Объяснения к сказу про царя Огылу Чудного (II)

     Сообразно тексту Сказа, «когда пасли Пращуры наши скотину в степи да жили там же, домов не строючи, был Царем у них Огыла Чудный». Значит, повествование относится к периоду, когда русские люди кочевали, живя на возах. Будучи кочевниками, они не могли строить постоянных жилищ, ибо скот заставлял их все время покидать ту часть степи, где была съедена трава. Из жизни кочевников и метафоры

 

121

Сказа: «Царь был силен как два быка, как два жеребца, что с возом пшеницы по горам скачут». Два сына его носили имена Бровко (по-чешски «бровк»[211] — жук) и Вовко. Оба имени, имея в виду чешское значение первого, отражают животную среду пастушьего мира. В описании клятвы царевичей сказано, что они «целовали бляхи, что на возу отцовском были повешены, и гремели, звенели, коли кони идут, а то, чтоб все знали, что Царь Огыла едет!» Значит, в знак клятвы они целовали какие-то металлические изображения — «бляхи». Вернее всего, то были тотемические[212] изображения зверей, или вообще животных. Самое имя Царя Огыла весьма близко к могиле, а в особенности к царской могиле — кургану древних скифов. Мы принимаем гипотезу, что Сказ есть криптограмма жизнеописания умершего царя. Если так, то «гремящие Бляхи, чтоб знали, что Царь Могила (Огыла) едет в последнее путешествие (похороны царя в степи)». Здесь передана не только жизнь и смерть царя, но и его погребение. Рассказывается попутно и о подвигах его сыновей-царевичей. Все это заставляет думать, что этот Сказ один из тех, что произносились сказочниками-хранителями традиций при погребении царя. Это как бы часть погребального ритуала. Сказы в то время заменяли историю, и в торжественных случаях их произносили, чтобы внуки могли дальше передать словесную (устную) традицию. Рассказывается, как постарел Царь, ослабел и уже не мог[213] как прежде «сам встать с воза»[214]. Умер царь и — «положили его сыновья на сани, дали ему коней борзых, чтоб ехать далее, на Тот Свет, до Навь-Реки, и чтоб чем платить перевозу, положили горшки с червонцами, серебром, медью мелкою, чтобы всем Царь Огыла тот оплатить мог, чтоб ни в чем не нуждался на Том Свете». Здесь уместно припомнить, что в Юрьевке «клали пятаки медные на глаза умершим», чтоб веки закрылись, а затем клали эти пятаки им под подушку, «на Тот Свет». Вспоминается, как рассказывали сказку «про Душу Бедную», которой забыли положить денег для платы за перевоз через реку, что «отделяет Наш Свет от Того Света». Вероятно, легенда о Стиксе и Хароне ведического происхождения, и греки ее удержали в подробностях, а славяне лишь в нескольких намеках. Пересчитывается, что дали царевичи умершему Царю Огыле для «жизни на Том Свете». Говорится, что зарыли Царя в могиле и насыпали курган большой, а на нем посадили дубок молодой. Таким образом, погребая Царя, предки посвящали его Сварогу, Отцу всех предков.

     Дальше описывается набег врагов, после погребения, и как враги жен забрали, детей, и как им «ноги ломали, чтоб те не убежали назад». Жестокая картина степной вражды, вероятно, близка к истине. Братья-Царевичи возмутились при виде страданий своих подданных и клялись в верности друг другу, но… напав на врагов, нашли там царицу-красавицу, перед кото-

 

122

рой все мужество и сила их оставили. Хитрая царица сказала одному, что станет его женой, а потом сказала то же другому, и,[215] столкнув их в междоусобице, заставила драться. В ночи шла борьба, и народ умолял их, ради памяти Царя Огылы, остановиться, но они не послушались, и тут Царь является сам и приказывает сыновьям прекратить драку. Юноши останавливаются. Царь приказывает бросить сабли. Младший бросил, а старший размахнулся и отсек голову младшему! Здесь его отец проклинает, а сам уходит в ночную тьму. Старший остается, убитый собственным преступлением. Царица кидается к нему, но он ее убивает, уходит из племени, и «никто его больше не видал, не слыхал». Люди, пораженные злодеянием, собирались, избирали себе нового Царя, «а про Брата Нечистого песни сложили». Здесь описывается не только событие, которое могло иметь место, но,[216] главное,[217] моральная сторона —[218] как клятвы, так и клятвонарушения. Изгнание из рода было тяжким наказанием, и изгнанный лишался огня и воды, всякое общение рода с ним прекращалось, и он шел куда глаза глядят. Чаще всего он добывал где-либо себе жену и создавал новый род. Если же попадал в руки врагов, те его делали рабом. Слова Сказа передают одну из степных трагедий, которых, вероятно, в те времена случалось немало.

     На первый взгляд, здесь две темы и два Сказа. Один о погребении Царя Огылы (Могилы), а другой о братоубийстве из-за вражеской женщины. Оба Сказа оказались слитыми в результате многих веков предания. В основу обоих сказов легли факты прошлого, связанные вместе мифологическим цементом появления отца. Вероятно, таких Сказов в свое время было великое множество, а сказители их сливали по тому же способу[219] друг с другом, образуя некую единую эпическую поэму. Человек стремится найти единство во множественности. Этим и объясняется желание слить воедино разные Сказы, которые являются сначала в виде отдельных мифов, а затем в виде собрания сходных по содержанию мифов в форме Сказа, и наконец, в виде большой поэмы эпического характера. Эпопея и есть такая единая поэма народа, в которой все события связаны мифологически, действием людей и Божеств, воедино.

     Русские люди не являются исключением среди остальных народов на земле, а потому они должны были обладать своим древним эпосом, который в большинстве случаев до нас не дошел. Большие события в жизни народа ведут к перерыву эпической традиции, и потому, например, былины о богатырях, рассказывая о прошлых событиях, говорят о Владимире Красном Солнышке, о татарах, то есть о тех временах, когда эпическая традиция была прерванной и возникла новая, касающаяся эпохи Владимира Святого и татарского нашествия.

 

123