Слухи О номинировании Джона на «оскар»

Съёмки фильма про гражданскую войну закончились. Позади остался старый павильон, где между двумя горячими сердцами зародилось прекрасное чувство. Они не спешили афишировать отношения, так как сразу же поползли бы слухи, в газетах стали бы печататься скандальные статейки, а папарацци начали бы со всех сторон атаковать их личную жизнь.

Но, к сожалению, долго скрываться они не смогли. Если двух людей так сильно тянет друг к другу, то они будут искать любой повод, любой момент, чтобы увидеться вновь, чтобы оказаться рядом. Они будут совершать ошибки, будут забывать об осторожности. И Джон вместе с Джиллиан не оказались исключением, поэтому об их бурном романе довольно скоро знали все.

Деваться было некуда - пришлось признаться, что они встречаются. Джон, благодаря помощи Джиллиан, просто блестяще отыграл Энтони и был выдвинут на премию «Оскар» в номинации «лучшая мужская роль». Ему довольно часто теперь приходилось бывать на публике, у него брали интервью, приглашали к известным телеведущим. А по версии журнала «Empire», Джона Вайера назвали открытием года.

- Итак, скажите, Джон, не сильно Вам докучают папарацци?

- Нет, я ещё не успел их возненавидеть, - пошутил Джон. Публика отреагировала смехом.

- Ха-ха, хорошо. А что будете делать, если получите Оскара?

- Не знаю. Безусловно, буду радоваться, так как эта престижная награда – лучшее подтверждение мастерства актёра, его профессионализма.

- Скажите, а слухи насчёт романа с Джиллиан Фокс – это правда или очередной PR?

- Нет, это не PR. Это чистая правда. Мы с Джиллиан встречаемся.

- Как вы познакомились?

- На съёмках фильма-ремейка «Унесённые ветром». Знакомство было совершенно случайным, но «случайность, как говорят, - это псевдоним Бога, когда тот не хочет подписываться своим именем».

- Хм, глубоко. Хорошо, есть какие-то планы на совместное будущее? Может, планируете поучаствовать в каком-то совместном проекте? Может, помолвка, затем свадьба?

- Нет, мы пока не думали об этом. Планов никаких нет.

- Скажите. Э-э, такой провокационный вопрос. Как Вы считаете, на решение выдвинуть Вас на премию «Оскар» как-то повлиял тот факт, что Вы встречаетесь с нашей всеми любимой, невероятно популярной и талантливой актрисой Джиллиан Фокс? Просто не обижайтесь, но некоторые считают Вас выскочкой и карьеристом. Вам каким-то образом удалось покорить сердце Джилл, чтобы добиться такого успеха. Вы же сами в одном интервью сказали, что она Вам помогла. Или я не прав?

Лицо Джона Вайера налилось гневом. Никто ещё так не оскорблял его. Он готов был разорвать этого журналиста, и совершенно непонятно было, что его сдерживало. Вероятно, он понимал, что этим проклятым телевизионщикам нужны рейтинги, поэтому они будут выставлять на всеобщее обозрение всё, что способно максимально провоцировать, накалять обстановку, разжигать скандалы. Если бы Джон вскочил со стула и избил бы этого журналиста, то к вечеру кадрами этой драки был бы наполнен весь телеэфир. По всем телеканалам обсасывали бы его поступок, а избитый журналист получил бы огромный гонорар за хорошо проделанную работу. Джон дал довольно сдержанный ответ:

- Нет, я вообще всегда считал, что такие факты вряд ли довлеют над решениями киноакадемии.

- Ну да, считали, - журналист ехидно улыбнулся и продолжил интервью.

И непонятно откуда это взялось, но подобные вопросы стали периодически всплывать на различных пресс-конференциях, встречах с репортёрами и телешоу. Появился даже небольшой документальный фильм об истории успеха Джона Вайера, где, по мнению журналиста, ключевую роль в карьере Джона сыграла любовная связь с Джиллиан Фокс. Джон перестал давать интервью и начал прятаться от папарацци. Только сейчас Джон понял, какое это бремя – известность. Его раздражала популярность. Все будто сговорились и в один голос твердили о том, что он просто альфонс и карьерист. Он хотел спрятаться где-нибудь, где не будет этих информационных помоев, но они неуклонно просачивались и портили жизнь не только ему: Джилл тоже страдала, и это очень сильно огорчало Джона. На неё также стали постоянно сыпаться вопросы по поводу успеха Джона и того, каким образом она и её отец к этому причастны, но Джиллиан, как и Джон, терпеливо молчала и игнорировала подобные обвинения.

В какой-то момент о взаимосвязи его карьеры и Джилл стали говорить так часто и так много, что и сам Джон стал сомневаться в том, что он хорошо сыграл роль Энтони, что его успех объясняется не только талантом. На столике в гостиной лежало несколько газет и журналов с кричащими заголовками. Непонятно, как они попали сюда? Кто их принёс? Но при одном взгляде на них Джон терял самообладание. Он ходил по комнате взад-вперёд и думал о происходящем:

«Может, это всё правда? Может, Джиллиан и её отец действительно приложили руку к этому? Но зачем? Может, чтобы я почувствовал себя успешным мужчиной? Как я, актёр, буду находиться рядом с женщиной, которая талантливее меня? Я тоже должен что-то представлять из себя на этом поприще, иначе она раздавит меня. Может, в этом всё дело?»

Тут из душа вышла Джиллиан, и Джон невольно продолжил мысли вслух:

- Джиллиан, ты смотрела газеты?

- Нет, я стараюсь их не читать. Ты же знаешь, что там всё ради денег, а не ради правды. Не обращай внимания на то, что пишут о нас. Это всё бред. Ты талантлив! Ясно? Если сомневаешься, то включи фильм и посмотри, как ты сыграл. По-моему, это было просто волшебно.

- Ты точно так думаешь?

- Я в этом просто уверена.

- Вы точно с отцом не помогаете мне получить эту статуэтку? Просто почитаешь их и сам начинаешь думать, что это вполне логично.

Джиллиан повернулась и обиженно посмотрела на него:

- Ты что такое говоришь, Джонни. Я бы никогда не стала просить об этом отца. Я знаю, что ты со мной не ради этого, я знаю, что тебе неважны ни мой статус, ни моя популярность. Я знаю, что ты любишь меня. И я знаю, что для тебя важно состояться в качестве актёра самому, именно поэтому мы с тобой столько работали. Если чем-то я и помогла тебе, то только репетициями в том заброшенном павильоне.

- А отец не может это делать тайком от тебя? – не успокаивался Джон.

- Нет, - отрезала Джиллиан раздражённо, - он никогда так не делал. Ясно? Даже в отношении меня. Он слишком ценит кино. Для него кино – это искусство, которое он никогда не предаст ни ради меня, ни ради кого-нибудь ещё.

- Хорошо. Ладно, успокойся, Джилл, я не хотел тебя обидеть. Просто эти папарацци.

- Учись не обращать на них внимания. Да, я понимаю, это сложно, но рано или поздно и эта новость станет неинтересной, и все забудут о ней, а фильм и твоя роль останутся. Надо только проявить терпение и немного подождать, - Джилл подошла, присела к нему на коленку. Сейчас Джон очень нуждался в её поддержке, и она чувствовала это, хоть её и саму выворачивало наизнанку от этих слухов. Ей самой недоставало терпения правильно реагировать на всё то, что изрыгала прожорливая пресса из своего чрева. Она успокаивала себя тем, что они вместе преодолеют любые трудности и когда-нибудь всё обязательно встанет на свои места.

Несмотря на убедительные слова Джиллиан, у Джона всё-таки остались некоторые едва ощутимые сомнения. Иногда они вызывали лёгкое волнение и дискомфорт, а иногда заставляли вздрагивать лишь при одном упоминании об этом.

Талисман

Настал долгожданный день вручения премии. Джона трясло с самого утра: в свете последних событий он вообще не хотел появляться на публике, но сегодня у него просто не было другого выбора. Именно к этому он стремился и шёл всю сознательную жизнь. Если ему удастся получить «Оскара», то весь его мир очень круто изменится. Несмотря на все неурядицы с журналистами, это был его звёздный час, и он не имел права упустить такого шанса. «В конце концов, Джилл права: это всего лишь слухи и сплетни ради денег», - убеждал он себя.

Легче от этого не становилось. Даже проклятая бабочка не слушалась. Руки ходили ходуном, а вид в зеркале говорил о затянувшейся депрессии. В комнате появилась Джиллиан:

- Ну что ты готов?

Выглядела она просто сногсшибательно: обтягивающее строгое платье серебристого цвета подчёркивало бёдра и грудь, сзади глубокое декольте обнажало спину, волосы были собраны в красивый кудрявый пучок наверху, оголяя красивую и хрупкую шею. Она была совершенством в глазах Джона, идеалом женской красоты. Он точно не сомневался, что с этой женщиной он не ради карьеры, не ради денег и славы, а ради возможности прикоснуться к прекрасному цветку под названием любовь. Появление Джилл слегка успокоило его.

- Вижу, с бабочкой никак не справишься?

- Да, что-то совсем запутался, - слабо улыбнулся Джон.

- Давай я тебе помогу. Я знаю, как это делается.Часто приходилось помогать отцу. Он, знаешь ли, не сторонник этих всех формальностей и церемоний.

Джиллиан проворно завязала возлюбленному галстук и поцеловала его. И в этом было что-то такое, что очень расслабило Джона, помогло избавиться от надвигающегося стресса. Было что-то магическое в том, что девушка завязывает мужчине галстук, что-то похожее на материнскую заботу, когда мама одевает ребёнка, чтобы тот не замёрз на улице и не простудился.

- Ну как? Полегче? – улыбнулась она.

- Значительно, - произнёс он.

- Я хочу сделать тебе один подарок. Смотри, что у меня есть, - и в руках Джилл появился маленький золотистый значок в виде киноплёнки. Внешне он был самым обычным и не представлял совершенно никакой ценности.

- Значок? – спросил Джон.

- Да, и это не просто значок. Когда-то давным-давно, когда я ещё была совсем маленькой, я участвовала в одном конкурсе для юных актёров - и с треском провалилась. Но мой отец тогда не рассказал мне всей правды, он сказал, что хоть я и не заняла призового места, в жюри меня отметили особой наградой – вот этим значком. Он объяснил, что это специальный приз и дают его лишь тем, кто обладает особенным талантом, но просто не вписывается в общепринятые стандарты. Естественно, я тогда поверила ему. И ты знаешь, меня это очень сильно поддержало. Я носила этот значок лет до восемнадцати, наверное. Я таскала его на все пробы, конкурсы и награждения. Верила, что именно он делает меня особенной. Теперь я дарю его тебе. Пусть он и тебе поможет так же, как и мне в своё время. Пусть и тебя этот значок сделает особенным. И если даже не получишь «Оскара», помни, для меня ты - лучший! Это моя награда и оценка тебе и твоей работе. По крайней мере, один человек верит в тебя и в твой талант.

- Спасибо тебе, моя дорогая. Ты столько сделала для меня. Это очень ценный подарок – я буду хранить его. Обещаю…

Работа в «Дримс Пикчерз»

Через несколько дней после фуршета Джону позвонили.

- Дорогая, у меня отличные новости! – Джон просто сиял. Он расхаживал по квартире, танцуя и напевая какую-то забавную мелодию, - его просто распирало изнутри.

- Ого, вижу, новости и правда очень хорошие. Тебе предложили новую роль?

- Лучше. Гораздо лучше.

- Что же? Не томи, Джонни.

- Мне предложили работу в «Дримс Пикчерз». А-а-а!!!! – закричал Джон от радости. – Отправляюсь прямо сейчас на подписание нужных бумаг, - Джон второпях собирался. Было видно его нетерпение перед таким значительным событием.

- Молодец! Поздравляю тебя. Я искренне рада, - Джилл улыбнулась. Она к таким вещам уже давно привыкла, поэтому относилась к ним более спокойно. - Прихвати с собой юриста. Знаю, что ты не любишь формальностей, но, поверь, это может существенно облегчить жизнь в будущем, - предложила она и, безусловно, была права: не стоило так безрассудно на всё соглашаться. Как много талантливых людей прокалывалось на этом, не получая ничего за свой труд. Действительно, нужно было позвать юриста: хоть кто-то должен иметь холодный ум и внимательно ознакомиться со всеми документами. Джон в такой эйфории был не в состоянии думать.

***

Гарри Браун, новый юрист Джона Вайера, очень долго изучал детали контракта. Пожалуй, он потратил на это не меньше полутора часов. Всё это время он молчал, пристально всматриваясь в бумаги, и лишь раз прокомментировал написанное:

- У вас слишком жёсткие условия политики конфиденциальности. Очень жёсткие. Право, давно такого не встречал.

- Так мы же не мелкая студийка, где-то на задворках, снимающая малобюджетный арт-хаус, а всё-таки крупная компания. У нас серьёзные проекты, люди. Нам есть что защищать, и мы не можем себе позволить такие убытки из-за того, что кто-то не умеет держать язык за зубами. Согласны со мной, мистер Вайер? – мистер Морган приветливо подмигнул Джону.

- Да, согласен, - пожал плечами Джон. Ему показались эти вещи совершенно очевидными.

- Хорошо, - вдруг Гарри отложил бумаги, - условия контракта нас устраивают. Юрист повернулся к своему клиенту и сказал шёпотом:

- Отличные условия, Джон. Соглашайся. И деньги хорошие. Очень хорошие.

Джону этого было достаточно для того, чтобы оставить автограф под предложенным договором.

После подписания Гарри ушёл, а Джон ещё некоторое время общался с Рейнольдом Морганом. Разговор был абсолютно неформальным: о семье, развлечениях, новостях шоу-бизнеса. Джон покинул здание «Дримс Пикчерз» очень довольным: начиналась новая жизнь - жизнь, где будут только лучшие роли, по-настоящему великие фильмы и самые большие гонорары. И больше не надо будет стоять в очередь за всем этим. Мечты постепенно начинали сбываться.

***

По дороге Джон заглянул в одну кофейню на углу, недалеко от «Дримс Пикчерз». Кофейня называлась «Ройал Кофе». Здесь, в центре города, всё стремилось иметь соответствующий статус, поэтому даже кофейни были королевскими.

- Двойной латте, пожалуйста.

- А, я Вас узнал! Вы – Джон Вайер. Вы играли Энтони в фильме «Книжная любовь», - вдруг обратился к нему продавец.

- Да, Вы совершенно правы. Только никому не говорите, я не хочу шумихи вокруг своей персоны, - закончил шёпотом фразу Джон.

- Отличная роль, мистер Вайер! Мы с подружкой просто в восторге. Наверное, уже раз десять посмотрели этот фильм.

- Приятно слышать, что ты снялся не в одноразовом дерьме, про которое все забыли через месяц.

- Мистер Вайер, совет: закажите лучше капучино. У нас лучший капучино во всём Лос-Анджелесе.

- Да? Ну тогда я просто обязан его попробовать.

Через несколько минут свежий горячий кофе был в руках Джона. Он уже собирался расплатиться, но продавец его остановил:

- Не надо, мистер Вайер, это за мой счёт. Скажу своей девчонке, что самого Джона Вайера угощал кофе. Она просто обзавидуется.

- Спасибо тебе.. Э-э… Я забыл узнать, как тебя зовут.

- Паоло, - ответил продавец. – Паоло Манчини.

- М-м, итальянец!

- Да, родители приехали сюда в пятидесятых. С тех пор и готовим лучший капучино в этом городе.

- Спасибо тебе, Паоло, рад знакомству, - Джон поднял и продемонстрировал тёплый бумажный стакан.

- Мистер Вайер, - улыбнулся продавец, - а можно автограф? А то моя девушка не поверит, - Паоло протянул Джону буклет с продукцией кафе и чёрный маркер.

- Конечно, - ответил Джон и, что-то написав на буклете, вернул его обратно Паоло.

- Теперь твоя девушка точно поверит, - подмигнул Джон продавцу. – Хорошего дня, Паоло.

Продавец заглянул в буклет. Там поверх списка товаров было написано:

«Верь своему парню. Это действительно я, Джон Вайер, сыгравший Энтони в фильме «Книжная любовь». Желаю вам счастья и добра. Любите друг друга».

И далее следовала довольно размашистая подпись.

- И Вам хорошего дня, мистер Вайер, - опомнился продавец, оторвавшись от буклета, но Джон уже успел покинуть заведение.

День начинался замечательно. Джон шёл по улице, чуть ли не припрыгивая от радости. Ему нравилось, когда всё вот так складно получалось, когда каждая минута прожитой жизни приносила новые приятные сюрпризы. Хотелось петь, танцевать и радоваться всему, что окружает. И кофе, к слову, оказался просто отличным…

Съёмки в новом фильме

В сцене общаются два персонажа: Микки и его жена Амелия. Роль Микки исполняет Джон Вайер.

- Но разве об этом мы мечтали, Микки?

- Я так устал от такой жизни, Амелия. Устал выживать, пресмыкаться. Устал просто существовать. Мне надоело чувствовать себя безропотной, бессильной букашкой. Хочется пожить. Пожить по-настоящему! Я столько думал над этим. И знаешь, Амелия, я наконец-то понял, что нам нужно, - Микки с азартом потирает руки, - нам нужны деньги, Амелия, очень большие деньги. И, кажется, удача повернулась к нам лицом.

- Неужели ты продашься этим проклятым банкирам?

- Мне выпал реальный шанс попасть в высшую лигу, и, видит Бог, я его не упущу.

- Стоп! Не верю! Не! Верю! Не верю тебе, Джонни! – завопил в рупор режиссёр. Джон уже сбился со счёта, сколько раз его прерывали именно на этой фразе. Что-то однозначно не шло.

- Звучишь неубедительно. И выглядишь неубедительно. Что ты зажался весь? Тебе же выпал настоящий джек-пот. Ты что не веришь, что Микки действительно хочет этого?

- Не то чтобы не верю, - замялся Джонни, пожимая плечами. – Просто неужели в нём нет ни капли сомнения?

- Вот в чём твоя проблема, Джонни. Сомнения! Твои глаза должны гореть. И это должен быть дьявольский огонёк азарта! А ты стоишь, как сундук. Твоя речь похожа на конвульсии эпилептика, а я хочу, чтобы ты мне показал восхищение, предвкушение успеха. И никаких сомнений… Понятно? Ещё раз!

Но для Джона это как раз было точкой сомнения, точкой выбора между идеалом семейного счастья и деньгами, которые многое могут решить, но от идеала придётся отказаться. Всегда при любом выборе что-то приобретаешь, а что-то неизбежно теряешь. Выбор отсекает прочие возможности, часто не предоставляя больше шанса вернуться к ним, поэтому всегда так сложен. Именно это они обсуждали с Джилл, когда-то в заброшенном павильоне. Сомнение, затем принятие решения, робкий шаг в сторону одного из путей, и всё – очередной жизненный этап уже за спиной, ты больше никогда туда не вернёшься. Сейчас режиссёр предлагает отказаться от этой мысли, и, так как именно режиссёр руководит всем процессом, он вправе требовать, чтобы его решения исполняли. Джон не может спорить. У него даже нет возможности высказать свою точку зрения - он вынужден работать в рамках чужой. Такова участь актёра. И к ней уже давно пора привыкнуть.

«Ладно, настройся Джонни. Покажи им всем, что ты – профессионал», - Джон собрался и начал заново. На этот раз Уоллберг не остановил его, поэтому удалось отыграть сцену до самого конца.

- Но как же мы, Микки? Как же наша жизнь? Помнишь, о чём мы мечтали, когда валялись вдвоём в высокой траве? Небольшой домик во Флориде. Тёплое и солнечное лето. Под тенью огромного дерева резвятся детишки. Наши детишки. Трое или даже четверо. Слышится их смех. Они играют с большой и пушистой собакой. Мы сидим на летней веранде с бутылкой откупоренного вина и с улыбкой смотрим на наших деток. Легкий ветерок ласкает наши лица. Мы чокаемся бокалами, и приятный, терпкий, кисловато-сладкий, пьянящий напиток касается наших губ. Мы улыбаемся друг другу. Счастьем и любовью наполнены наши сердца, - при этих словах Амелия медленно отворачивается от супруга и говорит это куда-то в сторону, куда-то вдаль, как будто это уже не их общие мечты, а только её собственные. Она вытягивает руку, будто хочет прикоснуться к описанной только что картине. В конце у неё наворачиваются слёзы и голос начинает дрожать. Она отказывается верить, что её мечта вот-вот перестанет существовать.

- Но, милая, - с жаром обращается к ней Микки, - то, что мне предлагают, это гораздо интереснее и перспективнее, чем какой-то домик во Флориде, - он немного усмехается. – Ты понимаешь, что мы с тобой будем купаться в роскоши. В нашем распоряжении будут лучшие виллы, шикарные автомобили. Ты будешь одеваться в лучших бутиках. Нашим детям будут открыты все пути в этом мире. Они не будут мучиться, как мы, и, возможно, никогда не будут знать, что такое нищета. Амелия, любимая, послушай, - он приближается к ней. – Такой шанс выпадает раз в жизни. Больше никто и никогда не предложит мне подобного. Если я сейчас откажусь, то мы никогда не увидим, что такое жизнь без нужды. А мечта, которую ты рисуешь, вообще может не воплотиться.

- Но, Микки, ты продаешь свободу! Что ты потом скажешь своей совести? Как ты будешь смотреть в глаза людям? Своим детям? Как ты будешь оправдываться перед самим собой, понимая, что ты продал себя и всё, что у тебя есть?

- Совести?! – Микки засмеялся. - Я тебя умоляю, Амелия. Кто же в наше время думает о таких вещах? А свобода – это вообще что-то непонятное. Мы сейчас тоже несвободны, согласись. Мы зажаты в тисках неблагополучия. Мы не можем позволить многих самых элементарных вещей. У нас даже нет денег на билеты во Флориду, в которую ты так мечтаешь уехать. Разве это свобода? Да пропади она пропадом такая свобода!

- Я не верю своим ушам. Неужели это ты, Микки? Неужели за тебя я выходила замуж? Неужели ты готов сдаться? Продать мечту? Ты говоришь совсем, как они.

- Но, дорогая, - Микки пытается обнять жену. Она вырывается из его объятий.

- Уйди, Микки. Я прошу тебя. Я не могу сейчас. Как всё запуталось. Нет, не может этого быть, - хватается за голову.

- Но я делаю это ради нас обоих, Амелия. Я же…, - он выдерживает небольшую паузу и бережно произносит:

- Люблю тебя….

Стоп! Снято! – прозвучал голос режиссёра. – На сегодня всё! Хватит с меня… - Уоллберг снял кепку и вытер платком пот со лба.

***

Режиссёра звали Питер Уоллберг. Многие говорили, что Уоллберг слишком дотошен, но при этом отмечали его высокий профессионализм. Самым важным критерием считает реалистичность происходящего в кадре. «Главное - чтобы зритель поверил!» - говорит он постоянно. Его отношение к новому актёру в команде «Дримс Пикчерз» однозначно предвзятое. Как и Рейнольд Морган, он не верит, что актёры вообще на что-то способны самостоятельно - в их работу необходимо вмешиваться, их игрой необходимо управлять на всех этапах кинопроизводства.

Так же как и глава компании «Дримс Пикчерз», Уоллберг - законченный прагматик. Джон сразу почувствовал, как тяжело с ним работать. Разные мировоззрения, отношение к жизни и к ценностям, безусловно, создали определённые недопонимания и разногласия, которые Джону пришлось держать в себе, так как человеком он был крайне неконфликтным и дружелюбным.

За время съёмок нового фильма много перемен произошло в личной жизни Джона Вайера. Они с Джилл решили, что не стоит тянуть со свадьбой. Теперь у них была своя квартира, своя большая кровать и более-менее устроенная совместная жизнь, в которой все радости и печали они делили на двоих.

Джиллиан, так же как и Джон, продолжала сниматься, поэтому виделись они всё равно нечасто, но зато, когда оказывались вместе, просто растворялись друг в друге. Им не нужны были поездки, путешествия и прочие развлечения, они просто запирались дома, отключали связь с внешним миром и проводили время вместе, наслаждаясь каждой минутой.

Джилл, как и прежде, помогала Джону в актёрской работе. Они периодически репетировали его роль в новом фильме, часто обсуждали, каким должен быть новый персонаж; какие события повлияли на него; какие у него должны быть мотивы совершить тот или иной поступок. Но почему-то всё, что они выдумывали, шло вразрез с видением режиссёра. Когда Джилл узнала о новой претензии Уоллберга насчёт сомнений, она вообще была почти в бешенстве:

- Да за что ему только награды дают. Он же бездарь! Как такое вообще можно требовать? Именно сомнения и неоднозначности обогащают персонажа эмоциями, чувствами, каким-то духовным поиском, делают его настоящим, живым человеком! А это! Это не герой, это какая-то картонная фигурка получается! Это абсурд!

- Может, ты попросишься вместо него режиссёром? – шутил Джон. – С тобой мы точно сработаемся.

Джону нравилось, что Джилл так активно участвует в его актёрской деятельности, но иногда его посещали и иные мысли. Он думал о том, что он до сих пор немного несамостоятелен, что Джилл во многом довлеет над ним. Она ни в коем случае никогда не навязывает свою точку зрения, но он постоянно принимает её.

«Возможно, потому что она права? Она говорит такие вещи, которые и я считаю правильными. Почему я должен отказываться от них? Следовать им наперекор? Только для того, чтобы убедиться в своей значимости? В том, что я тоже способен принимать решения? Что у меня есть талант?» - успокаивал он себя.

«Я ведь и сам многое сделал. Получил роль Энтони. Меня выбрали среди сотен других претендентов, а значит, поверили в то, что я смогу его сыграть. Да, она мне помогла, но это не ничуть не умаляет моих способностей. И почему, собственно, я должен отказываться от помощи любимого человека? Если мы созданы друг для друга, то, значит, должны помогать друг другу, и в радостях и в горестях всегда быть рядом. Разве нет?»

Несмотря на подобные рассуждения, иногда у Джона случались настоящие приступы беспомощности. Это было похоже на психическое расстройство: его бросало из крайности в крайность от полной уверенности в том, что участие Джилл в его работе – это благо, до абсолютной растерянности или даже страха по поводу того, что она уж слишком часто помогает ему. И ситуация с новым режиссёром только подливала масла в огонь. Ведь Питер Уоллберг был тоже достаточно именитым кинодеятелем, имел много наград и, наверняка, знал, что делает.

«Может, Джилл и не всегда бывает права? А я просто люблю её, поэтому для меня так значимо всё, что она говорит и делает?» - спрашивал себя Джон и не мог найти ни одного убедительного ответа. А вопросов с каждым днём становилось всё больше. Чем чаще Джон об этом думал, тем сильнее это давило на него. Непонятно откуда, но вдруг появилось странное стремление к автономности от Джиллиан. Возможно, её авторитет слишком давлел над ним? Возможно, это произошло из-за слухов вокруг его премии «Оскар» за роль Энтони? Ведь тогда очень многие сомневались в его победе. Газеты писали, что его взлёт вполне объясним родственными связями с семейством Фокс. Как Джон ни старался, он не смог этого забыть. Он представлял, как в известных кругах обсуждают его с этой неблаговидной стороны и, что ещё хуже, смеются над ним, от этого возникало непонятное чувство стыда. Возможно, Уоллберг и сейчас смеётся над ним на пару с мистером Морганом? От этой мысли некуда было деться, она ела изнутри.

Неизбежно в голове Джона возникал главный вопрос: «Смог бы он пройти этот путь без помощи Джиллиан?» И, возможно, до конца не осознавая, он уже дал на него ответ: в такой бескорыстной заботе виделся некий элемент зависимости, от которого теперь желательно было избавиться. В карьере ему меньше всего хотелось быть подопечным Джиллиан. Ему хотелось быть не направляемым ею, а стоять рядом на равных, хоть он и любил её больше всего на свете.

Однако какой бы сильной ни была любовь, базовые противоречия никуда не денутся, а возникшие вопросы, словно впившиеся занозы, в конце концов вспухнут болезненными нарывами. Со временем, когда искрящееся безумство страсти сменится спокойным пламенем повседневности, эти противоречия ещё напомнят о себе и возьмут матч-реванш. И несмотря на убеждающие речи любимой о том, что её отец никак не способствовал выдвижению Джона на премию «Оскар», сомнения по этому поводу продолжали расти. Да, возможно, они были беспочвенны, но и полностью опровергнуть их было нельзя. И сама их вероятность уже делала их реальными в глазах Джона. Они и были той занозой, которая медленно, но верно делала своё дело, возвращая всё на круги своя.