В доме соломона. Старый Анания

       15 февраля

 

       Маленький дом Соломона, который я видела в видении о воскресении Лазаря в 1944 году, не зная, кто его владелец, является одним из последних домов на единственной дороге, ведущей к реке, в этом бедном селении, расположенном в глухом уголке. Это маленькое селение лодочников, в котором дома… «более зажиточных» людей расположены вдоль узкой пыльной дороги, а другие разбросаны беспорядочно среди деревьев насыпи[6]. Их немного. Я не думаю, что их наберется пять десятков. И они такие маленькие, что все они могли бы поместиться в одном из многоквартирных домов в больших современных городах. Весна ныне придала им менее жалкий вид, украсив их своей свежестью, наряду с гирляндами вьюнков и виноградных лоз, или радостно улыбающимися желтым цветами кабачков, украшающими грубые изгороди, маркирующими межи собственности, границы крыш, дверей домов. Здесь также растут странные розы, красота которых кажется неуместной среди корзин и сетей, желтого цветения горчицы и ранних стручков скромной вьющейся фасоли.

       Дорога также выглядит приятнее, благодаря зарослям тростника на ее обочинах, украшенного не только жесткими узелками покрытых пылью ягод, но также плюмажами. Дикие гладиолусы демонстрируют свои мечевидные листья и ярко окрашенные шипы цветов, а светлые вьюнки с нитевидными стеблями обвивают       тростник и его узлы, и на каждом витке они распускают изысканные чашечки своих маленьких сиреневато-розовых цветков. Мириады птиц флиртуют и спариваются в зарослях камыша, раскачиваются на вьюнках, оживляют зеленые болотистые насыпи своим щебетанием и разноцветным оперением.

       Иисус толкает маленькую грубую калитку, ведущую в маленький огород или внутренний двор. Если это когда-то было огородом, то ныне это, конечно, дикое переплетение трав, если это было внутренним двором, то это, тем не менее, беспорядочное скопление сорных трав, посеянных ветром. Только несколько кабачков оказались мудрыми и вцепились в единственную виноградную лозу и смоковницу, взобравшись вверх, чтобы продвинуть улыбающиеся раструбы своих цветов поближе к миниатюрным гроздьям лозы, или к нежным крошечным листьям смоковницы, с уже сформировавшимися драгоценными камешками цветов смоковницы в колыбелях сочленений листочков со стеблями. Кусачая крапива причиняет такую острую боль босым ногам апостолов, что Петр и Фома, взяв два изъеденных червями весла, занялись избиением досаждающих растений, чтобы уменьшить их ядовитое воздействие.

       Тем временем Иаков и Иоанн пытаются провернуть ключ в большом ржавом замке, и когда им это удается, они открывают грубую дверь, входят в душную кухню, пропахшую плесенью. Стены ее украшены пылью и паутинами. Грубый стол, несколько скамей и табуреток, а также полка составляют всю ее обстановку. В одной из стен две двери.

       Петр исследует их… «Здесь маленькая комната только с одной кроватью. Она подходит для Иисуса… А что здесь? Ах! Я понял! Это кладовая, чулан, сарай и гнездо крыс… Посмотрите, как они бегут! Они изгрызли все за эти месяцы. Но теперь я займусь вами, не беспокойтесь. Учитель… можем мы действовать так, как если бы мы были здесь у себя дома?»

       «Именно это сказал Соломон».

       «Очень хорошо! Послушай, брат, и ты, Иаков. Идите сюда и закройте все эти дыры. А ты, Матфей, встань там у дверей с Иудой, и удостоверьтесь, что ни одна крыса не прошмыгнет мимо вас. Просто представь себе, что ты все еще добрый сборщик налогов в Капернауме. Ни один клиент не мог тогда прошмыгнуть мимо тебя, даже если бы он стал таким худым, как ящерица после спячки… А ты пойди и сорви как можно больше сорняков и принеси их сюда. А Ты, Учитель, пойди… куда Тебе нравится, пока я буду кончать этих мерзких чертей, которые погубили эти хорошие сети и съели весь киль лодки…» И пока говорит, он собирет в кучу в центре комнаты изгрызенные куски дерева, куски сетей, превратившиеся в паклю, связки хвороста, затем, когда ему принесли зеленую траву, он кладет ее поверх всего остального, поджигает и выбегает из комнаты, когда первые спирали дыма начинают подниматься из кучи. Он со смехом говорит: «Пусть все филистимляне умрут!»

       «Но ты же не собираешься предать огню все?» - спрашивает Симон Зелот.

       «Нет, мой дорогой, потому что влажная зеленая трава душит пламя, и оно выдыхает дым из травы и таким образом, подобно хорошим союзникам, сухие и зеленые элементы помогают друг другу мстить. Ты чувствуешь, как воняет? И вскоре ты услышишь визг! Кто мне рассказывал, что лебеди поют перед смертью? Ах! Синтихия! Крысы тоже вскоре запоют».

       Иуда Искариот внезапно перестал смеяться и заметил: «Мы не смогли что-нибудь узнать о ней. И мы ничего не слышим об Иоанне из Эндора. Мне интересно, где они оказались».

       «В нужном месте, конечно», - отвечает Петр.

       «Ты знаешь где?»

       «Я знаю, что их здесь больше не будет травить злая воля».

       «Ты когда-нибудь спрашивал о них? Я спрашивал».

       «Я не спрашивал. Меня не интересует, где они находятся. Я вполне удовлетворен тем, что думаю о них и молюсь, чтобы они могли пребывать в святости».

       Фома говорит: «Некоторые богатые фарисеи спрашивали меня о них. Они были клиентами моего отца. Я ответил, что не знаю».

       «И ты не стараешься узнать?»

       «Я не стараюсь, и это правда…»

       «Слушайте! Слушайте! Дым оказывает воздействие. Но давайте выйдем из дома, иначе мы тоже задохнемся», - говорит Петр. И отвлечение внимания кладет конец дискуссии.

       Иисус находится в огороде и выпрямляет стебли бобов, ползущих по земле, которые проросли из семян упавших здесь.

       «Ты работаешь как огородник?» - улыбаясь, спрашивает Филипп.

«Да. Мне горько видеть растение, бесполезно стелющееся по земле, тогда как ему предназначено подниматься к солнцу и приносить плоды».

«Прекрасный образ для проповеди, Учитель», - замечает Варфоломей.

«Да. Прекрасный. Но все может быть использовано как образ, когда умеют медитировать».

«Мы тоже поможем Тебе. Пойдем! Кто хочет спуститься к реке, чтобы найти несколько камышей для бобов?»

Младшие ученики, смеясь, уходят, а старшие занялись тщательной прополкой.

«О! Теперь видно, что это огород. Здесь нет салата. Но есть лук, чеснок, овощи, пряные травы и бобы. И овощные кабачки! Как их много! Лоза нуждается в обрезке, а смоковница желает быть очищенной…»

«Но, Симон, мы здесь не останемся!...» - говорит Матфей.

«Но мы будем часто приходить сюда. Он так сказал. И нам не повредит навести здесь небольшой порядок. Взгляни-ка! Здесь есть также и жасмин под каскадом кабачков. Если бы Порфирия увидела это растение в таком угнетенном состоянии, она бы плакала над ним, и разговаривала бы с ним как с ребенком. Конечно, до того как у нее появился Марциан, она разговаривала со своими цветами, как если бы они были ее детьми… Вот и ты! Я освободил здесь место. Я удалил кабачки, потому что… О! Вот и ребята с камышами и… Учитель, тут есть для Тебя работа. Он слепой!»

Действительно, входят Иаков, Иоанн, Андрей и Фома, нагруженные тростником, и Фома почти несет бедного старика, покрытого лохмотьями, его глаза белы от катаракты.

«Учитель, он пытался найти цикорий на берегу и чуть не упал в воду. Он оставался в одиночестве несколько месяцев, потому что сын, который содержал его, умер, а его невестка ушла обратно в свой дом и он… выживал как мог. Я верно говорю, отец?»

«Да, верно. Где Господь?» - говорит он, оборачивая во все стороны свои покрытые пеленой глаза. «Он здесь. Ты можешь видеть эту длинную белизну? Это Он».

Но Иисус выходит вперед и берет его за руку. «Ты один, бедный отец? И ты ничего не видишь?»

«Нет, не вижу. Когда видел, я делал корзины и верши для ловли угрей. Но сейчас… Я вижу скорее своими пальцами, чем глазами, и ошибаюсь при поиске трав, и временами страдаю желудком из-за вредных трав».

«Но в деревне…»

«О! Все они бедные и многодетные, а я стар… Если умирает осел… о нем печалятся. Но если умирает старик!... Что такое старик? Что такое я? Моя невестка все забрала. Если бы она только взяла меня с собой, как старую овцу, чтобы я был рядом с моими внуками… детьми моего сына…» Он плачет, положив голову на грудь Иисуса, Который держит его в Своих объятиях, лаская его.

«У тебя есть дом?»

«Она продала его».

«А как же ты живешь?»

«Как животное. Сначала люди в деревне помогали мне. Потом они устали…»

«Соломон, в этом случае, не принадлежит к той же расе, потому что он щедрый», - замечает Матфей.

«С нами, хотя бы. Почему он не отдал дом старику?» - спрашивает Филипп.

«Потому что когда он в последний раз приходил сюда, у меня был дом. Соломон хороший. Но через некоторое время люди в деревне стали говорить, что он сошел с ума, и перестали делать то, чему он их учил», - говорит старик.

«Ты хотел бы остаться со Мной?»

«О! Я бы больше не сожалел о своих внуках!»

«Даже если бы ты оставался бедным и слепым, был бы ты счастлив, служа Мне?»

«Да! Дрожащее да, но все же такое твердое…

«Хорошо, отец. Слушай. Ты не можешь путешествовать повсюду, как это делаю Я. А Я не могу оставаться здесь. Но мы можем любить друг друга и делать друг другу добро».

«Ты можешь, да, делать его мне. Но я… Что может сделать старый Анания?»

«Ты можешь заботиться о доме и огороде так, чтобы Я мог найти их в хорошем порядке, когда вернусь? Тебе нравится эта идея?»

«Да, нравится! Но я слепой… В доме я привыкну к стенам. Но огород. Как я смогу заботиться о нем, если я не могу отличить одну траву от другой? О! Как прекрасно было бы служить Тебе таким образом, Господь! И таким образом окончить мою жизнь…» Старик прижал свои руки к сердцу, мечтая о невозможном.

Иисус, улыбаясь, наклоняется и целует его покрытые пеленой глаза…

«Но я… Я начинаю видеть… Я вижу… О! О!...» Он пошатнулся от радости и упал бы, если бы Иисус не поддержал его.

«Эх! Что делает радость!...» - говорит глубоко тронутый Петр.

«И голод… Он говорит, что жил днями на цикории, без какого-либо масла или соли…» - заключает Фома.

«Да, вот почему мы привели его сюда. Чтобы накормить его…»

«Бедная старая душа!» - сочувственно вздыхают апостолы.

Старик пришел в чувство и плачет. Слезы бедных стариков так печальны даже если это слезы радости. Он шепчет: «Теперь… теперь я могу служить Тебе, Благословенный!» - он хочет склониться, чтобы поцеловать стопы Иисуса.

«Нет, отец. Теперь мы пойдем в дом и что-нибудь поедим. Затем мы дадим тебе тунику, и ты будешь среди сыновей, а у нас будет отец, который будет приветствовать нас каждый раз, когда мы будем возвращаться, и будет благословлять нас каждый раз, когда мы будем уходить. Мы пойдем и найдем для тебя пару голубей, чтобы ты всегда имел рядом с собой живых созданий. Мы раздобудем семян для огорода, и ты посеешь их в почву и будешь сеять веру в Меня в сердцах здешних людей».

«Я буду учить их милосердию, которого они не имеют!»

«Да, также милосердию. Но будь добрым…»

«О! Я буду. Я не сказал ни одного грубого слова моей невестке, когда она покидала меня. Я понял, и я простил ее».

«Я прочел это в твоем сердце. Вот почему Я люблю тебя. Пойдем. Пойдем со Мной…» И Иисус входит в дом, держа старика за руку.

Петр смотрит на них и тыльной стороной ладони утирает слезы, прежде чем продолжить свою работу.

«Ты плачешь, брат?» Петр не отвечает. Андрей настаивает: «Почему ты плачешь, брат?»

«Займись своим делом, сорняками, в данном случае. Если я плачу, то это потому… это потому, что я знаю почему…»

«Скажи и нам тоже, будь добр», - говорят несколько апостолов.

«Это из-за этих уроков… данных так… они трогают мое сердце больше, чем когда Он внушительно гремит…»

«Но тогда мы видим в Нем Царя!» - восклицает Иуда.

«А сейчас мы видим Святого. Петр прав», - говорит Варфоломей.

«Но Он должен быть властным, чтобы править».

«И Он должен быть святым, чтобы искупать».

«Я согласен, в том, что касается душ. Но что касается Израиля…»

«Израиль никогда не стал бы Израилем, если бы души не стали святыми».

Конфликтующие мнения перелетают вперед и назад.

Старик выходит с кувшином для воды в руках. Он идет к источнику. Он так счастлив тому, что сейчас он совершенно отличается от того человека, каким он был прежде.

«Почтенный отец, послушай. В чем, по-твоему, нуждается Израиль, чтобы стать великим?» - спрашивает его Андрей. «В царе или в святом?»

«Он нуждается в Боге. В том Боге, Который молится и медитирует там, в доме. Ах! Сыновья мои! Будьте хорошими, вы, которые следуете за Ним! Будьте хорошими, очень хорошими! Ах! Какой дар Господь дал вам! Какой дар!» - и он уходит, воздев руки к небу и шепча: «Какой дар! Какой дар!»