Многогранный талант Гая Бёрджесса

Непревзойдённым мастером по организации и проведению акций влияния (на языке разведчиков — активных мероприятий) был Бёрджесс. В качестве ведущего программ Би–Би–Си он проводил целенаправленный подбор спикеров, который осуществлялся таким образом, что в их общем многообразии обязательно присутствовали известные и влиятельные лица, высказывающие мнения в русле, выгодном для внешней политики СССР. У нас, правда, нет пока документальных подтверждений того, что это делалась по указанию советских кураторов агента. Но общая оценка агентурной работы Бёрджесса свидетельствует о том, что в большинстве случаев он, быстро схватывая, что от него требуется, смело дополнял полученные от кураторов «вводные» своими собственными инициативами, весьма талантливыми и зачастую успешными.

Наиболее интересен в этой связи эпизод с Уинстоном Черчиллем, имевший место в начале октября 1938 г., сразу после подписания Мюнхенских соглашений. Зная о том, что влиятельнейший представитель консервативной партии, находившийся в тот момент в роли заднескамеечника в Палате общин, решительно не согласен с курсом правительства Невилла Чемберлена на умиротворение Гитлера, Бёрджесс пригласил Черчилля в эфир. В ходе предварительной встречи, состоявшейся в имении Черчилля Чартуэлл, 27-летний агент советской разведки настолько аргументированно убеждал выдающегося государственного деятеля «употребить все своё красноречие для разрешения создавшегося кризиса», что растроганный Черчилль подарил ему собственноручно подписанную копию своей книги Arms and the Covenant[689]. После ухода Бёрджесса он бросил своему окружению: «Почему среди молодых английских политиков так мало людей, похожих на Гая Бёрджесса, — молодых ребят, на суждения которых можно положиться»[690].

Увы — передача с участием Черчилля в эфир не вышла. В этой связи отметим, что действия Бёрджесса по подбору гостей для своих радиосюжетов нередко встречали противодействие со стороны руководства Би–Би–Си, которое, несмотря на свою широко декларируемую независимость, опасалось выступать против курса правительства Чемберлена. Гай считал, что именно в этом заключалась истинная причина срыва эфира с Черчиллем[691]. После того как в ноябре 1938 г. под давлением канцелярии премьер–министра сорвалась передача ещё с одним его гостем, Бёрджесс по собственной инициативе с Би–Би–Си уволился.

Уже будучи режиссёром–постановщиком радиопередач на Би–Би–Си, Бёрджесс был привлечён к работе на разведку МИ-6 в качестве доверенного информатора. С 1938 г. привлёкший его к сотрудничеству офицер МИ-6 Дэвид Футман стал регулярно давать Гаю разведывательные поручения политического характера. Наиболее интересным с точки зрения предмета данной статьи является то обстоятельство, что советский агент Бёрджесс стал… доверенным лицом и даже курьером британской разведки в вопросе обмена секретными посланиями между английским премьером Чемберленом и французским премьером Эдуардом Даладье. В своих письмах руководители двух стран обговаривали планы умиротворения германских нацистов за счёт сдачи им Чехословакии, что имело целью открыть путь к агрессии Гитлера на Восток[692]. Контактным лицом с французской стороны был некто Эдуард Пфейфер, являвшийся «доверенным человеком» премьер–министра Даладье в его отношениях французскими правыми[693]. Каждый раз, когда Пфейфер возвращался из Парижа, Бёрджесс относил письма Даладье к Чемберлену в гостиницу «Сент–Эрмин», где МИ-6 снимала номер для своих нужд. Там послания французского премьера фотографировали, а Гай переводил их для Футмана, подзабывшего французский язык[694]. Отметим, что память у Гая была отменная, поэтому Москва была самым подробным образом информирована обо всех нюансах выработки британо–французской позиции в канун мюнхенской встречи.

Выдержав испытание в роли доверенного информатора, Бёрджесс в середине 1938 г. был принят на работу в отдел D МИ-6. Это подразделение фактически занималось дезинформацией и проведением активных мероприятий, направленных на то, чтобы оказывать воздействие на наиболее важные политические события в выгодном для англичан плане. Через некоторое время Бёрджесса подключили к работе отдела, занимающегося непосредственно Германией, что позволило ему быть в курсе политики Британии и действий МИ-6 на этом направлении. В своих сообщениях в Центр Гай, в частности, писал: «Основная политика — работать с Германией во что бы то ни стало и, в конце концов, против СССР… Главное препятствие — невозможность проводить эту политику в контакте с Гитлером и существующим строем в Германии. Главная цель — не сопротивляться германской экспансии на Восток»[695].

Разведывательные возможности Бёрджесса существенно расширились после того, как, дав расписку о неразглашении государственной тайны, он получил доступ к шифропереписке и сводкам Министерства иностранных дел. Он практически стал связным между Форин офис, подразделением английской разведки и Министерством информации.

Отчёты Бёрджесса, хранящиеся в его досье в архивах НКВД, свидетельствуют о том, что он самым активным образом участвовал в подготовке антигитлеровских пропагандистских радиопередач под руководством специально созданного для этих целей Объединённого комитета по радиовещанию. Фактически МИ-6 поручила этому якобы независимому комитету вести передачи на Германию с радиостанций Люксембурга и Лихтенштейна. Осуществляя контроль за подготовкой передач, Бёрджесс узнал и первым сообщил в Москву, что Англия не намерена заключать пакт об обороне с Советским Союзом. Как следует из его оперативного досье (под псевдонимом «Мэдхен»), 3 августа 1939 г. Бёрджесс сообщил, что британские начальники штабов твёрдо убеждены: войну с Германией можно выиграть без труда, и поэтому британскому правительству нет необходимости заключать пакт об обороне с Советским Союзом[696]. «Во всех правительственных департаментах и во всех разговорах с теми, кто видел документы о переговорах [между британским правительством и Советским Союзом], высказывается мнение, что мы никогда не думали заключить серьёзный военный пакт, — рассказывал Бёрджесс своему куратору из НКВД. — Канцелярия премьер–министра открыто заявляет, что они думали, что смогут уйти от русского пакта»[697].

Такая информация, поступающая в Кремль изнутри английской разведки от достойного доверия агента, могла лишь усилить уверенность Иосифа Сталина в том, что британское и французское правительства не имеют серьёзной заинтересованности в соглашении. Вполне логично предположить в этой связи, что данный фактор во многом способствовал принятию советским руководством решения о заключении советско–германского договора о ненападении.

Накануне Второй мировой и после её начала в сентябре 1939 г. Бёрджесс продолжал направлять в Москву поток полезной развединформации. Его сообщения имели широкий диапазон: от подробностей разработанного в недрах МИ-6 плана убийства Гитлера до попыток организации через лейбористскую партию забастовки шведских шахтёров с целью лишить Германию поставок угля. До начала 1940 г. Бёрджесс выступал в качестве консультанта руководителя отдела D Лоуренса Гранда на внештатной основе, работая одновременно режиссёром–постановщиком программ Би–Би–Си. Он служил связующим звеном с Министерством информации, пока не ушёл из радиокорпорации.

Все пятеро «кембриджских мушкетёров» выстояли в те нелёгкие времена. Каждый из них в последующие годы совершил свои главные подвиги в деле борьбы с фашизмом и содействия обеспечению безопасности Советского Союза.

Итоги работы

Вклад «Кембриджской пятёрки» в обеспечение советского руководства ценной разведывательной информацией, несомненно, мог быть намного весомее. Однако как раз в самый ответственный период лондонская резидентура, как, впрочем, и все остальные загранпредставительства ИНО НКВД, была серьёзно ослаблена репрессиями. Опытные сотрудники руководящего уровня отзывались один за другим. Летом 1937 г. был отозван в Москву и по ложному навету расстрелян руководитель «легальной» резидентуры Адольф Чапский. Спустя год такая же судьба постигла замечательного руководителя «пятёрки», резидента–нелегала Теодора Малли. В ноябре 1938‑го был отозван в Москву и осуждён на пять лет лагерей «за связь с троцкистами» резидент НКВД в Лондоне Григорий Грапфен. В результате, с осени 1938‑го по март 1940 г. в английской столице оставался только один «легальный» оперативный работник — помощник резидента Анатолий Горский. Ему пришлось разрываться между 14 ценными агентами, включая «Кембриджскую пятёрку». Кроме того, он выполнял обязанности переводчика, аналитика, шифровальщика, машинистки, фотографа и т. д. Наконец, в начале 1940 г. по указанию Лаврентия Берии лондонская резидентура НКВД была полностью ликвидирована как не вызывающая политического доверия. Горского отозвали в Москву. Агентурная сеть была брошена на произвол судьбы[698].

В связи с вышеизложенным обратим внимание на существующую в западной историографии тенденцию объяснять действия советского руководства накануне войны (и прежде всего заключение так называемого «пакта Молотова — Риббентропа») тем обстоятельством, что в результате уничтожения лучших кадров разведки Советский Союз лишился источников достоверной информации об истинном раскладе сил в предвоенной Европе и потерял ориентиры для «правильной» внешней политики.

Выражая эту тенденцию, переметнувшийся к англичанам бывший офицер советской разведки Олег Гордиевский и британский историк разведки Кристофер Эндрю в книге «КГБ: история внешнеполитических операций от Ленина до Горбачёва» утверждают: «Сталин, Берия и, почти наверняка, Политбюро в целом считали Мюнхенские соглашения составной частью заговора западных держав, направленного на то, чтобы заставить Гитлера повернуть на Восток и, оставив в покое Великобританию и Францию, сконцентрироваться на агрессии против Советского Союза. Эта “заговорщическая” теория стала впоследствии одним из постулатов ортодоксальной советской исторической науки. На самом деле, хотя недостатка в государственных деятелях Запада, которых бы вполне устроило столкновение двух диктаторов, не было, не существовало никакого англо–французского заговора с целью подталкивания Германии к нападению на Советский Союз. Сталин был склонён верить в англо–французский заговор не только в силу своей личной склонности к теории “заговоров”, но и в силу получаемой им разведывательной информации. Новое поколение аппаратчиков, которое пришло на смену репрессированным глобально мыслящим агентам ИНО, в большинстве случаев не имело достаточно опыта поведения в совершенно другом мире и старалось сделать себе карьеру, демонстрируя способность обнаруживать и ликвидировать воображаемые контрреволюционные заговоры»[699].

Нельзя не согласиться с тем, что в результате сталинских чисток большую часть элитных кадров разведки наша страна потеряла. Однако то, что было посеяно великолепными профессионалами в предыдущие годы, дало всходы и принесло плоды именно в нужный момент. Даже свидетельств, приведённых в статье, вполне достаточно для того, чтобы сделать обоснованный вывод: у советского руководства была исчерпывающая, надёжнейшая информация об истинных интересах Англии и Франции. Они заключались в том, чтобы канализировать агрессию Гитлера на восток, в направлении СССР.

Соответственно, выстраивалась и внешняя политика нашей страны.