Кусочек репетиции Вайера «Признание»

- Быть может, это покажется глупым и наивным, но без тебя моя жизнь лишена всякого смысла. Без тебя моя заблудшая душа так и будет пребывать во мраке одиночества. Я увлечён тобой. Да… Я увлечён тобой по-настоящему. Я хочу ощущать твой запах, хочу касаться твоей кожи, хочу растворяться в твоих объятиях и поцелуях, хочу слышать твой звонкий смех и тонкое посапывание по утрам, просыпаясь с тобой в одной постели. Я тебя люблю… Наконец-то мне так легко и не стыдно произносить это слово. Люблю! Люблю! Люблю! Прошу тебя, не молчи! Скажи хоть что-нибудь! Не заставляй меня терзаться сомнениями и догадками!

Теперь Джиллиан стало куда интереснее, и она попыталась пробраться поближе, но задела какую-то штуку непонятного назначения, и та с грохотом рухнула на пол.

- Кто здесь? – вздрогнул Джон.

- Чёрт! – послышалось в ответ, и какая-то тень мелькнула к выходу.

Джон бросился за ней. Выйдя на улицу, он увидел, как та, в которую он уже успел почти влюбиться, убегает от него.

- Постойте! Куда Вы? Не убегайте же! Прошу Вас! – Джон попытался её остановить.

Она стояла, запыхавшись и опустив глаза, как ребёнок, которого только что поймали за шалость. Сквозь частое дыхание она начала оправдываться, не поднимая глаз:

- Извините, что я подслушивала Вас. Мне, правда, очень неловко. Я обычно так не делаю. Просто дверь была открыта, потом я услышала звуки и мне стало очень интересно, что там происходит.

- Ничего страшного. Вам не за что извиняться. Я ведь актёр, а значит, на меня кто-то должен смотреть, иначе всё это не имеет смысла, - Джилл подняла глаза, а Джон улыбнулся ей в ответ. – Вы – мой первый зритель.

- Я…

- Джиллиан Фокс, - перебил её Джон, - я знаю, кто Вы. Меня зовут Джон. Джон Вайер. Актёр. В данный момент репетирую новую роль.

- И что это за роль?

- Это молодой человек. Его зовут Энтони. Он живёт в небольшом городке. Родители очень строго воспитывали его, поэтому Энтони очень скромный и, даже, я бы сказал, робкий парень. Естественно, ему очень страшно идти по жизни, он не привык ходить самостоятельно, часто предоставляя другим делать выбор за него. По сути, он прячется. Для этого он часто использует книги. Он постоянно погружён в них, проживая жизни героев на страницах любимых произведений. В реальной жизни есть только одна вещь, которая ему небезразлична. Она буквально выдёргивает его из воображаемых миров и создаёт внутренний импульс к тому, чтобы зажить настоящей жизнью. И, - Джон сделал паузу, - это, конечно же, девушка.

- Ммм, девушка, - Джилл изобразила приятное удивление.

- Да, а кто же ещё? Ради кого мужчины ещё способны совершать подвиги? Конечно, ради женщин. Её зовут Элен. Элен - очень красивая девушка. Она пользуется популярностью среди парней. Энтони «не светит» встречаться с такой, как Элен, так как он даже заговорить с ней боится. Но случай… Случай всему виной.

- Знаете, говорят: «Случай – это псевдоним Бога, когда тот не хочет подписываться своим именем», - поддержала Джилл разговор.

- Да, возможно. Так вот, случай или вмешательство Свыше, - Джон демонстративно посмотрел наверх, - всё-таки дают Энтони шанс. Ему ничего не остаётся, как начать действовать. И вот, когда почти все методы испробованы, когда множество ошибок, оставленных позади, наливают руки свинцом, не давая их поднять, когда горы наломанных дров заставляют спотыкаться, когда Элен почти уже отвернулась от него навсегда, Энтони решается на последний шаг – признание.

- Признание? – переспросила Джиллиан.

- Да, признание, - подтвердил Джон.

- Вы думаете, это поможет?

- А что ему остаётся? У него нет груды мышц, он небогат и вполне себе обычный парень. Чем ему привлечь к себе внимание той, на которую смотрят десятки таких, как он? Но годы, проведённые за книгами, позволили ему в совершенстве овладеть лишь одним инструментом – словом. И только этот инструмент способен выделить его среди многих, сделать самим собой.

- Интересная история, - улыбнулась Джилл.

- Да, - Джон сделал паузу, будто не решаясь спросить, - а может, Вы как-нибудь придёте сюда ещё раз? Посмотрите, как я репетирую? А?

- Зачем Вам это? Вы не уверены в своём мастерстве? – стала отшучиваться Джилл, уходя от ответа. На самом деле она уже немного флиртовала с Джоном.

- Нет, просто хочу узнать Ваше мнение, - Джон так посмотрел на неё, что Джиллиан моментально стало серьёзной.

- Хорошо, я подумаю, - почти шёпотом ответила Джилл, оторвала взгляд и побежала прочь.

Отчего она бежала в этот момент? Что такого страшного предложил ей этот парень? Просто побыть на репетиции? В этом же нет ничего особенного. Почему бы и нет? Но странные, противоречивые чувства выходили откуда-то из груди, и мысли тут же теряли всякую стройность. Она тут же вспомнила Теда. Любовь и страсть всегда идут рука об руку со страданием и болью. И эти струны души она больше не собиралась беспокоить ни в коем случае и ни под каким предлогом. Она не готова была испытать новое чувство, за которым неизбежно последует новая боль. А стоит сделать один маленький выбор в сторону сближения с кем-либо, только раз полить этот цветок, и всё - это будет уже не остановить. Цветок распустится и вспыхнет завораживающе алым цветом, оживёт благоуханьем. И от него уже будет невозможно отвести взгляд, он будет притягивать, как магнит. И человек, в надежде прикоснуться к этому цветку, будет готов на всё, даже на самые ужасные поступки. Просто удивительно, как тяга к чему-то хорошему и светлому может идти рука об руку со злом.

А ещё бывает иначе: человек становится одержим цветком. Он словно загипнотизирован и не замечает больше ничего вокруг. Но время неумолимо идёт вперёд, и цветок, как и всё живое, начинает постепенно умирать. Он теряет сначала запах, потом цвет, потом привлекательность, но человек продолжает цепляться за эту соломинку, он хочет как-то реанимировать увядающую красоту, но, увы, это невозможно. Тогда человек наконец-то обращает внимание на всё то, что его окружает и окружало до сих пор, всё то, что его так мало волновало и казалось не таким уж важным. Ведь на оставшийся сухой черенок уже нет смысла смотреть. И вот он оглядывается вокруг, и нет ничего, что может так же увлечь, так же наполнить жизнь смыслом. Он опустошён и сломлен. Это боль, которую испытывает каждый, кто хоть раз в жизни любил…

Джон Вайер продолжал репетировать роль Энтони в заброшенном павильоне. Несколько репетиций после такого неожиданного столкновения с Джилл он ждал, что она всё-таки придёт снова. Казалось бы, сама судьба дала ему такой шанс, но, увы, чуда не произошло. Джон отпустил эту ситуацию, понимая, что надеяться бессмысленно, поэтому, когда Джиллиан Фокс вновь появилась в дверях павильона, это было похоже на ушат воды, вылитый на голову.

- Здравствуй, - произнесла она как ни в чём не бывало.

- Привет, - ответил Джон, находясь в полном замешательстве, - я уже думал, ты не придёшь. Что-то случилось?

- Да нет, - пожала плечами Джилл, - ничего не случилось.

- Тогда почему ты всё-таки решила принять приглашение? Просто прошло уже пару недель.

- Захотелось снова послушать тебя. Вокруг так много шума и ненужной болтовни. Хочется чего-то такого, - Джиллиан задумалась, - чего-то настоящего. Искренности.

- Искренности? – переспросил Джек.

- Да, искренности.

- Значит то, что ты слышала тогда, тебе показалось правдоподобным?

- Нет, не совсем. Это было искренне. Я же не сказала правдоподобно. Там были мелкие недочёты, наверное, но звучало очень искренне. Это хорошо, так как искренность – это половина таланта.

- А другая половина?

- Другая половина – это работа. Любой талант надо развивать, а для этого нужно очень много трудиться, чтобы превратить его в нечто по-настоящему стоящее, во что-то такое, что привлечёт внимание и восхищение многих. И обе эти половины зависят от тебя.

- Так значит, это было неправдоподобно?

- Были моменты, которые немного коробили слух.

- Покажешь мне?

- Если ты заново прочтёшь, то обязательно покажу.

И Джон Вайер начал читать роль. Он старался, действительно очень старался читать проникновенно и с чувством, он вкладывал всё, что мог в страстный монолог. А Джиллиан тихонько присела в тени и слушала, не выказывая никаких эмоций: ни одобрения, ни недовольства.

Далее она попросила Джона сделать паузу:

- Можно тебя попросить остановиться?

- Что? – сбился Джон.

- Вот этот кусочек, что ты только что читал про то, как он размышлял, что ему делать дальше, о том, какой он неудачник, и что-то там ещё. Прочитай его ещё раз, пожалуйста.

- Хорошо, - согласился Джон. Он отлистал несколько страниц назад, нашёл нужный абзац, откашлялся и начал читать:

- Да что со мной не так? Я ведь столько прочитал книг. Я общался с самыми великими умами разных эпох, и это ни на сантиметр, ни на секунду не приблизило меня к цели. Это не сделало меня счастливее. Даже знаменитый доктор Фауст в какой-то момент воспротивился науке, понимая всю тщетность и бесполезность знаний. Имея такой багаж, какие глупости он потом совершал. Ради чего? Ради того, чтобы почувствовать себя живым, чтобы не было скучно и пусто. А я? Уселся в этих четырёх стенах и никак не могу сдвинуться с мёртвой точки. Что должно произойти, чтобы заставить меня шевелиться? Что вообще заставляет действовать? Может страх смерти? Карлос Кастанеда говорил: «Для того чтобы жить, необходимо постоянно ощущать, что смерть где-то рядом. Она буквально ходит по пятам и в любой момент может забрать к себе, стоит только совершить одну ошибку, один роковой промах». Нет, я неудачник. Даже смерть не заставит меня бороться за жизнь, за своё счастье. Потому что я не знаю как. Меня никто не научил этому; никто не объяснил «делай так и так, и тогда у тебя всё будет хорошо». А сам я придумать не в состоянии: слишком много вариантов, слишком много сомнений, слишком много страхов. Я как всегда проиграю. Никогда не получалось, почему сейчас должно? Нет, всё останется по-прежнему. Меня так хорошо поставили на место, и, да, они правы. О нет, нет, нет… Как больно! Сбежать.

Хватает какую-то книжку и судорожно начинает листать страницы. Останавливается на одной и читает: «Я же говорю, что счастье состоит в том, чтобы ни в чём не нуждаться».

- О нет! Но я нуждаюсь. Я нуждаюсь! Я нуждаюсь в ней! Я хочу быть с ней! Я хочу ощущать её тепло и запах её гладкой кожи. Я хочу чувствовать её горячие поцелуи. Нет, я не могу просто оставаться здесь. Я должен что-то сделать. Что угодно. Пусть это будет самая величайшая глупость, пусть надо мной смеются, пусть унижают - мне теперь всё равно.

Джон сделал паузу:

- Ну что, хватит?

- Да, достаточно. Хорошо. Очень хорошо. Но в тебе нет сомнения. Ты слишком уверен в том, что ты делаешь и говоришь. Есть чувство. Ты хорошо передаёшь чувство страха, волнения, но сомнение отсутствует. Понимаешь?

- Не совсем. Точнее, совсем не понимаю.

- Представь себе, что ты едешь на автомобиле со средней скоростью сорок миль в час. И вот у этого автомобиля отказывают тормоза, отказывают полностью. Ручник тоже не работает. А ты уже зашёл в нужный поворот, и впереди тебя ждёт серпантин. К низу горы ты разгонишься до такой скорости, что разобьешься на смерть, если вообще доедешь дотуда. И у тебя выбор: остаться в машине, надеясь, что тормоза снова вдруг появятся, или тебе удастся каким-то другим чудесным образом остановить автомобиль, либо просто выпрыгнуть из машины на ходу. И вроде, второй вариант более логичен, более правдоподобен, но он предполагает значительный риск: ты также можешь разбиться, что-нибудь сломать. И если первый вариант позволяет отсрочить принятие решения, то во втором варианте такой возможности нет. Ты должен принять его здесь и сейчас, но способен ли ты в этот момент мыслить рационально, отбросив все страхи и эмоции. Это надо иметь просто железное самообладание, поэтому на это мало кто способен. В итоге ты теряешься, не зная, что делать дальше, а скорость постепенно начинает расти. Ещё чуть-чуть и ты уже никогда не решишься на этот шаг: ты точно не выпрыгнешь из машины на ходу, потому что она будет ехать уже слишком быстро. Ты будешь метаться в машине, как сумасшедший, ожидая верной смерти. Вот это и есть сомнение.

- Хм, хороший пример, - закивал Джон, - но как это соотносится с моим героем? С его решением?

- Очень хорошо соотносится. Для Энтони вырваться из комфортного мирка – это и есть прыжок на ходу из автомобиля. Он не знает, что с ним произойдёт: может, это окончательно сломает его, превратит в морального калеку; может, он не выдержит такого напряжения и сойдёт с ума; может, ещё что-нибудь. Но он понимает, что не может ждать, что дальше будет только хуже, что время пришло и именно сейчас он должен принять решение. Это его точка сомнения.

- Какая ты молодец, Джилл! Никогда не думал об этом с такой стороны. Мне казалось, что это вовсе не точка сомнения, а точка принятия ответственного решения. Энтони наконец-то становится мужчиной и принимает эту ответственность. Это момент силы!

- Да, и это тоже. И будет хорошо, если ты покажешь и то, и то.

- Попробуем ещё раз? – улыбнулся Джон.

- Давай, - согласилась Джиллиан.

Признание

Так Джиллиан Фокс и Джон Вайер стали встречаться в заброшенном павильоне, тайком от всех. Они оставались здесь вдвоём и растворялись в процессе творения, наслаждаясь отсутствием рамок и чьих-то мнений. Они не только репетировали: иногда они обсуждали новые фильмы, театральные постановки, книги и прочие события из мира искусства и почти никогда не говорили о других, не обменивались слухами и сплетнями. Им это было просто не нужно, так как их природа требовала совершенно иного. И, казалось, в своих суждениях и анализе, в своей критике они никогда не противоречили друг другу, а звучали в унисон, дополняя друг друга с разных сторон.

Джон Вайер, как и любой мужчина, был более логичен и последователен. Он находил в словах конкретные смыслы и обоснования, пытался разобраться в механике, выявить последовательность. Технически он подходил к процессу актёрской игры очень грамотно. Чувствовался за плечами значительный опыт и множество образовательных программ, курсов и школ, посвящённых театральному делу. Он знал множество приёмов и методов, которые действительно помогали в работе, и достаточно легко оперировал ими. Иногда Джиллиан думала, что Джон - настоящая машина по передаче эмоций и настроений: он довольно просто мог настроиться и при помощи чисто технических средств выдавить из себя всё, что требовалось, и всё это выглядело очень правдоподобно. В этом смысле Джиллиан немного завидовала ему, так как Джон мог почти не погружаться в роль, не проживать её, а играть даже несколько отстранённо.

Но это же было и камнем преткновения для Джона. Играл он правдоподобно, грамотно, и можно было бы подобрать ещё множество прилагательных к его, вроде бы, безупречному исполнению ролей, и почти все они соответствовали бы действительности, кроме одного: игра не была гениальной. Не появлялось того самого невидимого электричества, которое заставило бы восторгаться увиденным и сопереживать герою. Это был потолок, предел, за который Джону, казалось, никогда не удастся вырваться.

Джиллиан Фокс была совершенно другой актрисой, с совершенно иным подходом. Она пыталась прочувствовать каждую роль, погрузиться в неё с головой. Ей важно было эмоциональное состояние героя, а вовсе не то, что он говорит и делает в этот момент. Когда текста было недостаточно, чтобы передать настроение персонажа, она создавала его сама. Она представляла себе, в каком состоянии должен быть герой, чтобы совершить такой поступок. Она проникала в свою роль настолько глубоко, насколько могла, пытаясь сблизиться со своим персонажем, как с живым человеком. Она искала что-то общее, какую-то связь, какие-то качества, которые, как мостики, соединяли бы её со своим новым воплощением. И ей это удавалось очень хорошо: она буквально перерождалась в своих героинь, на время становясь ими. Ей уже не нужно было играть - она жила этими новыми образами и ситуациями, и это настолько чувствовалось, что ей иногда хлопали даже на съёмочной площадке, не веря, что такое вообще возможно.

Однако и в этом подходе были и минусы. Роли влияли на неё, привнося что-то своё в её богатый, но не совсем устроенный духовный мир. И далеко не всегда такое влияние было безобидным, ведь многие её роли были крайне противоречивы и необычайно драматичны. Некоторые героини откровенно разрушали её, делали психику нестабильной, но по-другому Джиллиан играть не могла. Сцена была её жизнью, а не просто игрой.

***

Многому удалось Джону и Джиллиан научить друг друга в этом заброшенном павильоне. Она учила его чувствовать, пропускать эмоции через сердце, он же учил её дистанцироваться от ролей и доверять различным приёмам актёрского мастерства. Иногда Джилл брала сценарий и играла других героев, чтобы у Джона была возможность отрепетировать диалоги.

Джон за это время успел окончательно и безнадёжно влюбиться, но не подавал виду, так как боялся всё испортить. Неизвестно, как бы она отреагировала на признание. Может быть, это испугало бы её? Тогда она убежала бы и он больше никогда бы её не увидел. Ему нравилось, что она здесь, рядом с ним, что они общаются, дружат, и уже это делало его счастливее. Он наслаждался этими моментами, пытаясь не торопить время и ход вещей, и не хотел рушить всё это.

Джон теплил себя надеждой, что когда-нибудь у него будет шанс сказать Джилл о самом главном – о своих чувствах. О настоящих чувствах. Нужен был только знак, только один намёк, что он ей тоже небезразличен, и тогда он точно решился бы.

- Что сегодня репетируем? – Джиллиан, как всегда, в срок появилась в их тайном месте.

- Так, посмотрим, до чего мы там добрались. Так, так, так… Сейчас, погоди секундочку, - Джон неуклюже перелистывал страницы сценария. – Так, ага, нашёл, - он пробежал глазами по странице, - сегодня мы подошли к кульминации.

- Оу, кульминация – самое эмоциональное место в истории. Сегодня потребуется много сил, - пошутила Джилл.

- Да, но больше от меня, чем от тебя, так как это признание.

- Сегодня Энтони, наконец-то, решит сказать Элен о своих чувствах? – игриво хихикала Джилл.

- Да, и, надеюсь, у него это получится хорошо, - поддержал Джон её шутливое настроение. – Так, ну что, начнём?

- Да, давай, я готова.

- Так, тогда становись здесь. Повернись ко мне спиной. Вот так. И немного полубоком. Посматривай на меня, чтобы я видел, что ты меня слушаешь. После слов «я тебя люблю» ты должна как-то отреагировать, наверное, потому что эти три слова тут самые важные. Согласна?

- Да, согласна. Хорошо, я что-нибудь придумаю.

- Хорошо, тогда начинаем.

- Так, стоп, - остановила его Джиллиан, - до кульминации явно не дотягивает. Во-первых, ты должен сказать не «я тебя люблю», а «я люблю тебя» и сделать акцент на слове «люблю». Ты выражаешь свою любовь - ты должен как бы немного пропеть его. Должно быть очень звонко, чтобы эти очень важные в жизни любого человека слова, проникли в самую глубь. Понял?

- Понял.

- И… ты как-то… Ты немного зажат. Это же признание в любви! Выпусти себя! Чтобы эмоции взяли верх, чтобы больше ничего не имело значения.

- Да, хорошо, постараюсь. Извини, наверное, ещё не настроился как следует. Сейчас, погоди, - Джон отвернулся, начал потирать лицо и делать какие-то другие вещи, чтобы подготовить себя к предстоящей эмоциональной встряске.

- Представь, что я – твоя любовь, что без меня ты жить не можешь, что я – твоя единственная, твой идеал. Ты просто жаждешь меня, я – твой источник жизни и наслаждения, ты вожделеешь меня каждой клеточкой, - говорила ему Джиллиан, пытаясь помочь настроиться.

«Представить, что ты – моя любовь?» - подумал Джон. – «Да нет ничего проще. Я и так люблю тебя. А что если…» - и тут в голове Джона появилась просто безумная мысль. Он так долго искал подходящего момента, чтобы сказать Джиллиан о своих чувствах, и вот сами обстоятельства толкают его на это. «Более подходящего момента просто не придумать. Я признаюсь ей! Да, это будут другие слова, чужие, кем-то написанные, но говорить их буду я. Буду говорить от себя, от своего сердца. Может быть, она всё поймёт, а может, и нет - мне всё равно: я буду знать, что признался, что сказал ей то, что должен был, даже если ничего не будет и всё останется по-прежнему».

Джон повернулся и начал читать. На этот раз он не просто читал или играл - он пропускал через себя каждую фразу. Слова, давным-давно выученные наизусть, слетали с уст, словно ноты. Он пел, и это была прекрасная песня о любви, песня, какие обычно поют безнадёжные романтики по ночам возле окон возлюбленных в надежде, что те снизойдут до них, выглянут в окошко и отметят знаками внимания. Стоя полубоком, Джиллиан всеми фибрами ощущала энергию, которая шла от него. Мурашки бегали по спине, улавливая каждый звук, каждый вздох, каждое ударение. При словах «я люблю тебя» она невольно вздрогнула, как будто ударила молния: она так хотела их вновь услышать, но боялась.

Джон закончил. Джиллиан, находясь в состоянии лёгкой контузии, повернулась к нему и выжала из себя:

- Это было гениально, Джон.

Джон стоял в той же позе, в которой закончил признание. Он тяжело дышал, его буквально трясло с головы до ног. Он стоял и смотрел на неё. Смотрел так, как никогда ранее.

- Это была не игра, - прошептала осторожно Джилл, наконец поняв, что происходит, и слёзы невольно начали катиться из глаз. – Давно?

- Ещё до нашей первой встречи я был влюблён в тебя. С самого первого момента, как увидел тебя на съёмочной площадке.

- Но мы не можем быть вместе, - отвернулась Джиллиан.

- Но почему, Джилл? Только не говори, что ты здесь исключительно ради репетиций, что я совершенно тебе безразличен. Я знаю, что это не так, - он подбежал к ней и взял за руку. – Что плохого в том, что мы нравимся друг другу?

- Я уже потеряла одного любимого. Понимаешь? Мне так больно. Не хочу. Не могу. У меня не хватит сил. Нет, нет, - Джиллиан качала головой и плакала.

- Но, Джилл, никто не собирается больше умирать. Почему обязательно должно случиться что-то плохое? Мы здесь, и мы вместе. И я уверен, то, что зарождается между нами, – это прекрасно. Не стоит от этого бежать и закрываться. Одиночество – это путь в никуда. Мы можем быть рядом, и мы можем быть счастливы, - он подошёл, обнял Джиллиан за плечо и прижал к груди.

Впервые они находились так близко друг другу. Прильнув к Джону, Джиллиан Фокс впервые за последние несколько лет почувствовала спокойствие и защиту. Больше не хотелось плакать и страдать, хотелось раствориться в этих объятиях и навсегда забыть про всё то, что было с ней ранее. Джон, видя, как возлюбленная откликается на заботу, обнял её обеими руками ещё сильнее.