Борьба и духовная победа симона ионина

 

25 марта 1946

In Nomine Domini.[32] И я продолжаю, в конце концов, писать о тебе, о сладкая Благая Весть, свято следуя за моим Учителем по дорогам Палестины! Я продолжаю (записывать) тебя, исполнив все свои обязанности повиновения предписаниям. Было бы лучше сказать: «Ты продолжаешь записывать мною».

Я не знаю, размышляет ли кто-нибудь о немом, но таком поучительном уроке, который Господь преподал посредством Своего молчания[33] по трем различным причинам:

1-ая. Жалость к слабости Своей больной вестницы, которая временами почти умирает.

2-ая. Молчание как наказание для тех, кто не совершенно следует Его дару.

3-ая.  Урок, который Он дал мне, и о котором я хочу поговорить: о нашей обязанности постоянного повиновения, даже если повиновение может показаться менее важным, чем работа, которую мы должны прервать, чтобы повиноваться.

О! Нелегко быть «рупором»! Живешь в постоянной бдительности и повиновении. И Иисус, Господин всего мира не чувствует Себя свободным позволить Своему инструменту ослушаться приказа, когда послушание взыскивается лицом, уполномоченным для этого.

В течение прошедших дней я повиновалась распоряжениям, отданным отцом Миглиорини. Они носили бюрократический характер и были довольно скучными. Но Иисус никогда не вмешивался, потому что мне пришлось повиноваться. И мое повиновение должно было быть точным и полным, как сказал вчера Азария, объясняя Святую Мессу.

Но сейчас, когда я исполнила все, я могу лицезреть Тебя, мой Господь, пока Ты спускаешься по крутой тропе к плодородной долине, оставив позади замок Бетхера, все еще отражающий свет умирающего дня, наверху, на цветущем холме… оставив там любовь учениц, малышей, смиренных людей, спускаясь к дороге, которая ведет в Иерусалим, к миру, к нижней части… И там темнее не только потому, что это «долина» и, таким образом, солнечного света там больше нет, но прежде всего потому, что там, внизу, в мире, Тебя, мой Господь, ожидают западни, горькая ненависть, столько зла…

Иисус идет впереди всех: белая молчаливая фигура, идущая размеренно и величаво также во время спуска по неудобной крутой тропе, избранной, чтобы сократить путь. Во время спуска Его длинная туника и широкая мантия стелятся по земле, и Иисус кажется облаченным уже в царскую мантию со шлейфом за спиной.

За Ним, не так величественно, но также в молчании, следуют апостолы… Иуда, на небольшом удалении, идет последним: он выглядит уродливо в своей ярости. Вновь и вновь более простодушные среди них: Андрей, Фома, оборачиваются и смотрят на него, и Андрей говорит ему: «Почему ты идешь в одиночестве, так далеко позади? Ты себя нехорошо чувствуешь?» Его вопрос вызвал резкий ответ: «Займись своими собственными делами», что удивило Андрея, также потому, что за этим последовал грубый эпитет.

Петр идет вторым в цепочке апостолов, за Иаковом Алфеевым, который идет непосредственно за Учителем. И Петр слышит грубый эпитет в глубоком молчании вечера. Он резко оборачивается и собирается пойти назад, к Иуде. Но останавливается. На мгновение задумывается, затем бежит к Иисусу, грубо хватает Его за руку и трясет Его, горячо говоря: «Учитель, можешь Ты заверить меня, что то, что Ты сказал мне в тот вечер, действительно правда? Что жертвы и молитвы никогда не бывают безуспешными, даже если кажется, что они не служат цели?...»

Иисус, кроткий, грустный, бледный, смотрит на Своего Симона, который вспотел от усилий не реагировать сразу на оскорбление, побагровел и дрожит, и, возможно, причиняет Ему боль, так как держит Его руку так грубо, и отвечает с тихой печальной улыбкой: «Они никогда не остаются без вознаграждения. Ты можешь быть уверен в этом».

Петр оставляет Его и уходит, не на свое место, а на склон горы, среди деревьев и дает выход своим чувствам, ломая кустарник и молодые растения с насилием, которое должно было быть направлено в другое место, но разряжается здесь, на стволах деревьев.

«Что ты делаешь? Ты сошел с ума?» - спрашивают его многие.

Петр не отвечает. Он продолжает ломать. Он дал всем апостолам, включая Иуду, обойти себя, в то время как он ломает… и ломает. Он так скор, как если бы он исполнял сдельную работу. У его ног уже вязанка хвороста, которой хватило бы на жаркое из телятины. Он с некоторым трудом поднимает ее на свое плечо и стремится настичь своих товарищей. Я не знаю, как он может справляться, - поскольку он стеснен своей мантией, - с весом, своим заплечным мешком, и неудобной тропой. Но он идет сгорбившись, как если бы он был под ярмом…

И Иуда смеется, увидев его, и говорит: «Ты выглядишь как раб!»

Петр с трудом смотрит из-под своего бремени и хочет что-то сказать. Но, промолчал, стиснул свои зубы и пошел дальше.

«Я помогу тебе, брат», - говорит Андрей.

«Нет».

«Но этого дерева слишком много для баранины», - замечает Иаков Зеведеев.

Петр не отвечает. Он идет дальше. Он, должно быть, истощен. Но он не сдается.

Наконец, у пещеры, почти в самом конце спуска, Иисус останавливается со всеми Своими апостолами. «Мы остановимся здесь и отправимся в путь на рассвете», - приказывает Учитель. «Приготовьте ужин».

Тогда Петр бросает свою ношу на землю и садится на нее, не объясняя никому причины своих огромных усилий, хотя здесь везде вокруг большое количество хвороста.

Но когда апостолы стали расходиться, одни, чтобы найти питьевую воду, некоторые, чтобы очистить пол пещеры, другие, чтобы омыть агнца, прежде чем приготовить его, Петр остался наедине со своим Учителем. Иисус, стоя, кладет руку на седую голову Симона, и гладит эту честную голову… Петр хватает эту руку и целует ее, он прижимает ее к своей щеке, вновь целует ее и ласкает… Капля падает на белую руку, капля не пота грубого честного апостола, но молчаливых слез любви и страдания, победы после борьбы. И Иисус наклоняется, целует его и говорит: «Спасибо, Симон!»

Петр, конечно, не красивый человек. Но когда он запрокидывает свою голову, чтобы посмотреть на своего Иисуса, Который поцеловал его и поблагодарил, потому что только Он понял, от благоговения и радости Петр становится красивым…

И видение заканчивается на этом преображении.

 

 

402. Переход к Эммаусу-на-Равнине

 

    27 марта 1946

       На рассвете высоко над прохладной молчаливой долиной засветился молочно-зеленым свечением небесный свод. Это тусклое свечение, которое еще нельзя назвать светом, достигло верхней части двух склонов. Оно, кажется, легонько ласкает вершины Иудейских гор, говоря старым деревьям, венчающим их: «Вот я, я низошел с неба, я пришел с востока, предшествуя рассвету, я гоню прочь тьму и несу свет, энергию деятельности и благословение нового дня, дарованного вам Богом». И горные вершины просыпаются от шелеста листьев и щебета первых птиц, пробудившихся от затрепетавших ветвей и первых слабых проблесков света. И рассвет спускается ниже, до подлеска, до травы, до склонов, ниже и ниже, приветствуемый все более громким щебетом среди ветвей и шорохом зеленых ящериц среди травы. И, наконец, он достигает маленькой речки, внизу, в долине, и преображает ее темные воды в тусклое блестящее серебро, которое постепенно все более светлеет и становится все более сверкающим. А тем временем наверху, в небе, где индиго ночи постепенно выцветает, превращаясь в бледную зеленоватую синеву, появляется первое предвозвестие солнечного восхода, придавая его лазури розовый оттенок… и появляется перистое облачко, маленькое, пушистое, подобное розовой пене…

       Иисус выходит из пещеры и осматривается… Затем Он умывается в речке, приводит Себя в порядок, надевает Свои одежды, заглядывает в пещеру… Но не подает голоса… Напротив, Он взбирается на гору, и идет молиться на ее выступающую вершину, которая так высока, что с нее открывается широкий вид на восток, сейчас полностью порозовевший на восходе, и на запад, все еще окрашенный в индиго. Он молится… горячо, пылко, на коленях, с локтями на грунте, почти простершись. Он молится так, пока не услышал голосов проснувшихся учеников, зовущих Его.

       Он встает и отвечает: «Я иду!» И эхо в узкой долине несколько раз повторяет отголоски Его совершенного голоса. И долина, кажется, распространяет по равнине, смутно виднеющейся на востоке, обещание Господа: «Я иду», чтобы равнина могла заранее возрадоваться.

       Иисус начинает спускаться со вздохом и фразой, которая суммирует Его долгую молитву и поясняет ее: «Отче, утешь Меня…»

Он быстро спускается и когда достигает низа, приветствует Своих апостолов самой доброй улыбкой и обычными словами: «Да пребудет с вами мир в этом новом дне».

«И с Тобой, Учитель», - хором отвечают они.

Иуда тоже не так мрачен и обособлен, я не знаю, потому ли, что он убежден молчанием Иисуса, Который не упрекнул его и обращается с ним, точно так же, как с другими, или в течение ночи он составил план к своей собственной выгоде. На самом деле, он спрашивает от имени всех: «Мы пойдем в Иерусалим? Если пойдем, то мы должны вернуться немного назад и перейти по мосту. На другой стороне есть дорога, которая ведет прямо в Иерусалим»,

«Нет. Мы идем к Эммаусу-на-Равнине».

«Почему? А как же Пятидесятница?»

«Еще есть время. Я хочу пойти повидать Никодима и Иосифа, на равнине, в сторону моря…»

«Но почему?»

«Потому что Я там еще не был и люди там ожидают Меня… И потому что хорошие ученики хотят этого. Мы должны иметь время для всего».

«Это то, что Тебе сказала Иоанна? Она для этого позвала Тебя?»

«В этом не было необходимости. Они сказали Мне лично во время Пасхи. А Я держу Свои обещания».

«Я бы не пошел туда… Возможно они уже в Иерусалиме… До празднества рукой подать… И во всяком случае… Ты мог бы встретить каких-нибудь врагов, и…»

«Я встречаю врагов повсюду, они всегда рядом со Мной…» - и Иисус бросает взгляд на апостола, который является Его горем…

Иуда больше ничего не говорит. Слишком опасно вдаваться в детали! Он понял это и замолчал.

Иоанн и Андрей возвращаются с какими-то маленькими плодами, которые, кажется, принадлежат к семействам малины или земляники, но немного темнее, почти как незрелая ежевика, и предлагают их Иисусу: «Ты любишь их. Мы увидели их вчера вечером и поднялись наверх, чтобы собрать их для Тебя. Поешь их, Учитель. Они хорошие».

Иисус ласкает двух добрых молодых апостолов, которые предлагают Ему плоды на большом листе, омытом в реке, и которые, более чем свои плоды, предлагают Ему свою любовь. Иисус выбирает самые красивые из них и дает по нескольку каждому из апостолов, которые едят их с небольшим количеством хлеба.

«Мы пытались найти для Тебя немного молока. Но вокруг сейчас еще нет пастухов…» - говорит Андрей оправдываясь.

«Это неважно. Давайте быстро пойдем, чтобы мы были в Эммаусе прежде, чем станет слишком жарко».

Они отправляются в путь и те, кто более голодны, доедают на ходу. Они идут по прохладной долине, которая становится все шире, заканчиваясь на очень плодородной равнине, где уже усердно трудятся жнецы.

«Я не знал, что у Никодима есть дом в Эммаусе», - замечает Вафоломей.

«Не в Эммаусе. Дальше. Это поля родственников, которые он унаследовал…» - объясняет Иисус.

«Как прекрасна эта местность!» - восклицает Фаддей.

Это фактически море золотых колосьев, перемежающееся фруктовыми садами, которые поистине подобны прекрасной грезе, и виноградниками, обещающими уже славный урожай винограда. Они хорошо орошаются, потому что соседние горы изливают в них бесчисленные маленькие ручьи в те месяцы, когда орошение наиболее необходимо, и потому, что оно обеспечивается также подземными источниками, эта местность представляет собой настоящий земледельческий Эдем.

«Х’м, он более красив, чем прошлогодний», - ворчит Петр.

«По крайней мере здесь есть вода и фрукты…»

«Равнина Шаррон даже более красива», - отвечает Зелот.

«Но разве это не она?»

«Нет, она начинается после этой. Но эта уже напоминает ту…» Двое апостолов удаляются от группы, беседуя друг с другом.

«Она принадлежит фарисеям, не так ли?» - спрашивает Иаков Зеведеев, указывая на прекрасную местность.

«Она, конечно, принадлежит иудеям. Они захватили лучшие имения, изгнав из них их прежних владельцев разными способами», - отвечает Фаддей, который, возможно, вспомнил собственность своих предков в Иудее, из которой они были изгнаны, страдая о тяжелой утрате.

Искариот принял за оскорбление это замечание и говорит: «Если они были отобраны у вас, то это потому, что вы, галилеяне, менее святы, вы стоите ниже…»

«Позволь мне напомнить тебе, что Алфей и Иосиф были из дома Давида. До такой степени, что Указ принудил их пойти и зарегистрироваться в Вифлееме Иудейском. И именно потому Он родился там», - спокойно отвечает Иаков Алфеев, предчувствуя резкий ответ своего импульсивного брата и указывая на Господа, Который разговаривает с Матфеем и Филиппом.

«О! Хорошо! Я бы сказал, что хорошие и плохие есть везде. В нашей торговле мы имеем дело с людьми всех рас, и я уверяю вас, что я находил честных и нечестных людей в каждой расе. Во всяком случае… зачем кичиться тем, что являемся иудеянами? Может мы желали этого? Х’м! Когда я был в чреве своей матери, я ничего не знал о том, что значит быть иудеянином или галилеянином! Я был там… вот и все. И когда я родился, то был удобно завернут в пеленки, не беспокоясь о том, дышу ли я иудейским или галилейским воздухом… Я знал только сосок своей матери… и вы все были подобны мне. Так почему же сейчас расстраиваться от того, что один родился на севере, а другой на юге? Разве все мы не принадлежим Израилю?» - добродушно и справедливо говорит Фома.

«Ты прав, Фома», - отвечает Иоанн. И заключает: «А теперь мы принадлежим только к одному роду: роду Иисуса».

«И Он происходит из Иудеи, но был зачат и жил в Галилее, после того как родился в Вифлееме, как если бы Он хотел сказать нам посредством доказательства событиями, что Он Искупитель всего Израиля, от севера до юга. И я думаю, что Всевышний желал этого, чтобы научить нас, что разделения противны любви к нашим ближним, и что Он был послан, чтобы собрать всех подобно курице-наседке, упомянутой в Святых Писаниях. Только потому, что Его зовут “Галилеянином”, не следует пренебрегать галилеянами», - говорит Иаков Алфеев добродушно, но твердо.

Иисус, Который, казалось, не прислушивался к этим разговорам, так как беседовал с Матфеем и Филиппом, оборачивается и говорит: «Ты прав, Иаков Алфеев. Ты понял Истину и истины, и справедливость каждого действия Бога. Потому что Бог, - и это следует помнить каждому, - никогда ничего не делает бесцельно, так как Он никогда не оставляет без вознаграждения то, что делают честные люди. Благословенны те, кто может видеть Божественные причины даже в наименьших событиях и ответы Бога на жертвоприношения людей».

Петр оборачивается и собирается говорить. Но промолчал и только улыбнулся своему Учителю, Который идет позади в группе Своих апостолов, так как они теперь идут по широкой магистральной дороге между золотыми полями.

Они приближаются к Эммаусу, до которого рукой подать, и который представляет собой группу ослепительно белых домов среди золотого цвета спелой пшеницы и зелени плодородных садов.

«Учитель! Учитель! Остановись! Здесь Твои ученики!» - кричат голоса издалека, и горстка людей, отделившись от нескольких крестьян, отдыхающих в тени яблоневого сада, бежит к Иисусу по солнечной тропе. Это Матфий и Иоанн, прежде пастухи, а затем ученики Крестителя, и с ними Николай, Авель, когда-то прокаженный, Самуил, Эрмастиус и другие.

«Мир вам. Вы здесь?»

«Да, Учитель. Мы прошли вдоль всего берега моря. Сейчас мы идем в сторону Иерусалима. Далее к северу проповедует Стефан с другими учениками. И еще дальше Герма с другими. И Исаак, наш младший учитель, даже еще дальше на севере. По крайней мере, он там был. Как Тимоний был в местах за Иорданом. Но сейчас все они собираются прийти на праздник Пятидесятницы. Мы, таким образом, образовали много групп, маленьких, но активных. И если нас будут преследовать, то смогут схватить некоторых, но не всех нас», - объясняет Матфий.

«Вы правильно поступили. Я был удивлен, не найдя вас нигде в южной Иудее…»

«Учитель… Туда пошел Ты… Кто смог бы сделать это лучше Тебя? Во всяком случае… Во всяком случае… О! Иудея более чем нуждается в том, чтобы стать святой!... И все же!... Они бросают камни в тех, кто несет им слово Небес. Илия и Иосиф были избиты в ущелье Кедрона и ушли за Иордан, к дому Соломона. Иосиф был почти убит камнем, который попал ему в голову. Они прожили восемь дней в глубокой пещере вместе с человеком, которого Ты послал, и который знал все секреты гор. Затем, ночью, они медленно перешли на другую сторону реки…»

Ученики и апостолы взволнованы, вспомнив и услышав о таких преследованиях. Но Иисус успокаивает их, сказав: «Невинные, окрашенные пурпуром своей невинной крови, идут по пути Христа. Но этот путь будет окрашиваться пурпуром вновь и вновь, чтобы стереть все следы Зла с пути Бога. Это царская дорога. Мученики обагряют ее ради Меня. Благословенны среди благословенных те, кто страдает от преследований ради Меня».

«Учитель, мы говорили с теми крестьянами. Ты поговоришь с ними сейчас?» - спрашивает Иоанн, бывший пастух.

«Пойдите и скажите им, что Я буду говорить на закате у в ворот Эммауса. Сейчас Мне препятствует солнце. Идите. И да пребудет с вами Бог. Я буду в конце этой дороги».

Он благословляет их и вновь продолжает путь в поисках тени, потому что солнце на белой дороге очень жаркое, по обе стороны которой два ряда равнинных деревьев дают очень мало тени.