Иуда Искариот с Благословенной Девой в Назарете

  23 мая 1046

    1. Наступал рассвет и небо на востоке уже начало краснеть, когда Иуда Искариот постучался в дверь маленького домика в Назарете.

    На дороге только крестьяне, или, скорее, мелкие землевладельцы Назарета, идущие к своим виноградникам или оливковым рощам со своими рабочими инструментами. И они в высшей степени удивлены при виде мужчины, стучащего в дверь Марии в такую утреннюю рань. Они переговариваются тихими голосами.

    «Это ученик», - говорит один, отвечая на замечание другого. «Он, конечно, ищет Иисуса Иосифова».

    «Это бесполезно. Он ушел вчера вечером. Я сам видел Его. Я скажу ему…» - говорит другой мужчина.

    «И не думай! Это Иуда Искариот. Я не люблю его. Возможно, мы виноваты в большой несправедливости, совершенной в отношении Иисуса, и совершаем ошибку. Но он, этот человек, стоящий там, сильно навредил нам здесь в прошлом году… Мы могли бы обратиться. Но он…»

    «Что? Как ты узнал?»

    «Я был как-то вечером в доме главы синагоги и сразу же безрассудно поверил всему… Теперь… хватит! Я думаю, что согрешил и…»

    «Возможно, он также понял, что согрешил и…»

    Они удалились, и я больше ничего не слышу.

    2. Иуда еще раз стучится в маленькую дверь, к которой он прильнул, прижав лицо к дереву, как если бы не желал, чтобы его увидели и узнали. Но маленькая дверь остается закрытой. Иуда жестом выражает свою досаду и идет по тропинке, огибающей сад, и подходит к дому с задней стороны. Заглядывает поверх изгороди в молчаливый сад. Только голуби оживляют его.

    Иуда раздумывает, что делать. Он говорит сам с собой:

    «Быть может, Она тоже ушла? И все же… Я хотел бы увидеть Ее. И тогда! Нет. Я слышал Ее голос вчера вечером… Возможно Она пошла спать к Своей невестке… Тьфу! Это раздражает как пчела на лице, потому что Она вернется вместе с ней, а я хотел поговорить с Ней наедине без этой старухи в качестве свидетельницы. Она болтлива и станет выдвигать возражения. А я их не желаю. И она хитра, как всякая старая женщина из народа. Она не примет моих извинений и сделает это по совету этой глупой голубушки, своей невестки… Я знаю, что могу быть выставлен перед Ней глупцом… во всех отношениях. Она тупа, как стоячая вода… Я должен исправить то, что случилось в Тиверии. Потому что если Она скажет…

    Знать бы, упомянула ли Она об этом, или хранила молчание? Если Она рассказала, то исправить положение будет гораздо труднее… Но Она не захотела говорить…  Она путает добродетель с глупостью. Как Мать, так и Сын… А остальные деятельны, тогда как они крепко спят. Во всяком случае, они правы. Зачем принимать их во внимание, если они кажутся неполноценными… Но чего они хотят, в конце концов?...

    Мои представления об этом туманны… Я должен прекратить пить и… Конечно! Но деньги являются соблазном, и я похож на жеребенка, которого долго держали взаперти. Два года, говорю я! Даже дольше! Два года всякого рода воздержания… Но в то же время… Что сказал Хелкия позавчера? Э! Он не плохой учитель! Конечно! Все законно обеспечено для того, чтобы мы успешно посадили Иисуса на трон. Но если Он не желает этого?

    Но Он должен непременно принять во внимание, что если мы не победим, то все кончим подобно последователям Февды или Иуды Галилеянина… Возможно, мне следует оставить их компанию, потому что… ну, я не знаю, верно ли то, чего они хотят. Я не очень то, доверяю им…  В последнее время они слишком сильно изменились… Я не хотел бы… Как отвратительно! Я должен быть орудием очернения Иисуса?

    Нет. Я расстанусь с этой компанией. Но печально иметь мечту о царстве и вернуться к чему? К ничему… Но лучше ничего, чем… Он всегда говорит: “Тот, кто совершит великий грех”. Э!? Я этого не заслужил, э! Я? Я? Я скорее утоплюсь в озере… Я уйду. Мне лучше уйти. Я пойду к своей матери, заставлю ее дать мне немного денег, потому что я, конечно, не могу просить членов Синедриона дать мне денег, чтобы я мог уехать. Они помогают мне, потому что надеются, что я помогу им преодолеть их состояние неопределенности.

    Однажды Иисус будет признан царем, мы будем утверждены. Толпа встанет на нашу сторону… Ирод… кто будет беспокоиться о нем? Ни римляне, ни народ. Все они ненавидят его! И… и… Но Иисус вполне способен отказаться от трона, как только Он будет провозглашен царем. О! Хорошо! Когда Елеазар сын Анны уверял меня, что его отец готов короновать Его царем! После этого Он не сможет изменить Свой святой характер. В конце концов… Я делаю то же, что делал неверный управляющий в Его притче… Я нахожу прибежище у своих друзей ради себя самого, это верно, но также ради Него. Итак, я заставляю неправедные средства служить как… Ну, нет! Я должен еще раз попытаться убедить Его. Я не убежден, что совершаю правильный поступок, прибегая к этому ухищрению… и…

    О! Если бы я только мог убедить Его! Потому что это было бы так прекрасно! Да… очень! Это лучшее решение: откровенно все рассказать Учителю. Чтобы упросить Его… Если только Мария не рассказала Ему о Тиверии… Так что, я сказал, мне нужно сказать Марии?... Ах! Да! Отказ от римлянок. Да будет проклята эта женщина! Если бы я не пошел к ней, я бы не встретил Марию в тот вечер. Но кто бы мог вообразить, что Мария была в Тиверии? И все же я никогда не выходил в день перед Субботой или в день после нее, так как я не желал увидеть кого-нибудь из апостолов…

    Какой глупец! Я мог бы пойти в Гиппию, в Гергесию, чтобы найти женщину! Нет! Я пошел именно туда! В Тиверию, через которую люди из Капернаума должны пройти, чтобы прийти сюда… И все это из-за этих римских аристократок… Я надеялся… Нет, это я должен сказать, чтобы оправдаться, но это неправда. Нет смысла говорить это самому себе, так как я знаю, почему я пошел: чтобы встретиться с некоторыми из влиятельных людей Израиля и хорошо провести время, так как у меня было много денег… Но… как быстро деньги уходят. И у меня скоро ничего не осталось… Ха! Ха! Я придумаю какую-нибудь историю для Хелкии и его партнеров, и они дадут мне еще…»

    3. «О Иуда! Ты сошел с ума? Я наблюдал за тобой за тобой некоторое время с вершины этой оливы. Ты жестикулируешь, разговариваешь сам с собой… Тебя повредило солнце месяца Таммуза?» - кричит Алфей Сары, высовываясь из разветвленных ветвей огромного оливкового дерева, примерно в тридцати метрах от того места где стоит Иуда.

    Иуда вздрагивает, оглядывается, видит его и стонет: «Пусть смерть загребет тебя! Проклятая деревня шпионов!» Но, дружелюбно улыбаясь, кричит: «Нет. Но я беспокоюсь, потому что Мария не открывает… Возможно Она не здорова? Я стучал несколько раз!...»

    «Мария? Ты мог бы стучать сколько угодно! Она в доме бедной старой женщины, которая умирает. За Ней послали в третью стражу…»

    «Но я должен поговорить с Ней».

    «Жди. Я сойду с дерева, пойду и скажу Ей. Но тебе действительно нужно Ее видеть?»

    «Э! Я бы так сказал! Я здесь с рассвета».

    Алфей, полный готовности, слезает с дерева и убегает.

    «Он тоже меня видел! И он, конечно, вернется с той другой женщиной! Все идет наперекосяк?» - и он извергает вереницу оскорблений по адресу Назарета, назарян, Марии Алфеевой, и даже милосердия Благословенной Девы к умирающей женщине и самой умирающей…

    4. Он еще не закончил, когда дверь, которая ведет из столовой в сад, открылась и появилась Мария, выглядящая очень бледной и печальной.

    «Иуда!», «Мария!» - одновременно говорят они.

    «Я сейчас открою тебе дверь. Алфей сказал Мне только: «Иди домой. Там кто-то ждет Тебя», - и Я прибежала сюда, также потому, что старушка больше не нуждается во Мне. Она перестала страдать из-за плохого сына…»

    Иуда, пока Мария говорила, побежал по тропинке и вернулся к фасаду дома… Мария открыла дверь.

    «Мир тебе, Иуда из Кериофа. Входи».

    «Мир Тебе, Мария».

    Иуда несколько колеблется. Мария добра, но серьезна.

    «Я так много стучал, с рассвета».

    «Вчера вечером сын разбил сердце своей матери… Они пришли в поисках Иисуса. Но Иисуса здесь нет. Я говорю это также тебе: Иисус не здесь. Ты пришел поздно».

    «Я знаю, что Он не здесь».

    «Как ты узнал? Ты только что прибыл…»

    «Мать, я буду с Тобой откровенным, поскольку Ты добра: я здесь со вчерашнего дня…»

    «Почему же ты не пришел? Твои товарищи приходили сюда каждую Субботу, кроме одной…»

    «Э! Я знаю! Я пошел в Капернаум, но не нашел их там».

    «Не лги, Иуда. Ты ни разу не ходил в Капернаум. Варфоломей оставался там все это время, и он ни разу не видел тебя. Варфоломей пришел сюда только вчера. Но тебя не было здесь вчера… Итак… Почему ты лжешь, Иуда? Разве ты не знаешь, что ложь является первым шагом к хищению и человекоубийству?... Бедная Эстер умерла, убитая горем из-за поведения своего сына. А Самуил, ее сын, стал позором Назарета из-за маленькой лжи, которая становилась все больше и больше… А от нее он перешел ко всему остальному. Ты, апостол Господа, желаешь подражать ему? Ты хочешь, чтобы твоя мать умерла с разбитым сердцем?»

    Она упрекает его медленно, тихим голосом. Но Ее слова оказывают на него сильное воздействие. Иуда не знает что ответить. Он внезапно садится, обхватив голову руками».

    5. Мария наблюдает за ним. Затем Она говорит: «Ну? Почему ты хотел видеть Меня? Помогая бедной Эстер, Я молилась о твоей матери… и о тебе… Потому что Я чувствую жалось к вам обоим, но по разным причинам».

    «Тогда, если Ты жалеешь меня, прости меня».

    «У Меня никогда не было неприязни».

    «Что?... Даже из-за… того утра в Тиверии?... Ты знаешь? Я был в таком состоянии из-за того, что вечером перед этим знатные римлянки обошлись со мной как с сумасшедшим и… как с предателем Учителя. Да, я признаю это. Я совершил ошибку в разговоре с Клавдией. Я ошибся относительно ее. Но я сделал это с хорошей целью. Я огорчил Учителя. Он не упомянул это мне, но я знаю, что Ему известно о том, что я сказал. Это, конечно, Иоанна сказала Ему. Иоанна никогда не любила меня и римлянки глубоко опечалили меня… Чтобы забыть, я выпил…»

    Выражение сострадания Марии непреднамеренно иронично, и Она говорит: «Иисус, тогда, должен был бы напиваться каждую ночь, учитывая то огорчение, которое Он предположительно вкушает каждый день…»

    «Ты сказала Ему?»

    «Я не усугубляю горечь чаши Моего Сына новостями о новых изменах, падениях, грехах, ловушках… Я молчала, и буду молчать».

    Иуда падает на колени, пытаясь поцеловать руку Марии, но Она отодвигается, не будучи грубой, но, в самом деле, решив не позволить прикоснуться к Себе или поцеловать.

    «Благодарю Тебя, Мать! Ты спасаешь меня. Вот почему я пришел сюда… и это Ты можешь облегчить мне приближение к Учителю без упреков и пристыжения».

    «Чтобы избегнуть этого, все, что ты должен был сделать, это пойти в Капернаум и затем прийти сюда вместе с другими. Это было очень просто».

    «Это верно… Но другие не добры, они шпионили за мной, чтобы упрекать и обвинять меня».

     «Не оскорбляй своих братьев, Иуда. Прекрати грешить! Ты шпионил здесь, в Назарете, на родине Христа, ты…»

    Иуда прерывает Ее: «Когда? В прошлом году? Мои слова искажают! Но поверь мне, я…»

    «Я не знаю, что ты делал или говорил в прошлом году. Я говорю о вчерашнем дне. Ты здесь со вчерашнего дня. Ты знаешь, что Иисус ушел. Итак, ты собирал сведения. Но не в дружественных домах Асера, Ишмаэля, Алфея, или брата Иуды и Иакова, или Марии Алфеевой, или не у немногих здешних людей, любящих Иисуса. Потому что если бы ты делал это, они бы пришли и сказал Мне. Дом Эстер на рассвете, когда она умирала, был полон женщин, но ни одна из них не слышала о тебе. Это были лучшие женщины Назарета, любящие Меня и любящие Иисуса, стремящиеся исполнять на деле Его Учение, несмотря на враждебность своих мужей, отцов и детей. Следовательно, ты справлялся у врагов Моего Иисуса. Как ты это называешь? Я не хочу знать.

    6. Я сказала тебе только это. Множество мечей вонзятся в Мое сердце, которые будут пронзать его вновь и вновь, непрестанно, безжалостно, людьми, которые огорчают Моего Иисуса и ненавидят Его. И один из мечей будет твой, и он никогда не будет извлечен. Потому что память о тебе, Иуда, не желающем быть спасенным, разрушающем самого себя, пугающего Меня, не потому, что Я боюсь за Себя, но за твою душу, память о тебе никогда не будет забыта в Моем сердце. Праведный Симеон пронзил Мое сердце одним мечом, в то время как Я носила Мое Дитя, Моего святого маленького Агнца, у своего сердца… Ты… ты являешься другим мечом. Острие твоего меча уже мучает Мое сердце. Но ты все еще не удовлетворен, огорчая бедную женщину таким образом… и ты ожидаешь, чтобы ударить своим мечом, подобно палачу, прямо в это сердце, которое не давало тебе ничего, кроме любви… Но глупо с Моей стороны ожидать от тебя жалости, поскольку у тебя нет ее для своей собственной матери!... Напротив, сейчас Я говорю тебе! Одним ударом ты пронзишь Меня и ее, о, несчастный сын, которого не могут спасти молитвы двух матерей!...»

    Мария плачет, произнося эти слова, но ее слезы не падают на темноволосую голову Иуды, потому что он остался там, где он пал на колени, в стороне от Марии… Святые слезы поглощаются кирпичным полом. Эта сцена напомнила мне об Аглае, на которую, напротив, слезы Марии падали, потому что она прижалась к Марии с искренним желанием искупления. «Ты не можешь найти ни слова, Иуда? Не можешь найти в себе силы для хорошей цели? О! Иуда! Иуда! Скажи Мне: удовлетворен ли ты своим образом жизни? Исследуй себя, Иуда. Прежде всего, будь смиренным и искренним с самим собой, а затем с Богом, чтобы ты мог пойти к Нему, удалив бремя камней из своего сердца, и сказать Ему: “Вот я. Ради Тебя я избавился от этих камней”».

    «У меня нет… смелости, чтобы признаться Иисусу».

    «У тебя нет смирения, чтобы сделать это».

    «Это верно. Помоги мне…»

    «Иди в Капернаум и смиренно жди Его».

    «Но Ты могла бы…»

    «Я могу только сказать тебе поступать так, как всегда поступает Мой Сын: иметь милосердие. Я не учу Иисуса, это Иисус учит Меня, Свою ученицу».

    «Ты Его Мать».

    «Это касается Моего сердца. Но, по праву, Он Мой Учитель. В точности так же, Каким Он является для всех других учениц».

    «Ты совершенна».

    7. «Он – Самый Совершенный». Иуда замолчал и задумался. Затем он спрашивает: «Куда пошел Учитель?»

    «В Вифлеем Галилейский».

    «А затем?»

    «Я не знаю».

    «Он вернется сюда?»

    «Да, вернется».

    «Когда?»

    «Я не знаю».

    «Ты не хочешь сказать мне!»

    «Я не могу сказать тебе то, чего Я не знаю. Ты следовал за Ним в течение двух лет. Можешь ли ты сказать, что Его маршрут был всегда определенным? Как много раз воля людей вынуждала Его изменять его?»

    «Верно. Я уйду… В Капернаум».

    «Солнце слишком сильное для путешествия. Останься здесь. Ты странник, как все остальные. А Он сказал, что ученицы должны заботиться о них».

    «Мое присутствие неприятно Тебе…»

    «Тот факт, что ты не хочешь быть исцеленным, огорчает Меня! Только это… Сними свою мантию… Где ты спал?»

    «Я не спал. Я ждал до рассвета, так как хотел увидеться с Тобой наедине».

    «Тогда ты, должно быть, устал. В большой комнате есть ковать, которую использовали Симон и Фома. Там совершенно тихо и прохладно. Пойди и поспи, пока Я приготовлю для тебя немного еды».

    Иуда уходит без разговоров. А Мария, не отдохнув, после того как сидела всю ночь у постели умирающей, идет на кухню, чтобы разжечь огонь, а затем в сад, чтобы нарвать овощей. Слезы и слезы падают в молчании, пока Она, склонившись над очагом, поправляет хворост, или когда Она склоняется, чтобы сорвать овощи, и пока Она моет их в тазу и готовит их… слезы капают и вместе с золотистыми зернами пшеницы, когда Она кормит голубей, и капают на одежду, которую Она вынимает из корыта и развешивает на солнце… Слезы Матери Божьей… Непорочной Матери, Которая не была освобождена от скорби и страдала больше, чем любая другая женщина, ради того, чтобы быть Соискупительницей.

 

…

Смерть деда Марциана

 

25 мая 1946

        

    1. Иисус, должно быть, покинул женщин, потому что Он с апостолами, Исааком и Марцианом. Пока медленно темнеет, они спускаются по последним склонам к равнине Ездрилона,

    Марциан очень счастлив тем, что Господь взял его к дорогому дедушке. Апостолы не так счастливы, потому что помнят последний инцидент с Ишмаэлем. Но они рассудительно молчат, чтобы не огорчать мальчика, радующегося, что не прикоснулся к меду, который дала ему Порфирия, «потому что», - говорит он, - «я надеялся, что Господь удовлетворит желание моего сердца, позволив мне увидеть моего дедушку. Я не знаю, как… но уже с некоторых пор он постоянно присутствует в моем духе, как если бы он звал меня. Я рассказал Порфирии, и она сказала мне: “Это случается также со мной, когда Симон вдали”. Но я не думаю, что это так, как она говорит, потому что раньше этого со мной никогда не случалось».

    «Потому что раньше ты был маленьким мальчиком. Сейчас ты мужчина и больше размышляешь об окружающем», - говорит ему Петр.

    «У меня есть также два маленьких круглых кусочка сыра и немного олив. Именно то, что я мог бы принести от себя самого моему любимому дедушке. Затем у меня есть конопляная туника и другие конопляные одежды. Порфирия хотела сделать их для меня. Но я сказал ей: “Если ты любишь меня, сделай их для старого человека”. Он всегда такой оборванный и в лохмотьях, так жарко носить одежду из грубой шерсти!... Ему будет какое-то облегчение».

    «И потому ты вышел из дома без какой-либо прохладной одежды, и сейчас потеешь как губка в шерстяной», - говорит ему Петр.

    «О! Это не имеет значения! Мой дедушка очень часто ходил без еды, чтобы отдать ее мне, когда я жил в лесу… Наконец и я могу дать ему что-нибудь. Я надеюсь, что накоплю достаточно, чтобы дать ему ту сумму, которая ему нужна, чтобы выкупить себя!»

    «Сколько ты накопил до сих пор?» - спрашивает Андрей.

    «Немного. Я заработал сто десять дидрахм на рыбе.

    «Но скоро я буду продавать ягнят и тогда… Если бы я мог сделать это прежде чем станет очень холодно!...»

    «Ты будешь содержать его?» - спрашивает Нафанаил у Петра.

    «Да. Мы не разоримся, если бедный старик получит маленький кусочек нашей пищи…»

    «И тогда… Он сможет исполнять маленькие работы…Он сможет прийти в Вифсаиду, где находимся мы, правда, Филипп?»

    «Конечно… Мы поможем тебе Симон, и, таким образом, наш добрый Марциан и старый человек будут счастливы…»

    «Будем надеяться, что Йоханнана там нет…» - говорит Иуда Фаддей. «Я пойду вперед и предупрежу их», - говорит Исаак.

    2. Они быстро идут в лунном свете… В определенном месте Исаак отделяется от них, ускорив свои шаги, тогда как основная групп следует за ним более медленно. На равнине мертвая тишина. Даже соловьи молчат.

    Они продолжают идти, пока не видят две тени бегущие к ним. «Один – это точно Исаак… Другой… может быть Мисахом или управляющим. Один такой же высокий как другой…» - говорит Иоанн.

    Теперь они близко… очень близко… Это управляющий в сопровождении Исаака, который выглядит потрясенным.

    «Учитель… Марциан… бедный сын! Пойдем быстрее… Твой дедушка, Марциан, болен… очень.

    «Ах! Господь!...» - скорбно восклицает мальчик.

    «Пойдем, пойдем… Будь сильным, Марциан», - Иисус, взяв его за руку, спешит почти бегом, сказав апостолам: «Вы можете следовать за нами».

    «Да… Но не поднимайте слишком большого шума… Йоханнан здесь», - кричит управляющий, уже оставшийся далеко позади.

    3. Бедный старик в доме Мисаха. Даже глупцу было бы ясно, что он действительно умирает. Он лежит бледный, с закрытыми глазами, его черты смягчились, как это типично для умирающих. Он воскового цвета, за исключением его скул, где сохраняется синюшный красный.

    Марциан склоняется над кроватью и зовет: «Дедушка! Мой дедушка! Я Марциан! Ты понимаешь? Марциан! Явис! Твой Явис!... О Господь! Он больше не слышит меня… Иди сюда, Господь… Иди сюда. Не попытаешься ли Ты… Исцели его… Пусть он увидит меня, пусть он поговорит со мной… Неужели я должен видеть как все мои родственники умирают не сказав мне напутственного слова?...»

    Иисус приближается к нему, склоняется над умирающим человеком, кладет руку на его голову со словами: «Сын Моего Отца, слушай Меня».

    Подобно человеку, просыпающемуся после глубокого сна, старик глубоко вздыхает, открывает свои уже остекленевшие глаза, нечетко видящие два лица, склонившиеся над ним. Он пытается говорить, но его язык бессилен. Но теперь он, должно быть, способен узнать, потому что улыбается и пытается взять руки двоих, чтобы поднести их к своим губам.

    «Дедушка… Я пришел… Я так долго молился, что смог прийти!... Я хотел сказать тебе… что у меня скоро будет достаточно денег… что я смогу дать тебе сколько нужно, чтобы ты мог выкупить себя… и ты пойдешь со мной, к Симону и Порфирии, таким хорошим, таким добрым, к твоему Явису… и ко всем…»

    Старику удалось подчинить свой язык, и он с трудом произносит: «Пусть Бог воздаст им… и воздаст тебе… Но уже поздно… Я иду к Аврааму… чтобы больше не страдать…» Он поворачивается к Иисусу и горячо спрашивает: «Это так, или нет?»

    «Так. Пребывай в мире!» - и Иисус выпрямляется внушительно говоря: «Своей властью Судьи и Спасителя Я прощаю тебе все ошибки и упущения, которые ты мог совершить в течение своей жизни, и все чувства твоего сердца против милосердия и против тех, кто ненавидел тебя. Я прощаю тебе все, сын. Иди в мире!» Иисус держал Свои руки протянутыми высоко над кроватью, как если бы Он был перед алтарем и, как Священник, освящал жертву.

    Марциан плачет, тогда как старик, мягко улыбаясь, шепчет: «Засыпают в мире с Твоей помощью… Благодарю Тебя, Господь…» - и он приходит в полное изнеможение.

    4. «Дедушка! Дедушка! О! Он умирает! Он умирает! Дадим ему немного меда… его язык сухой… Он холодный… мед согревает…» - кричит Марциан и пытается одной рукой искать в сумке, поддерживая другой голову дедушки, которая становится все тяжелее.

    На пороге появляются апостолы… и смотрят в молчании…

    «Все хорошо, Марциан. Я поддержу твоего дедушку» - говорит Иисус… а затем, обращаясь к Петру: «Симон, подойди сюда…»

    И Симон выходит вперед, глубоко тронутый.

    Марциан пытается дать старику немного меда. Он опускает палец в маленькую вазу и извлекает его покрытым жидким медом, которым он смазывает губы своего дедушки, который вновь открывает свои глаза, смотрит на него, улыбается и говорит: «Он хороший».

    «Я сделал это для тебя… И также тунику из свежей конопли…»

    Старик поднимает свою дрожащую руку и старается положить ее на голову с каштановыми волосами со словами: «Ты хороший… лучше, чем мед… И от того, что ты хороший, хорошо и мне… Но твой мед… больше мне не послужит… ни твоя прохладная туника… Храни их… храни их вместе с моим благословением…»

    Марциан падает на колени и плачет, положив голову на край постели, стеная: «Совсем один! Я остался совсем один!»

    Симон переходит по другую сторону кровати, и, голосом, ставшим более хриплым, чем обычно, от эмоций, гладит волосы Марциана со словами:

    «Нет… Не один… Я люблю тебя. Порфирия тоже любит тебя… Ученики… как множество братьев… И затем… Иисус… Иисус, который любит тебя… Не плачь, сын мой!»

    «Твой сын… да… я… счастлив… Господь!... Господь…» - старик шепчет невнятно… он чувствует, что конец приближается.

    Иисус обнимает его одной рукой, приподнимает, и медленно речитативом нараспев произносит: «Возвожу очи мои к горам, откуда придет помощь моя», - и продолжает до конца 120-го псалма. Затем Он останавливается, глядит на человека, который умер на Его руках, умиротворенный этими словами… Он речитативом произносит псалом 121-ый. Но произносит из него немного, потому что как только Он начал произносить 4-ый стих, Он прервался со словами: «Иди в мире, праведная душа!» и вновь медленно кладет его на постель и прикрывает его веки Своей рукой.

    Такая тихая смерть, что никто, кроме Иисуса не заметил ее. Но они поняли по жесту Учителя и начали шептаться.

    5. Иисус жестом просит тишины. Подходит к Марциану, который ничего не заметил, так как плачет, положив голову на кровать, Иисус наклоняется и обнимает мальчика и пытается поднять его, говоря: «Он в мире, Марциан! Он больше не страдает. Это величайшая милость Божия ему: смерть, и на руках Господа! Не плачь, дорогой сын. Посмотри какой он умиротворенный… В мире… Немногие люди в Израиле получили награду, которую получил этот праведный человек – умереть на груди Спасителя. Иди сюда, в Мои объятия… Ты не один. Вот Бог, и Он есть Все, Он любит тебя вместо целого мира».

    Бедный Марциан действительно в плачевном состоянии, но он все еще находит в себе силы, чтобы сказать: «Благодарю Тебя, Господь, за то, что пришел… и тебя, Симон, за то, что привел меня сюда… И всех вас благодарю… за то, что вы дали мне для него… Но это уже не может быть использовано… Но… эта одежда есть… Мы бедные… Мы не можем его бальзамировать… О! Дедушка! Я не могу даже дать тебе гробницу!... Но если вы верите мне, если вы можете… покройте расходы, и в октябре я верну вам деньги с ягнят и с рыбы…»

    «Э! Я говорю: у тебя еще есть отец! Я позабочусь об этом, ценою продажи лодки. Старик получит все почести. Главное – получить кредит… а кто-нибудь, кто сможет, даст гробницу…»

    Управляющий говорит: «В Изрееле есть несколько учеников среди людей. Они ни в чем не откажут. Я сразу же пойду и вернусь к третьему часу.

    «Хорошо, но… фарисей?»

    «Не беспокойтесь. Я дам ему знать, что здесь мертвый человек и, чтобы не оскверниться, он не выйдет из дома. Я ухожу…»

    И пока Марциан, склонившись над своим дедушкой, плачет и ласкает его, а Иисус говорит вполголоса с апостолами и Исааком, Мисах и остальные занялись подготовкой последних почестей своему умершему товарищу.

    ………..

    6. И здесь я помещаю личный комментарий. Мне случалось быть в подобной ситуации несколько раз, и я часто замечала, что присутствующие люди, с добрыми намерениями или с заслуживающей порицания нетерпимостью, возражали тем, кто скорбел о потере родственника. Я указываю на доброту Иисуса, с участием отнесшегося к страданиям сироты и не требовавшего от него неестественного героизма… Сколь много поучительного в каждом поступке Иисуса!...