Кантон Вале, южнее деревни Церматт

Владения барона Карло Полетти

Июля 2014 года

 

– Постойте-ка… – я не мог в это поверить, – так, по-вашему, Мануэль Альварадо связан родственными корнями с европейским дворянством? Этого быть не может!

– Еще как может… – сказал барон, – вы просто плохо знаете историю этих мест, сударь. То, что произошло в Мексике… результат целой серии досадных случайностей и недопустимых просчетов. В одна тысяча восемьсот сорок шестом году североамериканские войска вторглись на территорию, принадлежащую Мексике, и захватили большую ее часть, больше половины территории Мексики отошло североамериканцам. Эта страна, противопоставлявшая себя европейскому концерту держав, все больше и больше беспокоила европейские правительства. Но Испания была слаба, а остальные – больше были заняты разбирательствами друг с другом. В самой Мексике несколько лет продолжалась гражданская война между либералами и консерваторами, консерваторы выступали за Мексиканскую империю, либералы – за Мексиканскую республику. Победили либералы, которые ввели мораторий на выплату внешних долгов Мексики. Одновременно с этим в тысяча восемьсот шестьдесят первом году в самих САСШ началась гражданская война, что ослабило эту страну и сделало невозможным ее вмешательство в мексиканские дела. Тогда Британия и Франция при поддержке Испании предприняли вооруженную интервенцию в Мексику, с целью учредить монархию и поставить монархом Максимилиана Первого, брата Императора Австро-Венгрии Франца-Иосифа, супругой которого была бельгийская принцесса дома, связанного и с Англией, и с Францией…

Это я знал… Слабым звеном в цепи оказался Наполеон III. Которого Бисмарк величал «непризнанной, но крупной бездарностью». Родившийся ублюдком, [343] с детства якшавшийся с революционерами, воспитанный террористом, избранный президентом, но оставшийся на троне монархом, заразившийся наполеонизмом и предпринявший несколько попыток государственного переворота, один из немногих монархов, который попал в плен к врагу, этот человек заложил основы страшного поражения 1918 года, закончившегося ликвидацией Франции как государства. Что показательно – когда Германия освободила его, он выразил желание уехать не куда-нибудь, а в Англию, где умер и был похоронен. С Англией же рука об руку он послал войска в Крым. А в Мексике – он просто предал. Сын его, провозглашенный Наполеоном IV, и вовсе погиб на британской службе, в стычке с зулусами. У него были какие-то планы в Европе (планов у этого человека всегда было громадье), и он в критический момент просто вывел из Мексики французский экспедиционный корпус. Это привело к поражению монархистов в Мексике, Максимилиан I был пленен республиканцами, судим и вместе со своими генералами расстрелян. Это привело к нескончаемой череде диктатур и переворотов, страшной третьей гражданской войне, принятию полукоммунистической конституции, наплыву троцкистов, анархистов, подонков всех мастей. И к началу нового тысячелетия – к полному распаду мексиканской государственности как таковой. То, что сейчас было в Мексике, было чем угодно, но не государством.

– …Вы, как аристократ и дворянин, должно быть, знаете, вам не нужно объяснять, сколь сильны узы общности в европейском дворянстве. И вам, наверное, известно, что такое майорат, верно?

– Система, при которой все переходит старшему сыну.

– Верно.

– У нас в России такого не было.

– А здесь было. Младшие отпрыски знатнейших родов не могли проявить себя иначе, чем либо на службе, либо в колониях, от родителей они не получали ничего. Британские аристократы отправлялись на индийский субконтинент, европейские – либо на службу вашему Императору, либо в Мексику. В числе прочих отправился и некий Луиджи ди Марентини, младший граф ди Марентини. Ему удалось не попасть в число тех, кого расстреляли на холме Колоколов, [344] и тех, с кем расправилась взбунтовавшаяся чернь после этого. Он стал священником, божьим человеком – и люди не убили его. В числе потомков Луиджи ди Марентини, давно породнившегося с мексиканцами и сменившего фамилию, – Мануэль Альварадо, крупнейший среди наркогангстеров Мексики. Он и сам не прочь создать империю и стать императором – вот только тогда ему нужны были трансграничные банковские каналы для того, чтобы расширить свой наркобизнес. И в то же время его дед был примасом Мексики, Альварадо никогда не терял связи с Ватиканом. Точнее – с тамплиерами, как тайной властью в Ватикане. Сейчас их магистр – кардинал Алессандро Антонио да Скалья.

– А кем Альварадо приходится Луиджи ди Марентини?

– Правнуком.

– Антонелла Полетти?

– Это его дочь. Он спрятал ее в Италии под своей старой родовой фамилией, чтобы она не была целью. Но она выросла – и он понял, как можно соединить два континента.

– Ваша супруга, баронесса Микелла Полетти? – я уже догадался.

– Она мне не супруга, – вздохнул барон, – это дочь Антонеллы.

– От кого?

– Не знаю.

Врешь, гад. Но пока замнем.

– Кто ее прислал?

– Сами не догадались? Папа.

Да…

– И ваш отец взял тогда деньги у мексиканской наркомафии…

– Мой отец был слабым, – сказал барон Карло Полетти, – слабым, как… обычный человек. Он не нашел иного выхода…

– А какое в целом отношение имела к этому мафия?

– Какое… Насколько я знаю… вы приняты в этой среде. Вы думаете, что система создана под Альварадо? Да нет, конечно. Все это делалось и до него… просто с этого момента через систему пошли по-настоящему большие деньги. До этого всю систему контролировали сицилийцы, она и была создана под них. Наркотики, воровство на подрядах, коррупция. Тогда еще на наркотиках нельзя было заработать такие деньги, как сейчас. Все это шло через Банк Ватикана, но было одно «но». Между европейцами и латиноамериканцами было четкое разделение относительно того, кто и чем занимается. Латиноамериканцы культивировали коку, делали кокаин и продавали его в САСШ, в Европу шел только тоненький ручеек. Сицилийцы контролировали поток героина, единственно, где они не пересекались – это британская метрополия, там были свои… порядки. Но Италия… Если бы сицилийцы узнали про то, кто взял деньги от латиноамериканцев, в наказание они убили бы и его, и всю его семью. Мой отец знал это, но он не мог отказать и Луне… у нее была какая-то защита, у моего отца и у меня – нет. Он предпочел самое простое. Если его не будет – некого будет шантажировать. Некому будет угрожать. Я перед Луной никаких обязательств не имел…

Антонелла ди Марентини – дочь Мануэля Альварадо. Это… в голове просто не укладывается.

– Зачем вы объявили войну Антонелле ди Марентини? Я знаю про то, что произошло на похоронах – про кисточку. Что это было?

– А вы бы сами как поступили?

– Не знаю.

– Знаете… Просто признаться себе боитесь.

– Перестаньте. Кто приказал вам разыграть эту карту, ну? Реусс?

Барон ничего не ответил – но ответа и не требовалось.

– Значит, Реусс. Заметьте, я не осуждаю вас. В водовороте хватаешься за любую доску. Что было дальше?

– Дальше… Эта тварь исчезла… я думал, что в Мексику. Мне посоветовали поступить в Банка ди Рома… вы помните, что было потом.

– Революция.

– Она самая… Мне удалось продать свои активы по максимальной цене, на эти деньги я купил старинный частный банк в Швейцарии, его мне тоже подсказали немцы.

– Название?

– «Карл Клаус»… Солидный частный институт, двести лет истории. С ним продавались несколько анштальтов и стифтунгов. [345] Если бы знал – не покупал бы… пошло оно ко всем чертям.

– Но купили. И в девяносто первом появилась Луна. С новыми деньгами и новым покровителем, опаснее даже, чем Мануэль Альварадо. Верно?

 

 

20

 

Милан, Италия

Апрель 1991 года

 

Похищением человека в Италии нельзя было удивить никого, тем более – в Италии образца 91-го года, когда страна только начала оправляться от последствий чудовищной, братоубийственной войны. Похищение маленького ребенка… что ж, это более достойный повод для болтовни в миланских салонах, но не более того. Ах, вы слышали, у бедных Полетти… какой ужас, какой ужас. А когда обезумевшие от горя родители появлялись в общественном месте – к ним сразу бросались великосветские сплетники и сплетницы, питавшиеся людским горем, как комары – кровью. И столь же невыносимые. Ах, мадам, это так ужасно, так ужасно. Что говорит полиция? Ах, у нас такая неповоротливая полиция, ужас, давно пора навести порядок. Да, да. Так вы говорите, выкуп не требовали? Говорят, что надо страховать от похищений, тогда все проще – все расходы берет на себя страховая компания. При этом единственной целью такого вот «сочувствия» было выведать информацию и пустить ее по салонам, выставив себя чрезвычайно информированной особой. Некоторые виды аристократов – а среди нас, господа, бывают самые разные люди – проявляют какой-то болезненный интерес к преступникам, террористам, похитителям, к их безумным идеям – оправданиям злых дел. Лично для меня все эти твари на одно лицо… но не для них, им надо что-то понять, ради этого они подходят ближе… еще ближе… пока не увязнут с головой. Разные бывают дворяне, господа, разные…

Барон Карло Полетти возвращался из миланской квестуры. Впереди шла машина миланских карабинеров, включенной мигалкой без сирены она разгоняла машины, давая проехать машине барона. Синие всполохи метались по стенам домов, отражались на тонированных стеклах черной, бронированной «Альфы-Ромео». Это было что-то вроде небольшой компенсации от властей Милана за то, что маленького Джузеппе Полетти найти живым так и не смогли.

Барон Карло Полетти был не из тех, кто предается панике в самых критических ситуациях. Он знал, что его сын убит, знал еще до того, как его сегодня вызвали в квестуру и показали страшные снимки с места автокатастрофы – расстрелянную из автоматов машину сбросили в пропасть, она загорелась. Барон знал, что, когда похищают ребенка ради выкупа, на связь выходят дня через два-три, иногда даже раньше. Преступникам совсем невыгодно затягивать этот процесс, каждый день увеличивает риск их разоблачения. Поэтому они просто звонят, обычно посреднику, чей номер не прослушивается, и называют сумму. Потом каким-то образом организуется передача денег. И возврат ребенка. Убивать похитители не спешат, это дурной тон. А тут – никакой, ни единой попытки связи целый месяц.

Теперь оставалось решить, кому и как мстить.

Это могли быть либо сицилийцы, либо калабрийцы. Первые имели какие-то связи с британцами, с британскими банками, начинавшими свою деятельность в Гонконге, и поставляли в Европу героин. Второй героиновый путь пролегал в Европу через всю Африку. Калабрийцы имели связи с усилившейся в последнее время мексиканской, колумбийской, перуанской наркомафией и поставляли в Европу аристократический кокаин. И те, и другие занимались похищениями людей…

Сицилийцев на данный момент возглавлял барон ди Адрано. Представитель старой сицилийской аристократии – остров не принадлежал Италии до XIX века, там хозяйничали и французы, и испанцы, и арабы, и норманны, поэтому аристократии там хватало с лихвой, самой разной. Предки барона ди Адрано прозорливо решили, что крестьянское в изначальной сути своей движение – мафия (смерть Франции, вздохни, Италия) – может смести их с той же легкостью, как и иностранных завоевателей. Поэтому наиболее прозорливые аристократы решили возглавить движение, влиться в него. Отца барона ди Адрано убили молодчики Муссолини, поэтому жалости от барона ждать не стоило. Поводом к похищению могло быть то, что именно через него, через Карло Полетти, латиноамериканцы наладили связь с островом. С Италией. Ведь то, что сгоревшую машину обнаружили как раз в Калабрии, ничего не значило, барон ди Адрано мог послать исполнителей, чтобы перебить калабрийцев и убить его сына.

Калабрийцев на данный момент возглавлял Нино Валенти, тот еще сукин сын. В отличие от сицилийцев с их «Коза Нострой» и «Онорато Сосьете» [346] калабрийцы долгое время не поднимались выше обычных грабежей и разбоев. Это были разбойные шайки в поселках и в горах, а не мафия. Но в последнее время они начали составлять конкуренцию сицилийцам. Работорговля с Африкой, связи с албанскими дилерами, с мексиканцами, с колумбийцами – они поднялись на том, что заключали союзы со всеми, кого отвергали сицилийцы, приверженцы старых традиций и прямого контроля всей цепи. Калабрийцы же – покупали, перепродавали, передерживали какое-то время товар, устраивали подпольные фабрики с рабами (сицилийцы считали это инфамита – бесчестьем). Короче, калабрийцы были всеядны и этим жили. В отличие от сицилийцев у калабрийцев не было ни Копполо, ни жесткой структуры с ролями у каждого, это было сборище банд, мобилизующееся при общей угрозе. Кто-то из калабрийцев вполне мог совершить похищение, за ним послали боевиков, чтобы разобраться, – и случилось непредвиденное. Вполне могло быть…

Но мстить надо. В этой стране уважают только силу, и если не отомстить – дома Полетти больше не будет.

Машины свернули в район Горла, это недалеко от Мартезианского канала, место, где жили сильные мира сего. Полицейская машина свернула в сторону – здесь защита уже не требовалась. Район постоянно охранялся частной охраной и карабинерами…

Наследие эпохи террора.

Быстро прошли пост безопасности, после чего машина барона покатилась по тихой улице. Улице, на которой был его дом, в этом доме жила женщина, которой он должен был что-то сказать. Он не знал, что и как ей скажет.

Прямо у въезда на его виллу он увидел стоящую большую «Альфу» карабинеров – бело-синюю. Из машины вышел человек – и одновременно выскочили двое охранников барона. Они не достали оружия – но руки под пиджаком были весьма красноречивы…

Барон тоже вышел из машины.

– Что вам нужно? – крикнул он.

– Поговорить с вами, синьор, – ответил полковник карабинеров Николетти.

– Мне не о чем с вами говорить. Убирайтесь отсюда.

– Думаю, что есть. У меня есть пленка для вас. В машине…

 

Это было где-то возле Рима. На холмах… там есть такие холмы… там постоянно дует ветер, и с них хорошо виден весь Рим. Еще – с них можно сорваться…

Две машины – машина карабинеров, за рулем которой сидел сам Николетти, и следом – машина барона – остановились в конце дороги, ведущей на самый верх холма. Дорога была пастушьей, нормальной дороги не было. До холма было всего несколько метров, по склону были разбросаны огромные валуны, за которыми мог в полный рост спрятаться человек. Может быть, там и в самом деле прятались люди – с автоматическим оружием.

Машина Николетти остановилась первой, за ней – машина барона. Оба вышли из машины.

– Что теперь? – спросил барон.

Ветер был и сейчас сильный, пронизывающий. Он трепал кудри полковника карабинеров, снявшего форменную фуражку, уносил часть слов. По небу неслись вскачь облака.

– Отошлите своих людей, барон. Иначе придется их убить.

Барон повернулся к готовым на все охранникам.

– Уезжайте. Ждите в начале тропы.

– Мы не можем вас бросить, синьор.

– Или вы выполните мой приказ, или я вас прямо сейчас уволю, и у вас не останется смысла меня охранять.

Охранники, после колебания, повиновались.

– Вы умеете ставить людей перед выбором, синьор, – заметил полковник, – надеюсь, вы и сами сделаете правильный выбор.

– Миллион германских рейхсмарок, – предложил барон, – наличными. Где?

Полковник только усмехнулся:

– Пять миллионов.

– Бросьте, синьор, – сказал полковник, – вы не самый плохой человек, потому я не возьму ваши деньги. Вы пытаетесь купить информацию, у вас есть деньги – но у вас нет силы, и вас никто не боится. А вот этих людей – стоит бояться, синьор. Сколько бы вы ни заплатили – потом мне придется скитаться по свету и искать убежище. И все равно они меня отыщут и убьют. Это очень опасные люди, синьор. Очень. С ними нельзя шутить.

У барона был пистолет – и какое-то время он думал, не стоит ли выхватить его и приставить к голове этого продажного скота. Но решил, что пока не время…

– Сколько?

– Что – сколько?

– Сколько надо заплатить?

– Я не знаю, синьор. Сколько – расскажут вам вон они. Не думайте, что я имею какое-то отношение к этому делу, синьор, я не более чем передаточное звено. Живая почтовая открытка, так сказать…

Барон бы с удовольствием бросил такую почтовую открытку в пламя.

По той же дороге, по которой приехали они, неспешно понимался черный «Даймлер-Бенц 560» с затемненными стеклами, жутко неудобный в римской толчее – а именно в Риме располагались посольства. Номер начинался с CV – дипломатический. Кода страны он не знал.

– Это они?

– Да, синьор. Я отойду подальше. Лучше, если я не буду слышать, о чем вы говорите. Мне это неинтересно. Крепитесь, синьор.

Насколько помнил барон, полковник Николетти был неплохим человеком, и уж точно – не штабной крысой. Он выживал на улицах Милана, до этого – Флоренции, а до этого, кажется, работал в Болонье. Представить себе, чтобы он чего-то так сильно боялся… чего? Кто мог так его напугать?

Неужели…

«Даймлер» остановился – явно бронированный, барон видел такие машины, сразу оценил прямые и вставленные немного по-другому, с широкими зачерненными рамками стекла. Из машины вылезли двое, один с водительского места, другой с переднего пассажирского. Тот, что сидел на месте пассажира, ловко перебросил другому укороченную автоматическую винтовку, чем-то похожую на русский «АК».

Они осмотрелись по сторонам – настороженные, поджарые доберманы, после чего один из них открыл дверь. Из машины вышла…

Несколько секунд барон не помнил себя. Он вдруг понял, что стоит с выхваченным пистолетом… автоматы смотрят на него, а один из охранников прикрывает своим телом эту… Они отреагировали мгновенно, не задумываясь, инстинктивно…

– Брось пистолет!

– Где он?! Где он, тварь?!

– Брось, или никогда его не увидишь!

Барон видел глаза человека… за автоматным прицелом направленного на него автомата. Это были глаза фанатика, черные и страшные, почти не мигающие. Он был готов нажать на спуск и открыть огонь моментально, ни о чем не задумываясь, отдать свою жизнь с такой же легкостью, что и отнять чужую. От такого взгляда барона пробрала дрожь.

– Брось! Ты всегда был умным, брось!

И барон бросил пистолет. Разжал руку – пистолет выскользнул из ладони и стукнулся о вросшие в землю камни.

Человек с автоматом приблизился, сильным пинком ноги отправил упавший пистолет подальше, потом обыскал барона, причем короткоствольный автомат упирался ему в грудь, палец был на спусковом крючке. У него были глаза сторожевого пса – умные, внимательные и преданные. Это было страшно…

Обыскав его, человек с автоматом что-то сказал на непонятном языке – и второй отошел в сторону.

– Сколько ты хочешь? – устало спросил барон.

– М… дай подумать.

Баронесса Антонелла (Луна) Полетти сморщила лоб.

– Скажем… твою бессмертную душу. Пойдет?

За то время, пока баронессы не было в Италии, она преобразилась. Когда Карло видел ее в последний раз – ей было немногим больше двадцати и ее красота была еще не сформировавшейся, щенячьей. Теперь перед ним была умная и уверенная в себе женщина лет тридцати с небольшим, знающая цену своей красоте и умеющая ею пользоваться. На ней было длинное черное платье ниже колена, жакет и соболиная накидка. Соболь был русский, «седой» – самый дорогой соболь, на Лондонском аукционе идет по цене в тысячи фунтов за шкурку.

– Что ты хочешь? Дело? Я тебе его отдам, мне оно не нужно.

– Забудь. Пойдем.

Баронесса подошла, по-свойски взяла убитого горем барона Полетти под руку и увлекла его к вершине. Туда, где дул еще более сильный ветер.

– Карло, ты же всегда был бойцом… Право, ты меня разочаровываешь. А как насчет мести, а? Вашей, итальянской, мести.

Баронесса шагнула вперед, на самый край обрыва. Ловко, как коза, вскочила на валун и заразительно засмеялась, раскинув руки.

– Ну же, Карло, брось меня вниз. Ты сам умрешь… но успеешь. Соверши свою месть.

Барон Карло Полетти сплюнул на землю. Двое боевиков смотрели за ним как цепные псы. Готовые броситься при малейшем окрике хозяйки.

– Кто ты такая? Зачем ты влезла в нашу семью? Что ты за тварь такая…

Баронесса облизала губы.

– Можешь мне не верить, но я действительно любила твоего отца.

– А потом предала его.

– Как бы это сказать… есть вещи, о которых лучше не знать. Не так ли, Карло?

– Где мой сын? Что ты за него хочешь получить?

– Я же сказала, твою бессмертную душу… Кстати, как Марианна?

Марианной звали супругу барона Полетти. У них больше не могло быть детей… роды были крайне тяжелыми. Сейчас она лежала в частной клинике, врачи опасались ее самоубийства.

Барон ничего не ответил.

– Ладно, ладно… – баронесса спрыгнула с валуна, на который взобралась, чтобы осмотреть Рим, подошла к нему вплотную, – мне просто нужна помощь. Ты мне поможешь?

– Помочь тебе?!

– У одного человека… – заговорила баронесса, – есть много денег. Очень много денег. Так много, как ты и не представляешь. Миллионы… миллиарды. Проблема в том, что он не может вывезти их из страны. У него есть нефть, есть строительные материалы, есть оружие… все что угодно. Понимаешь, он очень несчастен, и ему нужна наша помощь.

– Какая валюта?

– Рубли. Русские рубли.

Барон по-мальчишески пригладил пятерней волосы.

– Русские?!

Голова уже работала подобно хорошему компьютеру, перебирая варианты. Русские рубли… нефтяная, в основном, валюта. Но обеспеченная, период инфляции у них закончился в середине семидесятых, теперь это одна из самых устойчивых валют мира. У русских нет международной банковской сети… но есть членство в Базельском банке, есть и корсчета в некоторых банках Швейцарской Конфедерации. Русская банковская система чрезвычайно закрыта, но… можно попробовать. Уязвимое звено то, что русские требуют расплачиваться за свой экспорт их же валютой, поэтому европейские центробанки, североамериканский Федеральный резерв держат значительные резервы в русских рублях. Конечно, русские не дураки, они будут задавать вопросы… но у них нет механизмов проверки иначе как через «Базельский банк международного регулирования». И если подчищать концы, не наглеть, не проводить много за один раз, то…

– С каким дисконтом они готовы работать?

– Вот теперь ты мне нравишься…

– Я задал вопрос.

– Не они. А он. Один человек, все будет замкнуто на одном человеке, который будет связываться с тобой через меня. Только учти, Карло. Там, где живет этот человек, тоже не забыли про кровную месть. Только у них… несколько другие традиции. Если этого человека обмануть – он прикажет не только убить обманщика, но и вырезать всю его семью до последнего человека, всех родственников. Кроме того… он будет мстить и государству… он так воспитан. Помни это, Карло, и не делай глупостей. Как только ты обратишься в полицию, в Финансовую гвардию, даже неофициально – это станет самым глупым поступком, какой кто-либо когда-либо делал в этой стране. Если деньги попытаются изъять… помнишь взрыв вокзала в Болонье? Так вот… это малая толика того, что способен сделать этот человек. Видишь людей у меня за спиной? Таких, как они, у него – тысячи тысяч. Поверь, это страшно…

– Ты не опасаешься при них? – спросил барон.

Антонелла улыбнулась.

– Ни один из них не понимает ни слова по-итальянски. Им плевать, о чем мы говорим, это живые истуканы. Они приставлены ко мне… скорее в качестве стражей гарема. Кое-кто любит, чтобы женщины сохраняли ему верность. А дисконт… он готов обсуждать его. Скажем… десять процентов тебя устроит?

– Двадцать пять.

Баронесса протянула руку:

– По рукам.

Барон Карло Полетти автоматически протянул руку – он не мог поверить своим ушам. Десять процентов – это и так достаточно много, по самой высокой планке за такие услуги. Двадцать пять – четверть! – это просто немыслимый процент, такой не платил никто, никогда и никому. Услуги Базельского банка обойдутся ему процентов в пять, еще сколько-то… в пределах пары процентов уйдет на оплату вполне легальных транзакций между банками. Остальное… получается, остальное его. Если речь идет даже о миллионах… лет за десять он вполне способен скопить состояние, не сравнимое с тем, что скопил отец. Если же о миллиардах…

– Ты имеешь право принимать такие решения?

– Этот человек ничего не знает о банках. Если я скажу ему, что это стоит двадцать пять, – это будет стоить двадцать пять. Но десять ты отдашь мне.

Вот теперь все становилось ясно.

– Каким образом?

Баронесса протянула ему листок, который достала из небольшого кармашка в соболиной накидке. Барон Карло быстро просмотрел его – длинный столбик цифр, номера счетов, названия банков. «Банковский дом Шпенглера», «Банк Шолера» – Австро-Венгрия, «Юлиус Бер», «Сарацин и Ко», «Клариден Леу, Пиктет и Си», «Ла Роше и Ко», «Брюдерер, Хаммлер, Толле и Ко», «Вонтобель Групп» – Швейцарская Конфедерация. Солидные, надежные, уважаемые банковские дома. Ни одного «банка общего профиля», все специализируются на управлении частным капиталом при достижении максимальной скрытности.

– Счета номерные?

– Нет, на конкретного человека. Вот.

Баронесса протянула еще один пакет документов.

– Номерные слишком опасны. Любой может узнать, прийти и забрать все, что есть.

Банкир был с ней согласен – это и в самом деле так. Пароли и коды к номерным счетам можно было вырвать пытками, банки не проверяют владельцев номерных счетов, был бы правильный пароль. А вот тут… К тому же девочка несовершеннолетняя, до двадцати одного года ей все равно ничего не выдадут, никто в мире, ни при каких документах не сможет изъять эти деньги. А потом… даже если они силой приведут девочку в банк… сотрудники банка просто вызовут полицию и все… а в Конфедерации с полицией и законом шутки плохи.

Да… неплохо придумано.

– Ты понимаешь, что до двадцати одного года ничего нельзя будет снять?

– Еще как понимаю… – на лице Луны появилось жесткое выражение, – это и будет нашей главной гарантией.

– Это твоя дочь?

– А ты так удивлен? Разве у такой женщины, как я, не может быть дочери?

– Да нет… почему же. А как насчет моего сына? Когда вы его мне вернете?

– Не так быстро, Карло…

– Нет, так не пойдет. Или ты мне возвращаешь моего сына – или ничего не будет.

– Это не я решаю.

– Да? А кто тогда?

Баронесса снова взяла Карло за руку. Посмотрела ему в глаза.

– Ты можешь мне не верить. Но я в такой же ситуации, как и ты, Карло. Этот человек ничего не знает о банковских операциях – но он отлично знает, как можно заставлять других людей делать то, что ему нужно. Единственное, что я могу тебе сказать – я позабочусь о том, чтобы твой сын, живя там, ни в чем не испытывал нужды. Это единственное, что я могу сделать… моя дочь такая же заложница, как и твой сын.

– Я тебе не верю.

– Веришь ты или нет – это ничего не изменит. Я буду пересылать тебе пленки с записью его голоса.

– Как я пойму, что он на самом деле жив?

– Ты можешь сказать, какие слова он должен будет произнести на очередной пленке. И он произнесет их, Карло. Он произнесет их…

 

Возможно, кто-то и узнал о счетах в различных банках Австро-Венгрии, а потом и Швейцарской Конфедерации. Но не более того. До двадцати одного года вклады, сделанные на Анахиту, маленькую Луну из Тегерана, снять было нельзя никак. Потом – грохнула исламская революция. А потом… прежде чем до Анахиты и до ее денег кто-то добрался, она стала сначала моей гражданской супругой, а потом – ушла к Его Величеству Императору Николаю. Интересно, знала ли она про деньги…

Да… опасно делать поспешные выводы, опасно. Люнетта рассказывала мне про белых людей, говорящих по-английски, которые приходили к ее матери. Я подумал, что это представители обосновавшейся в Гонконге британской наркомафии, потомков тайпанов. Но образованные мексиканцы по-английски разговаривают ничуть не хуже.

Дурак, воистину дурак. Меня не насторожило то, что, по словам Люнетты, ее мать поставляла в Персию кокаин. Гонконгские тонги, состоящие из китайцев и британцев, торгуют героином, он выращивается в месте, известном как Золотой треугольник в Индокитае. А вот мексиканская и колумбийская мафия торгуют именно кокаином. Кока растет в нескольких государствах Центральной и Латинской Америки, и больше нигде в мире. Как британцы могли регулярно доставать кокаин – ведь они-де конкуренты мексиканцев.

Хотя для меня простительно – я в наркоторговле не силен. Мог ошибиться.

Но меня не насторожило и сходство между моей Люнеттой и Микеллой, баронессой Полетти. А оно было – несмотря на то, что Микелла на голову выше.

Одна кровь…

 

21

 

Швейцарские Альпы