Федеративная Республика Германия в 1990 г.

 

Лидер ХДС Лотар де Мезьер сформировал прави­тельство из министров от Альянса, либералов и со­циал-демократов, которое уже в апреле начало

236

с Бонном переговоры о заключении валютного, эко­номического и социального союза как первого шага к объединению.

В то время как канцлер Коль развил бурную дея­тельность, стремясь использовать уникальный шанс и форсировать воссоединение, лидер оппозицион­ной СДПГ Оскар Лафонтен, показав слабое понима­ние ситуации, всячески предостерегал от поспешного объединения. В целом он довольно резонно указы­вал на возможные тяжелые экономические последст­вия такого шага и считал программу Коля «крупным дипломатическим промахом». Действительно, быст­рое объединение произошло под знаком примата политики и не было просчитано экономически. Но оно было необходимо из-за внешнеполитической ситуации, которая стала необычайно благоприятной, хотя в любой момент могла измениться, так что вто­рого такого случая могло и не представиться.

После вступления в силу 1 июля внутригерманского союза быстро выяснилось удручающее состояние экономики ГДР. Большинство предприятий оказа­лось на грани банкротства, стремительно росла без­работица. В этих условиях Народная палата после до­вольно бурного обсуждения 23 августа приняла ре­шение о вхождении с 3 октября пяти возрожденных восточногерманских земель в ФРГ на основе 23-ей статьи Основного закона, которое не требовало ни внесения изменений в конституцию ФРГ, ни проведе­ния всенародного референдума. С объединением исчезла не только ГДР, исчезла и прежняя Федера­тивная Республика, ибо новая Германия - совсем не простое продолжение старой ФРГ.

237

Огромную роль в успехе объединения сыграл тот факт, что немецкой дипломатии под руководст­вом Геншера удалось добиться согласия четырех держав — СССР, США, Англии и Франции - на вос­соединение, хотя вначале Франция относилась к этому скорее негативно, а британский премьер Маргарет Тэтчер вообще высказалась против. Клю­чевым звеном в этом процессе стало полученное Колем 16 июля согласие Горбачева на членство еди­ной Германии в НАТО. 12 сентября 1990 г. в Москве был подписан договор четырех держав с двумя германскими государствами о полном суверенитете ФРГ и прекращении оккупационных прав этих стран. Под Второй мировой войной была подведе­на окончательная черта.

 

ПРОБЛЕМЫ ВОССОЕДИНЕНИЯ

Единая Германия превратилась в третье по террито­рии и первое по численности населения государство Европы. Ее столицей вновь стал Берлин, куда к лету 1999 г. переехали правительство и парламент, хотя шесть министерств осталось на Рейне.

Объединение было политическим актом, а теперь встала задача экономической интеграции обеих час­тей страны. В обстановке эйфории национального воссоединения на первых общегерманских выборах победил ХДС/ХСС, получивший 43,8% голосов. СДПГ, которой многие прочили победу, потерпела поражение, набрав треть голосов. Усилила свои по­зиции СвДП, которой отдали голоса 11% избирате­-

238

лей. Сюрпризом стало то, что в бундестаг не прошла партия «зеленых». Но зато там оказались две партии, действующие на территории только новых восточных земель, где голоса подсчитывались отдельно, - Со­юз-90 (восточногерманские «зеленые») и ПДС, полу­чившая на западе всего 0,3%, а в новых землях -11,1% голосов.

Развитие событий после выборов показало, что процесс выравнивания условий жизни на востоке с западными стандартами становился все более труд­ным и медленным, а главное - дорогостоящим. В 1990 г. производство там упало на 50%, а число безработных возросло в три раза и продолжало уве­личиваться, достигнув в 1993 г. 4,6 млн. человек.

После объединения выяснилось, что экономика ГДР находилась в более тяжелом состоянии, чем предполагалось. Три четверти предприятий оказа­лись в таком запущенном состоянии и имели такое устаревшее оборудование, что не было никакого смысла их модернизировать. А население бывшей ГДР, которое надеялось получить от объединения все и сразу, оказалось в океане рыночных отноше­ний, к которым оно не было готово ни морально, ни психологически, и стало проявлять растущее недовольство.

Тем не менее перестройка восточногерманской экономической структуры продвигалась вперед, Деиндустриализация постепенно сменялась реиндустриализацией. Было основано более 500 тыс. новых предприятий, а к середине 1990-х гг. новые земли стали самым динамичным экономическим регионом Европы.

239

Преобразованиями руководило Опекунское ве­домство. Оно продало в частные руки 14,5 тыс. пред­приятий, а около 3,7 тыс. - было ликвидировано.

Реконструкция непосредственно затронула и на­селение старых земель, где к 1995 г. доля налогов и сборов в валовом национальном продукте впервые перевалила за 50%, а государственный долг достиг астрономической величины в два триллиона марок. К 1996 г. объединение обошлось налогоплательщи­кам в один триллион марок. Сумма поразительная, если учесть, что она к тому времени еще не привела к наступлению обещанной эры процветания в новых землях и к достижению политической цели - созда­нию единства немецкого общества. Наоборот, соци­ально-психологическая интеграция оказалась более трудной задачей, чем экономическая. В обиходном лексиконе закрепились даже такие понятия, как «осси» (восточники) и «весси» (западники), отношения между которыми далеки от безоблачных.

Спустя и 10 лет после объединения Запад Герма­нии посматривал на Восток с оттенком отчуждения и пренебрежения. Это вызывало у населения новых земель чувства второсортности и унижения, нашед­шие выход в нападениях на иностранных рабочих и поджогах их жилищ. Волна экстремизма вызвала мощные демонстрации протеста против ксенофобии, в которых участвовало более 3 млн. человек. Однако правый радикализм в Германии существует и время от времени выходит на сцену. В 1996 г. праворадикальная партия республиканцев во главе с Францем Шёнхубером на выборах в Баден-Вюртемберге полу­чила более 9% голосов и провела в ландтаг 14 депу-

240­

татов. На выборах 1998 г. в Саксонии-Анхальт почти 13% избирателей проголосовало за правоэкстремистский Германский народный союз, ранее уже пробившийся и в сенат Бремена.

Трудности объединения сказались на популярно­сти ХДС/ХСС. На выборах в бундестаг в октябре 1994 г. демохристиане и либералы всего на 0,3% опередили оппозиционные им партии - СДПГ, «зе­леных» и ПДС. Эту победу можно было отнести в ак­тив Коля, излучавшего энергию и оптимизм.

Но позиции канцлера постепенно слабели. Нара­стали экономические трудности, росли цены и нало­ги. В прессе отмечалось, что Коль, находившийся у власти уже 15 лет, т.е. дольше любого немецкого канцлера, кроме Бисмарка, исчерпал свои возмож­ности. Он уже надоел населению, которое жаждало появления новых лиц.

27 сентября 1998 г. на выборах в бундестаг впер­вые за 16 лет победили социал-демократы, получив­шие 40,9% голосов и 298 мест. За ХДС/ХСС высказа­лось 35,1% избирателей (245 мест), за партию «зеле­ных» - 6,7% (47 мест), за СвДП - 6,2% (44 места). За счет голосов населения восточных земель в бунде­стаг попала и ПДС - 5,1% (35 мест). У лидера СДПГ Герхарда Шредера были возможности пойти на коа­лицию с любой партией. Он предпочел «зеленых», в блоке с которыми с 1990 г. успешно руководил Нижней Саксонией. Их лидер Йозеф Фишер стал вице-канцлером и министром иностранных дел.

Новый канцлер слыл прагматиком в духе Гельмута Шмидта - политиком, который ориентируется на «новую середину», т.е. на такое общество, где боль-

241

шинство по своим привычкам, характеру труда, об­разу жизни тяготеет к общему центру на базе либе­рально-демократических ценностей. Такая ориента­ция имеет вполне объективную основу. В немецком обществе начала XXI в. самостоятельные хозяева со­ставляют 10% самодеятельного населения, рабо­чие - 34,8, чиновники и служащие - более 54%.

После объединения Германии в Европе сложилась новая геополитическая ситуация. В центре континента возник 82-миллионный экономический и политичес­кий гигант, который стал активно заполнять вакуум в Восточной и Юго-Восточной Европе, возникший по­сле ухода оттуда СССР. Резко возросла роль Германии как стратегического партнера США по НАТО. Она ста­ла одним из основных инициаторов расширения бло­ка на Восток, поскольку это равнозначно расширению зоны немецкого влияния. Опираясь на свою экономи­ческую мощь третьей промышленной державы мира, Германия стала мотором европейской интеграции. Она на одну треть финансировала новую общеевро­пейскую валюту евро, а взнос ФРГ в бюджет Европей­ского союза в 1990-е гг. в четыре раза превышал совокупный вклад Великобритании и Франции.

Перед Германией начала XXI в. стоит ряд сложных проблем. Происходит болезненное сокращение не­померных социальных расходов, которые обходятся государству в один триллион марок в год. Хотя, с другой стороны, экономическое положение остает­ся относительно устойчивым, ежегодный прирост ВНП составляет 2-2,5%.

По-прежнему острой является проблема иност­ранцев, которых в ФРГ более 7 млн. человек.

242

В страну в 1990-х гг., где уже не хватает более мил­лиона квартир, ежегодно прибывало 300-400 тыс. переселенцев и беженцев. Германия с ее либераль­ным законодательством принимает больше людей, чем все остальные государства Европейского союза. Неудивительно поэтому, что, по данным прессы, около 17% молодежи в возрасте 15-25 лет с симпа­тией относятся к праворадикальным идеям и орга­низациям. Хотя волна насилия против иностранцев с середины 1990-х гг. заметно спала, но и в 2000 г. в стране произошло более тысячи нападений на ино­странцев. А в 2001 г. в ФРГ было зарегистрировано около 14 тыс. праворадикальных эксцессов. Но все же канцлер Шредер имел все основания сказать:

«Мужественно и решительно мы и дальше пойдем по пути консолидации и модернизации».

 

НЕМЦЫ И РУССКИЕ

Россия и Германия отличаются друг от друга по исто­рическому возрасту, уровню и типу развития. Сходство между ними проявилось сравнительно поздно, а раз­личия были очевидны на протяжении многих веков, когда между двумя странами и народами существова­ли единственные в своем роде отношения любви и не­нависти. С того апрельского дня 1242 г., когда Алек­сандр Невский разгромил немецких рыцарей на льду Чудского озера, и до последней трети XX в. русские рассматривали немцев в основном как врагов.

Но не было другого народа, которым бы русские восхищались больше. Немцы являлись властителями

243

дум, учителями и наставниками многих поколений русских интеллигентов как левой, так и правой ори­ентации. Подобная же двойственность была присуща и отношению немцев к русским. Влечение к России смешивалось со страхом перед восточным гигантом.

Россия и Германия в XIX, а еще больше в XX в. на­ходились в тесной взаимосвязи, наполненной самы­ми различными по характеру событиями. Это было естественно, если учитывать географическое поло­жение обеих стран. Германская восточная и россий­ская западная политика тесно переплетались.

В Средние века и раннее Новое время контакты были довольно редкими. Немцы и русские немного знали друг о друге. В этом отношении мало что изме­нили и военные столкновения с рыцарями Немецкого ордена, и торговые связи между ганзейскими города­ми и Псковом с Новгородом, где немецкий купечес­кий двор появился уже в конце XII в. Хотя немецкие общины старались жить обособленно, их соприкос­новение с русской жизнью было, разумеется, неиз­бежно. Шло взаимное освоение языка, обычаев, нра­вов. В русском обществе кое-где началось преодоле­ние присущей ему отчужденности от «латинян» и рос интерес к различным сторонам немецкой и вообще европейской культуры. Вместе с тем близость Запада в лице Германии стала катализатором развития гос­подствовавшего на Руси провизантийского направле­ния в культуре и консолидации общества на базе вос­точного православия.

Попытки Ивана Грозного открыть в какой-то мере Россию Западу не повлекли за собой заметных сдви­гов. Напротив, как раз в эту эпоху появился антиза-

244

падный образ врага и недоверие по отношению к немцам - концепция, которой была суждена долгая жизнь и которая сохраняется и поныне. Ее главными носителями стали православная церковь и традицион­ная элита, высокомерно третировавшая послушного и подобострастного немца, выведенного Гоголем в по­вести «Невский проспект». В Германии это русское от­межевание воспринималось по зеркальному принци­пу. Побывавшие или подолгу жившие в России немцы постоянно писали о «варварских московитянах», души которых отравлены вековым восточным деспотизмом.

В середине XVII в. иностранцы по-прежнему про­живали в особых кварталах русских городов. В мос­ковской Немецкой слободе Петр 1 впервые познако­мился с западными обычаями и взглядами и стал «охочим до знаний» монархом. Он открыл русскому взору Европу, одновременно открыв и Россию для за­падных, прежде всего немецких, переселенцев. Их недолюбливали, но они были нужны России как тех­нические специалисты, торговцы, учителя, а в первую очередь - как чиновники и офицеры. Так, в 80-х гг. XIX в., в период расцвета националистического сла­вянофильства, треть всех высших государственных чиновников, сенаторов и офицеров были людьми немецкого происхождения, хотя немцы составляли всего 1% населения страны.

При Петре I связь России с общеевропейским развитием обрела и внешнеполитическое значение. С этого времени начались интенсивные и никогда более не прекращавшиеся германо-русские взаи­моотношения. Чрезвычайно тесными стали динас­тические связи. Многочисленные немецкие дворы

245

исправно поставляли невест русским царям и вели­ким князьям, а русские княгини и принцессы чаще всего выходили замуж за немецких монархов. И се­годня многие улицы, школы, рощи немецких горо­дов, особенно на юго-западе, носят имена Ольг, Екатерин, Елизавет.

Но, разумеется, еще важнее стало постоянное русское присутствие и участие в европейских делах. Во время Северной войны солдаты петровской ар­мии находились в Саксонии, Померании, Мекленбурге, Гольштейне. Россия вмешивалась в конфликт между Австрией и Пруссией, в войну за баварское наследство. Русская армия сыграла главную роль в успехе освободительной войны немцев против На­полеона. Со своей стороны, русская (советская, рос­сийская) политика не могла игнорировать тот факт, что ближайшим соседом была Германия, а «путь в Европу» пролегал и пролегает через нее.

Взаимные представления русских и немцев друг о друге были столь же подвержены крутым поворо­там, что и реальные политические связи двух стран. В XIX в. немецкие консерваторы видели в Российской империи основу европейского порядка и монархиз­ма. Либералы же считали ее оплотом реакции, глав­ным бастионом европейского деспотизма. Но на ру­беже Х1Х-ХХ вв. либеральную русофобию переняли консерваторы и даже социал-демократы, ссылавши­еся порой на весьма негативные высказывания Маркса в адрес России.

В ходе усиления антирусского настроя наметился своего рода национальный консенсус, который отча­сти объясняет тот энтузиазм, с которым немцы в авгу-

246­

сте 1914 г. отправились воевать против исконного врага - Франции и восточного варвара - России.

В этот период не было недостатка и в антигерман­ской направленности российской политики и прес­сы. Оформилась панславистская концепция как дальнейшее развитие того стереотипа, по которому Запад (читай - Германия) стремится подчинить себе Россию и напялить на нее колпак своего «латинско­го» религиозно-идейного мировоззрения. Общей чертой панславизма и пангерманизма стали внут­ренняя нетерпимость и нагнетание жупела внешней угрозы. Обе стороны жили в напряженном ожида­нии предстоящей роковой схватки между славянст­вом и тевтонством.

Образ другого непременно связан с тем, каким видишь себя самого. Это относится и к русско-немец­кому восприятию друг друга после 1918 и 1945 гг. Си­стема в России изменилась, но большинство немцев не спешили расстаться с давней защитной реакцией на «угрозу с Востока». Только теперь она увязывалась с наступлением «мирового коммунизма», тем более что часть немецких рабочих и интеллектуалов с вос­торгом смотрела на большевистскую Россию. Сохра­нился и прежний стереотип, ставивший знак равенст­ва между деспотизмом, рабством, нецивилизован­ностью и Россией. Крайнего выражения он достиг в период нацизма, когда русские просто были объяв­лены «недочеловеками», а большевизм - «иудео-масонским заговором».

После 1945 г. мировая ситуация в корне измени­лась, но восточная политика ФРГ долгое время сле­довала прежним образцам. Одним из ее главных

247

элементов стала смесь из коммунистической и воен­ной угрозы со стороны Советского Союза. А в ГДР «вечная и нерушимая дружба» с Советским Союзом была возведена в ранг «священной коровы».

С 1990 г. ГДР больше нет, будущее России все еще остается достаточно непредсказуемым. Однако, го­воря о русских и немцах, стоит отметить один приме­чательный и важный элемент. Между этими народа­ми есть некое политическое, духовное, культурное родство. Всегда оставалось загадкой, в чем причина этой близости при всей внешне абсолютной несхоже­сти русских и немцев. Возможно, в том, что они, в от­личие от прагматичных англосаксов и меркантиль­ных французов, - народы, склонные к метафизичес­кому мышлению. Как немцы, так и русские постоянно размышляют над особым сверхиндивидуальным смыслом своего исторического бытия и над полити­ческим осуществлением этого смысла.

Россию и Германию можно отнести к запоздав­шим нациям, которые в процессе модернизации развивались медленнее, чем страны Западной Евро­пы. Оба народа были весьма консервативны в при­верженности старому укладу жизни, проникнуты ре­лигией. В ходе конфронтации с поздним расцветом эпохи модерна германо-российская духовная общность приобрела особый облик. Совсем не случай­но, что поистине русский писатель и мыслитель Ф.М. Достоевский нигде не был понят так глубоко, как в Германии, а великий философ Фридрих Ниц­ше нигде не имел такой популярности, как в России.

Духовная общность проявилась в том, как оба на­рода пережили сильный культурный шок, вызван-

248­

ный внезапным вторжением в их жизнь модернизма. Они отреагировали на этот шок в такой форме, что это повлекло за собой роковые последствия. Как большевизм в России, так и национал-социализм в Германии были в огромной степени обусловлены незавершенностью процесса модернизации. Попыт­ки уйти от этой проблемы привели к тоталитаризму в его коммунистическом или нацистском варианте. Но столь страшный опыт должен был повлечь за со­бой и глубокое душевное очищение.

У русских и немцев есть исторически сложив­шиеся особые отношения с Западом и его либе­ральной демократией. Особые отношения между Россией и Германией могут представлять с точки зрения Запада большую опасность, поскольку так окончательно и не ушел в прошлое прежний страх, что немцы в этом случае могут использовать всю свою мощь для восстановления старых сфер влия­ния, что они под предлогом экономической интег­рации с восточноевропейскими странами опять вознамерятся прибрать к рукам всю Европу. Когда улеглось всеобщее ликование по поводу падения Берлинской стены, перед западными лидерами за­маячил давний кошмар - Германия, этот «монстр» снова выходит на авансцену, да еще при особых от­ношениях с Россией.

Есть еще один аспект этой проблемы. Историче­ская и культурная близость России и Германии, пе­реживших трагический опыт тоталитаризма и жес­точайшей войны, создала своеобразную общность судьбы, от которой нельзя отмахнуться и которая, вероятно, дает некое моральное право на «особые»

249

отношения, чего как раз и опасаются другие запад­ные державы.

Однако в самом начале XXI в., когда Россия смот­рит на Запад, она не находит там той Германии, кото­рая годы и века шла с ней едва ли не синхронно, вы­зывая то ужас, то восторг. Теперь Германия ушла в новую эпоху, забрав с собой даже обломки Берлин­ской стены. Россия же все еще осталась в XX столетии и ищет собственный «золотой век», которого, воз­можно, в действительности нет вообще.

250