Люк: я уснул и забыл удостовериться, что ты добралась домой без происшествий.

Я: Спасибо, все хорошо.

— Кто там? — спрашивает Стивен, и я понимаю, что улыбаюсь. Упс.

— Это из приюта животных. Я могу забирать свою кошку!

— У тебя есть кошка? — это не вопрос. Это демонстрация отвращения.

— Вчера ходила в приют, чтобы взять себе.

— Кошки отвратительны.

— Нет! Они великолепны!

— Они ходят по своим экскрементам, а потом прыгают на столешницы.

— Кошки очень чистоплотные. Их слюна обладает антибактериальными свойствами, и они постоянно моют себя.

Стивен вздрагивает.

— Так и есть.

— Я люблю кошек, — оборонительно ною.

Он смеется.

— Ага, только будь осторожна. Ты на пути к тому, чтобы стать жирной кошатницей.

Даже я удивлена тем, как быстро он переходит от флирта со мной к оскорблению. Я скрещиваю руки, словно пытаясь защититься.

— Это всего одна кошка. И я не толстая.

Он фыркает. Я смотрю в боковое окно.

— Это была шутка, — в итоге говорит Стивен. Когда я ничего не отвечаю, он фыркает. — Да ладно тебе. Не дуйся. Я просто шутил.

— Это было действительно грубо.

— Извини. Ты удивила меня, вот и все. Мне не нравятся кошки.

Ему жаль, но в то же время, это я должна ощущать себя виноватой. Мне следовало знать, что он ненавидит кошек и соответствовать его предпочтениям. Хитро или нет, но это предложение мира, и я должна принять его. Принять вину на себя, проглотить обиду и чувствовать стыд из-за своего веса и кошки.

— Извини, — отвечаю я тихо.

Он хлопает по моей руке. Теперь все в порядке.

— Ты ведь больше не дуешься, да?

Я выпрямляюсь и заставляю себя рассмеяться.

— Я не дуюсь.

— Хорошо. Это был действительно отличный день.

Так и было. И я была близка к тому, чтобы все испортить.

— Так что насчет обеда завтра? — интересуется Стивен.

В ответ я улыбаюсь.

— Это было бы здорово.

Он подвозит меня, и я машу ему рукой, входя в лобби. Как только дверь за мной закрывается, моя яркая улыбка превращается в усмешку.

Жду не дождусь, когда уничтожу его.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Наконец-то она здесь. Моя кошка.

Они отдали ее мне в картонной переноске, и все время по дороге домой я представлю ее сидящей внутри и разъяренной, готовой к нападению. Конечно, именно так и я бы отреагировала, если бы меня посадили в картонную коробку с парой отверстий, через которые можно что-то увидеть.

Я осторожно ставлю переноску на пол и щелкаю маленькими задвижками, что фиксировали дверцы. Приоткрываю створки и делаю шаг назад, пытаясь избежать атаки. Но кошка не выпрыгивает, а только высовывает голову через отверстие и оглядывается настороженно, но слегка скучающе. Она такая невероятно классная.

После того, как кошка оценивающе осматривает комнату, соизволив взглянуть на меня, она элегантно выпрыгивает и бесшумно приземляется на пол. Кошка проводит языком по своей великолепной серой шерсти несколько раз и затем, откровенно меня игнорируя, начинает исследовать комнату. Я уже ее люблю.

Всем известно, что социопаты не могут любить. Я знаю это с тех пор, как мне стукнуло семнадцать. Но теперь я сомневаюсь, достоверен ли этот факт. Мне кажется, я любила Мэг. Может, я не сочувствовала ей или не понимала ее, но переживала о том, что с ней случилось, и мне нравилось, как я себя чувствовала, находясь с ней рядом.

Можно ли считать, что я использовала ее из-за того, что она принесла в мою жизнь? Может быть. Но чем это отличается от того, как любит большинство? Я смотрю вокруг и вижу людей, которые любят других, потому что им с ними хорошо. Разве это не меркантильно? Не эгоистично? Чем я отличаюсь?

После того как Мэг умерла, мне было так больно, что я начала искать в интернете все про любовь и социопатию. Я была очень удивлена, обнаружив новые мнения экспертов, которые предполагают, что даже такие люди как я, могут иметь с кем-то связь. Мы можем не иметь души, но возможно, мы не совсем пусты. Что-то там, внутри, крутится. И, к сожалению, это «что-то» причиняет боль.

Возможно, я люблю эту кошку, а может и нет, но я, по крайней мере, влюблена в нее. Она исследует пространство моей квартиры, ее мускулы напрягаются и расслабляются в завораживающем ритме, глаза широко раскрыты, уши направлены вперед. Сейчас она — сверхчувствительная охотница.

Я сажусь на диван и наблюдаю за тем, как она находит кошачий лоток и тут же присаживается пописать, помечая его. Выпрыгнув, она быстро моет себя, прежде чем исчезнуть в моей маленькой спальне.

Несколько минут спустя, она возвращается и запрыгивает на маленькую кухонную стойку. Я должна сделать фото и отправить его Стивену. Я все еще смеюсь над собственной шуткой, когда кошка запрыгивает чуть ли не на потолок, чтобы исследовать то, что наверху шкафчиков. Она садится там и наконец-то переводит свой взгляд на меня, осматривая со своей позиции силы.

— Ты, маленькая сучка, — шепчу я в восхищении. В ответ она сонно моргает. Это самая лучшая кошка во всем мире.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Несколько дней кошка старалась держаться на расстоянии. Лишь изредка, когда я сидела на диване, она приближалась, чтобы на короткое время привлечь к себе внимание. Но сегодня утром, когда я проснулась, кошка, такая теплая и мягкая, как я и мечтала, лежала возле моих ног, свернувшись клубочком. Я полежала еще десять минут, просто чувствуя ее присутствие, гладила ее по спине, а она одобрительно мурлыкала.

Это было самое яркое событие моего дня. Сейчас, когда после работы я уже целый час сижу на ужине со Стивеном, мне хочется просто вернуться домой и увидеть, что она делает.

— Стивен? — неуверенно спрашиваю я, когда беру последний ломтик картошки фри. — Ты веришь всем тем вещам, которые твой отец говорил в воскресенье?

— Каким вещам?

— О женщинах.

— Я не уверен, что понимаю, о чем ты.

Дважды на этой неделе мы ходили обедать, но я не торопилась начинать разговор, будто стеснялась даже затронуть подобную тему. Наконец, я выплевываю ужасную правду:

— Я не девственница.

Стивен растерянно моргает, шокированный моим неожиданным признанием, а я на мгновение задерживаю дыхание, надеясь, что мои щеки покраснеют.

— Я имею в виду... — замолкаю и кривлюсь, — ты ведь не ожидал, что я ей буду, правда? После того, что сказал твой папа...

— Нет, — быстро отвечает он. — Нет, конечно же, нет.

— Но все те разговоры о женщинах, которые, чтобы быть более благочестивыми, не должны раздвигать свои ноги... я просто начала волноваться... предполагалось, что мы будем встречаться, и я начала думать, что тебе может не понравиться, если я не... я не знаю! Я имею в виду, у меня есть предположение, что и ты тоже не девственник!

Он улыбается.

— Нет. Конечно, для мужчин все немного иначе.

Я киваю, будто соглашаюсь.

— Знаю.

— Но нет, Джейн, я не ожидаю, что ты будешь девственницей. Ты ведь не какая-нибудь шлюха, которая переспала с пятнадцатью разными парнями.

Я переспала с пятнадцатью парнями к тому времени, когда мне исполнилось... двадцать? Двадцать один? Кто знает. Но поскольку его догадки далеки от текущего числа моих партнеров, я отрицательно качаю головой.

— Нет. Определенно не пятнадцать.

Стивен откидывается на своем стуле и мгновение рассматривает меня.

— Ладно. Так со сколькими парнями ты переспала?

Я руками закрываю свои глаза.

— Стивен! Это... это действительно личное.

— Неужели это значит, что их слишком много?

— Нет!

Интересно, какое число для него идеальное? Может быть один. Вроде не шлюха, но и беспокоиться не нужно о том, что будет первым. Или, наоборот, ему бы это понравилось. Могу поспорить, что так и есть. Немного боли и крови в доказательство того, что он занимался сексом с хорошей девочкой.

— Да ладно тебе, — уговаривает он. — Сколько?

— Я не думаю, что это... Боже! Почему ты хочешь это узнать?

— Мне просто любопытно. Разве мы не должны знать такие вещи друг о друге? Мы встречаемся уже почти две недели.

Когда я пожимаю плечами, Стивен говорит:

— Ты завела этот разговор.

— Я... — я немного сникаю, продолжая прикрывать глаза.

— Я не буду тебя осуждать.

Это самая нелепая ложь, которую я когда-либо слышала, но все равно делаю вид, что верю ему.

— Восемь, — говорю я тихо.

— Восемь? — голос Стивена звучит скептически.

Он даже минуты не продержался, чтобы не начать осуждать меня.

— Может, семь с половиной, — поправляю я.

— Подожди, как ты занималась сексом с кем-то наполовину?

— Не было... я имею в виду, что я действительно не хотела делать этого.

— Он изнасиловал тебя?

— Я не знаю. Мы целовались, и я не хотела делать что-то больше, но...

— Но он уже был возбужден? — Стивен говорит так, будто для него это имеет значение.

— Да.

— Восемь парней, — говорит он, не взяв во внимание мою поправку. — Вау. Это много.

— Не знаю. С большинством из них у меня были отношения, не просто... ну, ты знаешь, секс на одну ночь.

— Но с некоторыми из них такое было?

Я пожимаю плечами.

— Сколько?

— Что сколько?

— Сколько было незнакомых парней, которых ты просто подцепила в баре?

Боже, это интересное описание.

Я называю цифру наобум.

— Три.

— Иисус.

— Что? — восклицаю я. — Ты сказал, что не будешь осуждать меня. И это не так уж и много. Мне тридцать! А у тебя какая цифра?

Стивен смеется.

— Я парень. Она больше.

— Тогда я не понимаю, почему ты осуждаешь меня, — ворчу.

— Просто для девушки это слишком много. Вот и все. У тебя почти двузначное число.

— Но это почти.

— Хорошо, хорошо, — он поднимает руки в попытке успокоить мои раненые чувства. — Ты ведь не хочешь десерт, верно?

Конечно же, я хочу, но качаю головой.

Стивен оплачивает счет, и мы направляемся к машине. Он молчит, пока везет меня домой, а я притворяюсь, что чувствую себя плохо из-за его слов, и поэтому тоже молчу. Дни становятся все короче, и уже совсем темно, хотя еще только семь тридцать вечера.

Эта долгая игра становится скучной для меня. Люка я не видела уже целую неделю. Чтобы развлечь себя, пока мы едем, пытаюсь предугадать, где будет моя кошка, когда вернусь домой. Конечно же, ее любимое место — высоко, на шкафчиках. Но когда меня нет рядом, ей не нужно демонстрировать свое превосходство, так что, возможно, найду ее растянувшейся на диване или свернувшейся в клубок на кровати.

Тишина сохраняется до тех пор, пока Стивен не въезжает на стоянку в нескольких дверях от моего дома и не заглушает автомобиль.

— Мой отец действительно очень старомоден. Я не верю во все это.

Ах, точно. Я должна беспокоиться о своем сексуальном достоинстве.

— Но в кое-что ты все же веришь? — настаиваю я.

— Послушай, да, я думаю, что секс до брака — это грех. Но в наши дни люди не женятся в шестнадцать, и у мужчин есть потребности. И у женщин тоже, — быстро добавляет он. — Я понимаю.

— Ладно. Хорошо. Я лучше пойду. Мне нужно проверить свою кошку.

— Кошка, — стонет он, откидываясь на спинку сиденья, когда свет в салоне гаснет. — Я забыл об этом. Должно быть, теперь кошачья шерсть повсюду.

— Это не так.

— Все равно. Я не могу рисковать из-за своей аллергии.

— О, хорошо, — это первый раз, когда он упоминает о своем недуге.

— Думаю, тогда нам пора пожелать друг другу спокойной ночи.

Стивен улыбается и кладет руку мне на шею.

— Иди сюда.

Я позволяю ему притянуть себя поближе. Он целует меня сильно и глубоко, как будто уже возбужден. Я — нет, но позволяю ему буквально поглощать себя и начинаю тяжело дышать, когда чувствую его руку на своей груди.

Стивен притягивает меня еще ближе, разворачивая к консоли в такую позу, что я бы точно возбудилась, если бы он меня хоть немного интересовал. Затем, схватив меня за запястье, опускает мою руку к своей промежности. Он твердый, и я задаюсь вопросом, должна ли быть впечатлена тем, что у него встал.

— О, Боже, — стонет он. — Ты такая чертовски сексуальная.

Я не сделала ничего, кроме как подтвердила, что шлюха, так что, предполагаю, подобное в его вкусе. На мгновение я опускаю ладонь на его промежность и даже немного ее поглаживаю, а он толкается в мою руку.

— Стивен...

— О, да. Прикоснись ко мне, детка.

— Стивен, я не могу.

— Ты сделала меня таким твердым.

— Я знаю, но... — я выкручиваю руку, вырывая ее из его захвата. — Мы только начали встречаться. Я не хочу, чтобы ты подумал...

— Знаю. Я так не думаю. Клянусь. Просто прикоснись ко мне.

Я позволяю ему снова положить мою руку на его промежность. На этот раз он держит пальцы поверх моих и толкается в мою ладонь.

— Видишь, что ты со мной делаешь, Джейн? Боже, мне больно.

Стивен проводит другой рукой по моей груди и расстегивает еще одну пуговицу на платье.

— Ты надела его для меня? — спрашивает он, обнажив мой черный кружевной лифчик.

— Возможно, — шепчу я.

— Я понял это, заметив его в тот момент, когда ты наклонилась сегодня в офисе, — он запускает пальцы под кружево и находит сосок. — О, Боже. Да. Расстегни молнию, — бормочет он.

— Стивен. Кто-нибудь может пройти мимо!

— Никто не будет идти мимо. Да и темно уже, — он отпускает мою руку и расстегивает свои брюки. — Просто заставь меня почувствовать себя хорошо, — шепчет он. — Вот и все. Пожалуйста! — Стивен достает свой член и, взяв мою руку, обхватывает ею себя. — Сделай мне хорошо, Джейн. Давай же.

Хныкая, я сдаюсь. Он настаивает, рассказывает, как это горячо, насколько хорошо. Стивен велит мне двигать рукой быстрее. Мысль, что кто-то может наблюдать за нами из квартиры на втором этаже, слегка заводит меня, но Стивен не предпринимает ни малейшей попытки, чтобы заставить меня почувствовать себя лучше.

Наконец, с ругательством, он кончает и толкается в мой кулак.

— О, Боже, — бормочу я, словно в шоке от результата. Ха. Конец.

Несколько секунд спустя, Стивен прячет член в штаны и застегивает молнию. У меня нет ничего, чем я могла бы вытереть руку, поэтому вынуждена вытереться о платье.

— Это было хорошо, — вздыхает он.

Ага. Избитая фраза. Я прикусываю губу, и медленно выдыхаю.

— Ты уверен? — спрашиваю дрожащим голосом.

— Ты удивительна, — заверяет он меня. — Действительно. Встретимся завтра, да?

— Ох. Хорошо. Конечно.

— Эй, — Стивен притягивает меня к себе для нежного поцелуя. — Я прослежу за тем, как ты идешь домой. У меня непростая ситуация, и сейчас я действительно не могу выйти.

Смеюсь над его шуткой.

— Все в порядке.

— Я напишу тебе позже.

— Обещаешь?

— Обещаю.

Неуверенно улыбаясь, желаю ему «спокойной ночи» и выхожу из машины. Он включает фары, чтобы видеть, как я направляюсь к двери подъезда. Машу ему рукой и вбегаю внутрь.

Как только захожу в свою квартиру, мою руки, накладываю кошке еды, гляжу в окно, проверяя, уехал ли Стивен. Так и есть.

Он не сделал ни одного движения, чтобы заставить меня кончить, так что без всяких угрызений совести отправляю сообщение Люку. Я бы и так не чувствовала никаких угрызений совести, но сейчас у меня есть идеальное оправдание, не так ли?

Я: Хочешь зайти?

Я отправляю сообщение Люку.

Он хочет.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Я предпочитаю кровать королевского размера, так легче держаться на расстоянии, если мужчина остается на ночь, а это ложе вмещает только королеву, и то едва. Но Люк твердо остается на своей стороне кровати после секса, и я не чувствую себя стесненной. Когда кошка запрыгивает на кровать и опускается между нами на одеяло, Люк смеется.

— Ты взяла ее! Она великолепна!

— Спасибо.

— Как ее зовут?

Я пожимаю плечами и провожу ладонью по ее мягкому хвосту.

— Не знаю.

— В приюте у нее не было имени?

Я морщусь.

— Они называли ее Банни.

— Какое милое!

— Нет, оно ужасное. Она слишком величественная для такого глупого имени.

Люк чешет ее под подбородком, и кошка потягивается, давая ему лучший доступ.

— Даже чересчур.

Когда он перестает ее чесать, кошка утыкается головой в его руку и трется щекой, отмечая его как еще одну свою новую собственность. Люк снова начинает чесать ее.

— Ну, ты должна дать ей имя.

— Она кошка. Разве для нее есть разница? Она и не подумает идти ко мне, когда я буду звать ее по имени. Только если дело коснется еды.

— Верно подмечено.

— Так ты любишь кошек? — спрашиваю я.

— Конечно. У меня была одна, когда я был маленьким. Разве они могут не нравиться?

Вот именно.

— А ты? У тебя раньше они были?

— Нет. Это моя первая.

— А собаки?

— Только уличные, на цепи, те, которые бросались на всех, включая меня.

— Ух. Это звучит не очень весело.

— Нет. Это не так. Собакам, похоже, подобная ситуация тоже не очень нравилась.

— Напомни, где ты выросла? Оклахома?

Я потрясена, что он знает правду. Должно быть, я рассказала ему об этом во время учебы в колледже. Но это не имеет значения. Люк и так уже знает мое настоящее имя и то, где я училась. Не тот случай, когда я могу замаскировать свою личность перед ним.

— Да. В глухомани на грани нищенства.

— Я вырос в глуши Бемиджи (прим.: город в округе Белтрами, штат Миннесота, США). Возможно, не так уж много и отличий. Больше деревьев, полагаю.

— И меньше торнадо, — добавляю я.

— Да, и я должен быть честен, у меня никогда не было собаки на цепи во дворе.

Я смеюсь.

— У вас был белый заборчик у дома?

— Ух, вообще-то, да.

— Вау. Звучит как американская мечта.

— Честно говоря, это не так.

— Почему нет?

Сейчас мне любопытно, но Люк молчит, так что, похоже, это был вопрос, который я не должна была задавать. Иногда я не уверена в рамках границ.

Но затем, он решает ответить.

— Не знаю. Она должна была быть такой. Жизнь среднего класса в деревне. Неполная семья. Меня никто никогда не бил.

Он замолкает, и я что-то, хоть и немного, понимаю. Я не из неполной семьи. Мы никогда не принадлежали среднему классу, но мои родители были вместе. Время от времени я получала нагоняй, но никто никогда не порол мне задницу, а это минимальный стандарт жестокого обращения в Оклахоме.

Но это лишь то, что лежит на поверхности. Тем, кто ты есть, делает тебя то, что внутри.

Пьющие родители со своими чмошными друзьями, которые смеются над тобой, потому что ты обмочилась в кровать прошлой ночью. Хихикающая мать при вопросе «Когда у тебя, наконец, вырастет грудь?» от распускающего руки паренька, который снимает у вас комнату. Ты, будучи первоклашкой, живущая одна на протяжении пяти дней и гадающая, решили ли твои родители, наконец-то, что они не хотят возвращаться. Грозящий отправить тебя в приют чероки (прим.: индейский народ в Северной Америке) отец, если получит еще одно письмо от воспитателя детского сада, что ты себя плохо ведешь.

Люк долго выдыхает.

— Давай скажем так, я возвращался туда всего пару раз после того, как уехал в колледж.

— Да, — шепчу я. — Я тоже.

— Но теперь, — говорит он, — у тебя есть кошка.

Это мило. И просто. И правда.

Люк очень напоминает мне Мэг.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

«Будь милой».

Вот что мне она говорила. Не часто. Только когда ей нужно было, чтобы я становилась лучше.

«Будь милой, Джейн. Просто будь милой, хорошо?»

И я была. Для нее. На некоторое время. Так долго, чтобы выслушивать о ее проблемах и не говорить, что она делает не так. Достаточно долго, чтобы познакомиться с ее новым парнем и не отпугнуть его.

Она также говорила мне относиться хорошо к Стивену.

«Мы выпивали, оба наговорили гадостей. Он все еще хороший парень. Будь милой, Джейн».

Поэтому я была милой и не напоминала ей, что он назвал ее глупой шлюхой. Я держала рот на замке и не говорила, что она, казалось, верила всем тем ужасным вещам, которые он ей перечислял.

Мне не следовало так хорошо к нему относиться. Или, может быть, нужно было быть добрее к Мэг? Я не знаю, но точно сделала что-то не так; это очевидно.

В тот период, когда она с ним встречалась, я возвращалась в Штаты только один раз. Они только расстались, и она была ревущим ужасом. Мэг, казалось, думала, что не сможет без него жить. Она была глупой, беспомощной, недостаточно хорошей.

Он снова выгнал ее из своего дома и, так как она отказалась от своей квартиры, чтобы жить с ним, ей пришлось спать в подвале друга. Я забрала ее оттуда, сняла домик на берегу озера «Верхнее», и мы жили там две недели.

Но я не воспитатель: я не умею исцелять людей. Думала, что ей станет лучше от того, что я вернулась в Малайзию, но мои неуклюжие предложения любви — вино, смор (прим.: американский десерт, состоящий из двух крекеров «грэм», между которыми кладут поджаренный на костре зефир маршмэллоу и кусочек шоколада), плохие фильмы, загар и «Маргариты» — не сделали свое дело. Через неделю она снова была с ним и присылала мне сообщения, как у них все здорово. Каким милым он с ней был. Как она счастлива.

Я не разговаривала с ней больше месяца. Я была в ярости.

В следующий раз, когда он снова выгнал ее, ей было очень стыдно, чтобы признаться мне в этом. Мэг была унижена. И все, что я могла ей предложить, было фразой «я же говорила».

Она перестала говорить мне быть милой. А сама я этого не вспоминала.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Стивен: Привет, ты где?

Я смотрю на сообщение от Стивена и представляю, как честно ему отвечаю: «я в арендованной машине в пригороде Миннеаполиса, следуя указаниям GPS, подъехала к твоему дому». Улыбаясь акульей улыбкой я сворачиваю к обочине перед рядом домов в стиле ранчо восьмидесятых годов. Сейчас восемь сорок пять утра, и за окном холодно. Одинокий бегун в зимнем снаряжении пробегает мимо, но в остальном в районе тихо.