Концепция москва-третий Рим, как проявление закономерного итога взаимоотношений власти и церкви В период раскола.

Главная религиозное идеологическое событие царствования Алексея Михайловича Романова была реформа Никона и последующий церковный раскол.

Будущий патриарх Никон сложился как личность в кружке боголюбцев вместе с его будущим противником протопопом Аввакумом и, как и все члены этого общества, безраздельно поддерживал  эсхатологическую теорию об универсальной миссии русской церкви и русского царства. Став главой русской православно церкви, он, однако, предпочел перевести эту сложную историософскую доктрину в светско-оптимистический вариант, совершенно упуская из виду тревожный апокалиптический подтекст, заключенный в ней — ведь Русь - «катехон» была только временной преградой прихода «сына погибели».[89]  Никон как истинный русский патриот пришел к идее объединить вокруг Москвы и православного царя всех единоверцев и их страны, находящиеся под гнетом исламского Востока, либо Латинского Запада, чтобы передать спасительные ценности русского православия всем и сформировать Русь как универсальную Империю. В этот эсхатологический проект вошло и создание  Нового Иерусалима под Москвой, что характеризует представления Никона, так же как и многих богословских и апокалиптических течения в христианстве. В ходе решения своих задач, Никон опирался только на собственные идеи, что привело к проблемам в интеграции других православных церквей под эгидой Московского Патриаршества и русского царя. Быстро и самостоятельно, без какой-нибудь дискуссии, он стал переделывать ритуально-символические грани богослужебной практики русской православной церкви, подстраивая их под  новогреческие образцы, существовавшие в большинстве православных церквей за пределами Руси. В этом вопросе он пропустил главный момент: само основание устойчивости и самостоятельности Московского царства, его современники связывали с  неизменностью своей веры, с жестким отказом от всех новшеств, идущих с Запада, в результате принятия которых была разрушена Византия. Ради создания своей универсальной империи, Никон решил уничтожить те религиозные и обрядовые особенности, которыми отличалась православная Русь. Малопонятными являются объяснения, данные Никоном, об якобы имевшем месте отклонении Русской Церкви от древнегреческих богослужебных норм, о «порче книг» и «богослужебных ритуалов. В действительности Русь после падения Византии практически прекратила  общения и законсервировала ситуацию в области богослужебной практики в том состоянии, в котором она пребывала и в самой Греции на период середины XVI века. Не смотря на исламизацию, греческая церковь меняет древний Студийский устав на устав Иерусалимский. Два эти устава на Руси считались православными и применялись с древних времен, но ни один из них не был главным. Двести лет без глубокого взаимодействия русской и греческой церкви, появилась разница в богослужении, священны книгах и т. д. Эти отличия Никон решил, поспешно и непродуманно, исправить, не углубляясь в теологические споры, все для того, что бы  как можно быстрее создать собственную версию третьего Рима.

Его оппоненты, составившие ядро старообрядцев, определили что  «книжная справа»[90] является признаком апокалипсиса, который нагнетался на Руси еще с середины XV века. Старообрядцы настаивали на том, что перемещение третьего Рима в Москву произошло благодаря твердой приверженности настоящему церковному порядку, безоговорочному тех обрядов и традиций, которые существовали до реформы Никона. Реформы Никона, его противники воспринимали как противоречие самой сути русского православия. Протопоп Аввакум высказывался об этой ситуации следующее: «В то время Никон-отступник веру искажал и законы церковные, и сего ради Бог излил фиал гнева своего и ярости на Русскую землю: зело мор велик был, некогда еще забыть, все помним».[91] Старообрядцы решили, что реформы Никона подорвала веру в Христа, а в Византии подобные мероприятия привели к ее гибели. Современные поствизантийские греки в сознании московских традиционалистов не могли выступать в качестве критерия чистоты веры, так как утрата ими политической независимости связывалась как раз с их отступничеством в сторону латинян. Сторонник Аввакума призвали реформировать  православный устав и богослужебные книги, не русским, а другим православным странам по русскому образцу.  Если Русь является оплотом борьбы со злом, по мнению старообрядцев, то все церковные обряды и книги являются истинными и могут быть использованы как образец другими народами. Никон грубо отверг дискуссию в этих вопросах из-за своего авторитаризма и высокого самомнения, следствием этого стало, то, что задуманные реформы переросли в глубокий идеологический и духовный конфликт, переросший в ссылку и казнь оппонентов. В конфликт Никона и старообрядцев стали включаться не церковные слои населения: некоторые боярские роды, купцы, стрельцы и другие. В итоге  реформа Никона привела не только к церковному расколу, но и расколу русского общества.

Кроме того своей реформой Никон разрушил так называемую «симфонию властей»,[92] то есть гармоничное сосуществование государственной и духовной власти. Никон возомнил себя таким же правителем, как и папа Римский, непозволительно возвысив церковную власть над светской в лице царя Алексея Михайловича. Царь был крайне возмущен намерением патриарха, перестал ходить к нему на службу и приглашать к себе во дворец. Никон решил «проучить» царя, оставив патриаршество и покинув Москву. В 1666 г. Никона силой вернули в Москву, лишили патриаршего сана и отправили в Ферапонтов - Белозерский монастырь, где и умер в 1681 г. Церковные реформы Алексей Михайлович продолжил уже без Никона с новым патриархом Иосафом, но это не спасло старообрядцев. Наиболее ретивые противники нововведений, в том числе и протопоп Аввакум были казнены.

Постепенно, в силу усиления основ русского самодержавия и его миропонимания, идеи о Москве как третьем Риме из факта объединения нации переросла в охранительно-консервативную силу, и неслучайно именно оно сыграло роковую роль в церковном расколе XVII века, переросшем в трагический раскол общества. В век  русского раскола идея «Москвы  - как Третьего Рима»,  последний раз выражалась непосредственно народом в своем первоначальном виде, после чего послания старца Филофея имели хождение главным образом в старообрядческой литературе.

Государство Алексея Михайловича и реформированная церковь стали сторонниками вхождения России в мировой церковный и политический процесс, хотя часть населения поддержали старообрядцев. Идеологическим обоснованием раскола было сомнение в том, что русское царство, «Третий Рим», защитница христианского мира. Раскольники перестали верить в легитимность государственной власти в лице царя. Осознание богооставленности царства и вера в конец света -  было главным движущим мотивом раскола. В итоге мечты о «Святой Руси»[93] были преданы анафеме как ересь, движение старообрядцев превратилось в запрещенную секту, а вместо ожидаемого пришествия Христа в облике «Белого Царя» явился антихрист. Единственным спасением представлялся уход из мира в «невидимую церковь».[94] Старообрядческая Русь жила в ожидании антихриста, продолжая на своей позиции, а официальная реформированная церковь стала подчиняться светской власти в лице московских царей. На некоторое время идеологема «Москва — Третий Рим» была, как бы, заморожена. В результате таких колебаний на Руси наступила духовная катастрофа. «Третий Рим» был подорван и структурно, и идеологически, и мистически. Точно в 1666 г., который был предсказан «Книгой о Вере» как год «апостасии»,[95] в Москве проходит собор, продлившийся до 1667 г., с важными для государства и церкви последствиями: несговорчивого  Никона лишили патриаршества, реформы были одобрены, за образцы были взяты новогреческие богослужебные практики, Алексей Михайлович победил, «симфония власти» была нарушена, государство стало подчинять церковь себе. Раскол, который объял все стороны  религиозного и социального бытия Руси, продолжился вплоть до середины XX в.  Только в 1971 г. поместный собор во главе с патриархом Пименом, снял со старообрядцев церковную анафему.

В последующие века идея русского мессианизма переходит на новый этап и начинает рассматриваться в иной парадигме — в системе философских построений, ключевым вопросом которых будет проблема отношении России к Западу в связи с поисками ее собственных путей в мировой истории. Развиваясь в этой парадигме, идея инока Филофея будет обрастать новыми «сюжетами», смещать акценты в обосновании исходных установок, приобретет дополнительную аргументацию и новую интерпретацию связанных с ней провиденциалистских идей. Но и в новой форме мессианизм не утратит своих позиций в русском общественном сознании. Его идеи станут сквозными, а, в известном смысле, системообразующими для философской и общественной мысли в целом, станут центральным звеном большой части историософских построений.