Раздел империи карла великого по верденскому договору 843 Г.

 

Карл Великий. Однако империя Каролингов была как бы общей прародительницей современных Франции и Германии. Но даже сегодня так и не уда­лось определить общепризнанную дату, от которой можно вести начало «немецкой истории». Некото­рые ученые, как и прежде, берут за точку отсчета Верденский договор, в новейших работах образо­вание немецкого государства датируется XI и даже XII вв. Вероятно, точную дату вообще невозможно определить, так как переход от каролингского Вос­точно-Франкского государства к средневековой не­-

       16

мецкой империи был не однократным событием, а длительным процессом.

 

«КОРОЛЕВСТВО ТЕВТОНОВ»

В истории Восточно-Франкского королевства знаменательным рубежом стал новый порядок престо­лонаследия после смерти последнего представителя каролингской династии Людовика Дитяти в 911 г. Вместо того чтобы войти в состав Западно-Франк­ского королевства, крупные феодалы Швабии и Франконии избрали королем франконского герцога Конрада, принадлежавшего к боковой ветви Каро­лингов. Но Бавария и Саксония признали его власть с оговорками и настояли на своей автономии. Это были самые сильные герцогства, поэтому Конрад на смертном одре в 918 г. предложил в свои преемни­ки саксонского герцога Генриха, прозванного из-за своего увлечения Птицеловом.

Генрих I был сильной личностью, соединявшей в себе мужество и осмотрительность, основателем одной из самых значительных немецких династий -саксонских Отгонов.

Новая династия укрепила свое положение успеш­ной борьбой против опустошительных набегов венг­ров, которых часто отождествляли из-за их дикого ви­да и необузданной свирепости с ужасными гуннами. Генрих без раздумий согласился выплачивать венг­рам дань, чтобы подготовиться к войне. Собрав до­статочно сил, он в 933 г. нанес вторгшимся в очеред­ной раз венграм крупное поражение на реке Унструт.

17

Но окончательная победа была одержана лишь при его наследнике Отгоне I, который в 955 г. наголову разгромил венгров на Леховом поле близ Аугсбурга. Благодаря этому он через восемь лет, 2 февраля 962 г., получил из рук папы Иоанна XII императорскую корону. Это событие и стало началом истории того го­сударства, которое позднее было названо «Священ­ная Римская империя германской нации». Отгон получил не только корону, но и право конгроля за из­бранием папы, а победа над венграми принесла ему владения на Дунае и в Альпах — будущую Австрию.

Короли и императоры Саксонской династии впер­вые после Карла Великого приступили к расширению своих владений на востоке. В Х в. территория между Эльбой и Одером была как бы ничьей, гак как насе­лявшие ее славянские племена не имели своей госу­дарственности. Продвигаясь на восток, саксонское и гюрингское дворянство, разумеется, больше дума­ло о захвате земель и пленников, чем о спасении ду­ши этих язычников, которые, в свою очередь, посто­янно совершали набеги на немецкие города и мона­стыри. Отдельные славянские племена часто кон­фликтовали между собой и даже призывали себе в союзники немецких правителей.

Севернее Эльбы немцы столкнулись и с датчана­ми, уже принимавшими христианство, чему немало способствовали епископы Бремена и Гамбурга. Сравнительно медленное продвижение немцев на Восток объяснялось не только ожесточенным сопро­тивлением славян, но и гем, что германские монар­хи своей главной задачей счигали прочное объеди­нение Германии и Игалии в одну империю, а отнюдь

18

не заэльбскую экспансию. В этом немецкая национа­листическая историография XIX в. усматривала их роковую ошибку и ослепление призрачной мечтой о мировой гегемонии.

Во времена Отгона 1 Италию раздирали кровавые конфликты. Ломбардские князья почти непрерывно сражались с визангийскими наместниками в Апулии и Неаполе, а также с арабскими эмирами на Сицилии. Но все же по сравнению с Германией Италия с ее возродившимися на развалинах ангичности города­ми, процветающей торговлей и традиционными свя­зями с Востоком выглядела несравненно более бога­той и цивилизованной страной.

Получив императорский титул, Отгон Великий как бы восстановил империю Карла и стал главой западнохристианского мира, защитником и сюзере­ном церкви. Но немецкие короли оставались для Италии чужаками и дикарями. Италия манила нем­цев своей более высокой культурой и утонченностью. Там они приучались к роскоши и «сладкой жиз­ни», но гам же они зачастую находили и смерть. Особенно беспощадно ряды немецких войск выка­шивали эпидемии во время летнего зноя, который северяне переносили крайне тяжело. Малярия, гиф, дизентерия опустошали немецкие дружины. Поэто­му походы германских королей за Альпы превраща­лись в бесконечную цепь неудач, ибо им никак не удавалось установить гам прочное господство, они вновь и вновь сталкивались то с мятежами городов, то с неповиновением епископов, то с интригами пап, которые упорно не желали смиряться со своим под­чинением императору.

19

Имелось еще одно роковое обстоятельство. Пока императоры находились в Италии, в Германии фак­тически отсутствовала центральная власть, а герцоги и графы тем временем укрепляли свою власть на ме­стах. Поскольку императоры стремились править сразу в двух больших странах, в итоге они не прави­ли на деле ни в одной из них.

Отгон Великий был не только талантливым полко­водцем и политиком, но в какой-то мере и баловнем судьбы, отпустившей ему свыше 60 лет жизни, срок для того времени весьма значительный. Хотя он не умел ни читать, ни писать, но благодаря своим муд­рым церковным советникам, природной одареннос­ти и опыту долгого правления обладал широким кру­гозором и чувством реальности. Даже византийский император в конце концов признал за этим «варвар­ским узурпатором» титул императора и выдал свою дочь замуж за его сына Отгона II, провозглашенного германским королем еще при жизни отца. Это могло бы стать переходом к наследственной монархии, но такового не случилось из-за короткой продолжи­тельности династии, прервавшейся в 1024 г. Немно­гим больше столетия просуществовала и каждая из двух последующих династий - Салическая и Штауфенов. Все они пытались превратиться в наследст­венные, но каждый раз, когда речь шла о новой ди­настии, крупнейшие феодалы выдвигали такие тре­бования к избранию нового короля, которые закреп­ляли принцип избираемой монархии.

Основатель новой Салической династии, правнук Отгона Великого по женской линии - Конрад II начал больше опираться на министериалов. Это были лю­-

20

ди, которые благодаря особым заслугам на службе королю или герцогу получили личную свободу и с на­чала XI в. составили отдельную социальную группу. Короли старались противопоставить министериалов непокорному и своенравному дворянству, которое также стремилось превратить министериалов в свою опору и раздавало им участки земли с крестьянами. Так, из министериалов постепенно формировался слой мелкого служивого дворянства.

В правление Конрада империя значительно уве­личила свою территорию, когда в 1032 г. по наследст­ву была получена Бургундия, хотя власть императо­ров оставалась там скорее номинальной.

В начале XI в. разгорелся острейший конфликт между императорами и папством. Латеранский со­бор 1059 г. принял решение, по которому отныне па­пу избирает только конклав (коллегия) кардиналов, а императору остается лишь утвердить это решение. Император Генрих IV отказался подчиниться и объ­явил постановление недействительным. В ответ папа Григорий VII, человек несгибаемой воли и жесткого характера, отлучил императора от церкви, чем тут же воспользовались некоторые крупные феодалы, за­ключив союз с Римом.

Однако Генрих проявил себя дальновидным по­литиком. Видя, что его положение пошатнулось, он решился на неслыханный шаг. В 1077 г. король в оди­ночестве пешком отправился через альпийские пере­валы в замок Каноссу, где находился папа. Если ве­рить одной из легенд, босой, в белом рубище отлу­ченный король три дня стоял на снегу возле замка, взывая о прощении. Папа якобы был настолько по-

21

трясен драматическим зрелищем, что снял отлуче­ние. Хотя выражение «пойти в Каноссу» стало сино­нимом величайшего унижения, этот поступок был для Генриха выигрышным ходом. Через некоторое время он объявил, что не собирается отказываться от своего права назначать епископов (право инвеститу­ры) и принимать от них клятву верности.

Долгий спор об инвеституре, от которого устали обе стороны, закончился лишь в 1122 г. Вормсским конкордатом. Император отказывался от духовной инвеституры, уступая ее папе, но затем уже он прини­мал от епископа клятву верности и вручал ему симво­лы власти - кольцо и посох. Кандидатуры епископов согласовывались заранее. Компромиссный конкор­дат имел множество процедурных неясностей. По­этому вялотекущий конфликт императоров и пап продолжался еще добрых два столетия.

Таким образом, это была борьба за преоблада­ние светской или духовной власти. Поскольку в ней не выиграла ни одна из сторон, то в конечном счете церковь и государство отделились друг от друга. Бы­ла создана решающая предпосылка для оформления принципа двойной свободы. С одной стороны, сво­бода веры от государственного вмешательства, с другой - свобода политики от церковной опеки.

 

«СВЯЩЕННАЯ РИМСКАЯ ИМПЕРИЯ»:

СУЩНОСТЬ И МЕТАМОРФОЗЫ

Восточнофранкские короли, которых с XI в. все чаще называли немецкими, правили в землях майнских

22

франков, саксов, фризов, тюрингцев, швабов, а за­паднее Рейна - в Лотарингии и Бургундии, где гово­рили не на немецком, а на романских языках. В ходе восточной колонизации, соперничая с Данией и Польшей, империя подчинила себе земли между Балтийским морем и Восточными Альпами.

«Священная Римская империя», выстроенная на базе германского, бургундского, богемского и итало-лангобардского королевств, на всем протяжении Средних веков была далека от того общественного образования, что называется сегодня государством. Средневековый правитель имел прямые политичес­кие связи с относительно небольшим кругом людей. Его власть основывалась на владении землей, а так­же на том, что прочие землевладельцы признавали его как наиболее могущественного и соглашались ему подчиняться. Так возникали личные связи, за­крепленные договором. В ленной присяге сюзерен обещал своему леннику защиту и покровительство, а вассал - верность и повиновение. Со временем ус­тановилась традиция, по которой сюзерен вместе с клятвой передавал вассалу право господства на от­дельных землях.

Средневековая Европа знала не государства на территориальной основе, а союзы персонального ха­рактера. Государство безлично и олицетворяется ин­ститутами власти. А средневековый союз в случае смерти сюзерена или вассала каждый раз должен был возобновляться заново.

Как выглядели эти ленные отношения в реальнос­ти, показывает случай с вестфальским герцогом Ген­рихом Львом. Он был вассалом императора Фрид-

23

риха Барбароссы (1152-90), самого знаменитого из династии Штауфенов. Генрих Лев обладал в Саксонии и Баварии почти королевской властью и в 1176 г. даже отказался поддержать Фридриха в походе на непокорные ломбардские города. По настоянию ко­роля в 1180 г. в Вюрцбурге съезд князей на торжест­венной церемонии отобрал у Генриха Льва его сак­сонские и баварские владения, пожалованные импе­ратором, но не посягнул на его семейные земли в Брауншвейге и Люнебурге, правда, передав их сы­новьям приговоренного к изгнанию герцога.

В этом эпизоде примечательно то, что Барбаросса не присоединил к своим собственным владениям отобранные у Генриха Льва имперские пожалован­ные земли, как сделали бы это монархи Англии и Франции, консолидируя королевскую власть. Барба­росса пожаловал их другим имперским князьям, по­тому что, даже находясь на вершине власти, он не мог править без поддержки самых крупных князей. Некоторые историки полагают, что именно тогда был бесповоротно упущен наиболее реальный шанс пе­ревести империю на путь западноевропейского раз­вития. Впрочем, вряд ли у Фридриха был какой-то иной вариант. Власть кайзера в империи была уже настолько слаба, что он не мог обходиться без под­держки крупнейших феодалов.

Установлению единоличного господства препят­ствовала прежде всего огромная территория импе­рии. Поэтому в центре Европы возникли две полити­ческие системы.

С одной стороны, это сама империя, в которой кайзер обладал скорее символической, нежели ре-­

24

альной властью. Духовные и светские князья, среди которых с XIII в. выделяются курфюрсты как единст­венные выборщики короля, имперские города, гра­фы и рыцари, подчиненные непосредственно импе­ратору, - все они собирались на придворные советы, из которых образовались затем рейхстаги, ставшие к XV в. прочными, отлаженными учреждениями.

Однако сам принцип выборности императора каждый раз неизбежно превращался в вотум дове­рия такому государственному устройству, а потому именно выборщики становились гарантами сохране­ния империи. К тому же европейские державы были заинтересованы в слабом центре континента как аре­не для проведения своей политики и поддержания баланса интересов.

С другой стороны, наблюдается пестрейшая моза­ика отдельных территориальных владений - кур­фюршества, герцогства, графства, епископства, им­перские города, аббатства, рыцарские земли. В ряде из них власть представляли как правители, так и ландтаги, выражавшие интересы местных сосло­вий. При частой смене правящих династий ландтаги становились стабилизирующим фактором государст­венной власти.

О Германии XIX в. часто говорили как об «опоз­давшей нации». Это относится и к немецкой истории в целом. Уже на пороге Нового времени «запаздыва­ние» империи стало явным: она была хотя и устойчи­вой, но архаичной. В правовом, конституционном, административном плане, в отношении прямой вла­сти монарха ее опережали Франция, Англия, Португалия, королевства Неаполя, Сицилии, Кастилии,

25

Арагона. В то же время страны северной и восточной периферии Европы - Дания, Шотландия, Норвегия, Швеция, Венгрия - отставали еще больше. Таким об­разом, в Европе можно выделить два явно различ­ных региона: более передовую, старую часть, в ос­новном совпадавшую с территорией Римской импе­рии, и отстающую молодую, которая располагалась севернее Рейна и Дуная.

В центре этого «раздвоенного» континента лежала «Священная Римская империя», состоявшая частично из старого, но в основном - из новых регионов. Она являлась как бы уменьшенной копией всей Европы. В некоторых аспектах рейх не отставал от Запада. Ка­салось это прежде всего роста городов, торговли, транспорта, ремесел. Немецкие города постепенно вышли из сферы господства феодалов, развили соб­ственную культуру, получили особые права, создали новую общественную структуру, свой стиль и ритм жизни. Большинство германских городов появилось между XII-XIV вв. Но в глаза бросается то обстоя­тельство, что крупнейшие торговые города империи нигде не совпадали с центрами императорской влас­ти. Первые располагались главным образом на Се­верном и Балтийском морях (Любек, Бремен, Гам­бург, Росток) или вблизи альпийских перевалов (Аугсбург, Регенсбург). А короли по мере расшире­ния империи на восток передвигали туда же свои ре­зиденции - в Гослар, Магдебург, Нюрнберг, Прагу. Отсутствие постоянной столицы как долговременно­го центра управления и культуры, образования и тор­говли свидетельствовало, по крайней мере с XIII в., об отставании империи от государств Западной Ев­-

26

ропы. Слабая концентрация центральной власти, ар­хаические административные структуры империи объяснялись прежде всего зависимостью германско­го короля и римского императора от крупнейших территориальных правителей. По самой своей при­роде избираемая королевская власть является сла­бой, а потому отсталой в смысле создания новой го­сударственности.

Центр Европы отставал от Запада и в культурном отношении. В 1300 г. Франция имела пять универси­тетов, готовивших нужных власти юристов и чинов­ников, Северная Италия - три, Англия и Кастилия -по два, Португалия - один. В империи же универси­тетов не было вообще, как и во всей «молодой» Ев­ропе. Лишь в 1348 г. Карл IV, император и богемский король, основал по образцу Парижского университет в Праге.

В преддверии Нового времени в 1400 г. «Священ­ная Римская империя» охватывала своими граница­ми центр Европы. Они простирались от Гольштейна вдоль Балтики до Померании, за которой начина­лись владения суверенного и независимого от импе­рии Немецкого ордена. Затем граница поворачивала на юг, проходя в основном по линии польско-немец­кой границы 1919 г., включала Богемию, Моравию и Австрию, а в районе Истрии выходила к Адриати­ческому морю. Охватывая Тоскану в Центральной Италии в области Чивитавеккья, она достигала Тир­ренского моря, а возле Ниццы вновь устремлялась на север. Пролегая западнее Савойи, Бургундии, Лотарингии и Люксембурга, имперская граница выходила к Северному морю между Гентом и Антверпеном. Не-

27

которые области - Северная Италия, Савойя, Бургундия, Швейцария - лишь номинально относились к империи. Другие явно нельзя было включать в «не­мецкие земли». В Брабанте, части Лотарингии и Люк­сембурга, говорили по-французски. В Богемии, Моравии и Силезии немецкий язык оставался языком только городов.

Как и прежде, империя была весьма далека от на­ционального государства, ибо не было ни единой общей национальности, ни самого государства. Ко­нечно, императоры продолжали претендовать на универсализм своей империи. Когда Карл IV в 1356 г. издал Золотую буллу (она была скреплена золотой печатью), то империя получила свой первый право­вой закон, который вводил принцип большинства голосов при выборах императора, чтобы избежать раскола и двойного императорства. Было четко опре­делено число избирателей-курфюрстов: архиеписко­пы Кёльна, Майнца и Трира, богемский король, сак­сонский герцог, маркграф Бранденбурга и рейнский пфальцграф. Кайзер обладал всей полнотой власти только в своих личных владениях. Для императоров Люксембургской династии - Генриха VII, Карла IV и Сигизмунда - это была Богемия. Габсбурги, кото­рые, начиная с Фридриха III, практически непрерывно обладали императорской короной, владели Австри­ей, к которой путем династических браков и наследо­вания примыкали Богемия, Венгрия и Бургундия.

Однако все эти регионы располагались на пери­ферии империи, а Венгрия лежала даже вне ее гра­ниц. Это приводило к известной отчужденности меж­ду императорами и коренными германскими земля­-

28

ми. Сама империя представляла собой хаотическое скопление 1600 владений и городов. Наряду с мелки­ми и даже карикатурными владениями, всю террито­рию которых зачастую можно было окинуть одним взором со стены замка, наряду с богатыми и сильны­ми имперскими городами, такими, как Любек или Нюрнберг, наряду с уродливо крохотными импер­скими деревеньками с двумя десятками жителей имелись и крупные княжеские территории с разви­тым центральным управлением и собственными ландтагами. К ним относились герцогства Бавария, Вюртемберг, Лотарингия, Люксембург, курфюршест­ва Бранденбург и Саксония, Рейнское пфальцграфство, ландграфство Гессен, архиепископства Кёльна, Майнца и Трира. Столь многоцветная территориаль­ная палитра, характерная для империи, составляла резкий контраст с более современными государства­ми Западной Европы.

Люди, населявшие эту страну, по-прежнему жили в почти полностью аграрном мире. Четверо из пяти людей обитали на отдельных хуторах или в деревнях, которых в XII-XIV вв. становилось все больше. За­паднее Эльбы почти полностью были выкорчеваны древние леса, так что даже пришлось запретить дальнейшие вырубки. К востоку от Эльбы число кре­стьянских поселений также заметно увеличилось. Возросла численность крестьянства, а на многих тер­риториях было отменено крепостное право. Западнее Эльбы обычной фигурой стал крестьянин-арендатор, платежи которого обеспечивали ренту дворянским землевладельцам. Напротив, в восточных регионах крестьян лишили прежнего привилегированного

29

правового положения, которым они пользовались во время колонизации этих территорий. Здесь дворян­ство использовало слабость правителей, чтобы запо­лучить широкие права в отношении крестьян, пре­вращенных в наследственных подданных своего гос­подина. В имениях Остэльбии крестьяне попали в полную зависимость от хозяев, они несли много­численные повинности, зачастую произвольно уста­навливаемые землевладельцами-юнкерами, распо­лагавшими и местной судебной властью.

Около 20% населения проживало в 4 тыс. городах империи. Их плотность заметно падала с запада на восток. Две трети этих городов были карликовыми, в которых насчитывалось от нескольких сотен до двух тысяч жителей. Среди крупных городов с населением более 10 тыс. жителей лидировал Кёльн, в котором проживало 40 тыс., за ним следовали Прага и Любек. Сравнительно крупными городами были также Аугсбург и Нюрнберг, Гамбург и Бремен, Франкфурт и Магдебург, Страсбург и Ульм. Но все они далеко отставали от таких европейских метрополий, как Па­риж, Флоренция, Венеция, Генуя, Милан, число жи­телей в которых к середине XIV в. перевалило за 100 тыс. Большинство немецких городов подчиня­лось местной княжеской власти. Кроме них, имелись имперские города под властью самого императора, число которых в начале XVI в. составляло 85.

Лишь небольшая часть городского населения об­ладала полными правами, а именно патрициат, круп­ные торговцы, цеховые ремесленники. Этим «почтен­ным» бюргерам противостояла весьма неоднородная масса бесправных горожан - служанки и работники,

30

ремесленные подмастерья и ученики, калеки и ни­щие, скотобойцы и палачи. К горожанам по правово­му статусу не принадлежали проживавшие в городах дворяне, духовенство, чиновники, а также евреи.

Трудно определить, какой была численность на­селения «Священной Римской империи». В научной литературе, где часто пользуются различными мето­дами исчисления, показатели разнятся настолько, что их следует воспринимать с большим скепсисом. Вероятно, в 1000 г. в пределах империи проживало около 5 млн. человек, в 1340 г. - примерно 15 млн., а в 1450 г. - около 10 млн. человек.

Из этих данных видно, что в период с середины XIV до середины XV в. в Германии произошла какая-то катастрофа. Какая же именно?

В середине XIV в. империя вступила в фазу относи­тельного перенаселения. Сельское хозяйство с его ус­таревшими традиционными методами обработки земли не могло прокормить возросшее население. Люди страдали от недоедания и становились легкой добычей эпидемий, которые вновь и вновь страшны­ми волнами накатывались на Европу. Самой ужасной из них стала «черная смерть», чума первой половины XIV в. Именно она за два-три года унесла треть, а как считают некоторые ученые, даже половину населения Германии. Как раз тогда в молитвах появилось выра­жение: «Боже, избави нас от чумы, голода и войны». Воедино слились три явления. Разорения, вызванные войнами, влекли за собой резкую нехватку продуктов питания, голод ослаблял людей, которых выкашивали эпидемии. Дьявольский, заколдованный круг ужаса, из которого, казалось, не было выхода.

31

Всеобщие лишения и нужда вели к глубоким соци­альным потрясениям. Во второй половине XIV-XV вв., пожалуй, не было ни одного немецкого горо­да, где не происходили бы волнения и даже восста­ния. Так, Брауншвейг был охвачен почти гражданской войной в 1293,1294,1380,1445,1487 гг. На селе раз за разом поднимались крестьяне, защищая свои искон­ные права. На дорогах бесчинствовали банды обед­невших рыцарей-разбойников, грабивших купечес­кие караваны. Страх, беспокойство и неуверенность в завтрашнем дне господствовали повсеместно.

Резко упал авторитет власти и церкви, тем более что с 1309 г. папы находились не в Риме, а в Авинь­оне, где они попали во время этого «вавилонского пленения» в полную зависимость от французских королей. Это привело к «великому западному рас­колу»: с 1378 по 1415 г. было два папы - один нахо­дился в Риме, другой - в Авиньоне. Конец расколу положили Констанцский (1414-18) и Базельский (1431-49) соборы, но влияние папства заметно упа­ло. Оживились еретические движения, требующие реформы церкви и предрекающие скорый Страш­ный суд.

С середины XV в. архаизм и бессилие кайзера и империи в целом по сравнению с Англией, Фран­цией, Испанией были настолько очевидными, что все громче стали звучать призывы к реформе империи, а это было неотделимо от реформы церкви.

Реорганизация империи предполагала в первую очередь создание таких институтов, которые помог­ли бы ей обрести современную государственность. Если бы это удалось, то империя действительно мог­-

32

ла бы стать «империей германской нации» как госу­дарственной нации по типу Англии и Франции.

Реформы начались при Максимилиане I (1459-1519). В 1495 г. были созданы Имперская судебная па­лата, провозглашен «вечный мир» внутри государст­ва, а сама империя была поделена на десять округов. Следующим шагом в укреплении императорской власти должны были стать создание имперского еди­ного правительства и введение прямых имперских налогов. Но в 1519 г. Максимилиан скончался, а вме­сте с его кончиной рухнули и все планы дальнейшего реформирования империи.

Насколько тесно были связаны между собой ре­формы империи и церкви, показали «Жалобы не­мецкой нации», документ, широко распространив­шийся в германских землях и направленный против римской курии, которая своей политикой бесстыдно­го выкачивания денег из карманов немцев преврати­ла «эту некогда знаменитую нацию», создавшую «им­перию своей доблестью и кровью» и призванную стать «госпожой и королевой мира», в нищую рабы­ню католической церкви. Таким образом, к началу Нового времени идея немецкой нации стала лозун­гом оппозиционного движения против универсаль­ной власти императора и папы. Однако она имела не только политический, но и культурный аспект.

В этом смысле идея «немецкой нации» получила сильнейшее подкрепление, когда в 1455 г. итальян­ский гуманист Поджио Браччиолини обнаружил и опубликовал давно забытую «Германию» Тацита, написанную, при императоре Траяне в 100 г. н.э. На­ходка стала подлинной сенсацией, ибо Тацит с его

33

высочайшим авторитетом показал, что германцы как народ имеют более древнее происхождение, чем счи­талось прежде. Теперь же стало ясно, что германцы Тацита - предки современных немцев, а «Германия» римлян - это Германия XV в. как ее продолжение.

Опираясь на Тацита, немецкие гуманисты могли наконец противопоставить иностранным представ­лениям о грубых, нецивилизованных немцах фигуру неиспорченного, честного и мужественного герман­ца, ведущего простой и естественный образ жизни. Подобно тому как Тацит противопоставлял идеали­зированного им германца развращенному римляни­ну, так и немецкие гуманисты XV-XVI вв. противопо­ставили высокую нравственность немцев аморально­сти папской курии.

Свое новое национальное самосознание немец­кие ученые продемонстрировали и в отношении Франции. Они назвали «смехотворными» утвержде­ния, будто Карл Великий являлся предком династии Капетингов, и заявили, что на самом деле Карл был немцем, который господствовал над франками, а уже одно это доказывало превосходство немцев с самого начала.

Таким образом, на рубеже XV-XVI вв. была зало­жена основа для формирования немецкого нацио­нального сознания, которое проистекало уже не из смутного чувства общности, а из национального исторического мифа. Однако для его утверждения не было не только государственно-политической, но и языковой основы. Немецкие гуманисты писали на ла­тинском языке и были скорее космополитами, чем немцами. Тем не менее с этого времени можно с пол-­

34

ным основанием говорить о «немецкой истории», а вернее, об «истории немцев», хотя с самого начала эта история вырастает на почве общеевропейского гуманизма.

 

РЕФОРМАЦИЯ МЕНЯЕТ СТРАНУ

Картину Германии последующих веков определили не ученые изыскания гуманистов или провалившаяся попытка реформирования империи. Ее определила Реформация Мартина Лютера (1483-1546), которая, впрочем, была бы невозможной, не имей Лютер многочисленных предшественников. Ранние рефор­маторы, ордены святых францисканцев и домини­канцев, призывавших к обновлению церкви, дейст­вовали внутри нее. Последующие - Джон Уиклиф в Англии и Ян Гус в Богемии - требовали более ради­кальных перемен вплоть до упразднения папства и почитания святых. Они считали, что единственной опорой должно быть Святое Писание и собственная совесть. Они действовали уже вне рамок католичес­кой церкви и подверглись суровым преследованиям. Преданный императором Сигизмундом Гус был сожжен по решению Констанцского собора; уже по­сле смерти огню были преданы и останки Уиклифа, но искоренить их учение оказалось невозможно.

Так, виттенбергский монах-августинец Мартин Лютер категорически не желал согласиться с тем, что милость Божью можно купить у католической церк­ви за обыкновенные деньги, приобретя индульген­цию, в продаже которых святые отцы показали себя

35

весьма оборотистыми дельцами. На вопрос «Как можно заслужить милость Бога?» Лютер ответил сво­ими знаменитыми тезисами, согласно легенде, при­битыми к дверям собора в Виттенберге 31 октября 1517 г. Главная мысль тезисов заключалась в том, что для общения с Богом человеку не нужен посредник в лице католической церкви. Он должен опираться исключительно на Слово Божье и действовать в духе Его заповедей.

В апреле 1521 г. монах-еретик был вызван на рейх­стаг в Вормсе. Впервые светский орган присвоил себе право решать вопросы церковной догматики. Члены рейхстага были настроены положить конец проявле­нию злоупотреблений со стороны церкви и папства, с завистью поглядывая на их богатства, а советники императора Карла V склонялись к тому, чтобы ис­пользовать Лютера как средство давления на папу.

Но несгибаемый реформатор не желал идти ни на какие дипломатические уловки и отказаться хотя бы от части своих утверждений. Лютер заявил, что убе­дить его в неправоте могут только «свидетельства» Писания и ясные доводы разума, а не мнения папы и соборов, которые могут быть ошибочными. Далее он произнес знаменитую фразу: «На этом я стою и не могу иначе». Карл V, ожидавший ученого теологиче­ского диспута, воспринял отказ Лютера от участия в спектакле как заносчивое нежелание отречься от своих идей.

Имея охранную грамоту императора, Лютер бес­препятственно покинул Вормс, но в принятом рейхс­тагом эдикте его учение было объявлено ересью, а сам он подлежал аресту.

36

Политическая значимость эдикта была невелика. Практически он действовал лишь во владениях само­го Карла и его брата, эрцгерцога Фердинанда. На ос­нове эдикта был проведен только один судебный процесс, причем обвиняемые были оправданы.

Уже на первом этапе Реформации стало очевид­ным, что тот отклик, который нашло учение Лютера у народа, дворянства и части князей, явился решаю­щим фактором распространения и упрочения люте­ранства. После 1521 г. сопротивление преследовани­ям лютеранских еретиков стало таким мощным, что сделало эти гонения практически невозможными. Лютера взял под защиту саксонский герцог Фридрих, человек острого ума и ловкий политик. Реформация Лютера стала оружием немецких князей в их борьбе против императорских притязаний на подлинную власть и способствовала консолидации территори­альных государств.

Одним из важнейших событий первого периода Реформации была Крестьянская война 1524-26 гг. Она разразилась на юго-западе империи и, как степ­ной пожар, распространилась на север до Гарца, на восток до Тироля, на северо-восток до франконии и Тюрингии. Для лютеровской реформации эта война была совершенно чужеродным явлением, поскольку его учение ни в коей мере не являлось призывом к улучшению мирской жизни. Поэтому сам Лютер от­несся к восставшим крестьянам крайне отрицательно и даже призывал к их беспощадному истреблению как слуг Антихриста.

Для крестьян речь шла прежде всего сточном оп­ределении традиционных обязанностей и прав. Там,

37

где Библия, казалось, подкрепляла требования крес­тьян, они без колебаний ссылались на нее как на ис­точник божественного права,

Самым важным документом, отразившим требо­вания крестьян, стали «Двенадцать статей», создан­ные в феврале 1525 г. повстанцами Верхней Швабии. Они появились уже после многочисленных кровавых столкновений с войсками князей и изображали крес­тьян как верных последователей учения Христа, кото­рых поэтому нельзя считать мятежниками. В статьях речь шла о личных повинностях, о непомерном раз­мере и несправедливости различных поборов и налогов, о господской угрозе общинным правам на пользование лесами и лугами, на охоту и рыболовст­во. Это доказывает, что в статьях были выражены ин­тересы крестьян-собственников, а не низших малозе­мельных слоев деревни.

Об этом же говорит и сам регион войны. Это была область с многочисленными городами и высокораз­витым ремеслом, с традиционным правом единонас­ледия крестьянских участков. Экономически это бы­ли самые развитые земли империи, где наиболее сильно сказывались относительное перенаселение, социальные последствия раннего развития капита­лизма, конфликт между сельскохозяйственным и промышленным развитием земель.

Крестьянская война была массовым движением. В Бадене и Вюртемберге число бунтовщиков достига­ло 100-125 тыс., т.е. 60-70% мужского населения, способного носить оружие. Но это было и стихийное движение без единого центра и руководства. В целом у крестьян преобладала оборонительная тактика.

38

Только на втором этапе войны проявилась тенденция к захвату и политической власти. Это уже напрямую угрожало положению князей, которые мобилизова­ли силы Швабского союза городов, одерживавшие одну победу за другой над неорганизованными ватагами крестьян, жертвы среди которых были огромны. Только в районе Верхнего Рейна погибло свыше шес­ти тысяч крестьян. В финальной битве войны под Франкенхаузеном в Тюрингии было убито более пяти тысяч повстанцев, 600 человек попали в плен, среди них оказался сам предводитель, проповедник спра­ведливого Божьего царства и равенства всех людей Томас Мюнцер, который был тотчас обезглавлен. Всего же во время войны погибло и было казнено 70-75 тыс. крестьян.

В краткосрочном плане итоги Крестьянской вой­ны оцениваются однозначно: она потерпела полное поражение. Сложнее обстоит дело с оценкой ее дол­говременных последствий. Война привела к тому, что правовые границы были проведены между крестьян­ством и землевладельцами, споры которых подлежа­ли отныне рассмотрению придворным княжеским су­дом, а то и имперской судебной палатой. В то же вре­мя сокрушительный разгром крестьянства привел к тому, что на столетия оно перестало быть политиче­ским фактором.

После победы немецких князей над крестьянами они настолько упрочили свое положение, что на рейхстаге в Шпейере в 1526 г. лютеранские правите­ли добились, чтобы сами князья и городские магист­раты определяли церковное устройство на своих тер­риториях. Князья стали во главе церкви в своих зем-

39

лях. Сам Лютер считал это только временным пере­ходным решением. Но князья и не думали выпускать из своих рук полученный контроль над церковью, тем более что почти все церковные и монастырские земли и имущество государство забрало себе. Час­тично это имущество было распродано, но основная часть оказалась у князей, а сама лютеранская цер­ковь, по сути, превратилась в элемент государствен­ного бюрократического аппарата.

Поэтому, когда ставший императором после отре­чения Карла V его брат Фердинанд 1 попытался в 1529 г. пересмотреть решения шпейерского рейхс­тага, евангелические правители заявили решитель­ный протест, отчего это вероисповедание стало назы­ваться протестантизмом.