Бойцы невидимого антигитлеровского фронта

Почему молодые англичане, принадлежавшие (за исключением Кернкросса) к высшим кругам британского общества, с такой убеждённостью и самоотдачей работали на «сталинскую разведку»?

Первая причина заключалась в их глубокой симпатии к идеям социализма. В Кембридже конца 20‑х — начала 30‑х гг. прошлого века, как нигде в Англии, атмосфера была наэлектризована левыми идеями. Для значительной части английской студенческой молодёжи символами того времени были, с одной стороны, предательство интересов рабочего класса лейбористским правительством премьер–министра Рамсея Макдональда[671] и разразившийся в США кризис капиталистической системы, а с другой — очевидные успехи молодой советской страны на пути строительства социалистического общества. Многие студенты и преподаватели университета принимали деятельное участие в акциях протеста против антинародного курса правительства, изучали и обсуждали теорию марксизма и практику её применения в СССР. В левом движении активно участвовали и члены «пятёрки», и это в решающей степени сформировало их убеждения на всю жизнь.

Причина вторая и главная — это ненависть к фашизму. Молодые люди, искренне приверженные идеалам гуманизма, во время поездок в Германию и Австрию видели своими глазами зарождение и становление нацизма. Они возмущались тем, как фашистам на первых порах потворствовали правительства Англии и Франции. И сделали для себя однозначный вывод: остановить фашизм способна единственная реальная сила — Советский Союз. Следовательно, их моральный долг заключается в том, чтобы действовать в рядах борцов с фашизмом на стороне СССР.

Советские кураторы от разведки с самого начала нацеливали молодых людей на проникновение в наиболее важные с точки зрения ценности информации объекты — Министерство иностранных дел (Форин офис), СИС (МИ-6), контрразведку МИ-5, руководя их действиями по достижению этих целей. Первым делом Филби, Маклину, Бёрджессу, а позднее и Бланту с Кернкроссом было приказано «сменить личину». Требовалось отказаться от публичного выражения своих левых взглядов и создать у всех окружающих, включая самых близких друзей, впечатление, что предыдущее увлечение социализмом и марксизмом было не более чем заблуждением, «ошибкой молодости». Отметим, что все пятеро с этим заданием справились превосходно.

Далее у каждого из пятёрки антифашистов сложился свой собственный путь в интересующие советскую разведку объекты проникновения.

Ким Филби пошёл в журналистику. Затем он вступил в Общество англо–германской дружбы, что позволило завести на редкость полезные связи, начиная с будущего гитлеровского министра иностранных дел Иоахима фон Риббентропа (тогда он был послом в Лондоне) и вплоть до знакомства с Йозефом Геббельсом во время поездок в Берлин. Следующим этапом, предоставившим возможность для сбора ценной информации и ставшим трамплином для проникновения в СИС, явилась журналистская работа в охваченной гражданской войной Испании. Сначала он был независимым журналистом, затем военным корреспондентом лондонской «Таймс».

Гай Бёрджесс в качестве первого шага поступил на работу в Британскую радиовещательную корпорацию (Би–Би–Си), затем поработал личным помощником прогермански настроенного парламентария Джека Макнамары. Попробовав себя на журналистском поприще в «Таймс», Гай вернулся на Би–Би–Си, откуда уже и «был призван» в СИС.

Дональд Маклин практически сразу по окончании Кембриджского университета поступил в британский МИД. С этим ведомством была связана вся его дальнейшая карьера в Англии.

Энтони Блант до начала Второй мировой оставался на преподавательской и научной работе в Кембридже. С началом войны он добровольно предложил свои услуги военной полиции, где был замечен и получил предложение перейти на службу в английскую контрразведку МИ-5.

Джон Кернкросс до своего проникновения в святая святых английских спецслужб — Школу правительственной связи (ШПС), где занимались расшифровкой радиоперехватов, успел поработать в Форин офисе, Министерстве финансов, а также на не менее интересной должности личного помощника лорда Мориса Хэнки, правой руки Уинстона Черчилля.

Блант, Филби и Кернкросс

В истории оперативной деятельности «Кембриджской пятёрки» нередко случалось так, что в отдельные периоды кто–то из «пяти мушкетёров» выдвигался вперёд по показателю ценности своей работы для советской разведки. В то же время разведывательные возможности других либо снижались, либо отсутствовали вообще. И это вполне естественно. Трудно представить, чтобы на временном отрезке в десятилетия все протекало ровно.

Если говорить только о периоде в 11 месяцев — с Мюнхенских соглашений, подписанных в ночь с 29 на 30 сентября 1938 г., до начала Второй мировой войны, то по причинам, о которых будет сказано ниже, вроде получается, что членами «пятёрки» сделано не так уж много (да и то не всеми). Однако представляется более правильным — и справедливым — подход, при котором деятельность «пятёрки» и её вклад, имеющие отношение к развязыванию Второй мировой, охватывает также и годы, непосредственно предшествовавшие Мюнхенскому сговору. Попробуем эту деятельность проследить.

Начнём с Энтони Бланта. «Характеризуя свою работу за период с 1937 г. до начала войны, могу сказать, что я почти ничего не делал», — так со свойственной ему скромностью сам Блант признавался в письме в Москву в 1943 г.[672] Отметим, что с этим утверждением можно согласиться только в том случае, если не брать в расчёт, что именно в тот первоначальный период сотрудничества с СССР Блантом были выполнены основные его вербовки, включая наводку и первичное изучение Джона Кернкросса.

Ким Филби с середины 1938 г. без связи с московским Центром находился в Испании. Там республиканцы терпели поражение от поддерживаемых немецкими и итальянскими фашистами фалангистов генерала Франсиско Франко. Только в конце лета 1939‑го Ким вернулся в Лондон. Но нельзя не оценить по достоинству то, что было сделано им в Испании за все проведённое там время. В 1937 г., действуя в Испании по заданию советской разведки в качестве независимого журналиста, Филби успешно собирал и переправлял через Францию сведения. Они касались военного положения страны, военных планов Франко, вооружений, перемещения войск, а также политическую информацию[673].

Перед Филби даже хотели поставить задачу лично убить Франко. Её отменили после того, как лондонскому куратору Кима Теодору Малли удалось убедить руководство советской разведки в том, что, «несмотря на преданность и готовность пожертвовать собой, у него не хватает для этого физической храбрости и прочих данных»[674].

Возможно также, что за Филби вступился организатор его вербовки в Лондоне Александр Орлов, занимавший в тот момент позицию главного представителя НКВД в Испании[675].

После того, как газета «Таймс» назначила Филби своим военным корреспондентом с аккредитацией при штабе Франко, его разведывательные возможности значительно расширились. «Как бывший член Общества англо–германской дружбы, я был знаком с немецкими дипломатами и офицерами, включая сотрудников внешней разведки, — отмечал в воспоминаниях Ким. — В этом мне здорово помогли рекомендательные письма посольства Германии в Лондоне к немецкому посольству в Саламанке. Сотрудники абвера часто приглашали меня в свой штаб, причём даже не убирали карт с обозначением расположения своих войск и продолжали за шнапсом обсуждение всех планов и проблем»[676]. Филби также вспоминал, что благодаря хорошим связям с немцами и плюс своим статьям, выдержанным в благоприятном для франкистского режима ключе, он часто бывал в МИД Испании, имел пропуска во все районы страны. Все это помогло ему со временем «установить точное расположение всех военных группировок до батальона включительно»[677]. В конечном счёте эти данные попадали в руки Орлова. А он передавал их республиканскому правительству.

Встречи Филби со своим старым знакомцем и бывшим руководителем регулярно проводились на территории Франции вплоть до середины 1938 г.

Осенью 1936‑го Кернкросс был принят на службу в английский МИД, где проработал до конца 1938 г. Был завербован в апреле 1937‑го. Его готовили на замену Дональду Маклину, получившему в сентябре 1938‑го назначение в британскую дипломатическую миссию в Париже. Однако обстоятельства сложились так, что, не сумев в течение двух лет найти своё место в дипломатическом ведомстве (а он поработал в ряде отделов МИДа: Американском, Лиги наций, Западном и Центральном), в конце 1938 г. Джон был переведён из Форин офиса в Министерство финансов.

Хотя на новом месте разведывательные возможности Кернкросса значительно сузились, он сумел передать советской разведке ряд интересующих её документов.

Вездесущий Дональд Маклин

К работе в Форин офис Дональд Маклин приступил ещё в октябре 1935 г. С начала 1936‑го от него хлынул такой поток совершенно секретной документальной информации, что её с огромным трудом удавалось «переварить» сотрудникам лондонской резидентуры. Пришлось просить Центр срочно прислать дополнительного оперативного работника[678].

24 мая 1936 г. резидент советской внешней разведки в Лондоне Теодор Малли сообщил в Москву Александру Орлову: «Пришёл вечером “Вайзе” [первый оперативный псевдоним Маклина. — Примеч. авт. ], принёс огромную пачку докладов…»[679]

Когда плёнки с полученными от Маклина документами Форин офиса проявили в Москве, Орлов был потрясён их ценностью. Причина его радости раскрывается в записке, направленной им руководителю внешней разведки в ту пору Абраму Слуцкому, в которой он резюмирует самую важную информацию, поступившую в Центр от Маклина. Орлов, в частности, приводит выдержку из доклада Министерства иностранных дел «о состоянии германских военных заводов с точными цифровыми данными о выпуске вооружений по каждому заводу в отдельности» и ещё одну, где описываются «мобилизационные планы разных стран: Германии, Италии, Франции и Советского Союза».

От Маклина также был получен доклад «Комитета снабжения армии» об организации английской промышленности для целей войны до и после её возникновения, об обеспечении государственных арсеналов и заводов и о приспособлении частной промышленности и транспортных компаний к наиболее безболезненному переходу страны на военное положение. В приложении к нему содержался сверхсекретный доклад Британского имперского комитета обороны о подготовке, необходимой для ведения войны на Дальнем Востоке, а также «директива о пересмотре и переработке планов ведения войны в Европе [против Германии] в пятилетний период [с 1934 по 1939 год]». Ещё одно приложение содержало подробный план обеспечения британской армии на случай войны с Советским Союзом. Маклин передал также все протоколы важного заседания Имперского комитета обороны, на котором присутствовали премьер–министр Стэнли Болдуин, представители вооружённых сил и начальники штабов[680].

Ещё одним документом, который Орлов выбрал, чтобы привлечь внимание руководства ИНО НКВД к молодому перспективному агенту, были записи беседы британского посла в Берлине с Гитлером по вопросу о воздушном пакте и обмене техническими данными о состоянии воздушных сил между Великобританией, Германией и Францией. «Гитлер заявил, что он согласен на взаимный обмен этими данными с Англией», — говорилось в британском докладе, но был непреклонен в нежелании обмениваться информацией с французами. Как заявил фюрер, «если материалы будут доверены Франции, они немедленно попадут в руки архиврага — Советского Союза»[681].

Огромный интерес для руководства НКВД представлял тот факт, что Маклин начал снабжать их некоторыми из наиболее тщательно охраняемых секретов, касающихся британских операций по дешифрованию. Из так называемых «синих папок», которые должны были надёжно запираться в сейфе начальника отдела (но не всегда запирались!), Маклин сумел извлечь подтверждение того, что англичанам не удалось добиться никаких успехов в раскрытии советской системы шифрования. Он подробно сообщал Москве, как продвигаются дела у сотрудников группы, призванной расшифровать сообщения Советского Союза и других стран (включая, кстати говоря, и США). Несмотря на постоянные заявления англичан о том, что их дешифровальщики якобы никогда не пытались читать сообщения дружественных стран в мирное время, архивы НКВД убедительно доказывают, что это далеко не так. Сведения, полученные от Маклина, подтверждали, что такая деятельность в Министерстве иностранных дел осуществлялась сверхсекретным подразделением спецслужб, занимавшегося перехватом и дешифровкой и известного под названием «Школа правительственной связи» (ШПС — она же Блетчли–парк). Маклин не только информировал московский Центр о том, что англичане читают коминтерновские телеграммы, но и снабжал Москву докладами, подтверждающими, что «синие папки» нередко содержали разведданные, полученные в результате дешифровки американских, немецких и французских дипломатических телеграмм[682].

Маклин стал настолько ценным и продуктивным агентом, что весной 1936 г. лондонская резидентура рекомендовала московскому Центру разработать специальный режим работы с ним. Его куратор, руководитель нелегальной советской резидентуры Теодор Малли[683], стремясь к тому, чтобы поток поступающей от Маклина важной документальной информации передавался в Москву как можно скорее, убеждал Орлова в необходимости создания для него специального канала связи[684]. В ответ Москва направила в Лондон агента–связника нелегальной разведки «Джипси» («Цыганочка»). Под этим псевдонимом скрывалась канадка русского происхождения Китти Харрис. Она сняла квартиру специально для того, чтобы Маклин мог приносить туда для фотографирования документы из МИДа, и 4 апреля 1938 г. установила с Дональдом контакт по паролю. Расчёт был на то, что встречи двух молодых людей будут выглядеть вполне естественно и не привлекут внимания окружающих.

Однако расчёт оказался не до конца верным. Работа по передаче материалом явно улучшилась, но неожиданностью стало то, что между молодыми людьми вспыхнул бурный роман. В результате грубой ошибки «Джипси» в вопросах конспирации возникла опасная ситуация, потенциально угрожающая безопасности агента[685]. В сентябре 1938‑го Маклина в соответствии с принципом ротации кадров перевели на работу в британское посольство в Париже. Также было принято решение отправить вслед за ним во французскую столицу его связную Китти Харрис.

Вполне естественно, что второй секретарь посольства, пусть даже в очень важной стране, имеет более ограниченные информационные возможности, чем сотрудник ключевого отдела центрального аппарата МИДа. И хотя объём информации, поступавшей от Маклина, уменьшился, он оставался ценным источником для советской разведки. Его связная на регулярной основе передавала в резидентуру сведения по Испании, где продолжалась гражданская война, а также информацию о подготовке и последствиях Мюнхенского сговора Германии, Англии, Франции и Италии[686].

Автору не удалось обнаружить в открытом доступе сведений об объёме материалов, поступивших от Маклина в период с конца 1938 г. и до 1 сентября 1939 г. В архивах НКВД имеются данные о том, что результаты его разведывательной деятельности с момента поступления на службу в МИД в 1935 г. по июнь 1940 г., когда он покинул Францию, занимают 45 коробок. Каждая из них содержит более 300 страниц документации — итого порядка 14 000 листов совершенно секретной информации![687]

Вполне вероятно, что выдающийся вклад Маклина по части добычи для советской разведки сверхважных сведений до сих пор до конца не изучен. Так, исследуя материалы, рассекреченные СВР РФ в 2017 г., автор обнаружил ценные документы — шифртелеграммы, поступившие из британских посольств в ряде европейских стран на имя министра иностранных дел лорда Эдуарда Галифакса, датированные маем–июнем 1938‑го и касающиеся подготовки Мюнхенского соглашения. К сожалению, их источник не указан. Тем не менее весьма похоже на то, что эти важнейшие сообщения могли поступить именно от Маклина в период, непосредственно предшествующий его отъезду на работу в посольство Великобритании в Париже[688].