О субъективном факторе и субъектах революционной ситуации

[28]Речь пойдёт о субъектах революционной ситуации, поскольку тема «О революционной ситуации» сегодня живо обсуждается в сетях, а в ней есть вопрос о субъективном факторе, который в начале ХХ века поставил Владимир Ильич Ленин. Но вот этот аспект, о субъективном факторе, как раз почему–то мало исследуется. Лишь косвенно он затрагивается при обсуждениях политических партий и их программ. И как показывает практика таких обсуждений, даже весьма грамотные люди, даже в левой части политического спектра, не понимают этой проблемы и не способны дать сколь–нибудь адекватного её решения.

И, как ни странно, наши выдающиеся публицисты (левого толка, имеются в виду), не понимают, что такое субъект вообще, кто такие субъекты революционной ситуации и что такое субъективный фактор в целом. Причём такие выдающиеся публицисты, которые постоянно на YouTube выступают, постоянно что–нибудь объясняют, и объясняют хорошо, но имеют вот эти слабые пункты. Пункты, связанные именно с теорией революции. Впрочем, это неудивительно. Даже в советских учебниках философии понятию «субъективный фактор» уделялось всего 13‑14 строчек без конкретизации. Поэтому полезно будет, чтобы не только широкие слои интересующихся граждан знали эти понятия хорошо, но и авторы — журналисты, публицисты, писатели — правильно их использовали в освещении конкретных проблем.

Почему? Потому что они несут знания об этих понятиях в массы, но недостаточно чётко их используют. Поэтому их пропаганда и агитация ведётся недостаточно грамотно и эффективно, а нам скоро потребуется грамотность, и вот это наше советское просвещение, которое мы проводим в последние годы, оно как раз и нацелено на то, чтобы понятия эти были совершенно ясны, совершенно прозрачны, совершенно чётко усвоены. И чтобы, когда человек с ними встречается в конкретных ситуациях — с ними или с их вариациями в повседневном языке и практике — они бы использовались совершенно автоматически, не задерживали ход мысли и не отвлекали от главного, конкретного, а помогали точно осмыслять конкретные явления и события.

Например, вот сегодня нас и не только нас, а и широкие слои публики, или, скажем, белорусских трудящихся, путают и морочат головы «революцией» в Белоруссии. Никакой революции в Белоруссии нет, и в ближайшие годы не будет.

Почему? Потому что там не было и нет революционной ситуации, не было и нет революционного субъекта. А субъективный фактор пребывает в состоянии сумбура и смуты, поствыборного возбуждения. Этим общественным возбуждением и пытаются воспользоваться недовольные граждане и внешние враждебные силы.

Революционный субъект преобразует данное (буржуазно–капиталистическое нынче) общество в более прогрессивное (ныне — коммунистическое) общество, дающее простор для развития трудящихся классов и их граждан как членов передового общества. А в Белоруссии возникший из спекулянтов и бюрократов–партаппаратчиков класс капиталистов пытается использовать власть для наживы с помощью давлении на неё из–за рубежа. Это, конечно, лучше, чем разбой и разворовывание экономики на основе стихии частного капитала под непосредственным контролем США, как в России 1990‑х, но всё равно это буржуазия как результат завершения буржуазной контрреволюции в 1989-1993 годах. И возглавляет её бывший директор совхоза, депутат Верховного Совета СССР, член КПСС (фракция «Коммунисты за демократию» забытого теперь предателя Рыбкина) до 1992 года. Возглавляет–то он буржуазное государство, а психология, уровень понимания политики и образы действий у него остались на уровне мелкой буржуазии, как в 1989-1993 годах. Но дело не в этом…

А в том, что при его попустительстве и прямой поддержке в стране сформировался ещё более контрреволюционный субъект — реакционный субъект, рассчитывающий на помощь зарубежных организаторов реакционных переворотов: компрадорская буржуазия! Потому что контрреволюция в РБ не завершилась современным образом: не встала под патронаж США и их сателлитов в Европе, как ожидали эти спонсоры. Для Белоруссии это, прежде всего, США и Польша. Поэтому РБ находится в двойственном положении: сохраняя свою идентичность и свой суверенитет, она тяготеет к России. Но подчиняясь буржуазной сущности и тенденции, она тащится навстречу США и Польше. Она живёт на разрыве: или союз с Россией, или реакционный компрадорский переворот и пристегивание к США и НАТО. Поскольку российский капитал также хищнически смотрит на активы РБ, постольку союз с Россией ей тоже опасен. Действительный союз с Россией может быть только следствием действительной, то есть социалистической, революции в ней и в России. Другой исход: реакционный компрадорский переворот и пристегивание к США и НАТО. Основной субъект реакционных компрадорских переворотов находится в США, а в РБ мы видим только его проявления и отблески: ситуацию, в которой его агенты бегают по Минску, по другим городам и там агитируют против государственного строя, против Лукашенко, против его политики, против связей с Россией и так далее. Но не кто–нибудь, а министры и центральные телеканалы России (например, телеведущий Соловьёв) кричат про «революцию» (вариант: «цветная революция») в Белоруссии, тем самым приподнимая значение оппозиции в общественном сознании. Нет там никакой революции. Там есть попытка реакционного государственного переворота, инспирированного Западом. Всё!

Но было бы крупной ошибкой любого наблюдателя сводить проблему реакционного переворота к «проискам Запада» и вообще к внешним силам. Массовость, упорство и устойчивость протестов явно показали, что главная причина протестов созрела в народе, а главные возбудители бунта находятся внутри государства РБ. И это, прежде всего, — сам бывший фальш–коммунист и карьерист Лукашенко и его клика, не удосужившиеся за 26 лет скроить хотя бы чуть более приличную буржуазную демократию с парой–тройкой солидных буржуазных партий, которым можно было бы передать власть в кризисных ситуациях. Нет, они довели народ авторитарной диктатурой до бунта. И этим бунтом только воспользовались подросшие под крышей Лукашенко (в том числе в правительстве) молодые буржуа. Их неготовность к серьезному реакционному перевороту видна во всём: в отсутствии активных самостоятельных лидеров, в отсутствии партий и политических программ, в примитивизме лозунгов: нарушение даже обычной логики — «Выборы нелегитимны!» и «Я — избранный президент». Как же ты президент, Света, если выборы нелегитимны? Тут уж что–нибудь только одно может быть логичным. И если нелегитимны, то никто не президент.

Неготовность видна даже в примитивной очевидной наглости, с которой этот «президент» курсирует по европейским столицам и представляется подобным образом. И, конечно, эту ситуацию стимулировали западные спецслужбы, давно готовящие падение последних ворот России в западную Европу.

НАТО готово поддержать любую провокацию США против России[29], тем более на её границах. Поэтому даже Макрон с Меркель встали при виде президента–самозванца — этого нового «голого короля»: картина достойная пера Ганса Христиана Андерсена.

Дело в том, что революция — сам термин «революция», понятие «революция» — имеет позитивную историческую коннотацию.

Революции совершали, и этим двигали вперёд историю, выдающиеся люди. Герои национальные, такие как: Робеспьер, в честь которого была названа у нас одна из набережных Невы; Сен–Жюст, Дантон, Марат (до сих пор улица в Питере в честь него), другие великие французские, и не только, революционеры. И Маркс с Энгельсом — это всемирно известные революционеры и вожди человечества, которых любят, уважают, читают и изучают во всём мире уже свыше 170 лет. Или: Великую Октябрьскую социалистическую революцию делали гиганты: Ленин — 54 тома написанных трудов, помимо величайшей практической деятельности, Сталин, Дзержинский, Ворошилов, Буденный, Молотов, Каганович и тысячи талантливейших людей в науке, технике, литературе, искусстве. Кто из нынешних правителей и их приспешников, которые устроили нам контрреволюцию и разрушение родины, написал хотя бы один приличный том? Сделали фальшивую книжку в самом начале «реформ» Чубайс сотоварищи, хотели её загнать за сотни долларов, да их на этом поймали за руку. Оказалось, что кто–то её написал, а они хотели спекульнуть этим поддельным товаром. Или взять Гайдаровскую галиматью под названием «Государство и эволюция»: её культурному человеку читать противно — бросит.

И вот теперь этим позитивным ореолом революции хотят прикрыть белорусских нахалов и провокаторов, кричащих о своей победе на выборах, которые морочат голову правительству и трудящимся, обманывают мировую общественность, обещают трудящимся какую–то свободу и равенство. Буржуазные свобода и равенство у них уже есть. Вот они свободно бегают по Европе и Минску и ругают правительство. И если бы не хулиганили и не били полицейских, то и сами бы не получали тумаков. Никакой другой свободы и равенства в буржуазном обществе быть не может и не будет! А будет, если переворот осуществится (думается, что на этот раз он захлебнётся[30]), то же самое, что на Украине: разрушение промышленности и государственности, дальнейшее обнищание и унижения трудящихся. Поэтому, кто показывает нам эту смуту как революцию — это или недостаточно просвещенный человек, или сознательный мерзавец, который считает нас идиотами и морочит нам голову. А если смута завершится победой неорганизованных смутьянов, то это будет завершившийся реакционный компрадорский переворот с реальной перспективой «фашизма на экспорт». Хотя, думается, что на этот раз он будет отбит. Пока…

Но! Лукашенко — это один из бессознательных соавторов этой смуты. Это он довёл страну до такого состояния, что этот переворот когда–нибудь завершится, если трудящиеся не осознают опасности фашизма на экспорт и не поднимутся и не дадут отпор провокаторам. Если рабочий класс не поймёт, что у него сейчас два врага: внутренний — свой капитал во главе с Лукашенко, и внешний — западный капитал, то он будет ещё долго пребывать в растерянности. А рабочим нужно проводить собственную политику: пока власть нуждается в их поддержке против компрадоров, можно создавать свои рабочие профсоюзы, свою партию. В сегодняшней ситуации внешний капитал опасней. И выбрать правильную тактику по отношению к российскому и западному капиталам непросто.

За 26 лет фактически единоличного правления А. Л. помогал разваливать старые профсоюзы и тормозил возникновение новых. Старые профсоюзы превратились в пособников буржуазии по эксплуатации трудящихся. За это время развалилась старая компартия и не создано ни одной действенной политической партии, даже буржуазной. Нет устойчивой партийной системы и возможности передать власть вменяемой оппозиции. Поэтому эта власть и может закончиться только компрадорским бунтом или действительной, т. е. Социалистической, революцией.

Но, в любом случае, будет сохраняться опасность, что революция будет сопровождаться попыткой компрадорского контрреволюционного переворота, как это и в 1917 году пытались осуществить Германия, Англия, Япония и другие государства в России: воспользоваться революционной ситуацией и подчинить себе ослабленную революцией молодую Советскую республику. Но тогда не на тех напали! Большевики прекрасно понимали их волчью натуру, а рабочий класс Америки и Европы в их тылу помогал России в деле революции. Так будет и теперь. Рабочий класс Белоруссии не останется без пролетарской поддержки русского рабочего класса. Поэтому и преувеличивать опасность западной интервенции не стоит[31].

В России 1917 года это не получилось потому, что мощным был субъективный фактор. Во–первых, главный пролетарский субъект — рабочий класс и его партия — прошли тренировку и закалку в революции 1905-1907 годов. Во–вторых, и другие революционные политические субъекты в России были очень развиты и вначале вели борьбу с царизмом. Они зрели весь XIX век, а с революции 1905-1907 годов стали интенсивно развиваться и прошли также сильную закалку. Поэтому борющиеся силы (около 50 партий и общественно–политических организаций) хорошо знали друг друга и были готовы к решающей борьбе. Поэтому разговоры о субъективности, личной мести, пристрастиях, случайностях, удачах, немецких деньгах и вагонах и т. д., слишком примитивны, пусты и неуместны в серьёзных обсуждениях темы революции 1917 года. Все силы были давно готовы и находились в наилучшей форме! А победили сильнейшие! Сильнейшими были большевики. А сильнейшими они были потому, что были умнейшими и действовали во благо абсолютного большинства народа, т. е. в интересах подлинной демократии — диктатуры пролетариата!

Нынешние же «революционеры», сознательно или (в ещё большей мере) бессознательно, действуют в интересах диктатуры проамериканской буржуазии.

А умнейшими большевики были потому, что подходили к революции научно, как к естественно–историческому закономерному процессу, описанному теорией марксизма. Россия, как писал В. И. Ленин, выстрадала марксизм всей борьбой XIX века.

Как она его выстрадала?

Русские революционеры пропагандировали марксизм уже начиная с середины XIX века. Тогда в России были переведены первые произведения К. Маркса. И Маркс гордился тем, что наибольшие тиражи его работы «К критике буржуазной политэкономии» вышли именно в России, а первым иностранным языком «Капитала» был русский. И российская интеллигенция очень рано познакомилась с его главным трудом — «Капиталом». Не говоря уж, что революционное движение в России не останавливалось с 1825 года, когда восстали декабристы, и весь XIX век и начало XX века Россия готовилась к революции, просвещалась, закалялась, копила опыт борьбы. Она подготовила мощных революционеров. Скажем, мало того, что Владимир Ильич написал 54 тома разного рода книг, брошюр, писем, статей и так далее, почти все революционные вожди большевиков были авторами, публицистами, многолетними пропагандистами. Например, у Сталина было несколько крупных теоретических работ до 1917 года написано, а только в 1917 году около 60 статей. У Чичерина книги по эстетике. Не почему–нибудь, а по эстетике! У Бухарина, у Богданова были целые теории созданы. А вот нынешняя политическая шпана ничего такого не написала, народ не просвещала, а затемняла. Напустила на грамотный народ одряхлевшую ещё в XVII веке православную церковь, уже однажды расколовшую русский народ и поставлявшую кадры белогвардейцев в борьбе против Советской власти.

В Белоруссии только у одной Алексиевич, этой пародии на российскую Спиридонову, была при советской власти написана книжонка «У войны не женское лицо». Не бог весть какое произведение, но была неплохая книжка, и она с ней проехала весь Советский Союз. Рассказывала о войне, получала гонорары, и всё у неё было хорошо, а в перестройку сделала опрометчивый шаг: стала на сторону так называемых перестройщиков, да потом реформаторов, и оказалась в стане разрушителей Советского Союза и Белоруссии.

Теперь она уже зашла в такой тупик, что ей деваться некуда, её поэтому наняли заниматься контрреволюционным переворотом. Вот она там поддерживает — нобелевский лауреат — этот реакционный переворот. Смешно и жалко смотреть на старушку. Ей бы отдыхать и довольствоваться положением, нет, опять она обманывает народ, чтобы где–то подзаработать на бедность, и где бы там о ней говорили, и она бы изображала из себя эдакую незаурядную личность, р-революционерку. А получилась заурядная, хотя и заметная, тётка в массовке, созданной и режиссируемой из–за рубежа. Поэтому эти процессы и выражающие их понятия очень серьёзные, и чтобы в этом разобраться, надо обратиться к серьёзным классикам.

И первый такой серьёзный классик — по понятию «субъект» — это Г. Гегель. Надо сказать, что вообще для немецкой классической философии этот вопрос — о субъекте — был принципиально важным, в какой–то мере даже основным. Скажем, у философа Фихте, певца субъективизма, певца вот этого субъективного фактора, певца индивидуальной и национальной мощи германского народа, вся позиция характеризуется как «субъективный идеализм». То есть, он как раз, может быть впервые, показал, насколько велика мощь субъекта, если он овладел системой научных категорий, свойственных данной эпохе.

А Г. Гегель, которой обобщил теории Канта, Фихте и Шеллинга, развернул целую систему философскую, которая исходит, правда, из объективного идеализма, но в основе её лежит единство субъекта и субстанции — субстанция–субъект. То есть, Гегель нам раскрывает категорию субстанция–субъект: объективное движение истории осмыслено, но оно осмыслено, правда, богом или божественным сознанием, хотя в переводе на наш язык материализма, это сознание гения, который смог осмыслить единство наук и представить нам научную систему объективно развивающегося мира. Развивается–то общество объективно, но рассмотреть его истинно можно только как развивающийся всеобщий субъект. А в нём действуют конкретные особенные субъекты: народы и их государства, сословия и партии, герои и полководцы, духовные вожди и проповедники. Развитие идёт через взаимодействие народов, организованных в государства как главные субъекты истории. Через эти субъекты действует, по Г. Гегелю, великий Мировой Дух. И кто из народов не организовался в достаточной степени в государство, те превратились в ресурсы для успешных народов и исчезли с Земли, а Дух продолжает развиваться среди наилучше организованных народов.

То есть, это всё очень серьёзные вопросы. Но нас интересует именно государственная, политическая сторона дела, политический субъект и субъективный фактор в политике.

Так что же такое субъект?

Субъект, это очень просто, если взять его в общем определении, в общем смысле. Субъект, по Гегелю, это тот, кто действует. Всё!

То есть, если комар пьёт вашу кровь, то он субъект, а вы объект. Вы предмет, который он использует как пропитание. Объект, в переводе на русский язык, это предмет — предлежащий, лежащий перед нами, на который направлено действие. А субъект, если перевести это многозначное слово с латинского, это подлежащее, как бы лежащее в основе кого–то (чего–то), действующего на предмет. Эти понятия рефлексивны, отражаются одно в другом. А в английском они почти тождественны и различаются больше сферой применения, чем значением. И они имеются лишь во взаимодействии. Поэтому некоторые говорят иногда: без одного нет другого — без субъекта нет объекта. И в известном смысле это правильно.

Ну, и действительно, скажем, пока не трогал я очки — очки, то есть, как материальное бытие они были, — но они не были объектом, пока я не вступил с ними во взаимодействие. Сейчас вот я их показываю, использую в качестве наглядного пособия: они — объект, а я субъект показа.

И так в любом деле. Но, кроме живого единичного субъекта (животного или человека), может быть и социальный субъект, социальной автор и актор – actor ещё называют. Аctor — тот кто производит акции, актёр отсюда, — например, общественная организация, профсоюз: раз он действует, он воздействует на собственника — он субъект. А когда собственник из него вьёт верёвки, то он объект. Один и тот же предмет — профсоюз, он может быть и субъектом и объектом. И так постоянно происходит с каждым субъектом: когда он действует, требует повышения заработной платы, улучшения условий труда — он субъект. Когда он не требует — он объект грубой эксплуатации. И, скажем, в нашей стране, в России, шмаковские профсоюзы давно уже являются объектом для буржуазии, которая используют их против рабочего класса. Они функционируют для того, чтобы обманывать и эксплуатировать рабочий класс. И в этом отношении они субъекты: помогают эксплуататорам порабощать рабочий класс. Рабочий класс для них является объектом. Но когда рабочие создают свой профсоюз, когда профсоюз будет вырабатывать требования или, тем более, создавать коллективный договор — конкретные требования, только тогда он станет субъектом. А соответственно, бизнес и собственники станут объектами, и рабочие будут их прессовать. Можно надеяться, что нынешнее поколение доживёт до такого времени, когда рабочий класс в широком масштабе, в широком движении, станет субъектом. И тогда все социальные вопросы в России будут решены быстро и эффективно.

Сегодня революционной ситуации нет. Но никто не отменил общий кризис капитализма, который характеризует современную эпоху как эпоху пролетарских революций и крушения империализма. Раз нет революций, значит нет и контрреволюций. Сейчас идёт натиск контрреволюций и реакционных переворотов под гегемонией США. Но США сегодня сами в остром экономическом и политическом кризисе и пытаются поправить дела за счёт своих союзников. Поэтому революционные ситуации могут возникнуть в разных странах совершенно неожиданно. Неожиданно, но готовиться к ним нужно сейчас! Это и делают сознательные субъекты.

Итак, субъект может быть общественным, то есть составным, состоящим из отдельных людей, их групп и, соответственно, организаций, т. е. общественных объединений. Такие общественные объединения, которые борются за государственную власть или её изменения, называются партиями, политическими партиями. У буржуазии бывает много партий, поскольку у них много групповых интересов и денег для их реализации. У рабочего класса один коренной интерес и дефицит денег. Правда много денег на пролетарскую партию и не нужно. Нужны сознание и организованность. Поэтому партия рабочего класса — это высшая форма общественной организации, высшая организация класса как субъекта политической жизни и исторической борьбы. Следовательно, субъект имеет сложную природу, так же как и объект.

Чтобы понять эту сложность в действии, можно разобрать его в каком–то отдельном конкретном фрагменте действительности. Например, всем известна средняя школа, её структура и процессы. Отдельной общеобразовательной школой управляет директор и, конечно, всем кажется, что вот директор — субъект управления. Это правильно, но не истинно. Это видимость. Что такое управление? Управление это подчинение объекта целям субъекта. И мы с вами в обыденном сознании понимаем, что для объекта школа субъектом управления является директор. Отнюдь! В действительном процессе управления директор является лишь одним из моментов управления, одним из моментов субъекта управления: передаточным звеном от городского отдела народного образования к школе.

В определении абстрактно звучит: управление есть подчинение объекта целям субъекта. Т. е. подчинение не субъекту, как таковому, не директору самому по себе, как лицу, как личности, как человеку, а целям субъекта управления в целом.

Ну а цели? Цели у директора свои что ли? Утром он подумал, что, мол, давайте–ка мы сегодня сделаем сбор макулатуры, например: в советское время мы собирали. Ну, конечно, нет! Почему?

Потому что цели ему задаёт городской или районный отдел народного образования. Цели уже были раньше государственными органами сформированы, и он только их реализует. Поэтому он, скорее, есть объект управления со стороны ГОРОНО (городской отдел народного образования).

Теперь! ГОРОНО… Да, вроде оно субъект управления целым комплексом школ в городе. Но! Задумаемся. ГОРОНО, оно что, само определяет цели управления школами?

Нет. Оно не само. Даже городской отдел, он не сам, его самость относительна. А кто же их формирует? Кто сам? Цели образования и законы функционирования школ формирует министерство образования и спускает городским отделам образования. Поэтому, основной субъект управления школой, стало быть, не ГОРОНО, а министерство образования.

Ну, хорошо, остановились на министерстве образования. Министерство образования, вроде бы, основной, главный субъект. И действительно, оно формирует планы: учебные планы, рабочие планы, по которым учителя и преподаватели работают, создаёт основные условия учёбы и работы в школах, совершенствует их и так далее. Но всё–таки задумаемся, министерство образования, что оно само цели образования ставит и выполняет? И когда задумаешься немного, понимаешь, что, нет, не министерство образования; оно выполняет цели правительства, то есть, целого кабинета министров.

Ну, и действительно, кабинет министров формирует бюджет, утверждает его в государственной Думе. Целая система! И вот, кажется, уже всё. Но ведь мы знаем, что правительство есть лишь исполнительная власть, т. е. она лишь исполняет законы, а определяет их законодательная власть. Причём управляет по установленным Конституцией и Государственной Думой основным законам. Но и тут не конец! Доходит до президента: президент подписывает бюджет, законы и так далее.

И что, мы остановились на президенте? Нет, конечно. Правительство и президент выполняют волю класса, а, следовательно, и его цели. Вот где главный субъект управления!

Главный субъект образования — это класс, сегодня — буржуазный класс. И мы видим, что нынешний российский буржуазный класс с ног на голову перевернул образование и теперь мы встречаемся со школьниками, которых мы не узнаём даже в собственных детях.

Нынешние дети и школьники очень не похожи на советских школьников: в большинстве культурных, послушных, много знающих. И нынешние опросы на улице, которые журналисты нам иногда показывают, приводят в недоумение. Журналист спрашивает школьника: «Ну вот, маршал Жуков написал хорошие стихи, — читает, — как они вам нравятся?» и школьники, делая вид, что они компетентны, начинают отвечать, что, мол, хорошие стихи писал маршал Жуков. В советское время мы с юмором, с такой иронией воспринимали такую информацию наших журналистов об американских школьниках, которые не знали, когда была вторая мировая война, кто был в ней победителем, какие вообще страны сражались и так далее, а теперь вся эта неграмотность пришла к нам.

Почему? Потому что наша буржуазия, во–первых, не заинтересована в знании народом истории, во–вторых, она боится знания истории в народе.

Почему? Потому что история всех народов это в решающей мере история политики, история войн и восстаний, царей и военачальников, история бунтов и вражды в господствующих классах. А история политики — это история государств, переворотов, восстаний и революций. А история революций — эта история партий, великих исторических личностей, революционеров, трудящихся, которые, в том числе, в трудную минуту брались за оружие. И этого наша русская буржуазия боится как огня. Поэтому она навязывает нам образ: революция это плохо, революция это кровь, это ужасы всякие. А некоторые говорят даже, что Россия исчерпала лимит на революции, и так далее.

В то же время, поддерживая реакционные перевороты в соседних с Россией республиках, буржуазия кричит: «Ой, это революция, смотри: какие революционеры там действуют, как энергично, активно разрушают мирную жизнь». И нам разъясняет, что это революционеры. И, конечно, люди, которые привыкли воспринимать революции в некотором положительном контексте, приходят в тупик: оказывается, что там революция, там достойные люди, а действуют варварски. А там не революционеры, там сплошь и рядом спекулянты и аферисты, «американские грантоеды» и просто наёмные агенты. Никакие они не революционеры. И Украина нам показала, что они ничего не могут: ни воевать, ни управлять, ни работать. Они могут только разрушать, причём, даже не в интересах своей буржуазии, а в интересах иностранной — американской как правило. Причём разграбят и деньги вывезут за рубеж.

Так что, субъект — это понятие сложное, важное вообще, а в отношении к революции — тем более. И важно видеть: кто действительный субъект и каковы у него цели, отражают ли эти цели интересы народа, или эти цели отражают интересы буржуазии, интересы разрушения данной страны, с целью передать её богатства в Америку или в другие капиталистические страны.

И с этим вопросом — вопросом о субъекте — тесно связан вопрос о субъективном факторе.

Что это такое — субъективный фактор, о котором Ленин говорил? Причём видите, как Ленин высказался осторожно: не субъект, а субъективный фактор, более абстрактно.

Почему? Потому что Ленин, с одной стороны, прекрасно понимает, что в революционной ситуации действуют большие массы индивидуальных (индивидов) и общественных субъектов, а с другой чувствует, что, если речь пойдёт о субъекте, большинство с обыденным сознанием, обычных людей, будут воспринимать, что это речь идёт об отдельных людях. Или о каких–то вождях, о каких–то конкретных важных персонах.

А самое важное для Ленина — выделить из всей массы действующих в этой ситуации людей тех, кто представляет революционную сторону и тех, кто представляет её противоположность. Из первых важнейшими являются рабочий класс, главный субъект, и его партия — субъект, действующий в интересах рабочего класса и укрепляющий рабочий класс, а также возможные союзники и попутчики как субъекты и части субъективного фактора. Но важны и широкие массы обывателей, которые не участвуют в революции непосредственно, но, по крайней мере, молчаливо сочувствуют ей. Эта последняя чрезвычайно важна в революционной ситуации: от её субъективных настроений и колебаний может зависеть исход революции. Поэтому субъективный фактор революции — это вся совокупность лиц, вся совокупность людей и общественных организаций, готовых действовать за революцию и для революции, во имя целей революции. А эти цели формулирует и отстаивает действительный субъект исторического прогресса — революционный рабочий класс, организованный партией, а также организовавшийся в профсоюзы, забасткомы, рабочкомы, Советы и другие организации. Высшей формой организации рабочего класса является коммунистическая партия, руководимая передовой теорией, открывшей законы эксплуатации и борьбы с ней.

Конечно, субъекты — это и выдающиеся вожди, и организаторы партий, и масса народу, насколько она своим сознанием подготовлена к восприятию и участию в революционных действиях, или, хотя бы, основная масса народа, в том числе так называемая мелкая буржуазия, — в России в начале ХХ века это было мелкое крестьянство, — она хотя бы не будет выступать активно против, она более–менее равнодушно, примет тех, кто действует: главную движущую силу — рабочий класс. Поэтому, субъективный фактор, это вся совокупность действующих для революции лиц. И не столько состав людей сам по себе, сколько именно его готовность действовать. Однако главный субъект революции понимает, что эта обывательская публика склонна к колебаниям: сегодня она сочувствует революции, а завтра, не окажись колбасы в магазинах, она может качнуться в другую сторону. Поэтому с нею надо много работать и не выпускать её из виду. Это — арьергард субъективного фактора, его отсталая часть.

А впереди — авангард рабочего класса, это сознательное вожди, рабочие и интеллигенты, грамотные, культурные люди, которые хорошо понимают законы революции, законы истории, классовой борьбы, и понимают, что их поддерживает большинство рабочего класса. Это, как правило, закалённые долгой борьбой члены коммунистической (рабочей) партии. Они хорошо знают и понимают революционную теорию и имеют опыт организации, управления и руководства людьми. Вместе с сознательной организованной частью рабочего класса они составляют авангард, передовой отряд революционного движения, передовую часть субъективного фактора. Если такого понимания недостаточно, если связей с рабочим классом мало, то никакая революция невозможно, а если кто–то её начинает, он начинает как провокатор, он подводит народ и рабочий класс под ситуацию, в которой рабочий класс получит поражение. Это просто опасные люди, а может быть просто вредные карьеристы или сознательные провокаторы.

Кстати, и реакционные перевороты бывают провокативными. Например, такой переворот мы вспоминаем в августовские дни. Вот 19 августа 1991 года ГКЧП стало таким субъектом, который вроде бы хотел осуществить прогрессивный переворот, то есть, остановить развал, сохранить социализм, двигать его дальше по прогрессивному пути развития. Но он был, с самого начала, провокативен, причём сам не понимал этого.

Почему? Потому что подлинным субъектом его были провокаторы типа Горбачева и Яковлева. А Горбачёв–то с Яковлевым, особенно Яковлев — главные провокаторы. Теперь, по прошествии времени, когда второй из них просвечен со всех сторон и определён как агент влияния Америки, его исторические действия вполне понятны. Переворот, как известно, был 19 августа, в понедельник. Так вот, теперь уже известно, что 16 августа, в пятницу, агент Яковлев написал заявление в ЦК: «прошу исключить меня из КПСС». Он прекрасно понимает, что он уже спровоцировал этот переворот; когда он будет осуществлён, в понедельник, он уже будет вне партии, он же заявление то написал в пятницу, до переворота. Поэтому он, как говорится, юридически чист перед буржуазией. Хотя он и подтолкнул гекачепистов к созданию этого государственного комитета. И было видно, что они совершенно не подготовлены, что собрались более или менее случайные люди, у которых никакого запала революционного или энергии для переворота нет, плана нет, конкретной социальной опоры нет, что сами они уже старички, довольно немощные. Поэтому могла быть только провокация, только вот такой провокационный пустой выхлоп с целью разгрома правящей партии. И не удавшийся якобы. Он заранее был обречён, он был заранее осмыслен действительным контрреволюционным субъектом как неудачный для инициаторов, который не в состоянии развернуть события, не в состоянии осуществиться. И в этом смысле, для действительных организаторов, для буржуа переворот был весьма удачный: разрушение СССР приняло необратимый характер.

И ещё один момент в связи с этим, тоже, наверно, полезно вспомнить, в силу его значения для практики и теории. Один довольно известный нынешний левый публицист говорит, что, мол, «нынче нет теоретиков марксизма». Вот, мол, раньше были теоретики марксизма, и всё как–то было правильно, всё хорошо, а теперь их нет.

Опять–таки, дело тут не в том, что нет теоретиков, они есть, а нет их у него в голове, потому что он не понимает, что значит быть теоретиком марксизма вообще и в нынешних условиях, в частности. Теоретики марксизма есть, и он с ними сталкивается, он их слушает, но не слышит. Правильно Иисус акцентировал: «Имеющий уши да слышит». Теоретики марксизма есть, а он думает, что вот должна возникнуть какая–то новая теория уровня марксизма, «новый социализм» (!) и «новый маркс» (!).

Или, другой говорит: «Нам нужен обновлённый социализм». Это как в христианстве раньше были всякого рода обновленцы, в каждом столетии было по два–три таких обновленческих движения. Всё им нужно было новое христианство. Так и эти товарищи, у них не хватает чего–то, не хватает методологии для осмысления таких процессов. Вот, им нужно обновление старого: на старое повесить какие–то новые одежды (!). Несерьёзные обновления тихо отмирали, а серьёзные обновления приводили к расколу церквей, в том числе католической на несколько частей.

Но в науке, в том числе и в марксизме, такого не бывает! Наука развивается последовательно, логически. Что значит последовательно логически? Это значит, ту же самую систему идей применяют к новой обстановке. И если новая обстановка показывает какие–то новые оттенки бытия, то эта теория или их отражает правильно, или показывает, где расхождение. И грамотные компетентные люди эти расхождения видят, на них указывают, показывают ограниченность предыдущей концепции, и, этим самым, марксизм движется вперёд.

Какого–то нового марксизма по сущности, или, тем более, какой–то новой всеобъемлющей теории, нет и неизвестно когда она будет. Скажем, вот Гегель, открыл и дал нам новую систему логики — диалектической логики. Логика не развивалась со времён Аристотеля! Причём об этом говорили и Кант, и Гегель и другие мыслители: что, вот, логика, как её сделал Аристотель, так она до XIX века и дожила. Причём эта логика — формальная логика Аристотеля — она и до сих пор преподаётся в высших учебных заведениях, ну, по крайней мере, до послед<