Другие факторы, укрепляющие модус обладания

 

Самым важным фактором усиления ориентации на обладание является язык. С помощью языка в жизни и сознании человека фиксируются понятия, которыми он дорожит. Возьмем хотя бы имя. Общеизвестно (и экспериментально установлено), что человеку нравится, когда произносят его имя. Быть может, когда‑нибудь нынешняя тенденция к обезличиванию зайдет так далеко, что человек будет просто обозначен номером, но пока каждый из нас имеет имя, что создает иллюзию индивидуального бессмертия. Имя выступает как эквивалент индивидуальности, демонстрируя то обстоятельство, что человек – это не процесс, а некая постоянная и нерушимая субстанция. Такую же роль выполняют имена существительные: любовь, гордость, радость – такие слова создают впечатление, будто речь идет о стабильных сущностях субстанциального характера. Но ведь на самом деле это не так, перечисленные имена существительные лишь вуалируют тот факт, что речь идет о процессах, происходящих в человеке. Даже имена существительные, обозначающие вещи (как «стол» или «лампа»), и то вводят нас в заблуждение, ибо имплицитно подразумевается, что речь идет о прочных и устойчивых субстанциях, хотя в действительности вещи представляют собой энергетические процессы, вызывающие в наших органах чувств определенные ощущения. А эти ощущения не есть непосредственное восприятие определенных вещей как таковых: стола или лампы и т. д. Наше восприятие есть результат культурного процесса обучения, под влиянием которого определенные ощущения принимают форму привычных восприятий.

Мы наивно полагаем, что такие предметы, как стол или лампа, существуют сами по себе, и упускаем из вида, что общество (социум) учит нас переводить наши телесные ощущения в привычные восприятия, которые позволяют нам управлять окружающим нас миром (и собой), чтобы мы могли приспособиться и выжить в условиях данной культуры. И как только мы эти восприятия назвали (присвоили им имя), создается впечатление, что это имя гарантирует их окончательную и неизменную реальность.

Потребность обладать имеет еще одно основание, а именно: биологически обусловленное желание жить. Независимо от того, счастливы мы или нет, наше тело побуждает нас стремиться к бессмертию. Но поскольку опыт подсказывает нам, что мы не можем жить вечно, мы ищем таких решений, которые создают у нас иллюзию, что, вопреки эмпирическим фактам, мы все равно бессмертны. Это желание в разные времена принимало разные формы и проявлялось по‑разному. Фараоны верили, что их имена, помещенные в пирамиды, становятся бессмертными. Нам известны также многочисленные религиозные фантазии охотничьих племен о загробной жизни, христианский и исламский рай и многие другие легенды и мифы. С XVIII века в наше общество на место христианского понятия неба пришли понятия прошлого и будущего, а также такие категории, как слава, известность (даже геростратова слава) – все то, что дает нам иллюзию гарантированного исторического бессмертия.

Стремление к славе – это больше, чем просто земное тщеславие, даже для неверующих оно имеет некоторый религиозный аспект (это особенно бросается в глаза в случае с политиками). Общественное мнение выстилает путь к бессмертию, а его отцы‑организаторы, специалисты по PR, превращаются в новых пасторов.

Но более всего распространению обладательной тенденции в обществе все же способствует тот факт, что наличие собственности само по себе «работает» на удовлетворение человеческой потребности в бессмертии. Если моя самость конституируется вещами, владельцем которых я являюсь, то я бессмертен постольку, поскольку эти вещи неуничтожимы. Со времен древнего Египта и до наших дней – от физического бессмертия в форме бальзамирования тела и до психического бессмертия в форме «завещания» – люди вопреки всему и вся сохранили за собой право «оставить по себе живой след». Ведь выражением «своей последней воли» я законным образом оставляю будущим поколениям распоряжение о том, как использовать мое состояние. Благодаря механизму наследования я есмь, и я становлюсь бессмертным, коль скоро я владелец капитала.