Борьба за создание партии рабочего класса в России

Сегодня многие буржуазные исследователи, пропагандисты, журналисты пишут о том, что Советский Союз развалился сам собой, что его никто не вышел защищать, что, видите ли, никому он был не нужен. Это сугубо неправда.

Советский Союз не развалился. И неправда, что никакого сопротивления этому развалу не было, что он вдруг взял и разрушился — его развалили мощные внутренние и международные силы, но сопротивление было довольно значительное. С другой стороны, его, конечно, не хватило для того, чтобы сохранить Советский Союз. В чём дело, в чём проблема?

Проблема в том, что в СССР развились те внутренние противоречия, которые зародились сразу после войны, обострились после смерти Сталина и были усугублены политикой Хрущёва.

Что имеется ввиду?

Имеется в виду, что Иосиф Виссарионович не успел завершить те реформы в партии, которые он проводил на XIX съезде КПСС в 1952 году и сразу после съезда. План был сменить руководство, поставить во главе и партии, и правительственных органов молодёжь, которая подросла во время войны, выросла в талантливых полководцев, руководителей производства, руководителей сельского хозяйства — в общем, был довольно значительный корпус коммунистических кадров. Этого, к сожалению, Иосиф Виссарионович сделать не успел.

Но те, кто почувствовал угрозу своим местам и местечкам, те успели сделать очень многое: подготовились и фактически провели контрреволюционный переворот сначала в идейной сфере, потом в политической, а потом и в экономической, в конце концов.

Что касается идейной, идеологической стороны дела. Идейная борьба вновь обострилась сразу после смерти Иосифа Виссарионовича Сталина. И за время с 1953 года до 1956 года, когда прошёл XX съезд, Никита Сергеевич Хрущёв и тогдашнее руководство, смогли фактически отойти от марксистско–ленинского мировоззрения, утвердить своё, фактически буржуазное, мировоззрение в форме антисталинизма, хотя по форме, по терминологии, по мифам оно осталось, в общем–то, как будто тем же самым.

Надо понимать, что само марксистско–ленинское мировоззрение тоже было ещё недостаточно завершено к тому времени: не хватало значительной части, связанной с сознанием и осмыслением системы естественно–научных дисциплин и её места в картине мира в целом. Но работа эта велась, и даже партии была поставлена задача написать краткий курс марксистско–ленинского мировоззрения. Такого рода работы вышли в 1959-1960 году: одна официальная, которую курировал член политбюро Отто Куусинен, другая неофициальная, в которой два автора, профессор и доцент, подготовили такой учебник по мировоззрению, который тоже вышел в то время, но широкого распространения не получил. Широкого распространения не получил, так как это уже была работа и борьба накануне XXII съезда КПСС.

И к этому времени сформировался кадр философов, кадр научных руководителей в идеологической сфере, которые фактически решили разорвать, раздробить марксистско–ленинское мировоззрение, и в результате философия получила некоторое такое отдельное значение, её как бы выделили из целостного мировоззрения и эту часть назвали мировоззрением. И, скажем, если взять старые учебники по философии, то там везде этот рефрен звучит, что марксистско–ленинская философия есть современное коммунистическое мировоззрение.

Это не грубая ошибка, а это сознательный подлог тех идеологов, которые, захотели сделать из преподавания философии, из преподавания политической экономии и экономики, из преподавания научного коммунизма, то есть политической теории марксизма, какие–то особые отдельные дисциплины. И на этой основе учредили свои корпорации: соответствующие институты и кафедры, научные советы по защитам диссертаций в этих областях, словно разъединили целостное мировоззрение, хотя все прекрасно помнили работу Владимира Ильича Ленина «О трёх источниках и трёх составных частях марксизма» как цельном социальном учении.

Марксизм как социальное учение — это единое учение, которое включает три большие части, взаимодействующие друг с другом: экономическая теория, политическая теория и философская теория, которая сводится, в основном, к материализму и диалектической логике, даже к «Науке логики» Гегеля, поскольку других таких целостных системных учебников по этой логике не появилось за почти 200 лет после Гегеля.

Поэтому, когда выделили философию отдельно и к ней свели мировоззрение, то фактически они удушили марксистско–ленинское мировоззрение. Разумеется, идейно умертвили. То есть это стали какие–то независимые друг от друга науки: одни преподавали свою экономику, не обращая внимания на политику и на научный коммунизм, другие преподавали философию, не обращая внимания на экономику и научный коммунизм, и научный коммунизм фактически преподавался в отрыве и от философии, и от экономической теории. Почему это вредно?

Это вредно потому, что философия и политическая теория, они остались без экономического фундамента, то есть без связи с жизнью, без связей с действительным, историческим, политическим, социальным процессом. А это, вообще–то говоря, и называется «идеология».

Что такое идеология? Идеология — это устоявшееся мнение–знание, оторванное от жизни, но имеющее самостоятельного значения. Действительно, если взять учебники периода 1970‑1980 годов — вот у них устоявшийся комплекс теорий, законов, каких–то своих привычек, и они их воспроизводят: студенты почитывают–поучивают, сдают экзамены, а товарищи преподаватели пописывают учебники и диссертации. И так, в общем, гладко и хорошо. Но когда встал вопрос о написании новой программы КПСС, тогда это аукнулось очень серьёзно.

Почему? Потому что её начали писать именно потому, что новое послесталинское руководство, хрущёвское руководство, хотело освободиться от диктатуры пролетариата — от главного в марксизме. То есть Маркс, Энгельс, Ленин, Сталин много раз указывали и доказывали, что диктатура пролетариата — это главное в марксизме. Марксизм на этом держится, это основание. Остальное — выводы, следствия и доказательства того, что всякое государство есть диктатура господствующего класса. И у рабочего класса своё государство, его диктатура — диктатура пролетариата, диктатура рабочего класса. Значит, вот эти товарищи идеологи, известные тогда: Отто Вильгельмович Куусинен, Василий Фёдорович Константинов, академик, (в 1961 году он ещё был членом–корреспондентом), академики Богомолов, Францев, да многие академики участвовали в этом процессе. Но они с этой подменой фактически согласились.

Саму подмену, как теперь, наконец, выяснилось, совершил Фёдор Михайлович Бурлацкий — журналист, философ, и юрист.

«Вот, в частности, мне довелось что сделать: я работал над программой партии и своей рукой туда вписал отмену диктатуры пролетариата. Знаете, что это значило? Со всех сторон раздавались звонки: «Это крушение! Не будет ленинизма!» — и так далее».

Ф. М. Бурлацкий [37]

Но Бурлацкий сделал это не по своей инициативе, а его нашёл О. Куусинен. В числе молодых преподавателей он увидел этого Бурлацкого, увидел, что тот пытается провести какие–то ультрадемократические новации. Видимо, Бурлацкий подошёл ему; Куусинен пригласил его к себе на дачу и так вежливо намекнул, что диктатура пролетариата вроде уже устарела и нам нужно какое–то новое демократическое государство. Бурлацкий откликнулся на намёк большого начальника: написал об общенародном государстве.

«Но среди руководителей ЦК у нас была поддержка и, собственно, не поддержка, а был член руководства… Может вы слышали такую фамилию Отто Вильгельмович Куусинен? Он полностью не только поддерживал нас, а сам считал, что нам надо решительно осудить сталинизм».

«Я выступил с рискованной идеей отмены диктатуры пролетариата в журнале «Коммунист» впервые, а потом включил эту идею в проект программы партии, и работал два года за городом над проектом этой программы».

Ф. М. Бурлацкий [38]

Куусинен его одобрил, Бурлацкий написал, а потом эту компанию посадили на дачу, и они там дружно писали новый учебник по философии — та же самая компания.

«Куусинен Отто Вильгельмович. Вы наверно слышали эту фамилию? Я работал в его коллективе над учебником по основам марксизма–ленинизма».

Ф. М. Бурлацкий [39]

В этом учебнике, фактически, уже ставился вопрос об общенародном государстве. Но до учебника они, в то же самое время, подготовили записку в ЦК КПСС с предложением, что диктатура пролетариата устарела — нужен переход к общенародному государству.

«…Отмену диктатуры пролетариата и переход к общенародному государству, и Хрущёв это поддержал».

Н. Ф. Бурлацкий

И это вошло в новую программу партии, а потом уже пошло и во все учебники, что, мол, диктатура пролетариата выполнила свою задачу, она может уходить в историю, а мы теперь живём в общенародном государстве. Поскольку таких общенародных государств в природе не бывает — это государство начало с того времени потихоньку засыхать и отмирать. Но не в том смысле, о котором говорили Маркс, Энгельс, Ленин и Сталин, что оно отмирает, заменяясь организацией коммунистического самоуправления народа, общественной самоорганизацией, а в том смысле, что оно было антинаучно и незаконно отменено сверху. Поэтому буржуазные тенденции на этой почве начали усиливаться и закрепляться.

Поскольку одновременно началась массовая антисталинская кампания и вместе с критикой культа личности Сталина был создан какой–то гигантский антикульт его личности, постольку началось уничтожение фактического образа, личности и дела Сталина. Поэтому в советском социалистическом обществе фактически возникла буржуазная идеология, которая была направлена на уничтожение авторитета Сталина, а вместе с ним и авторитета партии и советской власти того периода.

Надо сказать, что эта задача упорно проводилась в жизнь, она последовательно осуществлялась. Что же касается народной массы, то я, рождённый в 1947 году, до поступления в Ленинградский государственный университет на философский факультет не слышал критики Сталина. В народе не было такой критики, а, наоборот, народ уважал И. В. Сталина. И я помню, как ветераны 9 мая вспоминали Сталина добрым словом, пели песню «Волховскую застольную»: «Выпьем за Родину, выпьем за Сталина, выпьем и снова нальём!». В народе И. В. Сталин пользовался гигантским авторитетом, а верхушка вела фактически подрывную работу против социализма под прикрытием «критики культа личности».

Но коль скоро были эти настроения в народе, они всё–таки отражались и в идейной сфере. Поэтому среди учёных, художников, журналистов, других идейных работников была масса людей, которые не воспринимали вот эту идеологию, вот этот антикульт личности и вот эти наговоры на Сталина, понимая, что это какая–то большая крутая ложь.

А там, действительно, докатились до того, что, стали считать жертвами сталинизма, имея в виду уничтоженных, десятками миллионов! Скажем, Солженицын договорился до 60 миллионов[40].

Никаких там десятков миллионов и даже миллионов уничтоженных = расстрелянных не было — давно этот миф разоблачён нынешними буржуазными учёными[41]. И в общем, трезвые цифры, они уже обсуждались не раз. И до всех разумных людей доведены; они сравнимы с теми жертвами, которые за этот же период, скажем, были и в Соединённых Штатах Америки. Например, через электрический стул, или другой способ казни, прошли около 600 тысяч граждан США. И в СССР за этот период прошло по этому пути около 780 тысяч разного рода преступников. Но тогда это был закон — закон был суров. В то время по закону, если гражданин нанёс ущерб государству свыше 100 тысяч рублей — это каралось высшей мерой — расстрелом. Это суровый закон, но он закон. Причём если бы сейчас гражданам вынесли на референдум предложение: «Считаете ли вы уместной смертную казнь против тех, кто разворовывает госимущество на миллионы рублей?» — я не уверен, что наши граждане проголосовали бы против. Более того, многие проголосовали бы за то, чтобы с казнокрадами, с коррупционерами разделались более сурово, чем сейчас караются эти преступления.

Такой вот получился подъём, всплеск буржуазного сознания, буржуазного права, буржуазной политики, но в ответ была волна народного понимания и Сталина, и сталинизма, и социализма, и коммунизма — она, конечно, была, она проявлялась во всех слоях интеллигенции и рабочих, в том числе и у нас. Поэтому, когда к власти пришёл Горбачёв, то в первых своих заявлениях, «живых», без бумаг, он произвёл благоприятное впечатление на народ. Когда он первый раз приехал в Ленинград и вышел из машины у Гостиного двора, его окружила дружественная толпа. Он с нею приятно пообщался и вызвал народную симпатию. Из толпы доносилось: «Держитесь ближе к народу! Мы никогда вас не подведём!» М. С. Горбачёв отвечал: «Ну куда ж ближе!»

Но по мере проведения буржуазной перестройки, по мере усиления разговоров и отсутствия дел, население, граждане, рабочие, интеллигенты начали задумываться, что что–то идёт не так. И где–то в конце 1986 года в общем уже возникло ощущение, что это не коммунистическая политика, не политика коммуниста, а болтовня типа хрущёвской. Подобные мысли породили сомнения, а потом и активность в рядах интеллигенции.

К примеру, создалось несколько клубов, движений, групп, которые задумывались: что–то идёт не так, что–то перестройка не показывает благ, скорее всего, и не покажет — нужно как–то действовать самим. Среди этих движений, среди сомнений возникла идея «Общества научного коммунизма».

Выдвинул и дал ей толчок Михаил Васильевич Попов. Он как–то собрал группу и поставил вопрос ребром, что, дорогие товарищи, вот прошло уже время, лидер партии мог бы показать кое–какие результаты, мог бы уже провести кое–какую идейную, теоретическую и политическую подготовку и мобилизовать кадры для выполнения, реализации какой–то положительной программы. Ничего этого не делается. Вместо этого мы слышим пустые разговоры, отсутствие дела и раздражение общественного сознания. Поэтому надо что–то делать, а делать можно в этой ситуации только то, что в плане общей партийной идеологии мы выделяем и закрепляем коммунистическую линию. Поэтому было принято решение создать Общество научного коммунизма, которое бы твёрдо и неуклонно отстаивало коммунистическую позицию в коммунистическом движении. Мы выступаем за коммунистические ориентиры перестройки. Перестройка — это хорошо, но она должна быть коммунистической.

Идея была поддержана. Тот довольно широкий круг людей, которых мы знали, в общем откликнулся на призыв, и в качестве конкретного дела мы решили учредить клуб «За и против» при Обществе научного коммунизма. В клубе «За и против» проводили дискуссии по актуальным и актуальнейшим проблемам и показывали противоречивое решение проблем, и ту сторону, на которой мы стоим, ту суть, на которой мы настаиваем, то, что мы выделяем и отстаиваем. Это был 1987 год.

Был составлен Устав и задачи Общества научного коммунизма и даже опубликована брошюрка с тем, чтобы те, кто приходят к нам, понимали, о чём идёт речь. Ну и, скажем, основные задачи Общества: первейшая задача — совместное определение актуальных проблем научных исследований, концентрация активизации усилий по разработке важнейших задач теории и практики научного коммунизма, выработка единых позиций по принципиальным вопросам, содействие публикации наиболее значимых результатов исследований. Клуб «За и против» был призван к тому, чтобы на больших общественных собраниях итогами вот этих исследований делиться с людьми и отстаивать эти идеи, пропагандировать их и распространять.

Мы пошли в областной комитет партии, объяснили свою задачу, встретились с первым секретарём обкома КПСС товарищем Ю. Соловьёвым — он пообещал нам поддержку. Поддержку в том смысле, что поговорит с директором областного Дома политпросвета, что нам в этом Доме разрешат использовать главное помещение, типа амфитеатра — конференц–зал для дискуссий. И вот раз в неделю, по–моему, по пятницам вечером, мы устраивали дискуссии, и некоторые из них даже были записаны Ленинградским телевидением. В Общество научного коммунизма вошло довольно много людей самого различного социального положения, профессии, возраста, но костяком были отчасти учёные, профессора, доценты Москвы, Ленинграда и некоторых других городов, а отчасти рабочие ленинградских предприятий. Ну и, конечно, как бы основой Общества были учёные и рабочие Ленинграда.

Это, прежде всего, инициатор и организатор всего этого процесса Михаил Васильевич Попов, во–вторых, выдающийся авторитетный в Ленинграде, да и в стране, основатель учения о социально–экономическом планировании в Советском союзе, доктор экономических наук, доктор философских наук Василий Яковлевич Ельмеев; известный учёный Ленинградского университета (философского факультета), доктор философских наук, профессор Джемал Зейнутдинович Мутагиров; Снежков Александр Васильевич — был такой доцент из Высшей партийной школы, тоже активный марксист–ленинец, твёрдый марксист.

Председателем клуба стал доцент Ленинградского государственного университета В. Еременко. Я был заместителем председателя клуба и вёл некоторые заседания клуба «За и против». Эти заседания часто записывало Ленинградское телевидение, «5 канал», почти все они есть в архивах ТВ. По итогам одного заседания был написал отчёт в бюллетене Ленинградского обкома КПСС.

Выдающиеся рабочие, коренные рабочие Ленинградского морского порта, например: Тимофеев Евгений Петрович, затем Федотов Константин Васильевич, бывший руководителем профсоюзной организации этого порта, и ещё некоторые товарищи — там их целая группа была из порта. Она входила и в Общество научного коммунизма, очень многие ходили в клуб «За и против». И иногда они выбирали такое кучное место и задавали оттуда вопросы, вели споры, дискуссии, выступали даже иногда, вступали в активную полемику.

И. Красавин, симпатичный молодой рабочий с «Русского дизеля», который с А. Пыжовым и М. Поповым выдвигался в депутаты Верховного совета СССР. Надо сказать, что некоторые из тогдашних наших депутатов избрались в Ленсовет, в том числе Виктор Овчинников — рабочий Кировского завода, очень интересный, грамотный, он и сейчас подвижный человек, активный член Рабочей партии России.

Надо сказать, что клуб очень быстро получил большую известность. Им заинтересовались в других республиках, в Москве, и вскоре к нам потянулись такие авторы, которые хотели бы выступить в нашем клубе.

Среди многих интересных и значительных людей, которые приезжали к нам в клуб из Москвы, был Ричард Иванович Косолапов — это главный редактор общесоюзного журнала «Коммунист», серьёзный идеологический работник в солидном возрасте. Он рано понял, что горбачёвщина ведёт в тупик, и решил активно выступить против Горбачёва и горбачёвщины. Но пока не резко, а в дискуссионном порядке. Он делал доклад на заседании клуба.

С ним был Алексей Алексеевич Сергеев, доктор экономических наук, профессор из Академии труда в Москве. Это вообще выдающаяся личность. Скажем, мы к тому времени под давлением хрущёвской пропаганды, которая сохранялась и при Брежневе, как–то начали забывать суть Советов, сущность Советов. Советы и советы — как что–то знакомое, и нам казалось, что нам всё понятно. Но после его выступлений, дискуссий, мы поняли, что Советы — это не простое название совещательного органа, совет — это не просто термин в ряду разных «советов».

Совет — это строго научное историческое понятие, которое предполагает, что органы государственной власти, начиная с района и кончая Верховным Советом СССР, избирают из представителей предприятий. Не с территорий, не по территориальным округам, не в территориальных избирательных комиссиях, а на производствах, в производственных комиссиях, производственных округах. И тогда мы поняли, что в 1936 году в Конституции, принятой 5 декабря, была совершена большая принципиальная ошибка, а именно: отказ от производственных округов и перевод выборов и формирование Советов на территориальные округа. В таком случае Советы, собственно, превращались в буржуазные парламенты по своей форме. И с этого времени, и именно поэтому и началось засыхание, отсыхание корня советской власти.

Пока была сильна партия, пока ещё были живы участники революции, они держали всю эту машину на своих плечах, на привычках, на стиле, на законах, на праве и так далее. Но когда они ушли жизни, из политики в начале 1950‑ых, их там Хрущёв ещё и прогнал фактически, то засыхание пошло более интенсивно, и Хрущёв уже проводил антисоветскую позицию. Хотя он сделал Совнархозы — Советы народного хозяйства, то есть как будто, наоборот, возрождение хозяйства как основы власти в 1920‑х годах. Получалось, что производство сливается с властью по более широким, чем раньше, округам. По виду это было вроде возрождение, хотя на самом деле нет — это было продолжение бюрократизации власти, обюрокрачивание управления вплоть до региональных Советов народного хозяйства.

Профессор Сергеев несколько раз выступал по вопросу о Советах как раз на заседаниях клуба «За и против». И мы, в общем, довольно быстро его поняли, потому что не понять этого было нельзя. Когда что–то выражено в понятиях — это понятно без больших объяснений. А у него всё было чётко выражено в понятиях. И он обратил наше внимание, что и у В. И. Ленина, и у К. Маркса именно так ставился вопрос — это просто мы подзабыли, нас убаюкали мыслью о скором коммунизме. А с другой стороны, как–то нас немножко увели в сторону — мы ж тогда были ещё относительно молодыми.

Выступали другие выдающиеся экономисты: это Альберт Михайлович Ерёмин, доктор экономических наук профессор. Он очень известный глубокий учёный из Москвы, друг Косолапова и Сергеева; некоторые другие товарищи из Москвы. Они, бывало, приезжали целой группой из Москвы на заседание клуба «За и против» и прямо с поезда шли в Дом политпросвещения.

Приезжали из других городов: был очень интересный кандидат экономических наук: прилетал в Петербург из Самары на заседания клуба «За и против» и делал несколько докладов. Мы делали это раз в месяц, и вот каждый месяц на самолёте прилетал и выступал у нас доцент А. Стребков, написал тогда несколько антиперестроечных статей. В. Водомеров из Архангельска тоже выступал, участвовал в заседаниях клуба. Ну и многие–многие другие, особенно наши городские философы, экономисты, политологи.

Даже некоторые общественные организации к нам примыкали и сотрудничали. И зал в Доме политпросвещения, большой довольно, был заполнен основательно, иногда просто полностью. Да, ну и однажды у нас выступал заведующий идеологическим отделом обкома партии Воронцов Алексей Васильевич. И он помог опубликовать материалы этого заседания в «Методическом бюллетене Дома политического просвещения Ленинградского обкома КПСС». Кто хотел — мог почитать. Кое в чём помог секретарь обкома А. Я. Дегтярев. А серьёзно из обкомовских работников участвовал в этой работе только талантливый и популярный тогда лектор Ленинградского обкома КПСС Борис Лаврентьевич Фетисов. В некоторых райкомах нас поддерживали: особенно в Петроградском — секретарь Ю. М. Раков, Смольнинском — В. Ф. Полосин и А. В. Чаус, некоторые другие.

Как–то раз нас пригласили на дискуссию в Смольнинский райком КПСС. Там была организована дискуссия о роли демократии в современной ситуации. Мы с Михаилом Васильевичем Поповым отстаивали и необходимость диктатуры пролетариата в процессе строительства социализма, и необходимость продолжения диктатуры пролетариата при социализме, показывая, что этот отход был неправомерным и антинаучным. А Юрий Павлович Белов (будущий секретарь КПРФ) с коллегой С. Владиславлевым, доказывали, что нет, диктатура пролетариата выполнила свою роль, она нам больше не нужна, значит, вы тут просто выступаете как догматики. Тогда было модно такое уязвление в догматизме, что «О! догматик!» Я всегда объяснял, что догматик — это тот, кто плохо знает догму и бездумно повторяет односторонности, а догму (учение) нужно знать полностью, а потом её критиковать или развивать творчески. А вы не знаете догму, вы выступаете против основы, на которой вы должны базироваться, как специалисты и как практические политики, поскольку находитесь в коммунистической партии, для которой это учение есть теоретическое основание деятельности. Подискутировали, разошлись так вроде с ничейным результатом.

Через два дня прихожу я на работу, меня начальник, завкафедрой, вызывает в кабинет: «Александр Сергеевич, а чего это вы с какими–то непартийными взглядами выступаете в Смольнинском райкоме? Кто вам поручал такую роль?» Я говорю: «Мне никто не поручал такую роль, во–первых; во–вторых, эта роль принадлежит мне, закреплена за нами, как членами коммунистической партии. В коммунистической партии диктатура пролетариата — это основа теоретической деятельности и практики». Короче, мы так с ним перекинулись, он поставил галочку, что он провёл со мной работу. Придраться и выставить мне серьёзных претензий он не мог по этому вопросу — это было бы откровенно глупо Таким образом, шла довольно острая борьба. Это ещё благодаря тому, что в нашем заведении уже царила буржуазная демократия, поэтому на меня ещё посмотрели, скажем, сквозь пальцы. При обострении ситуации, когда началось преобразование университета в 1991 году, меня оттуда выперли в числе первых. Ну, не то, что «выперли», но вытеснили в числе первых. Так что, «демократия демократией, а буржуев не трожь».

Демократия была уже фактически буржуазной, коммунистическое — это было внешняя вывеска её. Да, а за нашими коммунистическими идеями люди пошли. И это выразилось в том, что в наш клуб стали приходить инженеры, врачи, управленцы. В дискуссионный клуб «За и против» приходило очень много других категорий, и они проявили инициативу: создали такие рабочие клубы на предприятиях. Откликаясь на их пожелания, мы читали у них на предприятиях лекции, проводили занятия, выпустили положение о политклубах рабочих «За ленинизм и коммунистические ориентиры перестройки». И таким образом возникло целое общественное движение.

Надо сказать, что обстановка в обществе в 1988 году значительно обострилась. Когда 13 марта 1988 года в газете «Советская Россия» была опубликована статья Нины Андреевой «Не могу поступаться принципами», направленная прямо против Горбачёва и его политического курса довольно открыто, откровенно, то она получила очень большой отклик и на предприятиях, и в партии. Её начали перепечатывать заводские издания, заводские газеты — почти все перепечатали эту статью.

«Название тоже была взято мною из выступления Михаила Сергеевича Горбачева на февральском идеологическом пленуме 1988 года, где нас генеральный секретарь призывал как раз не поступаться принципами».

Н. А. Андреева [42]

Теперь дискуссии прошли по этой статье на предприятиях, а у нас в Ленинграде дискуссию на эту тему устроил Фрунзенский райком КПСС, а Выборгский райком КПСС организовал дискуссию под телевизионную запись. Вот в этой дискуссии мы с Михаилом Васильевичем и некоторыми другими товарищами активно участвовали.

Диктор: «По всей стране прошли партсобрания, на них был провозглашён возврат к старым коммунистическим ценностям. Это собрание прошло в Ленинграде».

Выступающий: «Вот ко мне лично — могу назвать десяток учителей истории, которые говорили (школьных учителей): Елена Ивановна, работать невозможно! О каком патриотизме, о какой идейности может идти речь?»

Выступающий: «И в сорок первом году, несмотря на ошибки, просчёты и так далее, мы устояли только потому, что верили, верили без конца, верили в нашу Родину, в наш социализм верили, в партию, в Сталина верили!»

Диктор: «В тот момент, когда снова зазвучал голос сталинистов, либералы, получившие больше всех от горбачёвской оттепели, были готовы к худшему.» [43]

И мы показали тогда, что навороченные цифры расстрелянных в годы репрессий — это цифры–миф. Никаких миллионов убиенных тогда не было. Это гнусное враньё! Причём никаких даже больших исследований не надо: загляни в официальную статистику хоть в нашу, хоть в американскую — эти цифры, в общем–то, видны на графиках. Если бы, как говорит Игорь Чубайс, там было 55 миллионов расстрелянных, убитых, то была бы яма в демографическом графике, но никаких больших провалов в графиках нет ни у нас, ни в других странах, где проводились исследования.

Вот прошли дискуссии, обсуждения демонстрировались по телевизору у нас. И надо сказать, что американцы сделали фильм «Вторая русская революция», в котором говорилось об этой дискуссии. И там кадры из этого фильма есть, как мы выступаем против курса Горбачева в поддержку идей Андреевой[44].

Руководство и, прежде всего, антикоммунист номер два гражданин Яковлев организовали отпор статье Нины Андреевой. Месяц они искали все материалы, месяц думали, и через месяц в газете «Правда» 5 апреля вышла статья «Принципы перестройки: Ответственность мышления и действия», где бедную Нину Андрееву и тех, кто её поддерживал, критикуют, размазывают, мешают с грязью, клевещут, и после этого началось тотальное очернение Нины Александровны Андреевой.

Не было дня, чтобы несколько изданий, по телевизору, по радио её не клеймили позором как консерватора, как человека, который выступает против партии, против народа, против того, против сего, в общем. И она, конечно, пережила очень трудный год. Целый год её полоскали. Других таких случаев, чтобы так шельмовали человека, не было.

Тем не менее с неё взяла пример рабочая Сажи Умалатова. Она прямо на съезде в лицо Горбачёву сказала, что он предатель, что «вы не способны руководить партией и государством», у вас ничего не получается, всё, что вы делаете, вы проваливаете, уходите — в лицо, в глаза.

«Дорогие товарищи, я вношу предложение в повестку дня включить вопрос о вотуме недоверия президенту СССР. Руководить дальше страной Михаил Сергеевич не имеет просто морального права.

Нельзя требовать от человека больше, чем он может. Всё, что он мог, Михаил Сергеевич сделал: развалив страну, столкнув народы, великодержавную страну пустил по миру с протянутой рукой.

Уважаемый Михаил Сергеевич, народ поверил вам и пошёл за вами, но народ оказался жестоко обманутым. Вы несёте за собой разруху, развал, голод, холод, кровь, слёзы, гибнут невинные люди. Люди не уверены в завтрашнем дне — их просто некому защитить.

Вы должны уйти ради мира и покоя нашей многострадальной страны, поэтому я прошу предложение внести в повестку дня первым пунктом моё предложение о вотуме недоверия Михаилу Сергеевичу». [45]

Сажи Умалатову поддержали очень широко, но, к сожалению, у неё образования немного (она сварщицей была), она рабочая, и, хотя она умная, энергичная, мужественная женщина, и поднялась до высокого уровня понимания и исторической ответственности, и проявила волю крепкую, прочную, но всё равно не хватило ей данных, чтобы на этой высоте удержаться. Она начала создавать свою партию, хотя уже была партия, в которую можно было бы вступить серьёзно, ну или в общественное движение, по крайней мере. Но она создала свою, и, конечно, никуда она с этой партией не продвинулась. Сейчас у неё не коммунистическая направленность, а, можно сказать, буржуазное движение, да и оно как–то совсем заглохло, хотя она иногда выступает.

Ещё был Теймураз Авалиани, который тоже публично выступал против Горбачёва, против горбачёвщины.

«Я бы мог продолжить и дальше — перечень у меня достаточно большой всех этих примеров от частных не до глобальных, — поэтому я призываю ни в коем случае не голосовать за Михаила Сергеевича Горбачёва!» [46]

Он пытался поднять коммунистическое шахтёрское движение, но ему этого не удалось.

Почему? Потому что буржуазный поток был более мощным, а к этому времени и часть рабочего класса, особенно в шахтёрской сфере, уже заразилась буржуазным сознанием: им казалось, что, если они возьмут шахту в собственность, (а они, в общем–то, и были собственниками — всё принадлежит народу), то они тут будут королями, не подумав о том, что они же отберут нашу общественную собственность, и она всё равно будет частной[47].

На первоначальном этапе забастовки шахтёры выставили требование отставки Горбачёва, даже стучали касками на спуске у собора Василия Блаженного в Москве. Но всё равно потом их движение переродилось в буржуазную форму, поэтому ничего у них не вышло. Шахтёры, они фактически только помогли Яковлеву и Горбачёву разваливать Советский Союз.

Да, возвращаясь к Нине Александровне Андреевой, в дальнейшем, несмотря на это шельмование, ей удалось создать партию ВКПБ: где–то в ноябре, в ноябрьские праздники у них прошёл съезд, и была создана партия. Но это тоже была ошибка. Почему? Потому что Нина Александровна, она довольно развитая женщина как идеолог, с мощной волей, у неё был помощником муж, доктор философских наук, профессор. Вот поэтому пока он был, он как–то помогал ей — она держалась. Чтобы создавать партию, нужно много ума, энергии, это нужна личность масштаба Владимира Ильича Ленина, с опорой на класс. А Нина Александровна, при всём к ней уважении, конечно, такой личностью не была. Поэтому из партии этой ничего не вышло, в конце концов, и она тоже превратилась в какую–то секту. Она лишь показатель, что именно движения снизу, массовой классовой борьбы против развальщиков СССР было недостаточно.

Но начатое нами движение против горбачёвского курса стало довольно быстро разрастаться по другим городам, в том числе по союзным республикам. И где–то в 1988 году мы почувствовали запрос общества на более широкую и острую борьбу с горбачёвщиной и поняли, что нашей кружковой, клубной деятельности уже мало, что нужно переходить к каким–то более серьёзным формам и организации, и борьбы. Вскоре на основе Общества научного коммунизма было решено создать Объединённый фронт трудящихся. И вскоре он был создан. Но это отдельная большая тема. Сейчас начинают появляться воспоминания борцов того времени, информация накапливается. И вскоре, думается, общество получит картину массовой борьбы именно народных сил с наступавшей на завоевания трудящихся контрреволюцией.

 

Старые русские вопросы в новых обстоятельствах

Я думаю, было бы полезно поставить и поизучать такой вопрос: «Новые ответы на старые вопросы русской общественной жизни». Почему это важно? Это важно потому, что сегодня много всяких ответов, скажем, на такой вопрос: «Что делать?». И многие запутались в этом множестве ответов.

«Нужен новый социализм», — отвечает почти большинство новых политиков и даже некоторые старые думские сидельцы. Например, если мы возьмём программу «Справедливой России» — они ведь за новый социализм. Это вам не что–нибудь! Правда, мы, избиратели, теперь знаем, что никакого у них социализма нет: ни нового, ни старого — это нормальная мелкобуржуазная группировочка, которая имеет денежки, сумела организовать, сколотить «партийку» и сейчас хорошо устроилась в госдуме, морочит голову народу своими законами якобы в интересах народа.

Сейчас партию «За новый социализм» образует товарищ Платошкин; ещё теперь появился христианский социализм, причём вроде бы серьёзные люди, серьёзные исследователи, а им вдруг понадобился христианский социализм. И в этот год выборов наберётся, наверное, не один десяток социализмов, также, примерно, как это было и в середине XIX века — не новая ситуация. Это ситуация, которая описана Карлом Марксом и Фридрихом Энгельсом в «Манифесте коммунистической партии», где они рассматривают несколько социализмов: буржуазный социализм, мелкобуржуазный социализм, клерикальной социализм, утопический социализм, — и объясняют, чем от них отличается и как к ним относится научный социализм.

И сегодня, скажем, мы можем встретиться, да и встречаемся фактически, с самыми разными вывертами на эту тему. Вот, к примеру, собирался недавно «Союз офицеров». Вроде серьёзная организация, в ней профессора, генералы. Они протестуют, справедливо протестуют, против нового правительства — я полностью с