Тема свободы в экзистенциальной психологии

Наиболее полное выражение принцип свободы получает в экзистенциаль- ной психологии. Свобода человека — это его свобода трансцендирования, возможность выхода за пределы границ своего эмпирического Я, возмож- ность подняться над ситуацией. Свобода человека — в его способности

в любой ситуации выбирать любую позицию по отношению к ней, проти- востоять тому, чтó ограничивает или даже подавляет его в этой ситуации. Если у гуманистических психологов свобода человека — это его свобода действовать в предлагаемых обстоятельствах, то для экзистенциальных психологов — это возможность выхода за эти предлагаемые обстоя тельства.

Из экзистенциально ориентированных авторов теме свободы, пожалуй, наибольшее внимание уделяет Эрих Фромм. Считается, что на его работы сильное влияние оказали Маркс и Фрейд. Возможно, именно Маркс стиму- лировал его интерес к условиям существования человека и их влиянию на формирование личности и конкретных социальных типов характера. Фромм стремится преодолеть рамки психоаналитического подхода, привлекая к из- учению развития личности человека анализ социальных, экономических, политических, антропологических и других культурных и средовых факто- ров. На их основе он описывает тенденцию развития индивидуальности на фоне обретения человеком все большей свободы в развитии собственного потенциала. Возможно, именно Фромм первым констатировал достигший

в наши дни особой остроты конфликт между свободой человека и его безо-

 

пасностью: обретая все бóльшую свободу, автономию, возможность выбора, люди утрачивают чувство безопасности. Это проявляется прежде всего в пе- реживаемых современным человеком чувствах одиночества, отчужденно- сти, изоляции от непосредственного окружения и общества.

Этому посвящена знаменитая книга Фромма «Бегство от свободы», вы- шедшая в 1941 году. В предисловии к первому изданию он пишет, что видел свою задачу в концентрации внимания «на значении свободы для современ- ного человека». Именно эта проблема, по мнению Фромма, является «клю- чевой для культурного и социального кризиса наших дней» [Фромм, 1995, с. 7]. Книга Фромма имеет социальную направленность, поскольку акценти- рует внимание на социальном контексте, социальных проблемах современ- ного общества и современного человека, при этом он постоянно апеллиру- ет к историческим примерам и социальным фактам. Однако это не должно дезориентировать читателя: Фромм обозначает проблему свободы прежде всего как психологическую. В предисловии к первому изданию он с сожале- нием констатирует: «Моя задача была бы значительно легче, если бы я имел возможность отослать читателя к законченному курсу психологии человека нашей цивилизации, поскольку значение свободы можно до конца уяснить лишь на основе анализа психики современного человека в целом» [Там же].

Подтверждением психологического понимания Фроммом проблемы сво- боды человека является то, что первая глава его книги, предваряющая всё по- следующее изложение, называется «Свобода — психологическая проблема?».

 

Человеческий аспект свободы предполагает поиск ответов на ряд вопросов: «Что такое свобода в смысле человеческого переживания? Верно ли, что стремление к свободе органически присуще природе человека? Зависит ли оно от условий, в которых живет человек, от степени развития индивида, достигнутого в определенном обществе на основе определенного уровня культуры? Определяется ли свобода

одним лишь отсутствием внешнего принуждения или она включает в себя и некое присутствие чего-то, а если так, чего именно? Какие социальные и экономические факторы в обществе способствуют раз-

витию стремления к свободе? Может ли свобода стать бременем, непо- сильным для человека, чем-то таким, от чего он старается избавиться? Почему для одних свобода — это заветная цель, а для других — угроза?

Не существует ли — кроме врожденного стремления к свободе — и инстинктивной тяги к подчинению? Если нет, то как объяснить ту притягательность, которую имеет сегодня для многих подчинение

вож дю? Всегда ли подчинение возникает по отношению к явной внеш- ней власти или возможно подчинение интериоризованным авторите- там, таким как долг и совесть, либо анонимным авторитетам вроде об- щественного мнения? Не является ли подчинение источником некоего скрытого удовлетворения; а если так, то в чем состоит его сущность?

Что пробуждает в людях ненасытную жажду власти? Сила их жиз- ненной энергии или, наоборот, слабость и неспособность жить неза- висимо от других? Какие психологические условия способствуют уси- лению этих стремлений? Какие социальные условия в свою очередь являются основой для возникновения этих психологических условий?» [Фромм, 1995, с. 15–16].

 

С момента первой публикации книги Фромма прошло более семидеся- ти лет, но сформулированные им вопросы по-прежнему остаются актуаль- ным вызовом для психологии.

Поскольку в соответствии с развиваемыми Фроммом идеями именно растущая свобода человека способна порождать у него чувства одиноче- ства, потерянности, отчужденности, может возникнуть впечатление, что свобода человека сегодня проявляет себя скорее как негативный феномен. Именно поэтому Фромм считает нужным ввести понятие позитивной сво- боды как такого ее вида, когда человек чувствует себя частью общего мира, но не ощущает своей зависимости от него. Человек способен быть автоном- ным и уникальным, но при этом ощущать близость и единство с другими людьми. В этом и состоит главная идея книги Фромма: «Человек перерас- тает свое первоначальное единство с природой и с остальными людьми, че- ловек становится “индивидом” — и чем дальше заходит этот процесс, тем категоричнее альтернатива, встающая перед человеком. Он должен суметь воссоединиться с миром в спонтанности любви и творческого труда или найти себе какую-то опору с помощью таких связей с этим миром, которые уничтожают его свободу и индивидуальность» [Там же, с. 29].

В своих последующих работах Фромм неоднократно возвращается

к теме свободы, содержание которой всё более уточняется им как свобода выбора. В совершенно экзистенциальной манере он утверждает: свобода — это не то, что мы имеем или не имеем, это то, что мы выбираем.

Следующий ученый, который непременно должен быть упомянут, ког- да речь идет о понимании свободы психологами с выраженной экзистен- циальной ориентацией, — это В. Франкл. Свое эссе «Духовность, свобода и ответственность» он начинает с критического высказывания в адрес пси-

хологии естественнонаучного толка, которая не может знать и «не знает ни- какой свободы». Естественные науки оперируют понятием необходимости, а «необходимость и свобода не принадлежат к одному и тому же уровню. На том уровне, на котором локализуется зависимость человека, невозможно обнаружить его автономию. <…> Необходимость и свобода локализованы не на одном уровне; свобода возвышается, надстроена над любой необхо- димостью. Таким образом, причинные цепи остаются всегда и везде зам- кнуты, и в то же время они разомкнуты в высшем измерении, открыты для высшей “причинности”» [Франкл, 1990, с. 105–106].

Более конкретно Франкл квалифицирует свободу как свободу по от- ношению к влечениям, по отношению к наследственности, по отношению к среде. Свободу по отношению к влечениям Франкл обозначает афори- стично: «Человек обладает влечениями, однако влечения не владеют им». Наша свобода или несвобода по отношению к влечениям определяется тем, в какой степени мы позволяем им управлять нашим поведением. «Чело- век — это существо, которое всегда может сказать “нет” своим влечениям» [Там же, с. 107]. Это и есть его свобода, недоступная животным, которые

 

 

 

Ваше место там, где защищают свободу. Издание Отдела агитации и популяризации идей милиционной системы. 1918–1919

 

идентифицированы со своими влечениями. Свобода по отношению к на- следственности проявляется свободой по отношению к своим задаткам. Речь идет о свободе выбора. Приводимые Франклом примеры, в частно- сти примеры близнецовых исследований, показывают, насколько различ- ная жизнь может быть построена на основе одних и тех же задатков. Один из его любимых примеров — два брата-близнеца, один из которых стано- вится хитроумным преступником, а другой — незаурядным криминали- стом; тем самым они на основе одних и тех же задатков реализуют свою сво- боду выбора разных жизненных моделей. Свобода по отношению к среде, по мнению Франкла, определяется тем, что «влияние среды больше зависит от того, что человек из нее делает, как он к ней относится» [Там же, с. 109].

Безусловно, невозможно отрицать то, что Франкл называет «естествен- ной заданностью»: она включает в себя витальную основу и социальное положение человека, которые задают некую установленность, фиксируе- мость. При этом «собственно человеческое бытие начинается лишь там, где

 

кончается любая установленность и фиксируемость, любая однозначная и окончательная определенность. А начинается там, прибавляясь к есте-

ственной заданности человека, где есть его личностная позиция, установка, его личное отношение ко всему этому, к любой витальной основе и к любой ситуации» [Там же, с. 109]. Франкл называет это судьбой. «Судьба может быть представлена человеку в трех принципиальных формах: 1) как его естествен- ная предрасположенность или природный дар — то, что Тандлер в свое время назвал “телесной неизбежностью”; 2) как ситуация, то есть целостность его внешнего окружения; 3) как взаимодействие предрасположенности и ситуа- ции, которое формирует человеческую позицию» [Там же, с. 208].

Свободу человека Франкл связывает с его духовной сущностью. «Всё че-

ловеческое обусловлено. Но собственно человеческим оно становится лишь тогда и постольку, когда и поскольку оно поднимается над собственной обу- словленностью, преодолевая ее, “трансцендируя” ее. Тем самым человек вооб- ще является человеком тогда и постольку, когда и поскольку он как духовное существо выходит за пределы своего телесного и душевного бытия». И еще:

«То, что может противостоять всему социальному, телесному и даже психи- ческому в человеке, мы и называем духовным в нем. Духовное, по определе- нию, и есть свободное в человеке. Духовная личность — это то в человеке, что всегда может возразить. <…> Мое личностное бытие и означает свободу — свободу стать личностью. Это свобода от своей фактичности, свобода своей экзистенциальности. Это свобода стать иным» [Там же, с. 111–112].

Экзистенциальный подход в отношении к свободе еще более опреде- ленно представлен в работах Р. Мэя. Отдавая должное Фрейду, идеи которо- го о побудительных силах, определяющих поведение человека, внесли свой вклад в разрушение характерного для викторианской эпохи иллюзорного образа рационального, волевого человека, Мэй обращает внимание на по- явление нового образа человека: «Возникший образ был образом челове-

ка уже не управляющего, но управляемого». Он напоминает высказывание Фрейда: «Глубоко укоренившаяся вера в психическую свободу и выбор

<…> совершенно не научна и должна уступить место утверждениям детер- минизма, который управляет психической жизнью» [Мэй, 1997, с. 195].

Мэй говорит о практическом значении, которое имела эта позиция: «Она отражала, объясняла и играла на руку наиболее распространенной склонно- сти современного человека — которая превратилась чуть ли не в повальное заболевание в середине ХХ столетия — считать себя пассивным, безвольным продуктом могучей, неутолимой силы психических побуждений. (И эконо- мических сил, можем мы добавить, как продемонстрировал это на социаль- но-экономическом уровне Маркс своим не менее блестящим, чем у Фрейда, анализом)». Впрочем, он оговаривается, что ни Фрейд, ни Маркс, конечно,

не являются причиной упадка «индивидуальной воли и ответственности», они лишь являются авторами открытий, до такой степени повлиявших на общественное сознание, что «тенденция рассматривать себя как следствие

 

детерминизма в последние десятилетия дошла до крайности в убеждении со- временного человека, что он является беспомощным объектом научных сил, нашедших воплощение в атомной энергии» [Там же, с. 195–196].

Наиболее примечательным — в связи с темой свободы — в идеях Мэя явля- ется различение двух видов свободы — ego-self и psyche-self. В русском переводе они соответственно обозначаются как «свобода действия» и «свобода бытия».

Свобода действия — это свобода повседневного опыта, свобода выбо- ра и принятия решений в жизненных ситуациях. Но истинная свобода — это свобода бытия. Свобода бытия проявляется, во-первых, в способности человека изменять свое отношение к существующим ограничениям, в том числе и к самому себе; во-вторых, в способности человека расширять гра- ницы своей идентичности, «превосходить» самого себя, при этом оставаясь самим собой [Кузьмина, 2007, с. 132].

Представленные взгляды зарубежных авторов — Фромма, Франкла, Мэя — раскрывают разные аспекты экзистенциального понимания свобо- ды человека. Вместе с тем более полное и объемное понимание проблемы свободы, имеющее, как уже отмечалось, абсолютно экзистенциальное зву- чание, представлено в работах отечественного ученого С. Л. Рубинштейна. Основанием для этого утверждения является соединение в его работах сво- боды человека как способности к самоопределению с ответственностью за свои действия и поступки. При этом человек — это активный субъект, который во взаимодействии с миром создает свой жизненный мир, изме- няя и созидая и самоё себя. Он является автором и творцом собственной жизни и собственной личности. И в этом смысл самоопределения человека как проявления его свободы. Рубинштейн считал, что человек в результате самоопределения способен отстаивать свою свободу, что означает избира- тельное отношение к внешним воздействиям, а не слепое им подчинение. Именно Рубинштейн вводит в отечественную психологию понятие челове- ка как субъекта жизни — человека, соединяющего свободу с ответственно- стью, человека, способного к самоопределению, к внутренней свободе. От-

ветственность, по Рубинштейну, относится к этическому аспекту проблемы свободы. Как отмечает Кузьмина, анализируя концепцию Рубинштейна, его определение ответственности абсолютно уникально, поскольку ни у кого из психологов нет такого определения: «Человек ответственен за всех дру- гих людей и за свои поступки по отношению к ним» [Там же, с. 171].

В. А. Петровский (в продолжение ранее приведенной цитаты) задается вопросом: «Соответствует ли философской идее “свободной причинности” нечто реальное в психологии?» [Петровский, 1997, с. 125]. По его мнению,

в психологии «свод представлений о личности, если вдуматься, есть по сути реализация идеи субъекта как носителя свободной причинности, как при- чины себя». Петровский обращает наше внимание на то, что «разделенные временем и пространством, говорившие на разных языках Гегель и Достоев- ский использовали одно и то же слово — личностность — для обозначения

 

собственно человеческого в человеке: истины его бытия, состоящей в воз- можности быть причиной себя, свободно определять себя к жизни и даже смерти» [Там же, с. 127].

Обсуждение темы свободы философами и психологами выявляет две одновременно сосуществующие и противоречащие друг другу тенденции. С одной стороны, история развития человеческого общества и существу- ющие в науке представления о формировании человеческой личности указывают на безусловное движение к свободе в процессе этого развития. История человеческого общества, как и становление человеческой лично- сти, — это история нарастающей свободы человека. Но, с другой стороны, тонко чувствующий время и человеческие проблемы Фромм называет свою книгу «Бегство от свободы», а один из самых авторитетных экзистенциаль-

6.5

ных психологов ХХ века Р. Мэй называет «повальным заболеванием» склон- ность современного человека считать себя беспомощным перед лицом пре- восходящих его могущественных сил.

 

Эмпирические иллюстрации

Возможна ли эмпирическая проверка того, что же действительно свой- ственно человеку — стремление к свободе или — осознанное или неосоз- нанное — желание уйти от нее? Еще Л. С. Выготский искал «возможность средствами психологического эксперимента решить, в сущности, чисто философские проблемы и эмпирически показать происхождение свободы человеческой воли» [Выготский, 1983, с. 291].

Психологические данные скорее свидетельствуют в пользу стремления человека ограничить внешний контроль над своими поступками и действо- вать более эффективно в условиях свободы действий и принятия решений.

Известны эксперименты, в которых сравнивалась деятельность человека

в условиях жестко заданного режима и при возможности варьирования или управления условиями. Фактически однозначным результатом этих весьма разнообразных экспериментов является демонстрация преимуществ ситу- ации, наделенной бóльшими степенями свободы, — преимуществ как для эффективности осуществляемой деятельности, так и для психологического самочувствия ее участников.

Один из наиболее знаменитых экспериментов — опыт, проведенный К. Левином и его коллегами в 1939 году по выяснению влияния авторитар- ного и демократического климата на отношения членов группы и группо- вые явления. Придавая огромное значение влиянию среды и отмечая рас- плывчатость и неуловимость такого понятия, как «свобода» (как и «власть» и «социальная атмосфера»), Левин подчеркивает, что именно эти особенно- сти «являются наиболее важными динамическими характеристиками лю- бой социально-психологической ситуации» [Левин, 2000, с. 109].

 

В соответствии со сформулированной целью в эксперименте создава- лась соответствующая среда — ситуация с разными условиями. В одном случае ведущий целиком определял деятельность группы, он говорил, что и как делать, распределял задания, формировал работающие пары, оце- нивал и критиковал работу — так создавалась атмосфера авторитарного лидерства. Во втором случае цели деятельности и средства их достижения устанавливались самими участниками в результате свободного группово- го обсуждения, они всегда имели возможность и право выбора действий, сами распределяли работу и выбирали себе напарников, что определяло демократический климат группы. (Напомним, что речь шла о группах под- ростков, которые после школы под руководством одного из помощников Левина мастерили поделки.)

Результаты эксперимента были впечатляющими. Была продемонстри- рована прямая связь между групповой атмосферой и уровнем напряже- ния членов группы и показано, как социальная атмосфера может влиять на взаимодействие людей и их психологическое состояние. В атмосфере авторитарной группы мальчики утрачивали инициативу, испытывали на- пряжение и недовольство, становились агрессивными, враждовали друг с другом и т. д.

Левин был крайне удовлетворен результатами эксперимента. Он обо- значил принципиальное различие между ситуациями в эксперименталь- ных группах как «величину пространства свободного движения». Левин называет эту характеристику в числе основных факторов, определяющих уровень напряжения личности или атмосферы группы. «Слишком огра- ниченное пространство свободного движения обычно приводит к усиле- нию напряжения, что было убедительно доказано в исследованиях гнева

и экспериментах по созданию демократической и авторитарной групповой атмосферы. В авторитарной атмосфере напряжение гораздо выше, и его ре- зультатом обычно бывает либо апатия, либо агрессия» [Там же, с. 222].

Схожие задачи были поставлены в исследовании Е. И. Кузьминой,

в центре внимания которого было взаимодействие в диадах, организован- ное по авторитарному и демократическому типу. Участники взаимодей- ствия должны были решать творческие задачи, что оказалось невозмож- ным в условиях авторитарного типа взаимодействия, и это побудило автора сделать вывод: «авторитаризм разрушает свободу творчества». В автори- тарных диадах чаще проявлялось сопротивление по отношению к партнеру как «показатель несвободы» [Кузьмина, 2007, с. 254].

Еще один фактор напряжения, выделенный К. Левином, имеющий от- ношение к обсуждаемой теме, — «внешние барьеры». «Напряжение или конфликт зачастую приводят к тому, что человек пытается покинуть не- приятную ситуацию. Если это возможно, то напряжение не будет слиш- ком сильным. Если же человек недостаточно свободен, чтобы покинуть ситуацию, если ему мешают какие-то внешние барьеры или внутренние

 

 

Зенос Фрудакис. Памятник Свободе. 2001.

Филадельфия, Пенсильвания, США

 

обязательства, это с высокой вероятностью приведет к возникновению сильного напряжения и конфликта» [Левин, 2000, с. 223].

Понятно, однако, что в эксперименте К. Левина (как, впрочем, и других, которые были упомянуты) речь идет о характеристиках ситуации, в кото- рой оказывается индивид и которые объективно предоставляют ему бóль- шие возможности выбора и свободных действий. В какой мере человек на самом деле стремится к этому и готов ли он этим воспользоваться?

Индивидуальное развитие человека есть движение ко всё большей самостоятельности. С детского «я сам» начинается стремление к освобо- ждению от опеки взрослых и, соответственно, зависимости от них. В сущ- ности, наступление зрелости — это достижение автономности, обретение способности к самостоятельному и независимому существованию. Будучи взрослыми, мы еще больше ценим чувство собственной свободы и неза- висимости, поскольку ощущение контроля над ситуацией и овладения ею придает нам уверенность в себе.

В отличие от одиночества, которое хоть как-то может быть соотнесе- но с объективными фактами существования человека и его взаимодей- ствия с окружением, свобода есть субъективное ощущение себя в мире. Именно поэтому феномен свободы труднодоступен для эмпирических исследований.

Очевидно, что существуют особенности в инфантильном и зрелом по- нимании свободы. Можно попытаться связать их с определенным возрас- том. В одном из исследований изучалось понимание свободы в различных

 

возрастных группах учащихся — учеников 5–6-го и 9–10-го классов, а так- же студентов 1–2-го курса. Как и следовало ожидать, младшим школьникам свойственно «детское» восприятие свободы: чаще всего они понимают ее как

«возможность делать то, что нравится, так, как хочется», как свободу от, «от- сутствие контроля, запрета, давления», свободу что-то не делать («не ходить в школу и не делать уроки»). По мере взросления понятие свободы связы- вается со свободой личности, с самостоятельностью действий, со свободой выбора и возможностью принимать решения, а на уровне поведения осозна- ется как возможность действовать в рамках своих убеждений в соответствии с принятыми нормами, культурой и т. д., как «ответственность за свои мысли и действия» [Кузьмина, 2007, с. 255]. Полученные данные вполне правдопо- добны и отражают реалии возрастных изменений. В то же время понятно, что и людям зрелого возраста могут быть свойственны черты инфантильного сознания.

В своей статье Дж. Барг обращает внимание на то, что люди не име- ют себе равных по своей способности к мысленной трансформации соб- ственного мира. Он ссылается на работы в области социального познания, позволяющие утверждать, что наша способность отстраняться от прямого контроля и влияний актуального окружения решающим образом зависит от нашей способности к мысленной трансформации и конструированию

этого окружения. Именно она позволяет нам создавать «позитивные иллю- зии». Одна из таких позитивных иллюзий, по Баргу, — чувство контроля или персонального владения ситуацией или ответственности за свои соб- ственные действия и их последствия — имеет существенные социальные преимущества. Он утверждает — и не без оснований — что даже в детер- минирующих ситуациях способность людей вести себя так, как если бы они обладали свободной волей и были персонально ответственны за свои дей- ствия, является огромной, принципиальной ценностью для функциониро- вания современного общества [Bargh, 2004, p. 385–386].

На ту же тему высказывается В. А. Петровский: «Говоря: “Я хочу”, “Я стремлюсь”, “Я совершу это”, — человек трактует себя как причину про- исходящего, причину среди причин, но в этом же акте противопоставля- ет себя всему остальному миру причинности, выделяет себя из причин-

но-следственного ряда как независимую силу. Здесь же и иллюзия свободы: воспринимая себя как причину, человек не замечает, что сам он зависим» [Петровский, 1997, с. 129].

Действительно, человек весьма вольно обращается с проблемой своей свободы: он рассматривает себя как причину происходящих событий, если происходящее подчеркивает его сильные стороны, поддерживает самоува- жение и позитивную самооценку, но способен интерпретировать события как независимые от него, а свое положение как безвыходное, если проис- ходящее его не устраивает. Наиболее очевидным образом это проявляется в отвержении или принятии на себя ответственности.

 

 

6.6

Свобода быть самим собой

Традиционным для экзистенциальных рассуждений о свободе является про- тивопоставление свободы от свободе для. Рассуждения в начале данной главы относительно расширения возможностей человека, увеличения сте- пеней свободы и появления выбора относятся по преимуществу к свободе от. Стремление человека к свободе от достаточно очевидно: мы стремимся избавиться от контроля родителей, не любим авторитарных начальников, го- товы отстаивать основные свободы человека — свободу слова, вероиспове- дания и т. д. Наша свобода — это способность действовать вопреки давлению обстоятельств, способность сказать «нет», как об этом пишет Франкл.

Однако освобождение от давления внешних обстоятельств и ограни- чений не только не решает, но скорее даже усиливает проблему свободы для. Как ты распорядишься своей свободой, для чего ты ее используешь? Это твоя ответственность. Свобода для — это свобода для того, чтобы чело- век мог выстроить свою собственную жизнь в соответствии со своим соб- ственным Я.

Этот аспект и является главным в экзистенциальном понимании сво- боды. Свобода — это прежде всего свобода человека в его праве быть субъ- ектом, творцом собственной жизни. Извечный гамлетовский вопрос: «быть иль не быть?» — это вопрос о выборе жизненной позиции: «Достойно ль смиряться под ударами судьбы, иль надо оказать сопротивленье?», плыть по воле волн или стать творцом собственной судьбы. Свобода — это свобо- да выбирать и действовать.

Может быть, именно в различении свободы от и свободы для и мож- но найти ответ на вопрос: свобода — это нечто желанное или невыноси- мое для человека. Такой точки зрения придерживается А. Лэнгле: «Свобода только тогда воспринимается как благо, когда человек знает, чего он хочет и что он будет делать, став свободным. Ибо свобода, если человек не пони- мает, что с ней делать, “к чему” ее применить, сопровождается невыноси- мым ощущением пустоты и может превратиться в настоящую муку» [Лэнг- ле, 2009, с. 37].

Р. Мэй, обсуждая детерминистскую интерпретацию личности, пишет:

«Если принять этот детерминизм, человеческая ответственность будет уничтожена. Вор сможет сказать: “Не я украл яблоко, а мой голод”. И что же будет с интенциональностью, свободой и креативным решением индиви- да?» [Мэй, 1994, с. 14].

Свобода человека — это и свобода выстраивания собственной лично- сти, способность меняться, преодолевать груз неблагоприятного опыта, не быть его рабом. Это наша возможность пересматривать, переоценивать прошлое. Это наша способность творить и управлять своим будущим через желание возможного и его осуществление.

 

 

6.7

Субъективно для человека свобода прежде всего связывается или даже отождествляется со свободой выбора. Свобода означает быть в состоянии де- лать то, что кто-то хочет или верит, что это будет правильным. Свобода озна- чает выбор. Выбор означает свободу. Но выбор означает и ответственность.