Мистер Морган общается с папеджом по поводу Джона

- Какие новости, Майкл? - спросил мистер Морган. Рабочий день почти закончился. Солнце уже спряталось за горизонт. Основное освещение было отключено. Настольная лампа и стоящий в углу торшер вместе с потрескивающим камином создавали уютный полумрак. Мистер Морган, несмотря на свой задор и энергетику, выглядел очень уставшим. Но если бы ему вдруг нужно было выступить, например, на пресс-конференции, в течение нескольких минут преобразился бы до неузнаваемости: выглядел бы свежим, бодрым и весёлым. Сейчас не было смысла изображать успешного бизнесмена. Он вяло ходил вокруг стола и наводил там порядок, не обращая внимания на гостя.

- Общался с мистером Вайером сегодня, - ответил Папедж.

- А… - безразлично промычал мистер Морган, продолжая заниматься своими делами. – И как он?

- Кривляется.

- Да, парнишка непростой. Он ещё что-нибудь выкинет. Это я тебе точно говорю.

- Решили навести порядок? – поинтересовался Папедж.

- Да нет. Куда-то я подевал блокнот. Не могу найти. Сегодня весь день как без рук.

- Помочь?

- Да, если можешь. Разбери нижний ящик. Я туда редко лажу, но вдруг.

Папедж вынул нижний ящик стола и стал копошиться в бумажках.

- Вот что я тебе скажу, Майкл, пора бы нам прищучить этого Джона. Пусть твои ребята займутся этим.

- Перевести его в третью категорию?

- Да он уже не относится ни к благосклонным, ни к нейтральным. Только враждебный. За ним теперь надо хорошенько следить и контролировать каждый шаг. Боюсь, эти «Грани любви» нам ещё выйдут боком.

- Смотрите, тут какие-то бумаги на Шаферза.

- Что за бумаги?

Папедж передал найденное Моргану. Тот внимательно изучил документы. Затем подошёл к камину и небрежно бросил их в огонь. Бумага быстро схватилась пламенем. Титульный лист, на котором помимо всего прочего значилось имя Роберт Шаферз, быстро таял. Вместе с ним таяли и другие секреты деятельности «Дримс Пикчерз», связанные с этим именем.

Съемки «Граней любви»

За работу над новой крупномасштабной картиной компании «Дримс Пикчерз» снова взялся Питер Уоллберг. Непонятно, почему именно он был локомотивом подобных проектов? То ли из-за умения работать с такими серьёзными картинами и большими бюджетами, то ли из-за таланта, то ли из-за громадного опыта использования «Эмоушен Диджитал» в кинопроизводстве, который, по всей видимости, у него был. Уоллберг достаточно быстро организовал весь процесс. Под его руководством все люди, причастные к съёмкам, бегали по павильону как заведённые. Актёры уже вовсю репетировали роли. Шли пробные дубли на камеру. Необходимо было посмотреть, на что способны актёры сами, а где потребуется грубое вмешательство технологии. Уже обладая достаточным количеством информации, Джон довольно чётко видел общую картину происходящего.

У него самого не было никакого желания подробно читать сценарий и изучать роль. Он всеми фибрами отвергал Питера Гэлта, не желая его играть. Не хотелось никакого триумфа, связанного с этой ролью – он мечтал, чтобы она провалилась. И пусть он будет причастен к этому падению, пусть критики будут бросать в него камни, но он будет знать, что сделал всё, что мог, чтобы этот фильм не состоялся. В этом он видел определённый элемент борьбы и своеобразного противостояния системе, хотя и прекрасно понимал, что это мало на что повлияет, так как технология вытянет всё, даже если он будет абсолютно бездействовать.

Через пару недель начались уже реальные съёмки. Джиллиан часто расспрашивала о них, но Джон либо каким-то образом отшучивался, либо говорил общими фразами, избегая излишних подробностей и конкретики. Всё происходящее его ужасно мучило, но он не подавал виду, надеясь на помощь энтузиастов, называющих себя хэшбрейкерами. Его грела мысль, что где-то сейчас разрабатывается компьютерный вирус, который разрушит стены его одиночной камеры и он вырвется на свободу. И даже нескольких минут этой свободы будет вполне достаточно, чтобы пробить брешь в идеальном плане «Дримс Пикчерз» и утопить его навсегда. Он жил этой мыслью, и только это спасало от абсолютного безразличия ко всему происходящему или даже глубокой депрессии. Несмотря на то что собственное лицо ему не принадлежало, он даже сохранил некоторую способность радоваться и не падать духом.

- Плохо, Джон, очень плохо, - постоянно возмущался Уоллберг несобранностью и неподготовленностью Джона к съёмкам, так как тот выходил на съёмочную площадку, совершенно не представляя, что сейчас будет играть.

Однажды ему снова позвонил Папедж.

- Мистер Вайер, Питер Уоллберг жалуется: Вы совершенно не готовитесь к съёмкам.

- Не знаю, я делаю, что могу. Может, эта роль просто не подходит мне? Почему-то никак не могу совладать ни с текстом, ни с игрой. Но я делаю всё возможное, не сомневайтесь, - Джон пожал плечами и сделал вид, что старается.

- Учтите, что мистер Морган очень недоволен. И будет хорошо, если Вы начнёте больше стараться.

- Так, знаете что, - не выдержал Джон, - вы меня выбрали и сейчас предлагаете играть роль, которую я играть не хочу. Не я просился на неё, а вы меня заставляете. А значит, я вам для чего-то нужен. Именно я, а не кто-то другой. Поэтому мы сейчас сделаем так: я пошлю Вас, мистер Папедж, с Вашими угрозами куда подальше, и делайте, что хотите. Вы потратили на меня кучу денег и времени, и, видимо, Ваш проект очень упирается в меня. У вас есть технология, так вот пусть она и играет эту роль, чтобы мне не нужно было затрачивать усилий. Так что делайте свою работу! Вам ясно? – Джон сделал небольшую паузу и затем, не дожидаясь ответа, добавил:

- И мне плевать, что по этому поводу думает мистер Морган, - и тут же положил трубку.

Больше подобных звонков со стороны Папеджа не поступало, и даже Уоллберг стал меньше возмущаться, а значит, Джон нашёл правильную точку воздействия: для этой роли нужен именно он, а не кто-то другой.

- Что достают агенты? – вдруг услышал Джон голос где-то сзади. Это было неожиданно, хоть голос и звучал приветливо, поэтому Джон слегка вздрогнул. Но он узнал, кто это был. Это был Люк Стоун – ещё одна восходящая звезда компании «Дримс Пикчерз». Он исполнял вторую главную роль в «Гранях любви», то есть играл Алана Кроу. Актёру явно было в новинку участие в столь крупных проектах: он чувствовал себя слегка не в своей тарелке, поэтому пытался каким-то образом сблизиться с коллективом и вёл себя максимально открыто. Для него это был шанс попасть в высшую лигу, поэтому он и согласился играть такую эпатажную роль. Возможно, это в какой-то мере оправдывало его.

- Да нет, это так… Беседа с одним очень неприятным человеком.

- Вы знаете, мистер Вайер, я Ваш преданный поклонник. Роль в «Поющих мечтах» - это просто гениально.

«Да они что, все сговорились что ли? Как будто кроме этой роли я больше ничего не сыграл. Я вообще-то за роль Энтони ещё Оскара получил», - подумал Джон. Чем чаще вспоминали роль Микки, тем больше она раздражала его. Он уже почти ненавидел её, но сделал вид, что ему приятно.

- А как Ваш нынешний персонаж - Питер Гэлт?

- Пока работаю. Интересный персонаж, достойный хорошего актёра. Извини меня, Люк, - Джон, не объясняя причины, покинул восходящую звезду. Ему вдруг захотелось каким-то образом помочь Люку, чтобы тот не оказался в такой же ловушке, как и он. На секунду Джон остановился с побуждением дать какое-то важное напутствие молодому актёру, но в итоге решил, что лучше не рисковать. Он пока не знал, использует Люк технологию или нет, но сейчас поймал себя на мысли, что всё больше походил по поведению на Роберта Шаферза, пытаясь максимально дистанцироваться от окружающих.

Как только Джон оказался вместе с Люком на съёмочной площадке, всё тут же стало ясно: и Люк Стоун, и Мишель Роуз, актриса, исполнявшая роль Мии, уже вовсю используют технологию. Джон без труда научился определять это. Спасать было некого.

«Как же быстро они их встроили в свои ряды. Хорошо работают. Скоро совсем не останется свободных актёров», - думал Джон, а его рот в это время говорил монолог за Питера Гэлта…

***

- Стоп! Снято! – недовольно прервал Уоллберг очередной дубль. – Джонни, я всё понимаю. Интим, обнажённые тела, откровенность. И ты хорошо изображаешь страсть, когда мы тебя снимаем крупным планом, но нам нужны и общие планы, а на них всё ужасно. Ты как-то слишком равнодушен ко всему происходящему. Руки вялые, голова висит. Где горячий огонь желания? Где твоё нетерпение? Неутолимая жажда? В теле этого нет. Я, по крайней мере, этого не чувствую. А здесь язык тела очень важен. Да и ты, Мишель, тоже играешь слабо. Вы же получаете удовольствие от этого. Вам это нравится. Вы хотите быть вместе. Вас тянет друг другу словно магнитом. И об этом должны рассказывать, к сожалению или к счастью, не только ваши лица. Один Люк справляется с задачей. Клянусь, как будто не он начинающий актёр, а вы.

Люк сразу же расцвёл от этой фразы. Любая похвала со стороны режиссёра подпитывала его энтузиазм.

- Так, снова. На этот раз, Джонни, обними Люка как следует. Не стесняйся, он тебя не укусит.

Начался следующий дубль. Тела трёх актёров сплелись под лёгким шёлковым покрывалом, прячущим под собой самые интересные детали, заставляя воображение дорисовывать пикантные подробности. Несмотря на то что многое в эротических сценах фильма достигалось за счёт монтажа, некоторые вещи всё же приходилось исполнять вживую. Сейчас как раз был такой момент. Через минуту Джон и Люк должны были полностью отстраниться от Мишель, взять друг друга в объятия и поцеловаться.

«Я не смогу этого сделать. Боже, как я согласился на такое. Это ужасно! Нет, не хочу!» - мозг Джона Вайера сопротивлялся происходящему. И вот Люк уже совсем рядом. Их лица встретились. Люк уже настолько близко, что зона комфорта Джона вот-вот закипит. Организм требует избавиться от этих страданий. Тело трясёт. Руки не слушаются, ноги подёргиваются в конвульсиях. Но сейчас оператор снимает крупным планом. Сейчас всех интересуют только лица актёров и их эмоции. «Эмоушен Диджитал» работает на полную катушку. Джон ощущает, как лицо немеет: он не хочет в этом участвовать, но нанороботы делают своё дело, поэтому через край льются эмоции счастья, радости и эйфории от происходящего. Больше всего угнетает то, что это происходит против его воли. Сейчас их губы соприкоснутся.

 

«Нет, не хочу даже чувствовать этого. Жаль, технология не умеет отключать ощущения. Хотя, тогда контроль надо мной был бы ещё глубже».

 

Страстный поцелуй. Джону хочется сжать зубы и откусить язык Люка – настолько это противно. Но челюсти словно заклинило – они не слушаются. Появляется ощущение, что вот-вот сейчас стошнит, но, видимо, и эти позывы технология успешно блокирует, так как рвотный рефлекс так и не срабатывает.

Всё закончилось. Джон хочет встать и убежать отсюда. Полуголый, он, совершенно не соображая и не обращая внимания на происходящее вокруг, несётся в туалет. Там спешно закрывается, изолируясь от тех событий, в которых только что пришлось принять участие. Технология отпускает его, и тут же желудок сокращается, выбрасывая наружу всё содержимое, пытаясь таким образом избавиться от накопившегося отвращения. Актёр весь дрожит, прижавшись к холодному унитазу. Тело покрыто потом. Он закрыл глаза. Мыслей нет – только пустота, разъедающая изнутри. Затем воспоминания. Слова отца:

«…когда-нибудь станешь перед выбором: на одной чаше весов – деньги и слава, на другой – правильный поступок. Выберешь одно – потеряешь другое. И лучше бы ты выбрал правильный поступок…»

Снова ошибка.

Позднее, когда он будет впервые на записи пересматривать этот момент, его снова вырвет, так как телесная память заново воссоздаст те ужасные ощущения, которые он испытал на съёмках.

- Не волнуйся, Джонни. Скоро всё закончится. Скоро, очень скоро этому всему придёт конец. Надо подождать. Совсем немного подождать. Слышишь? Держись. Тебе нужно держаться. Знали бы родители, чем я сейчас занимаюсь, - Джон не выдержал и расплакался. Всё происходящее было настоящим надругательством над его принципами, изнасилованием воли в чистом виде. – Не волнуйся, Джонни, скоро ты выберешься. Совсем скоро всё будет по-другому. Всё будет как прежде… Слышишь?

Через некоторое время ему удалось успокоиться. На выходе он случайно увидел, что из женского туалета, вся заплаканная, выходит Мишель Роуз.

- Что с тобой, Мишель? – спросил Джон.

- Ты что, не видишь? Мы все тут… - Мишель не закончила мысль и снова заплакала, оседая возле стены.

Джон присел рядом и обнял её:

- Не волнуйся. Всё будет хорошо. Всё наладится, слышишь? Скоро. Очень скоро.

В этот момент, сквозь раздражение и злость, сквозь жалость к самому себе, Джона, словно иглой, проткнула чёткая мысль, которую он до сих пор боялся сформулировать так определённо:

«Мы все на крючке. И все без исключения должны делать то, что нам говорят. Мы - лишь цирковые животные, которых после тщательной дрессировки на некоторое время выпускают, чтобы удивлять публику…»

Новости от хэшбрейкеров

После съёмок Джон отправился в «Ройал Кофе». Хэшбрейкеры уже давно не выходили на связь, и он решил, что пора бы с ними связаться самому. Если от них не будет никаких новостей, то он сам попробует всё это прекратить, потому что сил участвовать в этом больше не было.

- А, снова здравствуйте, мистер Вайер! – приветливо встретил его Паоло.

- Здравствуй, Паоло. Капучино, пожалуйста.

- Будет сделано.

- Как Ваши съёмки, мистер Вайер?

- Не хочу об этом говорить. Лучше скажи, Паоло, что тут новенького? - Джон не мог пока спросить напрямую о том, что его интересовало, так как рядом был ещё один посетитель.

- Да особо ничего. Работаем. Думаем, не пора ли нам расширить ассортимент, - Паоло делал вид, что не понимает, о чём речь.

Рядом стоящий клиент забрал кофе – наконец-то они остались одни. Когда Паоло оказался максимально близко, Джон тихо сказал:

- Мне нужно срочно увидеть Коула. Я больше не могу, слышишь? Если в ближайшее время что-нибудь не произойдёт, я сам решу свои проблемы, - Джон был очень раздражён.

Паоло внимательно посмотрел на Вайера. Сейчас, когда технология полностью бездействовала, всё читалось на его лице.

- Хорошо, отправляйтесь по тому же адресу, Вас будут ждать, - сдался Паоло.

- А вот и Ваш кофе, мистер Вайер, - произнёс итальянец уже во всеуслышание.

- Спасибо. Сдачи не надо.

Джон оставил стодолларовую купюру, забрал кофе и покинул заведение.

***

Как и обещал Паоло, по приезде «в центральный штаб сопротивления» его уже ждали.

- Здравствуйте, Джон Вайер, мы получили неприятные известия. Что случилось?

- Многое случилось. Они заставляют делать то, что я делать очень не хочу. Меня воротит от всего этого! Больше не могу так. Понимаете? Это просто ужасно. Не могу. Я больше не выдержу!

- Успокойтесь, Джон. Это ещё не самое страшное, что могло с Вами произойти.

- Что Вы имеете в виду?

- Пока что они вмешиваются только в Вашу актёрскую жизнь. Самое страшное, если они решат, что и этого недостаточно. Вот Роберту, например, для последней роли пришлось похудеть на пятнадцать килограммов. Вы думаете, это его решение? Вовсе нет. Это было решением руководства «Дримс Пикчерз». Они подобрали ему подходящую диету и заставили следовать ей.

- В смысле, заставили?

- Если Роберт хотел положить себе в рот что-то, что не входит в разрешённый список, то рот просто не открывался. То же самое происходило, если Роберт уже съел дневную норму калорий. Они заставляли его худеть в прямом смысле.

- Это ужасно! – воскликнул Джон.

- Да, ужасно. И после роли, вопреки ожиданиям Роберта, эти запреты не прекратились. Руководство «Дримс Пикчерз» хотело, чтобы всё время до вручения Оскара, пока приходилось давать интервью и появляться перед камерами, Роберт Шаферз продолжал оставаться таким же. Я рассказываю это, чтобы Вы понимали, в каком положении находитесь. Они действительно могут всё, поэтому Ваша задача - вести себя максимально тихо, не привлекать к себе лишнего внимания и тем более гнева с их стороны.

Сейчас Джону впервые стало действительно страшно. До этого момента он очень плохо представлял, что происходит и что с ним могут сделать. Но после услышанного он наконец-то в полной мере ощутил стены той тюрьмы, в которой оказался. Вот почему Роберт Шаферз так не хотел играть свою роль. Дело было не в в том, что ему приходилось делать на съёмочной площадке, - с помощью технологии они закрывали доступ к еде, чтобы его внешность соответствовала образу.

- Боже мой, какой страшный конец! – невольно выдал Джон.

- Не думайте об этом. Лучше сосредоточьтесь на том, что ещё есть шанс всё исправить. У Вас ещё имеется достаточный кусочек свободы, чтобы действовать и нормально себя чувствовать. Наслаждайтесь им. Кстати, пока ещё вирус не доделан, хочу Вам подарить одну интересную вещицу.

Коул отошёл ненадолго и вернулся с наручными часами.

- Часы? – спросил Джон.

- Да, часы. Но не совсем обычные, а с… изюминкой, - интригующе ответил Коул. – Дело в том, что через нанороботов можно отслеживать Ваше местоположение. Для этого используется обычный GPS. Уж что-что, а с этими сигналами мы уже давно научились работать. Нажимаете вот эту кнопку и держите её десять секунд, после этого сигнал GPS глушится. У наблюдателей эта точка просто застынет на карте, и Вы можете спокойно перемещаться в радиусе десяти километров от этого места. Без всякого контроля. Отмена – повторное нажатие на эту же кнопку в течение десяти секунд. Вот Вам и ещё один маленький кусочек свободы, - Коул протянул Джону часы.

Джон принял подарок и тут же надел на левую руку.

- Отличные часы. Спасибо Вам, Коул.

- Пожалуйста, - лидер хэшбрейкеров дружелюбно улыбнулся. – Только один совет: постарайтесь глушить GPS где-нибудь в здании, а то вдруг они решат Вас проверить с помощью съёмки со спутника.

- Хорошо, буду знать. Спасибо.

Кошмар Джиллиан Фокс

- Ты готова, дорогая? А то мы опоздаем!

- Сейчас, Джонни. Осталось совсем чуть-чуть.

Через несколько минут появилась Джиллиан. Она была одета в шикарное платье на манер тех, что носили два-три столетия назад: пышная юбка и строгий облегающий корсет, открытые плечи и шея, митенки почти на всю длину руки и красивый веер в качестве аксессуара.

- Уау, какая ты красивая! Теперь я понимаю мужчин тех времён и почему они были такими пылкими любовниками. Ты – настоящая леди!

- Спасибо, Джон, а ты - как отважный рыцарь. Не хватает шпаги. Весь такой статный и величественный – настоящий кавалер. Только этот корсет такой тугой, ещё и в поясе натирает, - Джилл стала раздражённо поправлять наряд. - Ох уж мне этот стиль рококо.

- Ты сама согласилась пойти на этот карнавал, - рассмеялся Джон. – Мы к нему, наверное, два месяца уже готовимся, и ты не могла сделать это платье более удобным?

- Когда я его мерила, оно таким и было. Просто одно дело - надеть вещь на несколько минут, и совсем другое – ходить в ней целый вечер. К тому же, знаешь, женщины очень часто жертвуют удобствами ради того, чтобы выглядеть хорошо, так что мне не привыкать. Но хоть раз в жизни любая женщина должна почувствовать себя настоящей королевой.

- Вот теперь ты знаешь цену королевской красоты.

- Ладно, поехали, а то мы и так, по-моему, уже опаздываем.

На карнавал, как всегда, были приглашены самые высокие гости из мира кино: известные актёры, режиссёры, продюсеры, руководители крупных медиахолдингов. Джон даже встретил здесь мистера Моргана. Оскароносному актёру, любимцу публики, почему-то совсем перестало нравиться бывать на таких мероприятиях, а Джиллиан их никогда и не любила. Но сама идея провести очередной фуршет в виде пышного карнавала в стиле балов восемнадцатого века разожгла её интерес к празднику. Она давно мечтала оказаться в сказке и, словно Золушка, встретить принца и танцевать с ним всю ночь. Принца она уже встретила, и он был с ней рядом, а вот сказку необходимо было ещё придумать. И тут такой случай – его нельзя было упускать.

К подготовке карнавала организаторы отнеслись довольно серьёзно. Пришлось два месяца ходить на специальные уроки хореографии и разучивать настоящие бальные танцы со всей их изысканностью, изяществом и утончённостью. Также пришлось посещать уроки этикета, чтобы полностью погрузиться в светскую ритуальность того времени. Джона и Джиллиан эти занятия ничуть не напрягали – наоборот, они радовались времени, которое так необычно проводили вместе.

Обходительные официанты и дворецкие в белых париках, также одетые в стиле рококо, только более сдержанно, уже с первых минут создавали нужную атмосферу того времени. Около часа звёздная парочка блуждала среди гостей. Приходилось улыбаться и проявлять дружелюбие даже к тем, кого не очень-то хотелось видеть. Такая непринуждённая обстановка лёгкого праздника создавала благоприятную среду для всякого рода сплетен и слухов. В любой компании разговоры были примерно об одном и том же: последние скандалы, разводы, судебные процессы, делёжка денег и так далее.

И вот вышел ведущий вечера, одетый в пышный жюстокор, кюлоты и белые чулки:

- Здравствуйте, уважаемые дамы и их кавалеры, рад вас приветствовать на сегодняшнем карнавале! – ведущий закончил приветствие громко и задорно, пытаясь немного расшевелить гостей.

- Итак, мы начинаем сегодняшний бал. Он будет проходить под прекрасный аккомпанемент настоящего живого оркестра, - ведущий сделал изящный жест и сзади раздвинулись шторы занавеса, сверху загорелся свет, и перед публикой предстал оркестр вместе с дирижёром. Дирижёр учтиво поклонился.

- Прошу мужчин пригласить своих дам и занять исходную позицию. Наш первый танец – гавот.

Все, кто хотел танцевать, вышли на танцпол и разбились на пары. Заиграла музыка. Пары закружились в танце, медленно раскачиваясь, делая грациозные наклоны и выпады. Джон и Джилл радовались, словно дети, которым разрешили сегодня не спать всю ночь.

Затем заиграл менуэт, потом вальс. С каждым танцем все, кто участвовал в балу, проникались феерией происходящего всё сильнее и сильнее. Гости танцевали более расслабленно и свободно. Джиллиан явно вошла во вкус, демонстрируя верх хореографического мастерства. Джону, который так рьяно пытался угнаться за своей безумно талантливой партнёршей, также приходилось изощряться в движениях и пластике.

Праздник пошёл по нарастающей. Многие, кто вначале не решался выйти на танцпол, теперь вовсю плясали вместе с остальными - свободного места почти не осталось. Повсюду летала мишура и взрывались хлопушки. Заиграла весёлая французская кадриль – задорный, игривый танец без излишней скованности. Танцующие будто решили наконец-то выпустить пар и закружились как заведённые. Танец предполагал смену партнёров, поэтому Джон и Джилл периодически расставались друг с другом, но затем снова воссоединялись и радовались, что опять вместе. Такое организованное взаимодействие создавало невероятное чувство единения.

И вот Джиллиан снова перешла к другому кавалеру – высокому, очень статному джентльмену с худощавым лицом серого цвета и неприятной, высокомерной ухмылкой. И этот тяжёлый взгляд… Джилл давно не испытывала такого. И даже маска на лице не спасала от него.Он смотрел так, будто что-то знал о ней, знал какой-то секрет, что-то такое, что могло пристыдить её в глазах окружающих или же уязвить в самое больное место. При этом вёл себя джентльмен очень непринуждённо и легко и в танцах и, в отличие от Джонни, проявлял явную инициативу. Теперь не Джиллиан вела за собой кавалера, а сама была полностью ведомой. Она ощущала себя маленькой мышкой, попавшей в лапы к огромному коту. Коту пока не хотелось есть, поэтому он просто играл со своей жертвой. Он будто был уверен, что мышка не сможет убежать, что она уже давно обречена стать его ужином. Джилл с нетерпением ждала момента, когда произойдёт очередная смена партнёров и она снова вернётся к мужу. И вот последние обороты, и они наконец-то разойдутся с этим неприятным человеком. Джентльмен, будто почувствовав это, хитро прищурился.

- Осторожнее, - вдруг сказал он напоследок, и они расстались.

Джиллиан вновь вернулась к Джону. Опять хотелось радоваться и веселиться вместе со своим принцем, но Джона было совершенно не узнать: лицо стало каким-то бледным и потным, его всего трясло и знобило, глаза были полны растерянности и страха. Он будто сдерживал что-то в себе - что-то, что вот-вот вырвется наружу.

- Джонни, с тобой всё хорошо? – спросила она испуганно.

Вместо ответа Джонни попытался улыбнуться, но улыбка получилась какой-то кривой и неестественной. Джилл ощущала, что супруг очень напряжён, именно от этого напряжения его так трясёт.

- Давай уйдём отсюда, если хочешь? – предложила она.

Вдруг лицо Джона перекосило необычным образом – на нем возникла идиотская гримаса. Затем ещё одна и ещё. Джон быстро моргал глазами и совершенно по-дурацки морщил нос и лоб. Рот то открывался, то закрывался. Джон отпустил супругу, остановился и стал судорожно трясти головой, хватаясь за неё руками. Он будто пытался выдавить из себя крик, но у него ничего не получалось. Окружающие заметили это, и возле Джона быстро образовался круг.

- Что происходит? – вдруг заплакала Джиллиан. – Что с тобой, Джонни? - кричала она на него, надеясь, что это как-то поможет.

Но ему становилось только хуже. Тряска превратилась в настоящие муки. Лицо стало будто резиновым и странно завибрировало. Вдруг Джон вцепился пальцами в лоб и виски и начал судорожно ногтями раздирать их. Потекла кровь.

- Какой ужас! – закричала Джиллиан и бросилась к нему, но её остановили.

Затем Джон упал на колени и сунул пальцы в разодранные раны. Ухватившись за края кожи, он стал тянуть их. От его действий лицо завибрировало ещё сильнее. Оно стало похоже на присосавшуюся пиявку, от которой собираются избавиться.

Вдруг одним рывком Джон сорвал его. Кожа лица безжизненно повисла в руках, будто это и не лицо вовсе, а резиновая маска. Окровавленная мышечная ткань, сосуды и кое-где выступающие кости – теперь это было лицом Джона. Он посмотрел на сорванную кожу и выбросил в сторону, словно грязную тряпку. Затем его круглые, лишённые век, глаза посмотрели на жену.

- Прости меня, Джиллиан, - прошептал он дрожащим голосом и протянул руку.

У Джилл началась истерика. Разве такое вообще возможно? Разве так бывает на самом деле? Она металась из стороны в сторону, не зная, куда деться. Окружающие безучастно стояли и наблюдали, будто это были вовсе не люди. Вдруг она увидела в толпе неприятного джентльмена. Он довольно смотрел на происходящее. Их взгляды встретились, и он ей подмигнул. Потом его лицо опять потерялось среди других. Джиллиан вдруг захотелось убежать отсюда, но выбраться из круга было невозможно. Дыхание участилось. Сердце стало безумно колотиться, разрывая грудь. Ещё чуть-чуть и она…

Не сразу к ней пришло осознание, что это был всего лишь дурной сон. Он казался таким настоящим. Дыхание постепенно успокоилось, пульс перестал колотить в висках. Через некоторое время она пришла в себя. Кругом темнота и спокойствие. Рядом лежит муж и беззаботно спит, приятно посапывая. Лёгкое облегчение. Всё, что она сейчас видела, нереально. Она встала с кровати и пошла на кухню. Выпила стакан воды, затем снова вернулась в постель.

Она закрыла глаза, но ещё долго не могла уснуть. Какой-то неприятный осадок оставил этот сон, порождая сильную тревогу в сердце…

«Грани любви». Премьера.

В отличие от предыдущей картины, где снимался Джон Вайер, сюжет «Граней любви» держался в строгом секрете. Не было никаких трейлеров, тизеров и прочего. Те бесценные кадры, которые умышленно были запущены в медиапространство, также не снимали завесу тайны. Но несмотря на всё это, инфополе кипело от слухов и сплетен. О «Гранях любви» говорили на каждом шагу: люди гадали на кофейной гуще, пытаясь понять, о чём будет фильм.

Всё походило на какую-то иллюзию или на массовый гипноз. Люди в прайм-тайм смотрели популярные ток-шоу, посвящённые «Граням любви», и в них по полтора часа обсуждали картину, которую ещё никто не видел. Чувствовалось, что кто-то активно разжигает такую «таинственную популярность».

Расчёт руководства компании был очень тонким. Они создавали такую напряжённость в обществе, что после увиденного на экране оно должно было вспыхнуть словно спичка, которую уже давно натирают о чиркаш. Это будет настоящий взрыв, потому что никто, абсолютно никто не представляет, что увидит на экране.

Джону приходилось участвовать во всех мероприятиях, которые организовывала кинокомпания. После пережитых мучений на съёмочной площадке его это очень угнетало.

- И ещё одна приятная новость на сегодня. Нас ожидает не одна премьера «Граней любви», а целых две. Вторая пройдёт в Реддинге, - сообщил ведущий, - как известно, это родной город нашего именитого и всеми любимого актёра Джона Вайера. Премьера состоится в субботу в восемь часов, то есть одновременно с премьерой здесь, в Голливуде. Вот такие замечательные подарки «Дримс Пикчерз» делает своим подопечным. Если те хорошо работают, конечно, - пошутил он. Публика засмеялась. Ведущий продолжил:

- Для показа картины кинотеатр в Реддинге, к слову сказать, единственный там, претерпел существенную реконструкцию. Теперь это суперсовременный кинозал, оборудованный по последнему слову техники. На въездах в город расставили посты, чтобы любопытные репортёры и просто жадные до зрелищ люди не докучали местным жителям. Так что попасть «на халяву» на премьеру не получится! Можете даже не пытаться!

Публика опять засмеялась.

Джон находился тут же - в студии. От услышанного только что ему сделалось дурно.

- Как Вы это прокомментируете, мистер Вайер? Не хотите ли посмотреть новый фильм с Вашим участием на родной земле?

Джон не мог ничего говорить. Он уже не слышал вопросов ведущего – он просто тупо сидел и смотрел на него, пытаясь переварить эту новость. Снова включилась технология. Джон, как мог, старался слушать её ответы, так как и сам не до конца представлял, что будет происходить дальше и какие планы у компании на этот счёт. Самое страшное, что могло случиться, если он ответит, что поедет на премьеру в Реддинг. Благо ответ был другим:

- Нет, я не планирую ехать в родной город, поскольку после премьеры мне предстоит сделать несколько важных заявлений, и хотелось бы, чтоб меня услышало, как можно больше людей. Влиятельных людей. Людей, которые принимают решения и могут каким-то образом изменить ситуацию, потому что дела обстоят очень серьёзно. С этим тянуть больше нельзя.

У Джона немного отлегло. Единственная мысль, которая отчаянно стучала в голове: «Только не в Реддинг! Только не в Реддинг!» Окажись он там на премьере, наверное, пришлось бы бежать или каким-то образом дематериализоваться, пока пришедшие на фильм не узнали о содержании картины. Даже если бы сейчас он сделал заявление, что собирается поехать в родной город, – он всё равно нашёл бы способ не ехать туда. Никто не смог бы заставить его сделать это. Однако руководство компании на этот раз проявило благоразумие.

«Видимо, они сами понимают, чем это грозит для них. Это было бы уже слишком», - подумал Джон.

После данного интервью об этом событии стали говорить на каждом шагу. Безусловно, это был ещё один инфоповод, благодаря которому фильм станет ещё популярнее, и это опять же несмотря на то, что его ещё никто не видел.

Джон хорошо представлял, что сейчас происходит в Реддинге и какое это событие для такого маленького городка, и ему было плохо от одной мысли об этом. Родители, братья, друзья по школе, просто знакомые… Кто ещё пойдёт на премьеру? Для чего она там? Он ощущал бессилие. Как будто кто-то тащил его туда, куда ему совсем не хотелось идти, но почему-то очень плохо получалось сопротивляться. Он всё больше и больше чувствовал себя в западне: кто-то очень ловко и быстро возводил забор вокруг него, и идея выбраться наружу с каждым днём казалась всё менее осуществимой. Хотелось забыть поскорее этот фильм и всё, что с ним связано, как страшный сон. Он уже успел прилично заработать ещё до премьеры картины, но сейчас это его очень мало волновало. Не раз он представлял, что будет после того, как фильм увидят все: как посмотрит на него жена, что скажут родители, просто люди на улице. Он не знал, как поведёт себя: что будет делать и как будет оправдываться. Единственное, что он чётко предвидел – ему однозначно будет очень стыдно за свою роль.

Он прекрасно понимал, каких результатов хочет добиться «Дримс Пикчерз». Шок. Это будет настоящий шок. Все эти непристойности и пошлости, которыми пропитана буквально каждая сцена этого абсолютно вульгарного и убогого творения, преподнесут как нечто очень нестандартное и свежее, как некое новое слово в кинематографе. Конечно, ведь это снял сам Питер Уоллберг, а такие режиссёры априори не снимают плохих фильмов.

Но для Джона и для его близких непристойности так и останутся непристойностями. Его ежедневно мучили угрызения совести от того, что он к этому причастен, и не просто причастен – он находится в самом эпицентре этих событий. Именно его лицо красуется на всех вывесках и плакатах. Постер с его изображением является визитной карточкой этой порочной истории. Никакие достижения не перекроют этого. Все благополучно забудут Микки и тем более забудут Энтони и будут вспоминать лишь Питера Гэлта: «А, это тот парень, что играл главную роль в фильме «Грани любви»?! Хм, интересно…» И уже никогда не удастся отделаться от этого ярлыка, отмыться от этого образа.

А ведь ему ещё предстояло выступить перед зрителями после премьеры – сказать какую-нибудь трогательную речь. Технология упоминала о каких-то заявлениях. Но сейчас его так мало волновало, что он скажет. Сам фильм, в котором он снялся, говорил столько, что вряд ли его репутации можно нанести ещё больший ущерб. Да и не хотелось больше вникать в дела, связанные с данным проектом; не хотелось лишний раз погружаться в тонкости грязной игры, затеянной теми, кого представлял мистер Морган. Внутри было какое-то острое отторжение происходящего. Это нельзя было назвать ненавистью или злобой. Нет, это было именно отторжение чего-то чужеродного, вредоносного, агрессивного – как будто съел что-то протухшее, и организм пытается избавиться от этого всеми возможными способами. А пока его тошнит, его мутит. Желание было одно: скорее пережить и забыть. Интересовала только «жизнь после».

«За всё остальное пусть отвечает технический отдел Папеджа и технология – для меня же важно, чтобы хэшбрейкеры справились. Потом будет всё равно, где я снялся и что я там говорил», - успокаивал себя он.

Но сильнее всего тяготило Джона то, что Джиллиан ничего не знает. И как он будет объясняться с ней после премьеры, было абсолютно непонятно. Но что он мог сделать?! Он не успел ещё забыть того случая, когда попытался ознакомить Джилл со сценарием. Тогда он попробовал посвятить её в какие-то детали, и сценарий тут же подменили, а уста Джона говорили о совершенно ином фильме. И сейчас, как только речь заходила о его роли, включалась технология, безбожно перекраивая весь речевой поток. Он не мог поведать о том, что ненавидит эту роль, о том, что ненавидит этот фильм, ненавидит «Дримс Пикчерз», ненавидит мистера Моргана, Папеджа, технологию. Были лишь лёгкие, очень абстрактные намёки на то, что эта роль «выходит за рамки его привычного амплуа, что это нечто неожиданное, нечто яркое, экспрессивное, но и способное вызвать некие неоднозначные трактовки». Примерно такие перлы выдавала технология. Поэтому Джону не удалось хоть как-то подготовить Джилл к тому, что ей предстояло увидеть. Она, как и все остальные шедшие на премьеру, была полна надежд на то, что и в этот раз муж продемонстрирует весь свой талант и восхитит неповторимой игрой. И, возможно, насчёт неповторимой игры её надежды оправдаются, но в остальном… В остальном, скорее всего, она будет сильно разочарована. Джон видел искрящиеся глаза супруги накануне премьеры, и ему так хотелось оправдать её ожидания, ведь она верила в него, она не сомневалась в нём ни на секунду. Сердце разрывалось. Он понимал, что очень скоро это всё исчезнет. Пелена восхищения упадёт <