... Каждый философ в конце своего исследования угадывает неясные очертания дороги, по которой пойдет он или другой, кто будет после него. Со смирением, которое не столько во мне, сколько в самих вещах, которое вместе с тем вера в то, что не зря я жил и думал, я ставлю точку в моей работе, предлагая ее в качестве рабочего инструмента».

 

 

3. ДЖОВАННИ ДЖЕНТИЛЕ: НЕОИДЕАЛИЗМ КАК АКТУАЛИЗМ

 

3.1. Жизнь и сочинения

 

Джентиле родился на Сицилии (Кастельветрано) в 1875 г. Он был учеником Донато Джайя. Учась в Пизе, Джентиле познакомился с идеями Спавенты. После восьми лет преподавания в лицеях он стал профессором Палермского университета, а в 1917 г. — профессором Римского университета. В Риме Джентиле познакомился с Кроче. В 1922 г., став министром (будучи уже сенатором) образования, он завершил начатую Кроче реформу школы. Репрессии по делу Маттеотти обошли его стороной: спасла связь с фашистскими кругами, хотя поначалу удавалось держаться от них в стороне. В 1925 г. Джованни Джентиле опубликовал знаменитую «Энциклопедию», которая и сегодня не утратила своего познавательного значения. В 1943 г. он не стал отрекаться от фашизма и примкнул к так называемому «марионеточному правительству». Это был акт преданности режиму, культурным лидером которого он являлся. В 1944 г. философ убит неизвестным возле своего дома во Флоренции.

 

Философское наследие Джентиле огромно, его фондом подготовлено собрание сочинений в пятидесяти пяти томах, которые делятся на четыре группы: 1) сочинения системного плана (1—9); 2) исторические труды (10—35); 3) разное (36—45); 4) фрагменты и эпистолярное наследие (46—55). Среди наиболее известных его работ: «Акт мысли как чистый акт» (1920), «Реформа гегелевской диалектики» (1913), «Сводное изложение педагогики как философской науки» (1914), «Общая теория Духа как чистого акта» (1916), «Система логики как теории познания» (1917—1922), «Рассуждения о религии» (1920), «Философия искусства» (1931). Наибольшим успехом у публики пользовалась «Общая теория Духа как чистого акта», но наиболее глубокой следует признать его «Систему логики».

 

3.2. Реформа гегелевской диалектики

 

Ядро доктрины Джентиле связано с переосмыслением диалектики, начатым Спавентой. Диалектика соединяет понятия, а потому ее следует называть «наукой об отношениях». Есть, по Джентиле, две формы диалектики: античная (типа платоновской) и современная, родившаяся из кантианской реформы. Античная диалектика есть диалектика «осмысленного», ибо она рассматривала Идеи как объекты, отделенные от определяющего их мышления. Диалектика Нового времени — это уже диалектика мышления, т.е. исследование самой активности мысли в момент ее продумывания.

 

 

Две эти диалектики не пересекаются, пропасть разделяет идеализм античный и идеализм нового типа. Диалектика уже отмысленного — диалектика смерти, диалектику жизни призван дать реформированный идеализм. Фундаментальная предпосылка античной — реальность, или вся данная от века истина. Для античной диалектики новое определение действующей реальности немыслимо. Вспомним, у Платона Идеи всегда те же, в прошлом и будущем. Жизнь в этом свете — не что иное, как сон, тень от тени «на неподвижной мировой сцене в пустынном театре».

 

Напротив, диалектика мысли мыслящей не признает уже ставшего мира, не знает ничего потустороннего познанию. Как показал Кант, все мыслимое по поводу реальности (т.е. опытные понятия) предполагает сначала как наличный сам акт мышления — в нем корень всего. Все, что ни есть, есть благодаря мышлению. Мысль не запоздалое эхо и не то, что делается вдогонку событиям. «Мышление — сама космогония. История мысли в новой диалектике становится реальным процессом, а реальный процесс уже не мыслим иначе, как история мысли. Античный человек чувствовал себя разделенным с миром и Богом. Новый человек имеет Бога в себе и в силе Духа видит божественность мира».

 

Однако у Гегеля, по мнению Джентиле, диалектика нового типа не достигла совершенства, в ней не изжиты атавизмы старой диалектики. Гегель, конечно, отличал феноменологию от чистой логики, но, противореча сам себе, в трехчастном делении науки (на логику, философию природы и философию Духа) впадал в платонизм. Мышление, изучаемое логикой, и природа образуют собой антериорные (доопытные) моменты Духа, а это и есть диалектика осмысленного, ставшего.

 

Значит, реформа гегелевской диалектики должна покончить с остатками диалектики отмысленного и посредством ригоризации ввести диалектику чистого мышления. Спрашивается, не о том же ли самом говорил Кроче, сводя всю диалектику к диалектике Духа? Кроче, помимо этого, ввел систему четырех ступеней Духа и категориальных различий, чего Джентиле не принимает. Категория одна-единственная, и это Дух. Есть одно понятие — это чистый акт, понятие о самом себе, в него разрешается вся реальность. Это и есть теория актуализма Джентиле.

 

 

3.3. Основные положения актуализма

 

Актуализм — форма идеализма, в которой Дух как акт полагает своим объектом множественность предметов и вбирает их в себя как моменты. Дух самополагает себя, диалектически полагая объект и затем разрешая его в самого себя. «Мысль не знает себя иначе, как через самореализацию, а то, что она знает, — самореализованная реальность».