Стивен: что, черт побери, мы пили Вчера вечером. Я даже не помню, как добрался до кровати

Я: Текилу. Много

СТИВЕН: Ты нехорошо себя чувствуешь?

Я: Да. Мне так плохо. Вообще-то, меня сейчас стошнит

Он отвечает хмурящейся рожицей и словом «гадость».

Мой Стивен такая Флоренс Найтингейл (прим.: Сестра милосердия и общественная деятельница Великобритании).

На этот раз я еду на арендованной машине до самой Яблочной Долины. В церкви тихо, хотя я могу слышать разговор людей из офисов дальше по коридору. Секретаря пастора Хепсворта нет за своим столом, поэтому я стучу в закрытую дверь его офиса.

— Да? — откликается пастор.

Я открываю ее и просовываю свою голову.

— Джейн? — он выпрямляется в своем кресле. — Что ты здесь делаешь?

— Я хотела извиниться, — говорю я.

Он озадаченно поднимает голову.

— Извиниться за что, моя дорогая?

— За то, что наврала вам вчера.

— Про что?

— Я не хочу, чтобы вы злились, — я со стыда опускаю свою голову.

— Обещаю, я не буду злиться. Я здесь, чтобы помочь тебе всем, чем смогу.

Я тяжело сглатываю и поднимаю глаза, встречаясь с ним взглядом.

— Вы были правы, сэр. Я... я присылала вам сообщение на прошлых выходных.

Его седые брови взлетают вверх.

— Фотография. Это была ты.

— Да. Это была я. Я была... я просто была напугана тем, чтобы признаться вам, пастор Хепсворт. Мне жаль.

— Мое слово, Джейн.

— Мне так жаль. Я не знаю, почему послала ее! Вы просто такой хороший мужчина, и я хотела... я хотела... — я прерываюсь и делаю судорожный вдох. — Вы сможете меня простить за то, что я сделала?

Он немного поднимает голову, глядя мне за плечо на стол свой секретарши. Он до сих пор пустой.

— Возможно, тебе лучше войти, моя дорогая, — он говорит более глубоким голосом. — Думаю, нам нужно поговорить.

— Да, сэр.

Я нажимаю на кнопку на своем телефоне; затем скольжу в его офис и закрываю за собой дверь.

СОРОК СЕДЬМАЯ ГЛАВА

Я не торопилась и действительно хорошо подумала об этом. Мне кажется, аудио — идеальный вариант. Скрытая видео-сьемка просто слишком опасно для общественности, чтобы этим заниматься. Им может понравиться какая-нибудь вещь на видео, а я не хочу, чтобы хоть маленький намек на мягкость испортил этот день.

Кроме того, это действительно лучше, если будет развитие сюжета. Всем нравится его медленное раскрытие. Поэтому я заставляю себя набраться терпения и спланировать все до минуты. Это нелегко.

В пятницу я не забочусь о том, чтобы позвонить на работу и притвориться больной. Я никогда снова туда не вернусь. Я провела день, пакуя несколько личных вещей из квартиры и загружая их во внедорожник. Я закрываю свою кошку в переноску и тоже отношу в арендованный автомобиль; затем, еду в отель «Интерконтинеталь» в Сент-Поле и заселяюсь в номер люкс. В нем отличная ванна.

Конечно же, в отеле нельзя держать кошек, но я оставляю горничной каждое утро пятьдесят баксов, поэтому она ничего не видит. Даже кошачьего лотка.

В субботу я тщательно создаю новую электронную почту через сервер ретрансляции и ввожу туда все контакты, которые украла из телефона Стивена. Его родственники, конечно, здесь есть, и я полагаю, множество членов общества их церкви. В списке я узнаю два имена — это его коллеги-дьяконы. Я добавляю нескольких его друзей с работы и всех его боссов.

Я заказываю обслуживание в номер. Потягиваю шампанское, сидя в ванной. Наблюдаю, как по реке плывут лодки. Какой расслабляющий день.

В воскресенье я рано просыпаюсь и направляюсь в церковь. Сегодня я не в цветастом платье. Вместо него я надела джинсы и обтягивающую кофту. Я закалываю волосы вверху и надеваю темные очки. Я остаюсь в своей машине, когда люди начинают заполнять здание.

В восемь пятьдесят пять срабатывает звук уведомления моей электронной почты. Воскресная служба еще не началась, но Стивен будет на месте в передней части зала вместе с другими дьяконами. Он не будет проверять электронную почту или сообщения. Парень будет занят, показывая хороший пример.

Я открываю письмо с заголовком «Ценности семьи Хепсворт. Часть первая» и нажимаю на прикрепленный аудио-файл, чтобы послушать, как Стивен велит мне попозировать для него, прикоснуться к себе, встать на колени.

Это не особо скандально в действительности. Да, это порнография, но в основном она безвредная. Ничего, что не сделал бы какой-нибудь другой мужчина, что находится в церкви, будь у него такая возможность.

И здесь нет видео Стивена, никакого фото или визуального доказательства, поэтому, по большей части, этот файл — нечто для смеха и обсуждений. На записи я произношу его имя несколько раз, но парень может просто отрицать, что это он, и многие поверят ему на слово. Ничего страшного.

Я вижу, как за моей машиной мужчина со своей женой спешно идут через стоянку, когда она останавливается и стоит как вкопанная с телефоном у уха. На мгновение она раскрывает рот, а затем отдергивает телефон от уха.

— Брент! — я слышу, как она кричит, но ее муж уже у двери в церковь, держит ее открытой и машет жене рукой поспешить.

Музыка становится громче внутри. Дверь закрывается, когда женщина заходит внутрь, жестикулируя руками, пытаясь объяснить содержимое электронного письма своему мужу. Даже с закрытыми дверьми приглушенный звук начинающего петь хора просачивается через стекло. Я выхожу из своего внедорожника и пересекаю парковку.

Вестибюль почти пуст к тому времени, как я вхожу. Женщина на руках качает капризничающего ребенка. Маленькая девочка выходит из уборной и направляется к двери в главный зал. Как только она хочет войти внутрь, через дверь вылетает мужчина, держа телефон у уха, на лице шок. Пару секунд спустя за ним следует другой мужчина.

— Что это, черт побери, такое? — шипит он.

Сняв очки, я проскальзываю через медленно закрывающуюся дверь в большой зал. Большинство прихожан поют вместе с хором, но я вижу несколько групп людей, перешептывающихся между собой. Этого недостаточно, чтобы сорвать службу, но вполне приемлемо, чтобы начать гул разговоров.

Я подкрадываюсь дальше и ногой придерживаю дверь открытой. Стивен стоит впереди, подняв лицо и направив его к своему отцу, который стоит за трибуной, блаженно слушая великолепную музыку позади него.

Стивен поет со всеми. Его мир все еще цельный. Он не может видеть, как фундамент под ним начинает покрываться трещинами. Еще некоторое время я наблюдаю за происходящим. Люди в передних рядах самые набожные и послушные ― никто из них еще не знает о происходящем, но задние ряды трепещут.

Мне приходит еще одно письмо. Я слышу жужжание телефона у кого-то в вестибюле. Я не могу сдержать смешок, что образуется у меня в горле.

Файл под названием «Ценности семьи Хепсворт. Часть вторая» немного более скандальный. На самом деле, откровенно постыдный. Стивен говорит таким высокомерным, таким пьяно-довольным собой голосом, когда рассказывает историю о грязной интрижке со своей мачехой, женой пастора и покровителя этих верующих, религиозной общины. Ох, Стивен. Как ты мог? Как ты мог предать своего отца таким способом?

Конечно же, я обрезала его слезливое сожаление в конце. Если захочет, он сможет вживую это продемонстрировать. И я уверена, что захочет.

Несколько громких визгов доносится из толпы. Пара человек встают. Я отхожу от двери, позволяя им закрыться, но вскоре они снова открываются. Хор все еще поет, но большинство прихожан поняли, что случилось нечто ужасное. Некоторые держат телефон прижатым к уху, но большинство собралось в группы на скамьях, разговаривая сквозь музыку и отчаянно жестикулируя.

Дверь сейчас почти все время открыта, потому что люди начали выходить. Хор начинает петь новую песню, но звук стал слабее, когда члены хора вытягивают шеи, чтобы взглянуть на беспорядок в аудитории. 

Я наблюдаю за Стивеном, который стоит в передней части зала, медленно оглядываясь вокруг, сбитый с толку шумом. Пастор Хепсворт выглядит слегка обеспокоенным и озадаченным, но у него до сих пор нет представления о том, что его ждет впереди.

Как только еще больше людей врывается в вестибюль, рев становится просто оглушительным. Прямо перед тем, как я разворачиваюсь, чтобы уйти, в толпе образуется пролом, и я вижу Стивена, подходящего к отцу за трибуной. Он озабоченно опускает брови. В этот милый момент взглядом он натыкается на меня. Его глаза расширяются. Я улыбаюсь ему.

«Джейн?» вижу я, как он говорит одними губами в замешательстве. Я растягиваю улыбку в ухмылку. Позволяю ему видеть мое чистое и искреннее наслаждение. Надеюсь, он будет помнить эту улыбку до конца своей жизни. Затем я машу ему рукой и поворачиваюсь, чтобы уйти.

Когда я достигаю двери, слышу, как еще больше телефонов гудят. Мне приходит уведомление из электронной почты. Я сажусь в свою машину и завожу двигатель.

В безопасности тепла своего большого черного внедорожника, я слушаю последний аудио файл. «Ценности семьи Хепсворт. Часть третья» — это просто что-то с чем-то.

Неужели это пастор Хепсворт, наш пастор Хепсворт, велит женщине лечь на его стол? Боже мой, неужели он произносит молитву за нее, когда берет ее прямо в своем церковном кабинете? Она... О, Боже мой, это она зовет его «Папочкой» и умоляет простить ее за все грехи?

Я хихикаю над всем этим. Я действительно сыграла эту часть на «ура», и ему понравилось это: он стонал и рычал от удовольствия, что я подчиняюсь, называя меня своей милой девочкой, пока вдалбивался в меня. Мое представление звучит таким искренним. Я стараюсь изо всех сил, делая свою работу, когда знаю, что есть аудитория. А это та еще аудитория.

Женщина, всхлипывая, выбегает из церкви. Она единственная спасается бегством. Большинство из них будут крутиться вокруг довольно долго, чтобы посмотреть на этот спектакль.

Не каждый день тебе выпадает шанс посмотреть, как уничтожают мужчину. Не каждый день ты можешь увидеть, как разрушается вся семья. Это не единичный случай. Это не простой проступок, который можно простить.

Я открываю окно. Музыка замолкла. Теперь церковь грохочет так, словно в ней кувыркаются валуны. Это звук толпы.

Еще долгое время я сижу в своем автомобиле и наблюдаю. Люди начинают толпами выходить, все они разочарованы и злы и преданны. Некоторые мужчины даже плачут.

Сквозь окно я слышу крики. Детей, которые ходят на занятия по изучению Библии вывели на площадку рядом с церковью, будто сработала пожарная сигнализация. Учителя хотят увести их подальше от разгорающегося скандала. Они ведут детей, напевая «Иисус любит меня», но затем одна из учительниц взрывается рыданиями и бежит назад внутрь. На мгновение дети замолкают, пока им, наконец, не разрешают побродить по площадке у церкви.

Когда еще несколько прихожан спеша вылетают через дверь вестибюля на парковку, я решаю уехать, прежде чем начнутся пробки.

Моя работа здесь, наконец, закончена.

СОРОК ВОСЬМАЯ ГЛАВА

Стивен снова плачет. Я засовываю в рот начос, что мне принесло обслуживание номеров, и кладу ноги на стол в отеле, чтобы посмотреть на крошечного Стивена на своем мониторе, расхаживающего вокруг своего кухонного островка.

— Я говорю тебе, что не знаю! — орет он в телефон. — Она просто была тем, кого я встретил на работе. Не знаю я, зачем ей делать это! Я ездил к ней на квартиру, и я... мне кажется, она пуста. Думаю, может...

Стивен проводит рукой по лицу, затем качает головой, когда человек на другом конце трубки что-то говорит.

— Я знаю, знаю. Просто... можешь, пожалуйста, попросить папу позвонить мне? Он не отвечает на мои звонки и я... я... я не знаю, как он. Тед, пожалуйста! Пожалуйста, я был пьян и не знал, что говорю. Пожалуйста!

Он соскальзывает на пол и скручивается в позу эмбриона, чтобы пореветь. Думаю, Тед ничем не мог ему помочь.

Я выключаю звук и смотрю, как Стивен лежит словно куча дерьма пару минут, прежде чем заставляет себя встать и, спотыкаясь, идет к холодильнику за еще одним пивом. Я со вздохом беру свой последний начос. Не то чтобы я не наслаждалась собой, но прошло уже три дня, и его нытье немного наскучило.

Все, о чем я думала на протяжении последних месяцев — это отомстить, и сейчас это свершилось.

В понедельник компания Стивена предложила взять ему отпуск. Я не уверена, что у них есть основания для его увольнения, но не было никаких сомнений, что они не дадут ему вернуться. Никто не хочет смотреть мужчине в лицо после того, как они слышали, как ему делали минет и как он хвастался тем, что спал со своей мачехой. Во вторник он покинул свой дом и затем вернулся. Выходил и возвращался. Кажется, он ездил к дому своего отца, но никто не открывал дверь. Он, очевидно, также останавливался у моей квартиры, но свет был выключен, и никого не было дома. Мне нравится воображать, что он колотит в дверь и яростно выкрикивает мое имя. Надеюсь, старый пьяница, что живет в конце коридора, прочитал ему нотации и велел убираться.

Сегодня среда и, полагаю, видела все, что должна была. Удивительно, но он даже, кажется, не подозревает, что у него в доме спрятаны камеры. Аудио файлы здорово его обдурили. Любой американец может сделать скрытую запись на свой смартфон в эти дни. Приватность — иллюзия, и люди приняли это, хотя из-за этого они не стали более осторожными. Пожалуйста, посмотрите записи номер один, два и три.

То, что я сделала очень далеко от убийства, но я все равно готовила себя к какой-нибудь опасности. Миннесота — штат, где нужно согласие человека на запись, но предполагаю, что меня могут обвинить в других мелких преступлениях, таких как преследование или мошенничество. Вмешательство в частную жизнь. Даже порно из мести, если они уже приняли закон. Но если кто-нибудь и позвонил в полицию, я не слышала об этом. Возможно, Хепсворты не хотят еще больше внимания. Если бы это попало в суд, это был бы огромным национальным хитом.

Поэтому сейчас я чувствую себя немного... будто сдулась. Я не уверена, что сделать с собой.

Не поймите меня неправильно, я удовлетворена. Это не совсем глаз за глаз, но чертовски близко.

На мониторе, Стивен прикладывает телефон к уху. Я включаю звук как раз вовремя, чтобы услышать, как он произносит мое имя.

— Джейн? Ты лучше перезвони мне, злобная ты сука. Кто ты такая? Кто ты, черт побери? Почему ты сделала это?

Он кладет трубку и снова начинает плакать.

Я посылаю ему воздушный поцелуй.

— Это все было ради Мэг, милый. Люблю тебя, роднуля.

Именно так Мэг всегда подписывала письма. Полагаю, Стивен никогда этого не замечал.

Я хочу сказать ему. Отчаянно хочу, чтобы он знал, что все это было ради Мэг. Я бы так и сделала, если бы пырнула ножом в лесу. Я бы шептала это ему в ухо снова и снова. Но я позволила ему жить, и сейчас я не могу предложить ему облегчения от осознания этого.

Потому что это было бы облегчением. Знать, кем я была и почему это сделала. Стивен имел бы возможность свалить всю вину на Мэг. Повесить еще один ярлык на ее труп и сказать себе, что ничего из этого не было его виной. Это все было из-за этой сумасшедшей суки Мэг и ее тупой сучки подруги.

Нет, так, как есть, даже лучше. Позволить ему гадать до конца жизни. Всматриваться в каждую тень и волноваться, что я выжидаю, когда снова смогу сделать ему больно. Верить, что каждая женщина в любой момент может его уничтожить.

Я буду знать, что сделала все это для Мэг, и этого будет достаточно.

Мэг.

Я все еще скучаю по ней. Месть никак этого не ослабила. Полагаю, я ожидала, что смогу проснуться в понедельник утром и почувствую себя лучше. Но каждое утро я встаю, а ее все еще нет. А я все еще опустошена.

Я не облегчила ужасную потерю. Не сделала ее терпимей. Есть ли какой-нибудь способ, чтобы сделать это? Я знаю, что делают другие люди. В этом секрет? Притвориться, что скорбишь как настоящий человек?

Я закрываю свой ноутбук и хватаю ключи и пальто. Это что-то, чего я не хочу делать, что значит, что мне, возможно, следует это сделать.

Добраться до места назначения у меня занимает всего пятнадцать минут. Она была так близко все это время.

Я паркуюсь на узкой извилистой дороге и прохожу между камнями и деревьями, пока не подхожу к ее могиле. Указатель малюсенький. Полагаю, у них не было денег для чего-то огромного. Мне следовало подумать об этом. Я должна была предложить заплатить за что-нибудь красивое.

Мэган Петерсон, любимая дочь.

Мне было хотелось, чтобы надгробие гласило больше. Я бы хотела, чтобы на ней были высечены дифирамбы, что Мэг была красивой, да, но именно ее улыбка заставляла ее сиять. Что она была ко всем хорошей, даже к тем из нас, кто был сломлен. Что она никогда не уставала помогать своим друзьям, хотя, в конце концов, устала так, что даже не имела сил для собственного спасения.

— Я скучаю по тебе, — говорю я, а затем стою в тишине.

Я не верю в молитвы. Знаю, что она не слушает. У меня нет представления, зачем я сюда пришла. И все же, я стою здесь в течение долгого времени. Я думаю, что даже заплачу, но нет. Это просто я, одинокая и пустая как и всегда.

— Мэг, — наконец-то шепчу я. — Это не то, чего бы ты хотела, но я заставила его заплатить, что он сделал тебе больно. Я тоже сделала ему больно. Потому что люблю тебя, Мэг. Я знаю, что люблю. Ты ― все, что у меня когда-либо было.

Мэг не отвечает, и я пустая и холодная.

Мне бы хотелось, чтобы Люк был здесь, со мной. Он бы сказал мне привезти цветы.

Я уверена, что он писал и звонил, но я уничтожила тот телефон в пятницу. Думала, что уеду через пару дней. Подумала, что мне придется это сделать. Пора возвращаться домой.

Но домой к кому?

Моей большой квартире, серьезной работе, большим вечеринкам, где я встречаю мужчин, которых могу использовать неделю или две? Здесь больше нет Мэг, ожидающей услышать, что же я затеяла. Никого, кому я могу позвонить и посплетничать. Больше не будет никаких планов, чтобы кого-то посетить. Никаких глуповатых поздравительных открыток, которые будут напоминать мне, что где-то есть кто-то, кто действительно заботится обо мне.

У меня больше нет Мэг. Но... может быть, я могу иметь Люка.

До меня только сейчас доходит, что я могу остаться, если хочу. Остаться здесь, в этом городе, который такой идеальный летом и такой холодный и тихий зимой. В этом месте, которое напоминает мне про Мэг. В единственном месте, где я когда-либо ощущала, что такое семья.

Если никто не выдвинет обвинений, тогда мне нечего бояться. Я свободна. Даже если я столкнусь со Стивеном однажды на улице, я просто буду улыбаться во все зубы и наблюдать, как бледнеет его лицо. Но в действительности, мы не вертимся в одних и тех же кругах.

Я могла бы быть почти настоящей здесь, по крайней мере, на некоторое время. Люк не знает меня такой, какой меня знала Мэг. Возможно, он никогда не узнает. Но мужчина понимает, что я другая. И ему нравится это. Он даже мог бы научиться шептать мне «Будь милой, Джейн», просто когда я буду нуждаться в этом.

Или, возможно, здесь есть шанс, что я смогу быть действительно настоящей в этой жизни. Возможно ли это? Никогда прежде я этого не представляла себе.

Я наслаждаюсь компанией Люка. Он мне нравится. И больше чем это, я доверяю ему. Может быть, этого будет достаточно для меня, чтобы быть в настоящих отношениях. Если я смогу предугадать его действия и намерения, возможно я смогу действительно понять его в том ключе, в каком я никогда не понимала других людей. Вдруг я смогла бы любить и быть любимой.

Но, возможно, и нет. Гадая, я открываю список рейсов в Куала-Лумпур.

СОРОК ДЕВЯТАЯ ГЛАВА

Я покрасила волосы до обычного темно-коричневого цвета в очень дорогом салоне. Подстригла их в гладкое боб-каре до плеч и челку, что спадает до бровей. Направилась на шопинг, чтобы купить узкие юбки и ботинки до колена и еще четыре помады красного оттенка, каждый из которой все темнее и алее, чем прошлый. Сейчас я почти снова чувствую себя самой собой. Каждый раз, когда я прохожу мимо зеркала, я улыбаюсь и говорю:

— Привет, Джейн.

Я вернулась.

Даже члены семьи Хепсворт не могли бы узнать меня, если бы я вошла прямо в их церковь и сказала бы «привет». Хотя мою кошку не обмануть. Когда я возвращаюсь в свои апартаменты после своей трансформации, она едва поднимает взгляд со своего пьедестала на подоконнике.

Но, возможно, Люк будет больше впечатлен.

Прошло уже больше недели с нашего последнего разговора. Он, возможно, думает, что я покинула страну. Будет он счастлив, когда увидит меня? Что я осталась?

Да, да. Я уверена, что будет.

Я достаю из сейфа купленные за тысячу двести долларов часы для него. Пакую их в блестящую золотую бумагу и кладу коробку в сумочку, затем приглаживаю волосы и отправляюсь к нему.

Если я смогу заставить его полюбить себя, хотеть, чтобы я осталась, тогда сделаю все возможное, чтобы полюбить его в ответ.

ПЯТЬДЕСЯТАЯ ГЛАВА

— Я не понимаю, — поглядываю над плечами толпы, чтобы еще раз взглянуть на мягкое коричневое лицо. — Она милая?

— Да! — заверяет меня Люк. — Она великолепна! Она идеальна.

— Я уверена, что она не может справиться без чьей-либо помощи.

Он прикрывает свой рот рукой, чтобы спрятать смех.

— Не позволяй никому другому услышать, что ты говоришь это. Моя племянница, определенно, самая красивая новорожденная в мире.

— Конечно, это справедливо. Все они действительно странно выглядят.

Люк высоко поднимает свой телефон, чтобы сделать еще фотографий.

Все три сестры Исайи уже подержали ребенка, и сейчас пришла очередь дяди Люка. Я беру у него телефон, поэтому делаю дюжину фотографий их с его первой племянницей. Я все еще не думаю, что она милая, но Люк, определенно, очарователен. Вся толпа охает и ахает над его кривой ухмылкой и полными слез глазами.

Он смотрит вниз на крошечную Холли, и внезапно она немного открывает глаза и фокусирует взгляд на нем. Семья теряет голову от радости и раздается десяток щелчков камеры. Люк лучезарно ей улыбается.

— Посмотри на это. Я ей нравлюсь. Привет, маленькая Холли. Привет.

Как только она снова закрывает глаза, он жестикулирует мне, и я качаю головой. Я не хочу держать ребенка, поэтому он передает Холли одному из братьев Исайи.

— Извини, — говорит он, вытирая слезы со щек. — Я в беспорядке.

Я качаю головой. Не понимаю детей, но это как трогательный конец телевизионного сезона и я понимаю это. Это заключение, которое объединяет всех актеров и заставляет зрителя вздохнуть.

Это счастливый конец. Даже для меня.

Сейчас у меня здесь есть свое место. У меня есть семья Люка. Его друзья. Это больше, чем я когда-либо имела прежде.

Я бы сказала, что могу быть самой собой с Люком, но все еще не до конца уверена, кто я на самом деле. Иногда я чувствую себя настоящей, но в основном мне кажется, что просто наслаждаюсь хорошим телешоу.

Хотя, все в порядке. Пока что этого достаточно. Я часто ощущала себя также и с Мэг. Я могу это заставить работать. Я люблю Люка. И учусь заботиться о нем своим собственным способом.

Я все еще продолжаю приглядывать за Стивеном, конечно же. Не в прямом смысле. Батарейки в камерах сели через месяц после того, как я взорвала его мир в пух и прах.

Я не часто просматривала видео в то время, но знала, что он все еще не разговаривал со своим отцом, и его брат тоже оборвал с ним связь. Семья разбилась и разделилась. Пастор Хепсворт потерял своего первенца. Жену. И полномочия. Стивен потерял своего героя, карьеру и все, что было для него дорого в жизни.

В январе он продал дом и переехал в Омахи, штат Небраска. Он работает помощником менеджера в ресторане быстрого питания. Парень продвинется по карьерной лестнице, будет менеджером, я уверена, и снова станет большим человеком в маленьком мирке. Но он никогда больше не будет прежним. Никогда не будет чувствовать себя в безопасности.

Хорошо.

Церковь закрылась на два месяца и затем снова открылась под руководством другого дьякона. Ей дали новое название и новую вывеску со знаком. Любое упоминание о семье Хепсворт было удалено с их веб-сайта и новостной газеты.

Как и я, они никогда там не существовали.

Когда в воскресенье утром я проезжаю мимо церкви, парковка заполнена не полностью, как это было раньше. Я надеюсь, что каждый раз, когда кто-нибудь упоминает недостатки женщин, прихожане вспоминают себе поведение мужчин Хепсворт. Надеюсь, что они представляют все в мельчайших деталях.

Ронда подала на развод. Он еще не закончен, но она уже переехала во Флориду.

Пастор Хепсворт работает в колл-центре. Сейчас он просто старый Роберт. Готова поспорить, что его больше никто не зовет «Папочкой».

Никто из них не умер, так что я бы сказала, что они в порядке. Им ведь повезло больше, чем Мэг, правда?

Сегодня семнадцатое февраля. Прошел целый год с ее смерти. Мое горе, наконец-то, стало более приглушенным. Я остро чувствую его только в те дни, когда предаюсь воспоминаниям о ней.

Когда-нибудь, скоро, думаю, это уйдет навсегда, но я провожу день с Люком и его семьей так, как должна была проводить время с ее семьей, поэтому сегодня вечером отправлюсь в свою арендованную квартиру, которая расположена рядом с домом Люка и буду смотреть свои видео. Я буду смотреть на себя со Стивеном. Буду проигрывать сцену, где он лежит обнаженный и уязвимый под лезвием моего ножа и позволю себе представить, что я убила его тогда. Это помогает горю.

Люк, кажется, справляется отлично. Мы встречаемся всего пару месяцев, поэтому он еще не соскучился по тому, чтобы быть с нормальной девушкой. Когда-нибудь он поймет.

А я? Ну. Я хорошо. Продала свою квартиру в Куала-Лумпур. Моей кошке нравится новая квартира. Я работаю в центре Миннеаполиса в юридической фирме под своим настоящим именем. Это хорошее место для меня. Мне нравится политика офиса, и я хороша в переговорах. Обожаю знать, что я выиграю. А я почти всегда выигрываю.

И сейчас у меня есть Люк. Он мой, как было с Мэг, и я никогда не позволю кому-либо причинить ему боль.

Я удовлетворена. На самом деле, я счастлива. Действительно счастлива. Я чувствую почти умиротворенной.

Дверь в палату частной семейной больницы открывается, и входит мать Люка, чтобы встретить свою первую внучку. Когда она смотрит на меня, ее улыбка увядает. Она хочет свирепо окатить меня взглядом, но просто отводит взгляд и снова улыбается.

Она часто ошивается вокруг. Помогала Исайе и Джонни оборудовать детскую комнату. Женщина влезла в их жизнь. Также она пыталась вернуться и в жизнь Люка, но его это очень расстроило, поэтому я оправилась к ней в Бемиджи, чтобы немного поболтать, просто поговорить как это делают девчонки. Она была очень удивлена, когда, проснувшись, нашла меня стоящей над своей кроватью, но, думаю, я достучалась до нее, и она все поняла.

Я люблю Люка так, как любила Мэг, и выучила свой урок. Я сильная. Это моя работа — защищать. Теперь я это понимаю.

Она машет Люку через всю комнату, но остается близко к Джонни и ребенку. Я знаю, что она будет хорошо себя вести. Знаю, что она больше никогда не обидит Люка.

Я люблю его, поэтому позабочусь об этом.