Политические последствия личной унии католических королей.

Уже отме­чалось (с. 481), что в Кастилии проблемы, возникшие после бракосочетания коро­левы Изабеллы и короля Фердинанда, были разрешены путем установления «ди­архии», т. е. правления двух лиц. Имена и изображения обоих супругов помеща­лись вместе на государственных бумагах, на монетах и т. д., но при этом королева Изабелла неизменно считалась единственной суверенной государыней — влады­кой королевства, несмотря на притязания, которые вначале предъявлял ее супруг. Так, в прокламации в Сеговии (выпущенной после смерти Энрике IV) была употреблена следующая формула: «Кастилия, Кастилия, именем короля Фердинан­да и королевы Изабеллы, его супруги — владыки этих королевств». Это соглаше­ние и личное сотрудничество в управлении Кастилией совсем не повлияло на взаимоотношения унаследованных обоими супругами государств. Ни Кастилия не подчинилась Арагону, ни Арагон со всеми своими владениями ничуть не поступил­ся в пользу Кастилии своим фуэрос или обычаями и не утратил своей независимо­сти. Кастильцы, арагонцы, каталонцы продолжали считаться иностранцами на тер­ритории соседнего королевства, входящего в испанскую державу; так, каталонцы имели своих консулов в андалусских морских портах, так же как в Италии и других странах, им совершенно чуждых. Не произошло слияния кортесов прежде отдельных государств полуострова, не было объединено их управление, не были обнародованы единые законы с отменой традиционных фуэрос и привилегий. После смерти королевы Изабеллы стало совершенно ясно, что Кастилия и Арагон все время оставались изолированными политическими единицами. Они продолжа ли оставаться ими даже после смерти Филиппа и во время регентства Фердинан­да, несмотря на его личное влияние на управление Кастилией и на идею политиче­ского единства, которой руководствовались в своих действиях арагонские короли, начиная с Фернандо I. В одном только отношении союз католических королей отразился на законодательстве — в отношении пограничных таможен (с. 559— 560). Позднее, после реформы инквизиции, генеральный инквизитор Кастилии распространил свои полномочия на всю Испанию и трибуналы Арагона, Катало­нии и Валенсии утратили былую независимость (с. 520—522). Но на этом дело и ограничилось, и ничего больше для объединения страны короли не только не предпринимали, но и не собирались предпринимать. В своем завещании Ферди­нанд вполне определенно высказывается на этот счет. Он советует своему внуку Карлу «не вносить никаких изменений в управление королевствами Арагона, в состав королевского совета и должностных лиц, служащих нам... Более того, не должно и обсуждать дела этих королевств ни с кем, кроме их уроженцев, и не назначать иностранцев ни в совету ни на государственные должности. Те же рас­поряжения он дает относительно Кастилии (в соответствии с пунктами завещания королевы Изабеллы), сохраняя таким образом политическое и национальное раз­деление между арагонским и кастильским королевствами.

Изречение, приписываемое королеве, что необходимо так же властвовать над арагонским народом, как она уже властвует над кастильским¹, если оно действитель­но было произнесено, несомненно, подразумевает не унификацию королевства или подчинение одного из них другому, а просто-напросто ту абсолютистскую и централизаторскую политику, которая была характерна для монархов и которой король Фердинанд придерживался даже в большей степени чем Изабелла. Взаимовлия­ния, которые оказывали друг на друга оба государства и в конце XV в. и позже, отнюдь не вызывали стремления лишить независимости королевства, входившие в Испанский союз. Арагон втянул Кастилию в международную европейскую поли­тику. И хотя кастильцы, а не арагонцы, завоевали Гранаду и на них главным образом легла вся тяжесть открытия Индий и управления ими, но они приняли значительное участие в войнах в Италии, касавшихся только Арагона.

 

Централизация Кастилии.

К централизации в своих королевствах стреми­лись оба короля — как Изабелла, так и Фердинанд. Они понимали ее как переход к короне всей реальной власти в государстве и уничтожение или подчинение ей всех прежде независимых институтов, какой бы характер они ни носили. При этом оба супруга проявили свою решимость и волю, в равной степени ограничивая привилегии феодалов, церкви и буржуазии, В своей деятельности им пришлось неизбежно столкнуться с фуэрос, вольностями и фактической независимостью ста­ринных политических группировок Кастилии и Арагона.

Изабелла и Фердинанд были, бесспорно, лишь продолжателями политики дру­гих королей — своих предшественников (например, Альфонса XI и Хуана II в Кастилии; Педро IV, Альфонса V и Хуана II в Арагоне). Но в Кастилии нужно было покорить главным образом лишь олигархическую знать, потому что средний класс в значительной мере был уже политически завоеван короной, когда Изабел­ла вступила на престол. В Арагоне же при восшествии на престол Фердинанда знать играла незначительную роль в управлении (хотя¹ отдельные ее представители еще продолжали нарушать мир в некоторых местностях), сохранив в период упадка власть лишь в нескольких городских центрах. Поэтому большая часть актов Иза­беллы, направленных против городов, является лишь простым (хотя и более эффек­тивным) повторением мероприятий ее предшественников. В то же время беззако­ние и самовластие Фердинанда в Арагоне и Каталонии (хотя эти действия и имели немало подобных же прецедентов) задевали города сильнее и возбуждали вначале резкое противодействие.

Вызванные централизаторскими стремлениями Изабеллы мероприятия, направ­ленные против кастильской знати, уже известны (с. 481—483). Следует отметить, что одним из важнейших мероприятий подобного рода являлась передача короне прав на магистерство духовных орденов, санкционированная папской буллой. Этот акт позволял предотвратить мятежные поползновения со стороны членов орде­нов — крупных объединений дворян.

Но всего этого было недостаточно, чтобы удовлетворить абсолютистские стрем­ления королевской власти. Необходимо было также подчинить себе те учрежде­ния среднего сословия, которые представляли его политическую силу. Путь к этому представлялся более легким, чем в случае, когда шла речь о борьбе со знатью. Во-первых, буржуазия в большей своей части была глубоко роялистской, и из ее среды выходили законоведы, проникнутые цезаристским духом юстинианова права, ис­пользуемые королями в борьбе против знати. Поэтому не было необходимости прямо наступать на буржуазию и при этом в такой форме, которая уместна была в борьбе против дворянской олигархии, часто неприкрыто оппозиционной. С другой стороны, внутренние раздоры в городах и разложение муниципального строя со временем дали королям возможность непосредственного вмешательства в дело управления городами. Подобное вмешательство принимало самые различные фор­мы (с. 355—356), хотя видимая автономия этих центров и сохранялась. Такая система воздействия на города вполне удовлетворяла корону. За очень редкими исключениями, королевская власть не уничтожала фуэрос и не отменяла привиле­гий. Она довольствовалась прекращением законодательной деятельности муници­палитетов (за период правления Фердинанда и Изабеллы известно только одно новое фуэро — города Бернедо, данное в 1491 г.) и продолжала исподволь уни­фицировать городское законодательство посредством постановлений кортесов (в большинстве случаев по просьбе депутатов городов) и особенно путем королев­ских грамот и указов. Короли привлекали также на свою сторону среднее сословие, оказывая его представителям различные милости и унижая тем самым знать. Они сохранили видимость прежних вольностей и удовлетворяли стремления буржуазии, во многом совпадавшие с королевскими. Такими способами корона добивалась важных для реализации ее политических целей результатов.

Две существенные черты характеризуют политику короны по отношению к городам: особое законодательство, касающееся управления муниципиями и особая тактика королей по отношению к кортесам, этому подлинно представительному учреждению буржуазии.

Законодательство это сравнительно скудно, многие законы являются лишь повторением прежних, изданных во времена Хуана I, Хуана II и даже Альфон­са XI. Но оно отчетливо отражает процессы внутреннего разложения городского строя: раздоры между городами; внутреннюю борьбу в них; захват власти сильны­ми мира сего; все усиливающееся вмешательство королевских делегатов и чинов­ников; замену прежних выборных муниципальных должностей другими должнос­тями, замещаемыми по назначению короля пожизненными и наследственными; создание городских канцелярий (oficinas).

Два закона, один — принятый на кортесах в Мадригале (1476 г.), а дру­гой — дата которого не установлена, содержат намеки на «межгородские усоби­цы», которые вызвали смуты и бесчинства, и на волнения, с которыми не могли «справиться судьи (алькальды) данной местности» Эти волнения вызывались, во-первых, борьбой между влиятельными родами, которые стремились захватить все городские должности; во-вторых, противоречиями между рыцарями, дворянами и плебеями или между купцами и законоведами (последние же были горды королев­скими милостями и занимали ведущее положение в канцеляриях) и, в-третьих, трениями между городскими властями и королевскими чиновниками -— алькаль­дами и коррехидорами, о злоупотреблениях которых говорится в нескольких грамо­тах Альфонса XI, Энрике II, Хуана II и в грамотах «католических королей». Известны также произвольные действия представителей знати, которые то захва­тывали силой «гостиницы или другие здания в королевских городах и местечках», то занимали «окрестные земли в тех местах, где они проживали»; тогда существо­вало множество городов и местечек, «ограбленных» и лишенных «своих владений, рубежей окрестностей, лугов, пастбищ и водопоев». Подобного рода захваты про­изводились также и самими городскими жителями и, очевидно, некоторыми муни­ципиями по отношению к смежным городам.

Чтобы покончить с этими злоупотреблениями, короли прибегали к уже испы­танным средствам: ежегодно назначали коррехидоров (несмотря на жалобы корте­сов в Мадригале, что коррехидоры назначаются без просьб со стороны городов), запрещали отправление одним лицом двух коррехидорских должностей и не на­значали коррехидорами кавалеров духовно-рыцарских орденов; обязали коррехи­доров подчиняться судьям-ревизорам (jueces de residencia) «в течение 50 дней после оставления им должности», для того чтобы последние могли «рассудить всех жалобщиков, а коррехидоры — расплатиться за нанесенный ущерб»; посылали специальных следователей (pesquesidores especiales), когда местные алькальды не могли сами разрешить спорных вопросов (причем оплата этих должностных лиц возлагалась или на тяжущиеся стороны, или на чиновника, по вине которого воз­никло дело), инспекторов (veedores) или ревизоров (visitadores), которые проводи­ли ревизию отчетов о городских владениях и о размежевании городской террито­рии и контролировали деятельность различных должностных лиц; отменили во многих городах выборные должности (магистратуры), замещая их пожизненно назначаемыми коронными чиновниками (так король и королева поступили в Касересе, где происходили внутренние усобицы в связи с выборами); запретили сдачу на откуп магистратур, во избежание злоупотреблений и превращения этих должно­стей в наследственные синекуры (ранее существовала такая практика, причем этот порядок в ряде случаев оказывался узаконенным особыми королевскими привиле­гиями); запретили выдачу «экспектативных грамот» (т. е. обещаний назначения на определенную должность), при этом король всегда сохранял за собой право назна­чения того или иного должностного лица. Почти все эти мероприятия были повто­рением подобных же мер, принятых предшественниками Фердинанда и Изабеллы. Были регламентированы также выборы в тех городах, где система эта сохрани­лась, причем сохранялись льготы, предоставленные аристократии; были организо­ваны городские нотариальные конторы, определены нормы оплаты городских чи­новников и разработаны подробнейшие правила, касающиеся функций и прав но­тариусов, и ряд иных установлений.

Все эти данные, однако, не позволяют еще представить себе масштаба полити­ческой централизации; фактически было уничтожено все своеобразие прежнего судебного строя, и вся политическая жизнь города и система внутреннего управле­ния оказались подчиненными короне. Перечисляя функции королевского совета и судебной администрации, мы столкнемся с другими ограничениями, косвенным об­разом наложенными на городскую автономию.

В некоторых случаях короли прибегали к особым мерам, более прямым и решительным, в борьбе с наиболее отчетливыми проявлениями духа независимости вольных городов. Так была предпринята попытка полного уничтожения автоно­мии объединенных в эрмандаду городов северного побережья, хотя в Бискайе и выражались протесты против отмены традиционных фуэрос. В послании 1490 г. король осудил созыв хунт эрмандады без участия коррехидора Бискайи (с. 450— 451), и хотя многие юридические обычаи сохранялись в течение некоторого време­ни, но союз городов пришел в упадок, утратив в конце концов свое былое полити­ческое значение. Наконец торговля некоторыми городскими должностями, которая уже началась в этот период и достигла значительного размаха в следующий, закре­пила зависимость городов от центральной власти.

По отношению к кортесам католические короли проявили те же абсолютист­ские тенденции — они созывали кортесы всего лишь девять раз более чем за двадцатипятилетний промежуток (1475—1503 гг.), несмотря на то что за это время имели место весьма важные события. Впрочем, в первые годы своего правления они использовали кортесы для частичного проведения внутренней реформы, при­чем важные решения были приняты на кортесах в Толедо (1480 г.). Но с 1482-го по 1498 г., т. е. в тот промежуток времени, когда была завоевана Гранада, открыта Америка, создана новая инквизиция и проведено изгнание евреев, кортесы не со­зывались ни разу. Правда, кортесы не обладали законодательной властью, и коро­ли не должны были считаться с их волей, утверждая законы (хотя и требовалось одобрение кортесов, когда шла речь о податях). Но кортесы играли значительную роль, когда происходило провозглашение короля, устанавливая права преемственно­сти в наследовании престола, что имело место при разрешении подобного вопроса в последние годы царствования Энрике IV (с. 295). Кроме того, короли приноси ли присягу фуэрос и вольностям перед депутатами кортесов. Право представления королю петиций от сословий кортесов, и в особенности от плебейского сословия, превращало это учреждение в орган, который осуществлял прямую связь между народом и монархом, в орган, отражавший нужды народа, который искал их удов­летворения в законной форме, испрашивая санкцию короля. Наконец, существовал старинный обычай консультации с кортесами в тех случаях, когда король стремил­ся придать своим решениям большую силу или представить их как волеизъявление народа (так было, например, в случае отмены ранее предоставленных пожалований, см. с; 506—507). Все эти функции придавали кортесам такое значение, что отказ от их созыва для обсуждения вопросов, подобных тем, которые возникли в 80-х и 90-х годах XV в., означал подрыв престижа этого учреждения. После смерти королевы Изабеллы Хуана и Фердинанд созывали кортесы шесть раз, снова ис­прашивая их совета при разрешении ряда_; трудных вопросов (взаимоотношения с Францией, присоединение королевства Наварры). Но в деятельности Фердинанда и Изабеллы вполне отчетливо проявляется тенденция умалить значение кортесов, а то обстоятельство, что влияние кортесов заметно уменьшается в эту эпоху, сказыва­ется и в почтительном тоне петиций сословий, и в том, что созыв этого учреждения отныне осуществляется уже королевским советом, президент которого становится одновременно и президентом кортесов. При этом редакция актов кортесов пору­чается членам королевского совета.

Структура кортесов не подверглась значительным изменениям. В 1480 г. имели право голоса в кортесах 17 городов, большей частью кастильских (Галисия не имела ни одного голоса); впоследствии получила голос Гранада, а в 1506 г., по просьбе депутатов, было точно установлено количество городов, посылающих депу­татов в кортесы. Выборы депутатов производились обычно городским советом каждого города (т. е. совместно должностными лицами, алькальдами, рехидорами, присяжными, членами совета и др.), а не народом. Обычно избирались рехидоры и присяжные, а иногда король сохранял за собой право назначения депутатов. Депу­татам выдавался императивный мандат, т. е. точные и подробные инструкции, которым они должны были следовать. Им назначалось вознаграждение на путе­вые издержки (140 мараведи), на что неоднократно жаловались города. Тогда же начала устанавливаться практика оплаты издержек депутатов из королевской каз­ны — это создало новую форму зависимости депутатов от короны, тяжелые по­следствия которой должны были сказаться в скором времени. Заседания были закрытые, председательствовал на них всегда сам король, если только этому не препятствовала его болезнь, так, на сессии кортесов в Бургосе (1515 г.) председа­тельствовал от имени больного короля Фердинанда епископ Бургосский.

 

Централизация в Каталонии.

Фердинанд в своих арагонских владениях про­водил ту же политику, что Изабелла в Кастилии, и не проявлял желания созывать кортесы; он предпочитал брать на себя все решения, касающиеся порядка управле­ния королевством. Но следует отметить, что арагонские кортесы давали резкий отпор притязаниям короля и склонны были скорее отказывать ему в его просьбах, чем удовлетворять их. Той же практики они придерживались и при предшественниках Фердинанда, и такова же была линия поведения каталонских кортесов. Фердинанд созывал кортесы трех областей 16 раз за период с 1481-го по 1515 г., шесть раз созывались кортесы Арагона, один раз — Валенсии, шесть раз — Ка­талонии и три раза — общие кортесы (в 1484, 1510 и 1511 гг.; с 1503-го по 1510 г. не было ни одной сессии кортесов). Зная, что они будут противиться вотированию субсидий, король использовал окольный путь; он набирал войска, содержание кото­рых относилось затем за счет страны. Иногда же (как например в кортесах 1480 г.) король назначал себе субсидию сам и угрожал кортесам роспуском, в случае если они откажутся ее вотировать.

Но нигде абсолютистская политика Фердинанда не проявилась столь отчетли­во, как в Каталонии. Барселона была самым могущественным и привилегирован­ным городом во всем арагонском королевстве, и именно поэтому короли стремились подчинить ее полностью. Победа демократических элементов над «достойными горожанами» в середине XV в. (с. 410—412) была одержана с помощью короны, стремившейся ослабить власть городов. Эта победа ознаменовала начало упадка муниципального строя. Гражданская война в эпоху Хуана II, в которой Барселона выступала против короля и ременс, была следующим шагом, углубившим рознь между богатыми горожанами и плебсом и ослабившим влияние как этой социаль­ной группы, так и сеньоров. Фердинанд лишь следовал политике своего отца и дяди —• Альфонса V — и завершил поражение Барселоны, отомстив ей за ущерб, понесенный в период гражданской войны. Успеху подобной политики способство­вали и личные качества Фердинанда. Коварный, скрытный, столь же легко даю­щий обещания, как и нарушающий их, лицемерный в обращении, этот недоверчивый интриган соединял в себе все черты характера (кроме, быть может, жестокости), которые характеризовали поведение таких королей, как Педро I Кастильский, Педро IV и Альфонс V Арагонские. Подобные качества в конце XV в. отвечали идеалу политического искусства и были обычными для государственных деятелей Европы того времени. Говорят, что в ответ на жалобы Людовика XII, который сетовал на то, что Фердинанд дважды его обманул, последний ответил: «Он лжет. Я обманул его по крайней мере десять раз». Хотя и не доказана достоверность этой сентенции, она остается тем не менее весьма показательной. Многочисленные свидетельства современников рисуют именно в таких чертах моральный облик Фердинанда¹.

Король подтвердил 181 решение о конфискации имущества у жителей Барсе­лоны, принятые в связи с гражданской войной. Он стал решительно приводить в исполнение свой план, сместил (по указу 1479 г.) всех корредоров (маклеров) барселонской биржи и приказал, чтобы впредь эту должность занимали только с разрешения Гильермо Санчеса, советника и виночерпия короля. В послании, на­правленном королю в марте 1480 г., барселонские советники жаловались на то, что городская торговля оказалась парализованной, поскольку Фердинанд уделяет мало внимания нуждам Барселоны и поручает ведение местных дел «лицам, которым неведомы вольности Каталонии и которые не желают считаться с ними». Ферди­нанд пытался также либо изменить, либо аннулировать некоторые привилегии Бар­селоны, например право избрания консулов. Этим мероприятиям короля советники оказали энергичное сопротивление и добивались посредничества королевы Иза­беллы, в беспристрастии которой они, по-видимому, были уверены.

В 1481 г. король наложил руку на городской совет и на советников и изменил процедуру их избрания и систему выборов прочих должностных лиц. В 1490 г. он снова занялся этим вопросом. Следует отметить, что на собрании, которое созвали советники для обсуждения путей, какими можно было отвести угрожающую им опасность, большинство проявило полное равнодушие к городским фуэрос. Это наглядно свидетельствует о том, что уже была утрачена прежняя любовь к незави­симости и что массы находились всецело под влиянием королевского авторитета и абсолютистских идей того времени. Реформой 1490 г. отменялись очередные вы­боры, и королевским указом назначались новые советники на 1491 г. Весьма показательны объяснения (далеко не все они были достаточно обоснованы), кото­рые дал король в оправдание этой меры. «Учитывая, — отмечал он, — раздоры между жителями нашего города Барселоны и ненависть, которую питают они друг к другу и которая вызвана плохим управлением, и великие злоупотребления, совер­шаемые при выборах с давних пор... и принимая во внимание, что нам подобает наводить порядок, искоренять зло... мы, нашей королевской властью, как король и господин, и для пользы, спокойствия и общего блага этого города решили назначить [новых советников]». Когда настала пора новых выборов (1492 г.), король потре­бовал от советников (обвинив их при этом в безнравственности и в неревностном исполнении обязанностей), чтобы они доверили ему, как арбитру, решение вопроса и отказались от права быть избранными городом. Этого он добился без малейших затруднений, не встретив протеста со стороны местных жителей. Фердинанд за­вершил свои планы указом 1493 г., согласно которому муниципальные должности были заново перераспределены между различными социальными группами. В силу этой реформы в Совет Ста должно было входить 144 человека, в том числе 48 горожан, 32 купца (представители денежной аристократии, торговцы сукнами, и шелком и судовладельцы), 32 лица свободной профессии и 32 ремесленника (во времена Альфонса их было 79). Должности советников (их было пять) замеща­лись тремя горожанами, одним купцом и одним ремесленником или лицом свобод­ной профессии поочередно. Интересы демократических слоев населения, оказы­вавших поддержку королям в гражданских войнах, были, таким образом, принесены этой реформой в жертву, и господство перешло к классу богатых, к людям, которые были сторонниками короля или же не противодействовали агрессии со стороны королевской власти. В 1498 г. была проведена новая реформа: одно место совет­ника было передано в распоряжение рыцарей (caballeros) и установлена система баллотировки для занятия городских должностей. Структура городского управле ния была совершенно изменена без протестов со стороны жителей Барселоны. Покушение на короля в 1493 г. нельзя рассматривать как политический акт. 7 декабря 1493 г. один крестьянин-ременс, по имени Хуан, из деревни Каньямас, нанес Фердинанду удар ножом в шею, чем подверг¹ серьезной опасности жизнь короля. Убийца был схвачен и предан королевскому суду (хотя советники и пыта­лись отстоять свое право вести это дело); он был признан слабоумным, но тем не менее приговорен к смерти и казнен после ужасных пыток. Не было доказано, что Хуан имел сообщников или что совершенное им покушение было следствием какого-либо заговора. Метод баллотировки был затем распространен на другие города (например, на Фигерас в 1499 г.). Вскоре проявились благие последствия этой системы для общественного спокойствия, так как прекратились бесконечные раздоры, так часто возникавшие прежде в связи с выборами. Бюрократический аппарат. Концентрация в руках короля всей власти, преж­де разделенной между различными учреждениями и лицами (сеньорами и город­скими советами), привела к необходимости создания расширенного аппарата уп­равления. Так возник ряд учреждений и появилось много чиновников, которые помогали королю в управлении и распространении его власти на всю территорию страны. Основы аппарата управления были заложены благодаря усилиям предше­ственников Фердинанда и Изабеллы (с. 340—347). Королевская чета лишь рас­ширила и усовершенствовала систему, созданную прежде. Королевский совет при них приобрел подлинную стабильность и строго определенные функции. Хотя еще в 1476 г. он состоял в основном из дворян, но в 1480 г. был реформирован, и большинство мест в нем заняли служилые люди (letrados). У герцогов, графов, маркизов и других представителей знати не было отнято принадлежавшее им по обычаю право присутствовать на заседаниях совета, но они были лишены голоса. Таким образом, их присутствие стало пустой формой. Все дела рассматривались и решались группой действительных ординарных членов совета, которые в конце концов совершенно вытеснили его почетных членов. Вследствие этого совет стал теснее связан с королем. Любопытно, что короли из предосторожности устраивали заседания совета только во дворце или в близлежащих помещениях. В ряде постановлений кортесов 1480 г. весьма подробно устанавливается регламент засе­даний совета, порядок обсуждения вопросов, ведения протоколов и определяется круг низших должностных лиц (докладчики, адвокаты, писцы и т. п.). Король присутствовал на заседаниях совета по пятницам, и мнение его было решающим в случае, если голоса разделялись. Хотя функции этого органа вследствие диферен-циации, начавшейся еще в предыдущий период, были в основном административ­ные, все же он ведал в известной мере и судебными делами. Об этом свидетель­ствует один из законов 1480 г., по которому устанавливалось, что в совет не должны поступать дела, которые подлежат ведению других судей, а если явится необходи­мость такое дело затребовать, то совет должен получить на это санкцию короля. В обязанности членов совета входило также посещение тюрем и разбор апел­ляций на приговоры ординарных и придворных алькальдов. Таким образом, за советом оставалось право окончательного решения всех важных дел, что превраща­ло его во влиятельный орган, внешне независимый, но фактически полностью под­чиненный королю.

Судя по одному разделу «Хроники» Эрнандо дель Пульгара, совет делился на секции «высокой политики», в которой председательствовали короли, администра­тивную, финансовую и др. Возможно, однако, что некоторые из этих секций в действительности не были частью Королевского совета, а являлись отраслевыми центральными органами, которые ведали различными областями государственного управления. По крайней мере, ясно различали (о чем свидетельствует один доку­мент 1493 г.) собственно Королевский совет и другие советы, с иными функциями и составом. Позднее были созданы органы, независимые от Королевского совета: Высший совет инквизиции, Совет духовно-рыцарских орденов и Совет по делам Индий. Все эти учреждения созданы были для управления кастильской террито­рией. Арагонские владения также имели свои особые советы. Пульгар, под 1480 г., сообщает о советах, в состав которых входили «дворяне и ученые, уроженцы Ара­гона, Каталонии, Сицилии и Валенсии, для решения дел, касающихся этих провин­ций в соответствии с их особыми фуэрос и обычаями». 19 ноября 1494 г. король Фердинанд создал постоянный Королевский совет Арагона, а в 1495 г. пополнил чрезвычайный совет при хустисье пятью учеными-законоведами.

Советы были верхушечными органами бюрократического аппарата, который значительно вырос и усложнился при Фердинанде и Изабелле. Так, в конце XV в. появляются королевские секретари, должностные лица с вполне опреде­ленными функциями, не обладавшие, однако, правами личной юрисдикции; секрета­ри, будучи доверенными лицами монархов, порой оказывались в большом фаворе у них и становились влиятельными персонами. Были секретари арагонской и секре­тари кастильской короны; некоторые нз них выдвинулись благодаря своим личным качествами той роли, которую они играли при решении вопросов государственной важности. Особенной известности достигли Хуан де Колома, Мигель Перес де Альмасан и Педро де Кинтана. В I Кастилии, кроме того, имелись следующие должностные лица высокого ранга: великий хранитель печати (canciller mayor) (им был пожизненно толедский архиепископ); старшие нотариусы — один для Леона и один для Кастилии, в обязанности которых входило хранение печати и двух ключей от нее; коннетабль (должность, закрепленная за родом Веласко); верховные судьи (аделантадо) Кастилии, Леона, Андалусии, Мурсии, Гранады и Касорлы, замененные впоследствии, из-за совершавшихся ими злоупотреблений, старшими алькальдами (Бургоса, Леона и Кампоса), причем была сохранена только должность аделантадо Касорлы; старшие окружные судьи (мэрины) (в Астурии и Гипускоа); коррехидоры, пескесйдоры, надзиратели и другие чи­новники, обязанности которых нам уже известны (с. 345^—347). Дворцовые дол­жности были весьма многочисленны; к числу их относились регистраторы (registradores), которые прежде записывали только королевские распоряжения, а при Фердинанде и Изабелле стали также вести протоколы Королевского совета; счетчики (contadores), дворцовые и придворные алькальды (alcaldes de Casa у Corte), судьи — посланцы короля (jueces - comisarios) и оидоры. Порядок экспе дирования документов был подробнейшим образом регламентирован и составлен точно разработанный тариф. Короли имели личных секретарей (кроме государ­ственных), спальников, духовника, капелланов, старшего причетника, камердинера, майордома, эконома, дворецких, виночерпия, главного повара, кондитера, конюшего, квартирмейстеров, птичников и т. д. Для управления казной и финансами имелись два старших счетчика (contenders mayors), кассиры, (paradoxes), ведавшие вып­латой жалованья государственным чиновникам, лица, ведавшие земельными владениями, пенсиями и пожалованиями — пожизненными и наследственными, чинов­ники и писцы, в чьи функции входили дела, связанные с доходными статьями коронного фиска, лица, ведавшие доходными статьями и выдачей привилегий, аль­кальды по вывозу (таможенные) и много иных должностных особ. Не менее обширны были списки должностных лиц судебного ведомства, войска, флота и т. д. О личных слугах короля и принцев крови любопытные сведения имеются в «Книге королевского двора» Гонсало Фернандеса де Овьедо, хрониста начала XVI в. Пульгар, со своей стороны, отмечает, что при каждой инфанте состояло множество лиц, которым поручалось ее воспитание и обслуживание. Для всех этих должнос­тных лиц существовали бесчисленные уставы и правила, точно регламентировав­шие их функции, права, оклады, награды и т. д.

Во владениях Фердинанда, кроме вице-королей, генерал-губернаторов и их наместников (portantveus) и уже известных местных должностных лиц, фигуриру­ют глава дворцовой палаты (escribano rational), камергер, казначей, счетчик-писец и т. п.

 

 

Судебная администрация.

Основные изменения, внесенные в судебное управление Кастилии Фердинандом и Изабеллой, были следующие: присвоение Королевскому совету функций суда или аудиенсий (cort, audiencia), реорганизация местных аудиенсий, не зависящих от совета, но ниже его стоящих; упразднение должностей sobrejuez и знаменосца (alferez); развитие эрмандады; создание но­вых должностей с особой юрисдикцией, окончательное запрещение (принятое на кортесах в Толедо по просьбе депутатов) привилегий наследственного характе­ра — передачи по наследству «должностей судебных, административных и свя­занных с управлением городами или провинциями» (подобные пожалования дела­лись во времена Хуана II и Энрике IV).

Реформа областных аудиенсий или канцелярий была проведена в 1489 г. и заключалась в том, что были созданы две аудиенсий — в Вальядолиде и в Сьюдад Реале (1492 г.) (последняя в 1505 г. была переведена в Гранаду). Еще одна аудиенсия учреждена была в Галисии. Согласно одному из законов, принятых на кортесах в Толедо (1480 г.), королевская канцелярия в Вальядолиде (единствен­ная тогда существовавшая) состояла из одного председателя, четырех оидоров, трех тюремных алькальдов, двух прокурадоров-фискалов (прокуроров) и двух адвока­тов для бедняков (abogados de pobres). Оидоров впоследствии стало восемь. Они должны были разбирать тяжбы по гражданским делам, и король ежегодно назна­чал их. Прокурадорам-фискалам вменялось в обязанность поддерживать обвине­ние, чтобы «преступления не оставались без наказания из-за отсутствия обвините ля». В их функции входило и расследование преступлений. Процедура разбора апелляций судами различных инстанций была разработана особыми законами, дан­ными в Толедо в 1480 г.

Кроме аудиенсий, при дворе и дворцовом округе { rastro) имелись четыре аль­кальда: один алькальд для разбора тяжб дворян, один для апелляций и восемь провинциальных или региональных алькальдов (два для Кастилии, два для Леона, два для Андалусии, один для Толедо и один для Эстремадуры). В судебных округах (adelantadomientos) имелось два старших алькальда, которые в свою оче­редь могли назначить двух младших. Их гражданская и уголовная компетенция простиралась на одну лигу¹ в окружности от пункта их постоянного местопребыва­ния. Наконец, на местах имелись коррехидоры, судьи и городские алькальды (jueces, alcaldes del concejo), назначаемые королем или избираемые в муниципалитетах, чрезвычайные судьи-инспекторы (veedores) или пескесидоры, старшие и младшие альгвасилы, тюремщики или тюремные сторожа.

Фердинанд и Изабелла, унифицируя и реорганизуя судебный аппарат, уделяли большое внимание проблемам, которые стояли в порядке дня еще с вестготских времен: пересмотру личного состава судебного ведомства и ограничению произвола должностных лиц. Так, один из законов, принятый на кортесах в Толедо, касался «оскорблений и беззаконий, которые совершают окружные (del adelantadomiento) алькальды Кастилии». В этом законе речь идет о назначении специальных инс­пекторов для расследования фактов злоупотреблений и отмечается, что в случае если будет доказано, что судьи учиняли «конфискации и захваты имущества, то они будут считаться разбойниками, а эрмандада займется разбором их дел, которые будут расцениваться как грабежи в ненаселенной местности».

Короли преследовали также злоупотребления со стороны частных лиц, в особенно­сти людей богатых и занимающих высокое положение. Были изданы специальные законы, которые сурово карали «грабежи, совершаемые рыцарями, влиятельными людь­ми или их домочадцами и лицами, которые проживают совместно с ними». В предви­дении различных уловок со стороны подобных персон король и королева распоряди­лись, чтобы в случае, «если преступники будут таковы, что суд не справится с ними, расследование должно передаваться короне». Они отменили также право убежища или укрывательства преступников или должников в крепостях, замках, в жилищах или владениях сеньоров или аббатов, «хотя бы [укрыватели этих лиц] и утверждали, что имеют это право по привилегии или по обычаю». Нарушит