Как достигается сознание своей греховности

 

 

  Некогда авва Зосима говорил о смирении, а какой-то софист, тут находившийся, слыша, что он говорил, и, желая понять это в точности, спросил его:

  – Скажи мне, как ты считаешь себя грешным, разве ты не знаешь, что ты свят? разве не знаешь, что имеешь добродетели? Ведь ты видишь, как исполняешь заповеди: как же ты, поступая так, считаешь себя грешным?

  Старец же не находился, какой ему дать ответ, а только говорил:

  – Не знаю, что сказать тебе, но считаю себя грешным.

  Софист настаивал на своем, желая узнать, как это может быть. Тогда старец, не находя, как ему это объяснить, начал говорить ему с своею святою простотою:

  – Не смущай меня; я подлинно считаю себя таким.

  Видя, что старец недоумевает, как отвечать софисту, я сказал ему:

  – Не то же ли самое бывает и в софистическом, и врачебном искусствах? Когда кто хорошо обучится искусству и занимается им, то, по мере упражнения в оном, врач или софист приобретает некоторый навык, а сказать не может и не умеет объяснить, как он стал опытен в деле: душа приобрела навык, как я уже сказал, постепенно и нечувствительно, чрез упражнение в искусстве. Так и в смирении: от исполнения заповедей бывает некоторая привычка к смирению, и нельзя выразить это словом.

  Когда авва Зосима услышал это, он обрадовался, тотчас обнял меня и сказал:

  – Ты постиг дело, оно точно так бывает, как ты сказал!

  И софист, услышав эти слова, остался доволен и согласен с ними.

  (Авва Дорофей, Поучение второе)

 

Недописанная буква

 

 

  Говорили об авве Силуане, что был у него ученик по имени Марк, который имел великое послушание и был хороший писец. Старец любил его за послушание. А четырнадцать прочих учеников старца были недовольны, что он любил Марка более их.

  В один день пришли к нему старцы. Авва Силуан, взяв их с собою, вышел и начал стучаться по кельям, говоря: «Брат такой-то, поди сюда! Я имею в тебе нужду», – и ни один из них не последовал ему тотчас.

  Старец пришел к келье Марка и постучался, позвав:

  – Марк!

  Услышав голос старца, Марк тотчас выбежал к нему, и старец дал ему поручение. Силуан сказал старцам:

  – Где же, отцы, другие братья?

  Войдя в келью Марка, он взял тетрадь его и увидел, что он начал писать букву ω (омега), но, услышав старца, он не провел далее своею тростью, чтобы докончить ее.

  Старцы сказали:

  – Справедливо, авва, ты любишь его, – и мы возлюбим его, потому что и сам Бог любит его.

  (Древний Патерик, 14, 11)

 

Мягкое слово Божие и грубое сердце

 

 

  Авва Пимен, когда некоторые отцы спрашивали его о нечувствии сердца, отвечал им:

  – Вода по свойству своему мягка, а камень – тверд. Но если над камнем висит желобок, то вода, стекая каплями, мало-помалу пробивает камень. Так и слово Божие мягко, а сердце наше грубо; но если человек часто слушает слово Божие, то страх Божий приходит в сердце его.

  (Скитский Патерик, с. 118; Отечник святителя Игнатия, Авва Пимен Великий, №   19)

 

Молитва об отмщении

 

 

  В сказаниях отеческих повествуется, что некто, будучи обижен другим, пришел к старцу и сказал:

  – Меня обидел один человек, и я хочу отмстить за себя.

  Старец отвечал ему:

  – Нет, сын мой, предоставим отмщение Богу! – но когда не мог уговорить обиженного, то сказал ему: – Станем на молитву.

  Во время молитвы старец начал говорить вслух:

  – Боже! Мы не имеем более нужды в Твоем попечении о нас; ибо сами хотим мстить за себя.

  Услышав это, брат пришел в умиление и сказал:

  – Прости меня, авва, я не буду более мстить за себя.

  (Варсануфий и Иоанн, ответ 64).

 

Собака, грызущая камень

 

 

  Мы в каждом деле устремляемся на ближнего, порицая и укоряя его как нерадивого и не по совести поступающего. Как только услышим хотя одно слово, тотчас перетолковываем его, говоря: если бы он не хотел смутить меня, то он не сказал бы этого… Мы не хотим сказать о брате нашем, что Господь ему сказал, но если услышим оскорбительное слово, то поступаем подобно собаке, в которую когда кто-нибудь бросит камнем, то она оставляет бросившего и бежит грызть камень. Так делаем и мы: оставляем Бога, попускающего напастям находить на нас к очищению грехов наших, и обращаемся на ближнего, говоря: зачем он мне это сказал? Зачем он мне это сделал? И тогда как мы могли бы получить большую пользу от подобных случаев, мы делаем противное, и вредим сами себе, не разумея, что промыслом Божиим все устраивается на пользу каждого.

  (Авва Дорофей, Поучение седьмое)

 

Пожар гнева

 

 

  Кто поклонился, прося прощения, и сделал это ради заповеди, тот в настоящее время исцелил гнев, но против злопамятности еще не подвизался, и потому продолжает скорбеть на брата. Ибо иное злопамятность, иное гнев, иное раздражительность и иное смущение; и чтобы вы лучше поняли сие, скажу вам пример. Кто разводит огонь, тот берет сначала малый уголек: это слово брата, нанесшего оскорбление. Вот это пока еще только малый уголек: ибо что такое слово брата твоего? Если ты его перенесешь, то ты и погасил уголек. Если же будешь думать: «Зачем он мне это сказал, и я ему скажу то и то, и если бы он не хотел оскорбить меня, он не сказал бы этого, и я непременно оскорблю его», – вот ты и подложил лучинки или что-либо другое, подобно разводящему огонь, и произвел дым, который есть смущение.

  Если бы ты перенес малое слово брата твоего, то погасил бы, как я уже сказал, этот малый уголек прежде, чем произошло смущение; однако же и его, если хочешь, можешь удобно погасить, пока оно еще не велико, молчанием, молитвою, одним поклоном от сердца. Если же ты будешь продолжать дымить, то есть раздражать и возбуждать сердце воспоминанием: «Зачем он мне это сказал, я и ему скажу то и то», – то от сего самого стечения и, так сказать, столкновения помыслов согревается и разгорается сердце, и происходит воспламенение раздражительности.

  Если хочешь, можешь погасить и раздражительность, прежде чем произойдет гнев. Если же ты продолжаешь смущать и смущаться, то уподобляешься человеку, подкладывающему дрова на огонь и еще более разжигающему его, отчего образуется много горящего уголья, и это есть гнев.

  Если кто-либо в начале смущения, когда оно начинает дымиться и бросать искры, поспешит укорить себя и поклониться ближнему, прося прощения, прежде нежели разгорится раздражительность, то он сохранит мир. Также когда возгорится раздражительность, если он не замолчит, но будет продолжать смущаться и возбуждать себя, то он делается подобным тому, кто подкладывает дрова на огонь, и они горят, пока наконец образуется много горящего уголья. И как горящее уголье, когда оно угаснет и будет собрано, может лежать несколько лет без повреждения, и даже, если кто польет его водою, оно не подвергается гниению: так и гнев, если закоснеет, обращается в злопамятность, от которой человек не освободится, если не прольет крови своей.

  (Авва Дорофей, Поучение восьмое)