Имперские города между Вормсским и Бургосским эдиктами

Из приведенных выше документов видно, что сам император был не прочь обложить налогом церковные учреждения, а в будущем, может быть, и изменить порядок выплаты аннатов. Серьезным было давление со стороны князей, как следует из посланий Аннара, подчеркивавшего, что Реформация — это смута³⁷¹. И конфронтацию городов с императором в том, что касалось нового вероучения, невозможно рассматривать без того, что происходило на рейхстагах.

Существо Вормсского эдикта 1521 г. сводилось к запрету распространения и проповеди Лютеровых произведений и идей³⁷². Таким образом, с самого начала борьба против Реформации началась как борьба за власть над средствами коммуникации. Точнее сказать, император попытался включиться в эту борьбу — в городах с начала XVI в. существовала цензура со стороны магистратов³⁷³.

Эдикт был императорским, а значит апеллировал к традиционному признанию императора «естественным господином» имперских городов³⁷⁴, то [91] есть действовал непосредственно, вне каких-то институтов. Но он был невыполним — общины не позволили бы ограничить проповедь нового учения. В 1522–1523 гг. на рейхстагах обсуждение конфессиональных вопросов было на втором плане — обсуждалось восстание Зиккингена, турецкая опасность, регимент, наконец, требования городов. Дело ограничивалось призывами к тому, чтобы проповеди не вели к восстанию. Рейхстаги все более склонялись к обсуждению собственно религиозных вопросов на свободном соборе, что отвечало требованиям городов и устраивало самого Лютера³⁷⁵.

В начале 1524 г. состоялся III Нюрнбергский рейхстаг, на котором присутствовал папский легат, отчасти оставшийся довольным его результатами. Было подтверждено запрещение печатать реформационные произведения, но разрешено проповедовать новое вероучение. Впервые было принято решение о национальном соборе. Но городских представителей это уже не устраивало. Они были недовольны и отказом предоставить им право голоса, запретом печатания, что было вмешательством в цензурную власть магистратов, и решением о созыве собора. Теперь они стояли на иных позициях, требуя созыва национального собрания из всех сословий, включая светские.

Основанием для этих требований служил принцип всеобщего священства. Исходя из всего этого, города не подписали решения рейхстага, присоединились к протесту ряда графов, а также курфюрста Саксонского. Окончательно было решено не публиковать мандат о запрете печатания произведений Лютера, однако вскоре это было сделано в Аугсбурге, Меммингене, Нордлингене³⁷⁶.

Последний эпизод — один из многих, свидетельствующих о постоянных колебаниях городских властей, оказавшихся между императором и горожанами. В июле 1524 г. произошли два городских съезда — в Шпейере собрались реформированные города, в Лейткирхе — несколько городов старой веры, объединившиеся с рядом графов и господ³⁷⁷. Именно в этом году в германские земли направился Аннар, написавший Карлу о недовольстве князей, не поддержавших Реформацию. Император оставил планы налогообложения Церкви. В конце года появился Бургосский эдикт, который требовал у городов соблюдения Вормсского эдикта под угрозой имперской опалы³⁷⁸.

Несколькими годами раньше, когда некоторые города не пожелали продления Союза, подобная угроза была достаточна для того, чтобы они одумались³⁷⁹. Однако сейчас речь шла о другом. И ответ городов на попытки оказать на них давление заслуживает не только внимания, но и сопоставления с некоторыми другими документами, исходившими от магистратов.

Главным аргументом в ответах городских советов императору было то, что выполнение эдикта приведет к смуте, и восстаниям в городах, что подданные настроены против запретов на проповедь Евангелия³⁸⁰. Такой же вывод встречается и в тех документах, которые содержали протесты городов [92] против имперских налогов, — чрезмерные выплаты могли привести к возмущению горожан³⁸¹. И это не были отговорки, такая аргументация отражала основные представления горожан о природе власти и ее задачах.

В 1524 г. эти представления начинают оформляться, концептуализироваться. В этом велика заслуга нюрнбергского реформатора Лазаруса Шпенглера. В составленных им документах проводилась та мысль, что император не вправе вмешиваться в духовные дела, что реформа Церкви — воля всей общины, а к смуте ведет не Реформация, а сопротивление со стороны церковных институтов³⁸². Таким образом, все сводилось к воле общины, которая была и высшим аргументом, и, если разобраться, источником власти магистратов. О чем бы ни шла речь, вое замыкалось на положении в общине.

Рассуждая об имперской опале, Шпенглер пошел еще дальше. Опала, с его точки зрения, — высшее наказание, которое не может назначаться без серьезной причины, но назначение ее по решению Вормсского рейхстага 1522 г. находится в ведении регимента. В свою очередь, в нем должны участвовать все имперские сословия, включая города, а раз это не обеспечено, то и опала незаконна. Невозможно и осуществление Вормсского эдикта, так как это приведет к восстаниям³⁸³.

Таким образом, городская община предстает последней инстанцией, которая призвана ратифицировать все решения. Власть, в представлениях Шпенглера, не имеет самостоятельной ценности, она ценна лишь постольку, поскольку принимается подданными.

В построениях Шпенглера важно и другое — он пытался связать конфессиональный конфликт с институциональным, что отражало единство происходивших в империи процессов. И в том, и в другом конфликте вся аргументация строилась вокруг мира в городской общине.

Но наиболее полно сущность городской Реформации, сущность положения городов в империи проявилась во время Крестьянской войны.

³⁷¹ Lanz. I. No. 237.

³⁷² RTA JR. II. No. 92.

³⁷³ Schmidt H. Chr. Op. cit. S. 45–48.

³⁷⁴ Ibid. S. 53.

³⁷⁵ Ibid. S. 91–111.

³⁷⁶ Ibid. S. 130–150.

³⁷⁷ Ibid. S. 222–225.

³⁷⁸ Förstenmann. S. 212.

³⁷⁹ Klüpfel. II. S. 210.

³⁸⁰ Pfeiffer. 1968. S. 162.

³⁸¹ Klüpfel, I. S. 136, 139–140.

³⁸² RTA JR IV. No. 107.

³⁸³ Pfeiffer. 1968. S. 169–172.

 

Города и Крестьянская война

Отношения городов Швабского союза с деревенской округой, на первый взгляд, могут оцениваться исключительно как отношения эксплуататоров с эксплуатируемыми. Еще в 1401 г. во время конфликта кемптенского аббата с монастырскими крестьянами Вильгельм Бессерер, капитан от городов, по жалобе прелата направил ульмский наемный отряд на подавление восстания³⁸⁴. Силами Союза при поддержке магистратов подавлялись локальные крестьянские выступления в 1497, 1502, 1513, 1514, 1515, 1517 гг.³⁸⁵ В связи с этим конфликт с Карлом был нежелателен еще и потому, что применение силы против крестьян и горожан юридически зависело от императора. В 1512 г. городской съезд просил его подтвердить право советов на подавление восстаний их подданных в городах и деревнях³⁸⁶. Впрочем, и это могло [93] послужить аргументом против опалы, которая лишила бы горожан и крестьян страха перед властью магистратов.

В мае 1524 г. в адрес ульмского городского съезда поступили жалобы советов на то, что крестьяне домов призрения отказываются нести повинности³⁸⁷. В июне 1524 г. ученые–юристы Нюрнберга, по просьбе совета, объяснили крестьянам, что Реформация никак не затрагивает их обязанности по отношению к городу–сеньору³⁸⁸.

Как известно, городские хронисты рассматривали выступления крестьян как заслуживающие осуждения, но в то же время оправдывали их произволом сеньоров, доведших своих подданных до отчаяния³⁸⁹. Таким образом, для городов крестьянские выступления при всей их враждебности интересам бюргерства имели характер конфликтов, в которых крестьяне выступали в качестве субъектов права и, в определенном смысле, политики. Городские советы, естественно, предостерегали бюргеров от толкования Евангелия в пользу законности вооруженного выступления, грозили лишением бюргерского права тем, кто решится войти в контакт с крестьянами³⁹⁰. И в то же время именно магистраты стремились к переговорам с крестьянами, а не к безусловному подавлению их выступлений. Как известно, города пытались посредничать на переговорах крестьян с сеньорами.

Князей это не очень устраивало. Эрцгерцог Фердинанд косвенно выразил свое отношение к переговорам, поблагодарив Ульм за отсутствие контактов с крестьянами, выразил желание, чтобы магистрат вел себя и дальше так же³⁹¹. Наиболее полно иные, отличные от городских, представления о происходящем были выражены в письмах герцогу Баварскому Леонарда фон Экка, канцлера Баварии.

Источник этот хорошо известен и изучен, во многом на нем строилось исследование Смирина в той его части, которая была посвящена княжеско-городским противоречиям во время Крестьянской войны. Смирин указал на то, что Экк ясно различал устремления горожан и крестьян, что баварский канцлер хорошо понял материальное, социальное содержание народной Реформации и точно определил, какова будет позиция различных городских слоев по отношение к крестьянству. Экк не доверял городам, считал их ненадежным союзником, а корень всех зол видел в лютеранской проповеди, подвигнувшей крестьян на свержение всякой власти³⁹².

Особого внимания заслуживают те рекомендации, которые канцлер давал герцогу по поводу дел в Баварии. Он категорически настаивал на том, чтобы отказаться от созыва ландшафта (сословного земельного собрания, в котором участвовали и крестьяне), поскольку это приведет только к беспорядкам и потере репутации³⁹³.

Экк известен как антагонист Лютера, как участник диспута на Вормсском рейхстаге. Однако этим не ограничивается его роль в германской истории XVI в., для немецких ученых он прежде всего создатель первого абсолютистского [94] княжеского государства — Баварии, чьи интересы он представлял в Швабском союзе³⁹⁴. И на содержание его посланий следует взглянуть, имея в виду, что они написаны человеком с иными, чем у горожан, представлениями о власти, порядке, законности.

Что предлагал Экк герцогу? По существу, отказаться от традиции, действовать по-новому, полагаясь только на свою силу, которой было достаточно для власти. В этом отношении его позиция принципиально отличалась от позиции нюрнбергских богословов–католиков, которые выступали против Реформации потому, что она могла привести к изменению традиционного статуса сословия, нарушить Божий порядок: «Ни одно сословие не должно быть отринуто»³⁹⁵. Экк, хотя тоже был приверженцем старого вероучения, исходил из другого: можно было и нарушить установившийся порядок, лишь бы не было восстания. Воля ставилась им выше традиции.

Оценивая послания баварского канцлера в целом, можно заключить, что абсолютным злом для него было не лютеранство, а неповиновение, смута. Восставшие крестьяне были враждебны не потому, что они лютеране, а лютеранство заслуживало осуждения потому, что вело к возмущениям и мятежам. Ни о каких переговорах он и слышать не хотел, никаких оправданий для восставших не находил. Именно Экк настаивал на безусловном подавлении, на применении исключительно силы, а не политических методов, как сказали бы сейчас, то есть бунтовщики не были для него субъектом политики.

Нельзя не согласиться о теми историками, которые усматривают в военной победе Союза торжество принципа государственного авторитета и государственной воли, добавлю яю Этот принцип воплощало княжеское государство, создатели которого были носителями государственных идей Нового времени, взявших верх над прежними представлениями об общинном самоуправлении и имперском подчинении, призванном ограничивать сеньориальное господство³⁹⁶. Хотя подчас крестьяне и возлагали надежды на императора, дворяне подавали на них жалобы в имперский палатный суд, а Леонард фон Экк не сомневался в исходе дела³⁹⁷.

Порой допускается упрощенное соотнесение княжеского абсолютизма с новым вероучением, точнее, с тем его вариантом, который оформился сначала в протестантизме на Шпейерском рейхстаге 1529 г., а затем догматически утвердился в Аугсбургском вероисповедании. Пример Баварии, да и Австрии, показывает, что не было непосредственной связи между конфессиональной приверженностью и взглядами на государственное развитие. Толкование протестантизма как основы для идеологии княжеского абсолютизма порождено тем, что последний определяется как противоположность имперскому единству, находившему опору в католицизме. Однако территориальная власть формировалась не в противопоставлении имперскому порядку, а во взаимодействии с ним. [95]

Что касается городов, то в ходе Крестьянской войны они столкнулись с тем же отношением, что и во время рейхстагов. Они не рассматривались как равноправные партнеры, как субъекты политики, несмотря на то, что именно они, их богатство, служило основой и империи, и Швабского союза. В политических отношениях проявилось то, о чем шла речь в первом разделе данной главы, — политическая дискриминация в сочетании с финансовой эксплуатацией.

³⁸⁴ Klüpfel, I. S. 121–122.

³⁸⁵ Ibid. I. S. 221–222, 228, 447. II. S. 71, 89, 108, 142.

³⁸⁶ Ibid. II. S. 58–59.

³⁸⁷ Ibid. S. 278.

³⁸⁸ Pfeiffer. 1968. S. 153–154.

³⁸⁹ Некрасов. Городские хронисты.

³⁹⁰ Schmidt H. Chr. Op. cit. S. 154–160; Rublack. Eine Bürgerliche Reformation. S. 45–51.

³⁹¹ Ibid. No. 173.

³⁹² Смирин. Народная Реформация. С. 443 сл.

³⁹³ Eck. Briefe. S. 363: zu aufrur und zu verlierung der reputation.

³⁹⁴ Metzger E. Leonhard von Eck (1480–1550): Wegbreiter und Begründer des frühabsolutischen Bayern. München, 1980.

³⁹⁵ Pfeiffer. 1968. S. 116.

³⁹⁶ Greiner Chr. Die Politik des schwäbischen Bundes während des Bauernkrieges 1524/25 // ZHVSN. 1974. Bd. 68. S. 94.

³⁹⁷ Baumann. Akten. No. 194–197; Eck. Briefe. S. 389.