Благословенная Дева в Тиверии

  16 мая 1946

   Тиверия была уже видна, когда две усталые паломницы вошли в сгущающиеся сумерки.

   «Скоро стемнеет… А мы еще посреди открытой местности… Две одинокие женщины… И около большого города, полного… Уф! Что за народ! Вельзевул! По большей части Вельзевул…» - говорит Мария Алфеева, испуганно озираясь по сторонам.

   «Не бойся, Мария. Вельзевул не причинит нам вреда. Он вредит только тем, кто принимает его в свое сердце…»

   «Эти язычники принимают его!...»

   «В Тиверии живут не только язычники. И среди язычников также есть праведные люди».

   «Что? У них нет нашего Бога!...»

   Мария не отвечает, потому что Она поняла, что это было бы бесполезно. Ее добрая невестка является, однако, одной из тех многих израильтян, которые верят, что они единственные хранители добродетели… просто в силу того, что они израильтяне.

   Они идут молча. Слышно только шарканье сандалий их усталых запыленных ног.

   «Было бы лучше избрать обычную дорогу… Она нам была знакома… она более проторена людьми… А эта… среди огородов, уединенная… незнакомая… Я боюсь всего этого!»

   «Нет, Мария. Смотри. Город близок, в нескольких шагах отсюда. Здесь мирные огороды земледельцев Тиверии, а всего в нескольких шагах отсюда берег. Ты хочешь пойти к берегу? Там мы найдем рыбаков… Нам нужно только пройти через эти огороды».

   «Нет! Тогда бы мы снова удалились бы от города! И потом… Лодочники почти все греки, критяне, египтяне, римляне…» Это производит такое впечатление, как если бы она упоминала различные демонические классы. Благословенная Дева не может помочь ей, улыбаясь в тени Свой вуали.

   Они продолжают идти. Дорога становится улицей, и, следовательно, еще более темной… и Мария Алфеева испугана этим еще более, и призывает Яхве на каждом шагу, тогда как идут они все медленнее и медленнее.

   «Иди же, смелее! Быстрее, если ты боишься!» - говорит Мария, побуждая ее и отзываясь «Маран Афа!» на каждый ее призыв.

   Но Мария Алфеева останавливается и спрашивает: «Но почему Ты захотела прийти сюда? Может быть, для того, чтобы поговорить с Искариотом?»

   «Нет, Мария. Или, во всяком случае, не это главная причина. Я пришла, чтобы поговорить с Валерией, римской госпожой…»

   «Боже милостивый! Мы идем к ее дому? Ах! Нет! Мария! Не делай этого! Я… я не пойду с Тобой! Но почему Ты идешь туда? К этим… этим… проклятым!...»

   Добрая улыбка Благословенной Девы сменилась строгим выражением лица, когда Она спрашивает: «И ты не помнишь уже, что Аурея должна быть спасена? Мой Сын начал ее освобождение. Я его завершу. Так ты практикуешь любовь к душам?»

   «Но она не израильтянка…»

   «Поистине, ты не поняла ни одного слова Благой Вести! Ты очень несовершенная ученица… Ты не трудишься для своего Учителя, и ты так глубоко огорчаешь Меня».

   Мария Алфеева опускает свою голову… Но ее сердце, полное предрассудков Израиля, но врожденно доброе, принимает высшее руководство и, взорвавшись слезами, она обнимает Марию и говорит: «Прости меня! Не говори, что я огорчаю Тебя и что я не служу моему Иисусу! Да! Я очень несовершенна и заслуживаю упрека… Но я больше не буду делать этого… Я пойду! Даже в Ад, если Ты пойдешь туда, чтобы спасти душу и дать ее Иисусу… Поцелуй меня, Мария, чтобы я знала, что Ты простила меня…»

   Мария целует ее и они, быстро шагая,  продолжают свой путь, воодушевленные любовью…

   2. Теперь они уже в Тиверии, у маленькой гавани рыбаков. Они ищут маленький домик Иосифа, ученика из рыбаков… Находят его и стучатся в дверь…

   «Мать моего Учителя! Войди, о Госпожа! И пусть Бог пребудет с Тобой и со мной, оказывающим Тебе гостеприимство. Войди и ты, и пусть пребудет с тобой мир, мать апостолов».

   Они входят в дом, а жена и юная дочь подходят и приветствуют их, сопровождаемые несколькими младшими детьми…

   Скромный ужин скоро закончился и усталая Мария Клеопова уходит спать вместе с детьми. На высокой террасе, с которой можно видеть озеро, - сейчас скорее можно слышать плеск прибоя на берегу, нежели видеть, потому что пока еще нет лунного света, - находятся Благословенная Дева, лодочник и его жена, старающаяся составить хорошую компанию, но в действительности клюющая носом…

   «Она устала!...» - говорит Иосиф, оправдывая ее.

   «Бедная женщина! Домохозяйки всегда устают под вечер».

   «Да, они трудятся. Они не похожи на тех, кто ведет здесь беззаботную распутную жизнь!» - презрительно говорит лодочник, указывая на несколько освещенных лодок, отчаливающих от берега под звуки песен и музыки. «Они выходят сейчас! Они начинают работать в это время, когда честные люди отправляются спать! Они вредят трудящимся, потому что занимают лучшие места, притворяясь, что заняты рыбной ловлей, и прогоняют нас, зарабатывающих на озере средства к жизни…»

   «Кто они?»

   «Римлянки и подобные им. И к последним можно причислить Иродиаду и ее похотливую дочь и также нескольких евреек… Потому что у нас много Марий из Магдалы… Я имею в виду Марий до раскаяния…»

   «Они несчастные бедняги…»

   «Несчастные бедняги? Это мы несчастные бедняги, потому что не побиваем их камнями, чтобы избавить Израиль от тех, кто развратился и низводит на нас проклятие Божие». 

   Тем временем отчаливают другие лодки, и озеро осветилось красным светом с лодок гуляк.

   «Ты чувствуешь запах горящей смолы? Сначала они одурманивают себя дымом и делают остальное во время пиров. Они вполне способны отправиться к горячим источникам на той стороне… В те термальные бани… Там происходят демонические вещи! Они вернутся на рассвете, на заре, возможно позже… пьяные, вповалку лежащие друг на друге, мужчины и женщины, подобно мешкам, и их рабы отнесут их домой, чтобы они проспались… Все красивые лодки отплыли этим вечером! Посмотри! Посмотри!... Но я больше негодую на евреев, которые находятся среди них. Что касается них… мы знаем! Бесстыдные животные. Но мы!... 3. Госпожа, Ты знаешь, что Иуда, апостол, находится здесь?»

   «Я знаю».

   «Знаешь ли ты, что он не служит хорошим примером?»

   «Почему? Он ходит с этими людьми?...»

   «Нет… но… с дурной компанией… и женщинами… Я не видел его… Никто из нас не видел его в такой компании. Но некоторые фарисей презрительно насмехаются над нами, говоря: “Ваш апостол сменил учителя. Сейчас у него женщина и он находится в хорошей компании мытарей”».

   «Не суди, Иосиф, только по тому, что ты услышал от людей. Ты знаешь, что фарисеи не любят вас и что они никогда не похвалят Учителя».

   «Это верно… Но слух распространяется… и он вреден…»

   «Как он вырос, так же он и рассеется. Не греши против твоего брата. Где он живет? Ты знаешь?»

   «Да, с другом, я думаю. С тем, у кого большой магазин вин и специй. Третий магазин с восточной стороны рынка, после источника…»

   4. «Все римлянки одинаковы?»

«О! Более или менее!... Они поступают дурно, даже если не делают этого открыто».

   «Кто из них совершает свои дела тайно?»

   «Те, которые пришли к Лазарю во время Пасхи. Они более скрытные… Я имею в виду… они не всегда ходят на пиры. Но ходят так часто, что люди могут говорить, что они нечисты».

   «Ты говоришь это, потому что уверен, или тебя побуждает так говорить твой еврейский предрассудок? Подумай об этом внимательно…»

   «Ну… действительно… Я не знаю… Я больше не видел их в лодках развратников… Но они выходят на озеро ночью».

   «Ты тоже выходишь».

   «Конечно. Если хочу выйти на рыбную ловлю!»

   «Сейчас очень жарко! Только на озере ночью можно почувствовать облегчение. Ты сам сказал это во время ужина».

   «Это верно».

   «Итак, почему не считать, что они выходят на озеро ради этого?»

   Мужчина молчит… Затем он говорит: «Уже поздно. Звезды говорят, что сейчас вторая стража. Я ухожу, Госпожа. Ты не пойдешь?»

   «Нет. Я останусь здесь и буду молиться. Я выйду рано. Не удивляйся, если не увидишь Меня на рассвете».

   «Ты свободна делать что пожелаешь. Анна! Вставай! Пойдем спать!» - и он трясет свою жену, которая крепко спит. Они уходят.

   5. Мария остается одна… Она опускается на колени и молится… но не упускает из виду лодок, плавающих под парусами на озере, лодок богатых людей, ярко освещенных, в цветах, поющих и пахнущих фимиамом… Много парусов на востоке, они едва виднеются из-за большой удаленности, пения с них больше не слышно…

    Яркая Луна, взошедшая над Тиверией, осветила водную гладь озера, на которой осталась только одна одинокая сияющая лодка. Она медленно плавает взад и вперед… Мария наблюдала за ней, пока не увидела, как она направилась к берегу.

   Затем Мария встает со словами: «Господь, помоги Мне! Пусть это будет…» Затем Она быстро спускается по лестнице, входит в комнату, дверь которой полуоткрыта… В лунном свете можно разглядеть маленькую кровать. Мария нагибается над ней и зовет: «Мария! Просыпайся! Пойдем!»

   Мария Алфеева просыпается и, спросонья, протирает глаза и спрашивает: «Уже пора идти? Уже рассвело?» Она такая сонная, что не понимает, что видит нее свет зари, а лунный свет, слабая фосфоресценция которого проникает через открытую дверь. Она поняла это, выйдя наружу, на маленький кусок обработанной земли перед домом лодочника.

   «Но сейчас же ночь!» - восклицает она.

   «Да. Но мы скорее закончим и скорее уйдем из этого города… по крайней мере, Я надеюсь на это. Пойдем! Этой дорогой, вдоль берега. Быстро! Прежде чем та лодка пристанет к берегу.

   «Лодка? Какая лодка?» - спрашивает Мария. Но она бежит за Девой, Которая очень быстро идет по безлюдному берегу к маленькому причалу, куда направляется лодка.

   Запыхаясь, они достигают его на несколько мгновений раньше лодки… Мария внимательно разглядывает ее и восклицает: «Хвала Господу! Это они! Теперь следуй за Мной… потому что мы должны идти туда, куда идут они… Я не знаю, где они живут…»

   «Но Мария… смилуйся! Они подумают, что мы проститутки!...»

   Пречистая Мать качает Своей головой и шепчет: «Самое главное не быть ею. Пойдем!» - и тащит ее в тень дома.

   Лодка причаливает и пока она маневрирует, паланкин, который ожидал ее поблизости, подносят к причалу. На него поднимаются две женщины, тогда как две другие остаются снаружи и идут рядом с ним, когда паланкин отправляется в путь, несомый четырьмя нумидийцами, идущими в ногу, одетыми в очень короткие туники без рукавов, едва покрывающими их тела…

   Мария следует за паланкином, несмотря на то, что Мария Алфеева протестует приглушенным голосом: «Две одинокие женщины!... За этими мужчинами! Они полуголые… О!...»

   6. Через немногие метры паланкин останавливается. Женщины сходят, пока глава носильщиков стучится в ворота.

   «До свидания, Лидия!»

   «До свидания, Валерия! Приласкай за меня Фаустину. Завтра вечером у нас вновь будет мирное чтение, пока остальные будут наслаждаться…

   Ворота открылись и Валерия со своей рабыней или вольноотпущенницей, собирается войти.

   Мария выходит вперед и говорит: «Госпожа! Одно слово!»

   Валерия смотрит на двух женщин закутанных в очень скромные еврейские мантии, опущенные на их лица, и думает, что это нищенки.

   Она приказывает: «Барбара, подай им милостыню!»

   «Нет, госпожа, Я не прошу денег. Я Мать Иисуса из Назарета, а это Моя родственница. Я пришла просить от Его Имени твоей благосклонности».

   «Госпожа! Твоего Сына, возможно… преследуют»

   «Не более чем обычно. Но Он хотел бы…»

   «Войди, Госпожа. Не пристало Тебе оставаться здесь, на улице, как нищенке».

   «Нет. Нескольких слов будет достаточно, если ты сможешь выслушать Меня наедине…»

   «Уйдите все!» - приказывает Валерия своей рабыне или вольноотпущеннице, кем бы она ни была, и привратникам. «Мы одни. Чего желает Учитель? Я не пришла, потому что не хотела быть для Него причиной неприятностей в Его городе. Он, возможно, не пришел, чтобы неприятностей не было у меня с моим мужем?»

   «Нет. Я посоветовала Ему не приходить. Моего Сына ненавидят, госпожа».

   «Я знаю».

   «Он находит утешение только в Своей Миссии».

   «Я знаю».

   «Он не ищет почестей или армий, Он не стремится к царству или богатству. Но Он заявляет о Своих правах на души».

   «Я знаю».

   «Госпожа… Он мог бы вернуть эту девочку Вам… Но не оскорбляйтесь, если Я скажу Вам, что она не смогла бы здесь совершенствовать свою душу для Иисуса. Вы лучше, чем другие… Но вокруг вас… в мире слишком много грязи».

   «Это верно. Так?»

   «Вы мать… У Моего Сына отцовские чувства к каждой душе. Позволили бы вы своей дочери воспитываться среди людей, которые могут погубить ее?...»

   «Нет. Я понимаю… Хорошо… Передайте эти слова Вашему Сыну: “В память о Фаустине, спасенной телесно, Валерия отдает Тебе Аурею, чтобы Ты спас ее душу”. Это верно! Мы слишком испорчены… чтобы гарантировать святость… Госпожа, молись обо мне!» - и она быстро уходит, прежде чем Мария успела поблагодарить ее. Она уходит, я бы сказала, плача…

   Мария Алфеева ошеломлена.

   «Пойдем, Мария… Мы выйдем ночью, и завтра вечером будем в Назарете».

   «Пойдем… Она отдала ее, как если бы она была вещью…»

   «Для них она вещь. Для нас она душа. Пойдем. Смотри… Здесь уже рассветает. Можно сказать, что в этом месяце нет ночи…»

   7. Они идут по дороге, открывшейся перед ними, вместо того, чтобы направиться к берегу. Это дорога, проходящая за рядом скромных домов, и на ней уже не царит полумрак. Когда они наполовину прошли ее, из-за угла выскочил Иуда, явно пьяный Иуда возвращающийся, кто знает из какой компании, с всклокоченными волосами, в измятой одежде, со следами ударов на лице.

   «Иуда! Ты? В таком состоянии?»

   У Иуды нет времени, чтобы притвориться, что он не знает Ее, и он не может убежать… Неожиданность очистила его мысли и заставила его остановиться там, где он был застигнут.

   Мария приблизилась к нему, преодолев отвращение, которое возбудил в Ней вид апостола, и говорит ему: «Иуда, несчастный сын, что ты делаешь? Ты не думаешь о Боге? О своей душе? О своей матери? Что ты делаешь, Иуда? Почему ты хочешь быть грешником? Посмотри на Меня, Иуда! У тебя нет права убивать свою душу…» - и Она касается его, пытаясь взять его за руку.

   «Оставь меня. Я мужчина, в конце концов. И… Я свободен делать то, что делают все. Скажи Ему, пославшему Тебя шпионить за мной, что я еще не полностью духовен, и я молод!»

   «Ты не свободен губить себя, Иуда! Пожалей себя… Если ты будешь себя так вести, ты никогда не будешь счастливым духом… Иуда. Он не посылал Меня шпионить за тобой. Он молится о тебе. Только это, и Я молюсь вместе с Ним. Во имя твоей матери…»

   «Оставь меня», - грубо говорит Иуда. Затем, поняв, что был груб, он поправляется: «Я не заслуживаю Твоего сострадания… прощай…» - и он бросается прочь.

   «Какой демон!... Я скажу Иисусу», - восклицает Мария Алфеева. «Мой Иуда прав!»

   «Ты никому ничего не скажешь. Ты будешь молиться за него. Да…»

   «Ты плачешь? Плачешь о нем? О!...»

   «Я плачу… Я была счастлива спася Аурею… Сейчас Я плачу, потому что Иуда грешник. Но Иисусу, Который страдает, мы отнесем только хорошие новости. И мы вырвем этого грешника у Сатаны епитимьей и молитвами… Как если бы он был нашим сыном, Мария! Как если бы он был нашим сыном!... Ты тоже мать, и ты знаешь… Ради той несчастной матери, Ради этой грешной души, ради нашего Иисуса…»

   «Да, я буду молиться, но я не думаю, что он заслуживает этого…»

   «Мария, не говорит так!...»

   «Я не буду говорить этого… Но это так. Мы не пойдем к Иоанне?»

   «Нет. Мы скоро вернемся, с Иисусом…»

 

Аурея исполняет волю Божию

 

20 мая 1946

Дева была очень усталой, когда Она вновь вступила в Свой маленький дом. Но Она очень счастлива, и сразу же ищет Своего Иисуса, Который все еще работает при последнем свете умирающего дня у двери каменной печи, которую чинит. Симон открыл Ей дверь, и, поприветствовав Ее, он мудро удалился в мастерскую. Я не вижу Фомы. Возможно он не дома. Увидев Мать, Иисус сразу же кладет инструменты и идет к Ней, вытирая замасленные руки (Он смазывал петли и засовы, чтобы они скользили плавно) о Свой передник. Их улыбки, кажется, освещают сад, где сгущается темнота.

«Мир Тебе, Мама».

«Мир Тебе, Сын».

«Как Ты устала! Ты не отдыхала…»

«Отдыхала, от рассвета до заката в доме Иосифа… Но если бы не было так жарко, Я бы пустилась в путь немедленно, чтобы прийти и сказать Тебе, что Аурея Твоя».

«Да?!» От радостного изумления лицо Иисуса стало выглядеть даже моложе. Кажется, что это лицо человека примерно двадцати лет, и так как радость избавляет Его от серьезности, которая обычна на Его лице и в Его жестах, Он теперь даже больше напоминает Свою Мать, которая всегда подобна безмятежной девочке в Своем поведении и внешности.

«Да, Иисус. И Я достигла этого без каких-либо усилий. Госпожа сразу же согласилась. Она была вынуждена признать, что она и ее друзья слишком испорчены, чтобы воспитывать создание для Бога. Такое смиренное, искреннее, истинное признание! Нелегко найти людей, которые признают, что они несовершенны, не будучи вынуждены сделать это».

«Нет. Это не так. Многие в Израиле не способны. Они прекрасные души, скрытые под коркой грязи. Но когда грязь отпадет…»

«Это случится, Сын?»

«Я уверен, случится. Они инстинктивно склонны к Благу. Они кончат тем, что прилепятся к нему. Что она сказала?»

«О! Всего несколько слов… Мы поняли друг друга сразу. 2. Но будет лучше, если мы сразу позовем Аурею. Я хочу сказать ей это, но только если Ты так хочешь, Сын».

«Да, Мама. Мы пошлем Симона», - и Он громким голосом зовет Симона, который немедленно приходит. «Симон, пойди в дом Симона Алфеева и скажи ему, что Моя Мать вернулась, затем приди сюда вместе с девочкой и Фомой, который должен завершить здесь небольшую работу, которую его попросила сделать Саломея».

«Симон кланяется и сразу уходит.

«Расскажи Мне, Мама… Ваше путешествие… ваш разговор… Бедная Мама, как Ты устала из-за Меня!»

«О! Нет, Иисус! Нет никаких беспокойств, когда Ты счастлив…» - и Мария рассказывает Ему о Своем путешествии и страхах Марии Алфеевой, их отдыхе в доме лодочника, встрече с Валерией, и заключает: «Я предпочла встретиться с ней в это время, так как Небо позволило это. Она была свободна, Я была свободна, и Мария Клеопова скоро успокоилась, потому что она была в ужасе от мысли, что две женщины совсем одни в Тиверии и только ее любовь к Тебе, и мысль о служении Тебе превозмогли ее ужас…» - и Мария улыбается, вспоминая страх Своей невестки…

И Иисус улыбается и говорит: «Бедная женщина! Она истинная женщина Израиля, древняя женщина, сдержанная, всецело преданная своей семье, сильная женщина, о которой говорят Притчи. Но в новой Религии женщина будет сильной не только дома… многие из них превзойдут Юдифь и Иаиль, будучи одарены таким же героизмом как мать Маккавеев… И наша Мария будет такой же. Но в настоящее время… она такая, какая есть… Ты видела Иоанну?»

Мария больше не улыбается. Возможно, Она боится вопроса об Иуде. И Она быстро отвечает: «Я не хотела причинять больших беспокойств Марии. Мы оставались в доме до половины времени между девятым часом и закатом, отдыхая, и затем ушли… Я думаю, что мы скоро увидим ее на озере…»

«Ты поступила правильно. Ты дала Мне проверить чувства римских аристократок ко Мне. Если бы Иоанна вмешалась, мы могли бы думать, что они уступили своей подруге. Сейчас мы подождем до Субботы, и если Мирта не придет, мы пойдем к ней с Ауреей».

«Сын, Я бы хотела остаться здесь…»

«Я вижу, что Ты очень устала».

«Нет, не из-за этого… Я думаю, что Иуда может придти сюда… Так как было бы правильно, чтобы кто-нибудь всегда был в Капернауме, чтобы ждать его и дружески приветствовать, и так же правильно быть здесь, чтобы принять его с любовью».

«Спасибо Тебе, Мама, только Ты одна понимаешь, что все еще можно спасти его…»

Они оба вздыхают, думая об этом ученике, причиняющем печаль…

3. Симон и Фома вернулись с Ауреей, которая бросилась к Марии. Иисус оставил ее с Матерью и вошел в дом вместе со Своими апостолами.

«Ты очень много молилась, дочь Моя, и добрый Бог услышал тебя…» - начинает Мария.

Но девочка прерывает Ее криком радости: «Я остаюсь с Тобой!» и обвивает руками шею Девы, целуя Ее.

Мария возвращает поцелуй и, продолжая держать Аурею в Своих объятиях, говорит: «Когда кто-то оказывает великую благосклонность, то необходимо ответить ему взаимностью, верно?»

«О! Да! И я отвечу Тебе великой любовью».

«Да, Моя дорогая. Но надо Мной Бог. Это Он оказал тебе великое расположение, эту безмерную милость, и принял тебя в среду Своего народа, сделав тебя ученицей Учителя Спасителя. Я была только инструментом Его милости, но Он, Всевышний, оказал милость. Что ты, поэтому, дашь Всевышнему, чтобы выразить Ему свою благодарность?»

«Ну… Я не знаю… Скажи мне, Мама…»

«Любовь, конечно же. Но любовь, чтобы действительно быть любовью, должна быть соединена с жертвоприношением, потому что что-то более ценно, когда оно многого тебе стоит, не так ли?

«Да, Мама».

«Тогда, Я скажу тебе, что с такой же радостью, с какой ты воскликнула: «Я остаюсь с Тобой!», ты воскликнешь: «Да, о Господь», когда Я, Его ничтожная служанка, скажу тебе какова воля Господа касательно тебя».

«Скажи мне, Мама», - говорит Аурея, выражение лица которой стало серьезным.

«Воля Господа в том, чтобы доверить тебя двум добрым матерям, Наоми и Мирте…»

Две большие слезы заблестели в ясных глазах девочки и скатились по ее розовым щекам.

Они хорошие женщины. Они дороги Иисусу и Мне. Иисус спас сына одной из них, Я выкормила младенца другой. И ты увидишь, что они хорошие…»

«Да… но я надеялась остаться с Тобой…»

«Дочь Моя, невозможно иметь все! 4. Ты видишь, что Я не всегда с Иисусом. Я отдала Его всем вам, и нахожусь далеко, так далеко от Него, когда Он ходит, проповедуя, по Палестине, исцеляя и спасая девочек…»

«Это верно…»

«Если бы Я желала всего Его для Себя, ты бы не была спасена… Если бы Я желала Его только для Себя, ваши души не были бы спасены. Подумай о том, как велико Мое жертвоприношение. Я отдала вам Сына, Который должен быть принесен в жертву ради ваших душ. Во всяком случае, ты и Я всегда будем вместе, потому что ученицы всегда находятся и будут вокруг Христа, образуя большую семью, объединенную нашей любовью к Нему».

«Это верно… И потом… Я буду снова приходить сюда, правда? И мы будем снова встречаться?»

«Конечно. Так долго, как пожелает Бог…»

«И Ты всегда будешь молиться обо мне…»

«И Я буду всегда молиться о тебе».

«И когда мы будем вместе, будешь Ты по-прежнему учить меня?»

«Да, Моя дорогая…»

«Ах! Я хотела стать как Ты. Смогу ли я когда-нибудь? Знать, чтобы быть хорошей…»

«Наоми мать главы синагоги и ученица Господа. Мирта мать сына, который заслужил чуда и является хорошим учеником. Эти две женщины хорошие и мудрые, и к тому же исполнены любви».

«Ты уверяешь меня в этом?»

«Да, дочь Моя».

«Тогда… благослови меня и пусть исполнится воля Господа… как говорит молитва Иисуса. Я произносила ее так много раз… Это только справедливо, что теперь я должна исполнить то, что я говорила, чтобы обрести милость и больше не возвращаться к римлянам…»

«Ты хорошая девочка. И Бог всегда будет помогать тебе. Пойдем, пойдем и скажем Иисусу, что самая младшая ученица знает как исполнять волю Божию…» - и держа ее за руку Мария входит в дом вместе с девочкой.