Эпоха просвещения: понятие и реальность

Просвещение, эпоха Просвещения — этот термин стал привычным и вошедшим в научный обиход с конца XVIII — начала XIX века, когда он стал обозначать широкое общественно–культурное и общественно–политическое движение антифеодальной направленности в крупнейших европейских странах в XVII-XVIII веках. Г. Гегель считал, что содержанием этой эпохи была борьба просвещения с суеверием. И это, в целом, правильно. Завершалось оно в разных странах по–разному, но всегда острыми политическими конфликтами позитивного типа, часто — реформами и революциями, приводившими общество к существенному прогрессу: к улучшению социального положения и душевного состояния подавляющего большинства членов общества. Так происходило потому, что и сам процесс просвещения этой эпохи был революционным: он обращался к фундаментальным проблемам человеческого существования, к субстанциальным вопросам личности, к основам мировоззрения и совершал в них существенные сдвиги. Помимо переворота в науке и образовании, просвещение этого периода, как правило, сопровождалось и переворотом в мировоззрении, в том числе — в религиозном мировоззрении.

Эта эпоха, взятая в целом, охватывает время с начала XVII до начала XIX века, по разным оценкам: два — два с половиной столетия, и протекает в межнациональных дискуссиях, в которых прорастали и созревали идеи нового гуманизма, новой буржуазной культуры, новой психологии и новых человеческих отношений. А национальные революции этого времени существенно влияли на состояние соседних стран и всей Европы. Из Англии они переселились во Францию и Германию, а от них — по всей Европе, в том числе в Россию, и даже в Америку. Но это в целом в Европе, а в каждой отдельной стране эта эпоха проходила динамичнее и концентрировалась, как правило, в двух–трёх поколениях на протяжении примерно 50‑80 лет, получая в них яркие национальные особенности культурной и политической жизни.

Например, во Франции она начинается с поколения гениального экономиста Ф. Кенэ (1694-1774) и талантливого драматурга и поэта Ф. Вольтера (1694-1778), выдающегося философа Ж. — Ж. Руссо (1712-1778), философа–энциклопедиста Д. Дидро (1713-1784) и философа–материалиста Э. Кондильяка (1715-1780), выдающегося просветителя д`Аламбера (1717-1783), aкме[53] которых приходится на 1730-1770 годы. Их идеи и идеи английских просветителей на ходу подхватывает не менее талантливая молодёжь следующего поколения: философы А. Тюрго (1727-1781) и О. Мирабо (1749-1791), поэты и драматурги П. Бомарше (1732-1799) и А. Шенье (1762-1794), политики М. Робеспьер (1758-1794), Ф. Бабёф (1760-1797) и Ж‑П. Марат (1743-1793), социалист А. Сен Симон (1760-1825), учёные Лавуазье, Лаплас, Ламарк, Кулон, Кювье и многие другие.

И вот, казалось бы, чем интересна эта, уже довольно отдалённая от нашего времени, эпоха для нас, для России ХХI века, да и всей современной Европы? Сегодня она стала уже забываться, а её деятели перестали быть авторитетами и кумирами. А ведь во второй половине XVIII века Вольтер — «фернейский патриарх», как его тогда называли — был наставником для многих монархов Европы, в том числе для Фридриха II и Екатерины II[54]. Поэтому напрасно некоторые забывают наследие этой эпохи: в снятом виде, своей сутью, она положительно воздействовала на прогресс в XIX и XX веках и продолжает также воздействовать на людей и общество в наши дни. И горе тем, кто выступает против её гуманистических идеалов и прогрессивного содержания. А сутью её содержания было открытое наступление на одряхлевший к тому времени феодализм и его идеологическую обслугу, прежде всего — церковную; «борьба просвещения с суеверием», как выражался Г. Гегель уже в начале XIX века, когда итог эпохи стал ясен для разумного взгляда. Правда, Гегель останавливается, в основном, на идейном содержании эпохи, хотя и рассматривает воздействие Просвещения на общество в целом. Дело в том, что идеи Просвещения осуществились, т. е. суть его состояла в единстве идейной и политической борьбы с феодализмом: борьба молодой прогрессивной в то время буржуазии с одряхлевшим реакционным феодализмом. Собственно, идея и есть такое понятие, которое переходит в действительность, она есть единство понятия и реальности. Поэтому идеи эпохи Просвещения надо брать вместе с венчающей их реальностью — с революцией.

Революция и последующее идейное развитие на опыте революции есть отрицание Просвещения. Но не пустое отрицание, а отрицание как момент связи, как отрицание отрицания, как сохранение существенного положительного содержания Просвещения для развития общества и отрицание несущественного и вредного в нём самом. Получилось не всё и не так, как хотелось бы просветителям, но вполне реально: они привели общество к победе буржуазии и буржуазных революций в большинстве стран Европы к середине XIX века, к крушению феодализма, подорвали господствующее положение церкви в обществе и общественном сознании. Был сделан громадный шаг в направлении прогрессивного развития человеческого общества.

Просвещение как подготовка общественных изменений

И вот если оглянуться на более раннюю историю и посмотреть на неё с точки зрения этой идейно–практической сути, то можно обнаружить подобные единства идейных и политических переворотов и в других прошлых эпохах: такие прошлые «эпохи просвещения». Так в конце эры рабовладения появилось учение Христа и движение христианства в Римской империи. Иисус прямо поставил перед своими сподвижниками вопрос о просвещении и дал, фактически впервые, название этому явлению идейного переворота как просвещению. Обращаясь к ученикам и последователям в Нагорной проповеди, он прямо говорит: «Вы свет мира… да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела…»[55].

Заметьте: он говорит не «свет миру», т. е. не о них как источнике света, не о субъекте, освещающем мир извне, а о свете самого мира, о бытии, об объекте, имеющем свет как сущую определённость самого мира. Что же это за определённость и какое бытие она определяет? Речь здесь идёт не об отдельном лице (Я) как освещающем мир, не о группе отдельных лиц, а о «вас всех вместе» как некоторой общности. И даже не о данной дружеской общности, не о группе учеников в данное время. Речь идёт о новой общности людей вообще — о духовной общине, только лишь зародышем которой являются эти вот апостолы и спутники.

Свет этот — сама вот эта нарождающаяся в мире общность людей, которую Иисус считает своими братьями, т. е. тоже детьми бога, как общину равных людей, знающих истину и следующих ей. Поэтому Иисус и обращается к богу в известной молитве: «Отче наш…», т. е. всех несущих свет добрых людей, а не его только одного как сына божьего. Автор «Деяний Апостолов» пишет: «…Все же верующие были вместе и имели всё общее. И продавали имения и всякую собственность, и разделяли всем, смотря по нужде каждого»[56]. Это была духовная протокоммунистическая община людей, связанных общей жизнью (всей) и судьбой.

Почти три века просвещали христиане язычников (лат.: paganus) в центре рабовладельческой цивилизации, превратившейся в развращённый разлагающийся эллинистический Рим. Христос и апостолы шли к людям с открытым и непосредственным словом свободы и истины, донося им идею учителя: «Я научу вас истине и истина сделает вас свободными!»[57] И это — сущая истина: без знания истины нет свободы. «Свобода есть осознанная необходимость» — это знал ещё Демокрит. «Свобода — это деятельность со знанием дела» — развивал эту мысль Энгельс[58]. Если кто–то не знает своей профессии, он не может в ней свободно действовать, особенно в современных профессиях высокой квалификации. Без знания истин об обществе человек не может быть и вполне достойным гражданином.

Община как форма общежития людей прошла к тому времени большой круг развития: от древнейшей родовой общины (генос) к деревенской территориальной общине (комэ), затем к племенной общине (филэ), а от неё к городской (полисной) рабовладельческой общине (койнос)[59]. Эта община есть общность богатых родов, объединённых вооружёнными отцами семейств и дедами этих родов в масштабах города–государства. Она снимает в себе все предыдущие формы. И предшествующие формы общин действуют в городе как подразделения города–государства. Платон считал, что идеальной численностью таких родов в государстве было бы 5 040. В лучшие времена древних Афин примерно так и было.

Эта городская территориальная (рабовладельческая) община развилась в Риме до империи, объединявшей и подавлявшей другие городские общины (и их государственность) многих этносов мира. Масса этносов была если не уничтожена, то развеяна по земле и даже имён их не осталось в памяти человечества. От некоторых остались имена, особенно в топонимике рек, озёр, гор, лесов, даже государств. Например, Великобритания есть, а бриттов нет. Но в этой общине как системе господствующих родов, в качестве её отрицания родилась духовная (идейная) община — религиозная община христиан. И первая единичная христианская община — апостольская — жила как общность равных людей с одной задачей: сделать всех людей братьями, членами одной человеческой общности–общины. Поэтому Иисус и учил молиться: «Отче наш, сущий на небесах…», т. е. верующие суть дети общего отца, братья… Поэтому же и отдавали в общину всю собственность, которую имели, все новообращённые общинники. Эта религиозная духовная община возникла не на пустом месте. И до того древние родовые и территориальные общины строились с помощью единого мировоззрения и общих представлений об окружающем мире — о том, что есть в при‑Роде, — сначала тотемных, потом мифологических и религиозных. На почве городской общины возникали и столетиями существовали и чисто философские общины–школы пифагорейцев, академиков (Платона), стоиков (Зенона), эпикурейцев (Эпикура, неоплатоников, и других. Существовали с древних времён и профессиональные общины–артели разного рода. Но особо прочная устойчивость именно религиозной христианской общины, вобравшей в своё мировоззрение многие учения философских школ, была замечена рабовладельцами. И они решили (в лице императора Константина) подчинить и возглавить это движение, переформатировав его революционную сущность, приспособив для нужд новой, феодальной, аристократии.

Древние римские управленцы были достаточно умны: кое–чему научились у христиан, кое–что усвоили в учениях греков, что помогло им нейтрализовать революционную и истинную суть учения Иисуса, глубоко спрятать её в игле, а иглу в яйце, яйцо же — в утке. И всё–таки рабство, как господствующий социальный институт в древности, стало невозможным в традиционных христианских государствах после проповеди об истине и свободе каждого человека официальной церковью. Потому что те, кто глубже усвоили просвещение от Иисуса и его учеников, стали более эффективны экономически и политически, и превзошли на практике тех, кто исповедовал дохристианских богов и имел «идольское» («поганое») сознание. Как говорят христиане, если верить им, «бог их хранит», «бог им помогает». Конечно, вера в истинного бога, убеждённость в своей правде и силе есть фактор достижения успеха, фактор победы. Хотя, добавим мы от себя, и неистинно верующих мерзавцев среди них тоже хватало. В том числе таких, кто боролся и борется с истиной Иисуса в самом христианстве даже на вершине его иерархии[60].

К началу XVI века сложилась ситуация, когда с одной стороны накопилось много таких отрицателей Христа в самом христианстве, а с другой — созрело много людей, просвещённых эпохой Возрождения XIV-XV веков, ставшей также своего рода периодом просвещения в Европе. Это вынудило истинно верующих христиан порвать с тогдашним религиозным начальством в Риме, а затем и с католицизмом вообще. Эти верующие под духовным водительством Мартина Лютера и некоторых других идейных вождей Реформации (духовной революции, по слову Г. Гегеля) подняли сначала идейное восстание (протест, протестанты) против папы Римского, а потом и вооружённую борьбу против пособников папы в Германии. А вскоре это восстание вышло за границы Германии и прошло по всей Европе в форме «религиозных войн» католиков с протестантами. Но протестанты выстояли, поскольку католичество утратило ориентиры истины, свободы, аскезы и общинности. А поводыри католичества погрязли в лихоимстве, мздоимстве, неправедной торговле, оторвались от массы верующих, стали привилегированной кастой, увлёкшейся мамоной и фактически порвавшей с богом[61]. Понятно, что господь «отвернулся» от них, перестал быть вдохновляющим фактором их побед. И они скукожились в своём Ватикане. А их последователи ещё долго воспроизводили рецидивы рабовладения, подавляемые современными государствами.

В Англии идейный переворот Реформации практически непосредственно перешёл в эпоху Просвещения и в политический процесс буржуазной революции в середине XVII. Вильям Шекспир и Френсис Бэкон совершили большой переворот в светском мировоззрении переходной эпохи, дополнив протестантское движение. Основными просветителями стали два поколения философов (Джон Локк и английские материалисты Джон Толанд, Мильтон и др.) и писателей. Оба процесса завершились в конце XVII так называемой «славной революцией», т. е. компромиссом молодой буржуазии с традиционной английской аристократией.

Во Франции эпоха Просвещения наступила чуть позднее: в начале XVIII века и завершилась Великой Французской революцией 1789-1794 года.

В Германии, Австро–Венгрии, России и некоторых других странах Европы, это движение растянулось до середины ХIХ века, закончившись революциями в нескольких странах в 1848-1850 годах.

Этот же процесс с запозданием проходил и в России. Сами просветительские идеи пришли в Россию сразу же, в XVIII веке. Екатерина II благоволила французским просветителям с подачи Фридриха Великого. Но эти идеи ещё не имели почвы в самой России. Эта почва появится в самом конце XVIII — начале ХIХ века. Поэтому идеи Просвещения, т. е. «свободы человека» (крестьянина, торговца, ремесленника) быстро прижились в сознании массы молодых офицеров, вернувшихся из уже свободной от феодализма, буржуазной Франции. Они и двинулись освобождать крестьян от крепостничества с помощью революции. Поэтому движение декабризма не бунт и не случайность, а явление закономерности, через которую уже прошли передовые страны Европы. И только бесчеловечный двойной (то русско–немецкий, то русско–английский) режим эксплуатации российского народа, под руководством Романовых, тормозил развитие экономики и государства в России. Но процесс просвещения, продолженный Белинским, Герценом и Бакуниным, Чернышевским и Некрасовым (и многими другими) закончился–таки освобождением крестьян — отменой крепостного состояния.

Разочарование в непоследовательности революционеров первой половины XIX века и неудовлетворённость результатами этих революций определяет возникновение и развитие новой «эпохи просвещения». В этом движении, как прямой сознательный наследник эпохи Просвещения, вызревает новое мировоззрение и новое, теперь уже вполне сознательное, учение об общине (лат.: коммуна) — марксизм[62].

Маркс и Энгельс в 1848 году создали первый абрис нового учения об обществе и революции — «Манифест коммунистической партии»[63], где сказано: «Наше учение можно выразить одним предложением: уничтожение частной собственности».

А в 1852 году (в письме к И. Вейдемейеру) К. Маркс кратко выразил весь исторический путь движения к уничтожению частной собственности, к общечеловеческой общине (коммуне) через эпоху диктатуры пролетариата. Важнейшим результатом этого просвещения и показателем готовности человечества к новому мировоззрению и новой общине является то, что следующее поколение создаёт международную организацию рабочего класса — Международное товарищество рабочих: Первый Интернационал. В известной мере независимо от него, достаточно стихийно, совершают революцию трудящиеся Франции, в результате которой возникла первая государственно–производственная община — Парижская Коммуна (1871 год). Действовавший с 1864 года Генеральный Совет Международного товарищества рабочих, идейно направляемый Марксом и Энгельсом, поддержал её, а в её руководящем составе было несколько членов Международного товарищества рабочих, в том числе русские революционерки Елизавета Лукинична Дмитриева (Кушелева) и Анна Васильевна Корвин–Круковская[64].

Также и в Россию практически сразу проникло движение новой формы просвещения — научного мировоззрения и организации рабочего класса. Марксистские кружки в России родились и развивались быстро, поскольку опирались на почти столетнюю просветительскую традицию русского народа и революционные настроения с 1820‑х годов. Поэтому за два поколения марксистско–ленинское просвещение подготовило авангард революционного рабочего класса, который уже в 1905 году смог смело выступить против душителей русского и других народов России, в том числе с оружием в руках. Но для первого натиска в революции 1905 года сил оказалось маловато. Тем упорнее пошла работа марксистско–ленинского просвещения и борьба после поражения.

И к 1917 году сил для подавления и экспроприации угнетателей хватило: русский рабочий класс осуществил победоносную Великую Октябрьскую социалистическую революцию.