Не даст гнезда своего в обиду,

И пояснил: «Термин «в мытех» означает период линьки, особенно той, когда молодой сокол надевает оперенье взрослой птицы. Взрослые соколы отважно защищают свои гнезда от более сильных хищных птиц (например, от орла–беркута)»¹.

Приведу из массы подобных же переводов один из последних – В. И. Стеллецкого: «А диво ли, братья, старому помолодеть? Когда сокол перелиняет, высоко птиц загоняет, не даст гнезда своего в обиду». (Подчеркнуто мной. – О. С.). Возврат к мусин–пушкинскому вольному переводу. Но комментарий писан как будто к лихачевскому:

«Мыть или «мыт» – линение, линька, ежегодная смена перьев у соколов. Линяние характеризует зрелость и связанную с ней охотничью опытность сокола. Автор говорит о соколе, «находящемся в мыте» (подчеркнуто мной. – О. С.) В период линьки сокол находится около своего гнезда и охраняет его с особенной яростью, нападая на приближающихся к гнезду птиц»².

…Охота с ловчими птицами – древнейшая из охот.

«Считают, что в Европу она пришла через южные русские степи из Азии. И много столетий была едва ли не главным развлечением знати в Германии, Голландии, Франции, Англии, Венгрии, Польше. Охота с ловчими птицами на лебедей, журавлей, уток, цапель и коршунов ценилась больше других охот. И потому за хорошую ловчую птицу (из соколов чаще всего за кречета) платили огромные деньги… Нередко, заключая мир, какой–либо князь, государь или хан в одном из пунктов высокого соглашения требовал: «И прислать десять хороших кречетов».

После неудачной битвы с турками при Никополе (1386 г.) французский король Карл VI выкупил двух своих маршалов де–Бусико и де ля Тремогля за несколько кречетов. А герцог Бургундский добился освобождения своего сына у тех же турок за дюжину ловчих птиц. Иван Грозный, желая поладить с Англией, посылал в подарок королеве Елизавете русских кречетов, но отказал в этой же милости Стефану Баторию, написав: «Были прежде у меня кречеты добрые, да извелись».

На Руси сокол всегда был птицей высокочтимой. Уже на гербе Рюриковичей родовой эмблемой был сокол. Что касается соколиных охот, то о них летопись впервые упоминает в IX веке: «Олег в Киеве завел соколиный двор». Ярослав Мудрый учредил уже государственную соколиную службу с большим числом мастеров этого дела. Сокольники были людьми приближенными ко двору, среди них были любимцы царя, они пользовались почетом и множеством привилегий. Во главе дела был старший сокольничий – лицо, стоящее в одном ряду с окружающей государя знатью». В. Песков³.

На фоне этого, весьма содержательного сообщения, хорошо смотрится информация из «Слова», свидетельствующая о знакомстве автора с соколиной темой. «Тогда пущашеть

соколовь на стадо лебедей, который дотечаше, та преди песь пояше… Боянъ же, братие, не

соколовь на стадо лебедей пущаше, нъ своя вещиа пръсты на живая струны въскладаше: они же сами княземъ славу рокотаху»⁴.

Неоднократно в разных метафорах участвует в «Слове» образ сокола. Изо всех птиц, упоминаемых в тексте, пожалуй, эта была наиболее знаема человеком той среды, которую, скорее всего и представлял автор. Он, судя по многочисленным и довольно точным описаниям природы, был достаточно опытным натуралистом и едва ли допустил бы ошибку в передаче не им самим изобретенной, а, скорее всего традиционной формулы. Он должен был знать, что мыт⁵ – это болезнь. Когда птица линяет, она беспомощна. Линяющий, т.е. теряющий перья сокол не взлетает, не взбивает, не крушит врагов своих, а отсиживается в гнезде, моля своего пернатого бога только об одном, чтобы не тревожили его. Он беззащитен в этот период. Состояние у него «мутное». Именно в этом состоянии и изымают ловцы дикого сокола из гнезда. В древней Руси ловцов кречетов называли «помытчики». Сокол линяет в своей жизни несколько раз. После двух–трех линек это уже боевая, могучая птица.

Это выражение «три линьки» хорошо известно профессиональным охотникам и сейчас. (Обобщающее число «три» выражать могло понятие «множество», а не конкретное число линек). В тексте же речь идет о находящемся в «мыте» соколе, т.е. линяющем, а не перелинявшем.

Грамматическая форма вступает в противоречие с литературным смыслом контекста. В метафоре участвовать должен был образ многократно перелинявшего сокола.

Вероятно, следовало усомниться в правильности передачи оригинала пересписчиком.

Старший из известных примеров определения линьки птицы относится к XV веку. В списке этого времени «Слова в неделю сыропустную» читаем: «мытятся яко истреби и понавляются яко орли».

В. П. Адрианова–Перетц справедливо считает, что термин «мытиться», чтобы попасть в такой далекий от природоведенья жанр как церковное поучение, должен был быть широко распространенным в народном языке, иначе само сравнение, рассчитанное на приближение религиозной темы к слушателю–читателю, осталось бы непонятным⁶.

В XVII веке в высших кругах России интерес к соколиной охоте возрождается (возможно, в связи с тем, что ею увлекался царь Алексей Михайлович) и печатается «Урядник сокольничего пути». Тогда–то в поздних списках «Повести об Акире» проявляются вставки в старый текст, упоминающий о линьке сокола.

В одном списке: «он готов бысть па царскую службу, аки трех мытей сокол бывает, он не даст ся с гнезда своего взяти»⁷.

Нет оснований полагать, что эти наблюдения помытчиков (трижды перелинявший сокол не даст с гнезда себя взять) и сокольничих (трех мытей сокол – готов к охоте) были сформулированы только в XVII веке. Сокольничья служба – отлов и приручение хищных птиц при княжеских дворах, практиковалась издревле. Поговорка и пословица могли войти в язык уже в веке X–XI.

В древнерусском письме, по заимствованной у греков традиции, в качестве цифр использовались буквы. Причем, в глаголической системе – 28 букв алфавита, в кириллице – цифровое значение получали лишь буквы, заимствованные из греческого письма.

Так, оригинальная буква Б (буки) в кириллице не использовалась как цифра. Так же и Ж (живете) и др.

В глаголице этот принцип не соблюдался. И потому порядок любой буквы в алфавите придавал ей числовое значение.

Аз–1, буки–2, веди–3, глаголь–4, добро–5 и т.д.

В кириллице: аз – 1, веди – 2, глаголь – 3, добро – 4.

Лишь буква йота – в обеих славянских системах обозначала число 10, как в греческом письме.

Вероятно, глаголический принцип более удобный, «пальцевый», находил применение и в кирилловском письме.

Любопытно, что В. И. Стеллецкий при издании своего перевода допускает «глаголические» ошибки. В мусин–пушкинском издании числа переданы буквами под титлом: «чръная тучя съ моря идутъ, хотятъ прикрыти

солнца». В копии для Екатерины переписчик расшифровал цифру – «четыре солнца». В. И. Стеллецкий, основываясь на «екатерининском» прочтении, правит мусии–пушкинский вариант: «

солнца», и в своем переводе – «четыре солнца». По глаголическому «пальцевому» способу. В кириллице же

= три.

Такую же ошибку совершает Д. В. Айналов в статье «К истории древнерусской литературы»⁸. Он приводит цитату из Радзивиловской летописи под 1141 годом:

«егда же несяху ко гробу дивно знамение бысть на небеси и страшно: была

солнца сияюще». И поясняет в скобках: («4»). На этой ошибке Д. В. Айналова другой исследователь Г. И. Имедашвили построил очень убедительную гипотезу. Прочитав «Слово» в переводе, он обнаружил «чёрные тучи с моря идут, хотят прикрыть четыре солнца» и сравнил их с четырьмя солнцами Д. В. Айналова. Этого оказалось достаточным для заявления «четыре солнца… не есть вымышленная аллегория, символ, метафора, а реальное событие, имевшее место в 1185 году перед битвой на Каяле»⁹.

Увлеченный своей идеей Г. И. Имедашвили идет, мягко говоря, на преувеличение: «русскими летописями в 1185 году отмечено появление четырех солнц». Однако такого сообщения нет ни в одной из изданных летописей.

Путали глаголическое и кирилловское правила даже летописцы.

«Ошибки в чтении цифр случаются часто. В древнейших кирилловских рукописях открыты случаи неверного перевода глаголических цифр оригинала (по большей части отдаленного) на кирилловские. Так, например, при переписке глаголического текста S вопреки кирилловскому счету принимается иногда за 8 (как в глаголице) вместо ожидаемого шесть»¹⁰.

Знак «титло», который ставится над буквой, чтобы превратить ее в цифру, по наблюдению палеографов, часто терялся, не замечался переписчиками в «побледневшем, полусмытом, полустертом, замаранном письме» (В.Н.Щепкин).

Мне кажется, что в протографе «Слова» исследуемое место было писано так:

«Коли соколъ

мытей бываетъ, высоко птицъ възбиваетъ, не дастъ гнезда своего въ обиду».

Автор, переводя устную пословицу в письмо, применил при передаче числительного «трех» глаголическое правило (аз–1, буки–2, веди–3). Переписчик или не заметил титло, или рукопись дошла до него уже без оного. Цифра превращается в букву, и он получает право подчинить «в мытей» возникшей новой грамматической ситуации и исправить на «въ мытехъ», добавив к букве «веди» недостающий ей твердый знак. Грамматически фраза стала правильной, но смыслово – парадоксальной.

 

 

П р и м е ч а н и я