Конец 1960-х гг. О (не)универсальности трансформаций.

Ранняя порождающая грамматика, хотя ставила вопрос о ЯК, не предлагала определения её границ. Она представляла собой систему правил, которые позволяли построить («породить») все имеющиеся в языке синтаксические структуры без четкого разграничения между правилами, присутствующими в сознании человека от рождения, и правилами, которые могут быть выведены ребенком из языкового опыта. Во многом это было связано с ограниченностью эмпирической базы исследований ранней генеративной грамматики, которая занималась почти исключительно английским языком.

В конце 1960-х гг., однако, ситуация кардинально изменилась, во многом благодаря обращению генеративистов к данным значительно бОльшего, чем раньше, количества языков. Обнаружилось, что большинство трансформаций не универсально. Например, универсальной не может считаться трансформация, преобразующая действительный залог в страдательный, поскольку последний имеется не во всех языках мира. Трансформации, связанные с сокращением совпадающего элемента или заменой имени на местоимение, хотя и присутствуют, по-видимому, в каждом языке, но существенно различаются по многим характеристикам от языка к языку. Вместе с тем было замечено, что между языками, а также между разными трансформациями в одном и том же языке имеются существенные и весьма нетривиальные сходства в отношении ограничений на их применение.

Рассмотрим это на примере трансформаций, связанных с линейным передвижением некоторого элемента. Как в английских, так и в русских частных вопросах вопросительное слово обязательно занимает начальную позицию в предложении.

Where did Pete go?/ Куда Петя пошёл?

Это правило действует и в том случае, когда вопросительное слово относится к зависимому предложению, однако в качестве вопроса интерпретируется главное:

How much do you want them to pay you?/Сколько ты хочешь, чтобы тебе заплатили?

Однако если вопросительное слово относится к придаточному обстоятельственному или определительному предложению, его выдвижение в обоих языках невозможно:

*How much did you come in order that they pay you?/ Сколько ты пришёл, чтобы тебе заплатили?

*Where did you see a man who is going?/ Куда ты видел человека, который идёт?

В английском языке имеется и другая трансформация, связанная с передвижением, - вынос в начальную позицию словосочетания, обозначающего тему предложения, т.е. предмет, который находится в фокусе внимания в данном предложении, в отличие от предложений, предшествующих ему в контексте:

John, I like /(Что касается) Джона, (то) я (его) люблю.

Оказывается, что данный тип передвижения также невозможен, если «выдвигаемое» выражение относится к обстоятельственному или определительному придаточному:

Three thousand dollars, I will come in order for them to pay me/ Три тысячи долларов, я приду, чтобы мне заплатили.

John, I know the person who has seen /Джона, я знаю человека, который видел.

Такие факты заставили генеративистов предположить, что существуют универсальные ограничения на трансформации. Была высказана гипотеза о том, что именно они, а не сами трансформации, формируют, наряду с правилами базового компонента, языковую компетенцию человека. Ребёнок, усваивающий родной язык, может, например, по аналогии с услышанными вопросительными предложениями построить неограниченное множество других. Однако способность строить предложения по аналогии с услышанными никак не объясняет, почему действие этой аналогии не распространяется на предложения:

*How much did you come in order that they pay you?/ Сколько ты пришел, чтобы тебе заплатили?

*Where did you see a man who is going?/ Куда ты видел человека, который идет?

Чтобы объяснить, каким образом ребенок фиксирует их неграмматичность, ограничения на трансформации и были отнесены к языковой компетенции.

 

Нач. 1990-х гг.

Развитие порождающей грамматики в 1970-е-начале 1990-х гг. почти всецело было подчинено поиску универсальных ограничений на различные грамматические явления. Эти универсальные ограничения получили название принципов, а расхождения между грамматиками разных языков в пределах, разрешенных принципами, были названы параметрами. Для каждого принципа генеративисты стремились доказать, что он не может быть «усвоен» ребенком из языкового опыта; для каждого параметра демонстрировалось обратное. Такая картина следует из общетеоретических установок порождающей грамматики, однако надо признать, что она не всегда получает достаточное эмпирическое подтверждение.

Будучи врождёнными, принципы грамматики не могут апеллировать к особенностям употребления тех или иных языковых единиц в речи, а также к значениям слов, входящих в синтаксические конструкции (поскольку значения слов человек очевидно усваивает из языкового опыта). Это требование часто называется автономией синтаксиса.

 

Реальная система правил, по которым человек превращает значение в звук, пока недоступна прямому наблюдению. В наше время «относительно природы языка, его использования и овладения им могут быть высказаны лишь самые предварительные и приблизительные гипотезы». Но, по мнению Хомского, лишь описание языка, которое предлагает некоторую гипотезу такого рода, можно назвать грамматикой языка. За конкретной грамматикой того или иного языка проступает универсальная грамматика для «языка вообще». На практике между конкретной и универсальной грамматиками нет непроходимой грани: «Лингвист всегда занят исследованием как универсальной, так и конкретной грамматики. Когда он строит описательную, конкретную грамматику, он руководствуется, сознательно или нет, определенными допущениями относительно формы грамматики, и эти допущения принадлежат теории универсальной грамматики. И наоборот, формулирование им принципов универсальной грамматики должно быть обосновано изучением их следствий, когда они применяются в конкретных грамматиках». Придумать универсальную грамматику нельзя, но к ней можно подойти, изучая устройство того или иного языка. Сам Хомский занимается исключительно построением универсальных грамматик, используя в качестве материала прежде всего английский язык. Это позволяет критикам его теории указывать, что она слишком ориентирована на особенности этого языка, которые далеко не всегда можно считать действительно универсальными.

В настоящее время существует уже немало порождающих грамматик конкретных языков. Если вся наука о языке до «хомскианской революции» ориентировалась на анализ текстов, т.е. на моделирование деятельности слушающего, то у Хомского и его последователей – впервые после древних индийцев – была поставлена задача синтеза, задача моделирования деятельности говорящего.

Задачу, связанную с введением в лингвистику «человеческого фактора», Хомский лишь поставил, но не решил. Причины:

· Отчасти Хомский оказался в плену у разработанного им математического метода: в центре внимания хомскианцев оказались опять-таки формальные процедуры.

· Н. Хомский выдвинул проблему, пока не поддающуюся решению. Чтобы воспроизводить переход от глубинных структур к поверхностным, надо не только построить формальные правила, но и представлять себе, из чего состоит сама глубинная структура. Авторы «Грамматики Пор-Рояля» включали в единую для всех языков логическую (глубинную, по Хомскому) структуру различные конкретные явления латинского и французского языков. Разумеется, Хомский и хомскианцы исходят из более широкого представления о языках мира. Однако изучая конкретные языки, они спорят между собой по вопросу о том, какие особенности этих языков считать глубинными, а какие – поверхностными. Такие споры на нынешнем уровне развития науки могут длиться бесконечно. Реально порождающие правила Хомского не столько моделируют деятельность говорящего, сколько просто переводят грамматическое описание языка в единообразный и формализованный вид.

· Ноам Хомский, провозгласив целью лингвистической теории изучение творческого характера языка, описание «человеческого фактора» в языке, на практике сильно сузил проблематику лингвистики, понимая язык как множество правильных предложений. Критики теории Н. Хомского отмечают, что он занимается только тем, как строится предложение (проблема, которую изучали и до него, хотя и без использования сложного математического аппарата), оставляя в стороне вопрос о том, каким целям служит это предложение. Поставив вопрос, как функционирует язык, Хомский, переходя затем к конкретным исследованиям, подобно своим предшественникам, сосредоточился на вопросе, как устроен язык.

Генеративная лингвистика получила широкое распространение не только в США, но и во всем мире в 60-х гг. ХХ века.

Однако сразу после выхода «Аспектов теории синтаксиса» (1965) Н. Хомского, отражавших этап т.н. стандартной теории, уже в рамках самой генеративной лингвистики возникли оппозиционные течения, например, порождающая семантика, падежная грамматика.

 

В 70-е гг. влияние идей Н. Хомского заметно ослабляется, вскрываются слабые стороны теории Хомского, например:

- априорность в выделении исходных синтаксических единиц и правил базового компонента;

- неориентированность на моделирование речевой деятельности;

- недооценка роли семантического компонента и прагматических факторов;

- слабая применимость к описанию разноструктурных языков.

 

В 80-е гг. идеи порождающей грамматики продолжают развиваться Хомским и его учениками (т.н. Расширенная стандартная теория, Пересмотренная расширенная стандартная теория и др.). Эти теории также не преодолели недостатков генеративистики. Однако терминологический аппарат трансформационной порождающей грамматики вошёл в лингвистический обиход (глубинная структура, поверхностная структура, трансформация и т.д.). Из генеративной лингвистики в языкознание пришли алгоритмизация, ролевая грамматика.