Император Николай I проводит смотр Балтийского флота

ного сообщения крепости с Шумлой заставили князя Варшавского принять более решительные меры. С этой целью 23 мая был сформирован под начальством генерала Хрулева особый авангард в составе бригады пехоты, кавалерийского полка, 4 сотен казаков с двумя пешими и одной конной батареями, который был выдвинут к истоку речки Алмалуй, по направлению дороги, ведущей через с. Борчма в Шумлу. Цель авангарда заключалась в следующем: 1) оберегать расположение осадного корпуса, 2) наводить нашей кавалерией неприятеля, в случае его появления, на нашу пехоту и 3) не позволять противнику гнездиться в верхней части оврага, по направлению к которому находилась левая оконечность наших работ. В случае же нападения на эти работы отряд должен был поддержать войска, их защищавшие.

В инструкции генералу Хрулеву было подробно сказано, где и как выбрать позицию, как выставить передовые посты, и в заключение указывалось, что кавалерия отряда отнюдь не должна была увлекаться приманкой легкой удачи и отходить на такое расстояние, на котором не могла бы быть вовремя поддержана; ей ставилось, напротив, целью завлекать неприятеля и наводить его на нашу пехоту⁶¹. Таким образом, и здесь главная задача отряда Хрулева сводилась к защите осадного корпуса от нападения, а не к блокаде крепости и даже не к желанию затруднить сообщение Силистрии с Шумлой, так как для этой цели отряд следовало выдвинуть более к западу, хотя бы к Калапетри, на центральную позицию между осадным корпусом и Дунаем.

С назначением генерала Бухмейера самостоятельным руководителем работ на нашем правом фланге атака там пошла несколько живее, и в ночь на 24 мая мы продвинулись здесь своими траншеями вперед в направлении тыла Песчаного укрепления и заложили новые батареи для действия против этого укрепления. На левом

293

фланге атаки работы в эту ночь состояли в установке двух мортир в воронке № 2 для действия по внутренности укрепления, в приближении тихо по капители бастиона Араб-Табия на 8 саженей к контрэскарпу и в производстве и короновании третьей воронки. В следующую ночь была образована новая воронка, и, несмотря на то, что неприятель старался помешать нашим работам, действуя по ним артиллерийским и ружейным огнем из-за завалов, а также тревожа в продолжение ночи рабочих и прикрытие малыми вылазками, мы подошли двойной тихой сапой к контрэскарпу Араб-Табии на 4 сажени. К вечеру 27-го мы подошли уже к контрэскарпу на полторы сажени и приступили к деланию спуска в ров и перехода через него, который в течение ночи был окончен.

Со своей стороны Омер-паша принимал все более и более энергичные меры к подкреплению гарнизона крепости и к «гипнотизированию» князя Варшавского. Так, 26 мая им направлен был из лагеря при Казали-Девэ к Силистрии отряд Бейрама-паши в составе 5 батальонов, 700 башибузуков и 6 конных орудий, который должен был занять лес Дели-Урман, прилегавший к левому флангу нашего расположения под крепостью, с целью беспокоить нас с этой стороны и содействовать сообщению с крепостью⁶².

Турки вполне достигли этим своей цели. Фельдмаршал все более и более волновался, ожидая скорого появления союзников противника из Шумлы, что на фоне вызывающего поведения Австрии заставило его даже отдать 26-го числа распоряжение приготовиться к снятию осады, и только полученные в тот же день успокоительные известия из Вены временно задержали исполнение этого приказания⁶³.

Вообще союзники, видимо, начинали прозревать истинное положение дел под Силистрией, что можно заключить из следующих строк письма маршала С.-Арно, только что посетившего Варну, к военному министру⁶⁴: «Выходит, что Силистрия продолжает успешно сопротивляться русским, которые, кажется, не приняли до сих пор никаких мер к правильной осаде. Они ограничиваются атаками открытой силой или нечаянными нападениями против внешних укреплений, нападениями, которые никогда не удавались и только влекли громадные потери для атакующего. Недостаток ли материальных средств или же распространившаяся по стране весть о нашем сосредоточении и ожидаемом наступлении наших колонн заставили их отказаться от прочного утверждения перед Силистрией, которую они рассчитывали покорить одним ударом,— я этого не знаю. Но дело в том, что положение крепости, которая по первоначальным предположениям Омера-паши сегодня должна была быть в руках неприятеля, до сих пор не было существенно поколеблено»⁶⁵. Французский главнокомандующий выражал далее надежду, что крепость продержится еще долго и что ему не пред-

294

ставляется невозможным, что движение вперед союзных армий, хорошо скомбинированное и направленное вовремя, не освободит крепости.

Таким образом, мысль о движении союзных армий на помощь Силистрии впервые облеклась в реальную форму в голове союзного главнокомандующего лишь 29 мая, т. е. когда крепость при энергичном и умелом ведении дела давно должна была быть в наших руках. Да и то эта мысль явилась у маршала С.-Арно как следствие непонятного для него поведения под Силистрией князя Варшавского.

28 мая фельдмаршал решил лично произвести грандиозный маневр под стенами Силистрии с отрядом в 31 бат., 32 эск., 8 сот., 9 пеш. и 3 кон. батарей. Цель этого маневра заключалась отчасти в обозрении отдельных неприятельских укреплений и расположения турецких войск, а также в намерении показать неприятелю значительность наших сил; основная же идея Паскевича состояла в обучении войск маневрировать и устраиваться в виду неприятеля⁶⁶.

Все выведенные из лагеря войска были подразделены на отряды генерала Хрулева (8 бат., 8 эск., 4 сот. и 3 бат.), генерала Гротенгельма (13 бат., 22 эск., 4 сот. и 8 бат.) и Артамонова (10 бат., 2 эск. и 1 бат.). Кроме того, в лагере оставались в полной готовности к выступлению 15 бат., 4 эск. и 26 пеш. ор., за исключением войск, находившихся в траншеях.

Фельдмаршал двинулся в 10 часов утра во главе всего отряда в одной походной колонне по дороге к Калапетри, при подходе к которому была открыта неприятельская кавалерия в числе до 4 000 коней. Тогда Паскевич приказал произвести следующий маневр.

Хрулеву с его отрядом обойти с. Калапетри, подняться на высоты и, выстроившись на них, дать знать об этом тремя выстрелами. Гротенгельму обогнуть овраг, идущий к Абдул-Меджиду, и выстроиться в первый боевой порядок, примкнув левым флангом к с. Калапетри; когда же генерал Хрулев даст условленный сигнал, то Гротенгельму начать наступление с барабанным боем, но куда? — неизвестно, вероятно, прямо перед собой. Генерал Артаманов должен был построиться в резервный порядок за правым флангом генерала Гротенгельма.

Турки, узнав о выходе из лагеря нашего внушительного отряда, никак не могли предположить, что цель этого выхода заключалась лишь в обучении под стенами Силистрии войск маневрированию, наподобие того, как это делалось в Красносельском мирном лагере, а потому начали искать каких-либо реальных целей, которыми мог задаться русский фельдмаршал. И действительно, в этот день должен был прибыть в Силистрию из Шумлы транспорт с запасами и, кроме того, подойти отряд Бейрам-паши, о котором было сказано выше. Опасаясь, что мы имеем намерение помешать тому или другому, противник решил отвлечь внимание

295

русских и действовать своей кавалерией против отряда генерала Хрулева, наиболее для них опасного, так как им сначала показалось, что он направляется по дороге на Альфатар.

Два полка регулярной турецкой кавалерии с конной батареей и целой массой иррегулярной конницы двинулись против Хрулева. После нескольких кровопролитных рукопашных схваток с нашими казаками и вознесенскими уланами, которые были поддержаны Замосцьским и Люблинским полками, турки отступили под прикрытие своих фортов, а их бивак был сожжен.

Тем временем с Абдул-Меджида был открыт сильный огонь по колонне генерала Гротенгельма, при которой находился и фельдмаршал. Одно ядро упало около лошади Паскевича, и он был контужен⁶⁷. Оставшись при войсках до окончания перестрелки, фельдмаршал после этого пересел в дрожки и поехал в Калараш, а войска пошли домой. Во время пути состояние здоровья Паскевича сильно ухудшилось, так что он принужден был лечь в постель⁶⁸. 30 мая фельдмаршал уведомил государя о приключившемся с ним несчастье, которое не позволит ему недель 6—8 сесть на лошадь. Упоминая далее об увеличившейся после контузии лихорадке и о полном расстройстве нервов, князь Варшавский всеподданнейше доносил о своем отправлении в Яссы, где он предполагал ожидать улучшения состояния здоровья⁶⁹. «Осада Силистрии,— были заключительные слова отъезжающего главнокомандующего,— идет упорно и неудовлетворительно, так что мы и первого форта не взяли»⁷⁰. В командование армией на прежних основаниях вступил князь Горчаков.

1июня, в день отъезда фельдмаршала из армии, был смертельно ранен в траншеях и генерал-адъютант Шильдер, энергичный и доблестный руководитель осады. Эти два «знаменательные», по словам Коцебу⁷¹, события должны были оказать влияние на дальнейший ход атаки крепости. Нет сомнения, что присутствие Паскевича при армии вносило деморализующий элемент в ведение нами силистрийской операции.

Глубоко не желавший, по соображениям того или иного характера, взятия Силистрии, привыкший в течение десятков лет быть полновластным советником государя и, скажем более, избалованный императором Николаем, фельдмаршал был в вопросе об осаде крепости поставлен государем на место и принужден был исполнять его неуклонную волю. Но Паскевич не имел достаточного гражданского мужества просить отозвать его при таких условиях из армии и не имел умения или доброй воли, оставшись при армии, исполнить повеление своего царя с напряжением всех своих душевных и умственных сил. Основная идея Паске-

296

вича была не взятие Силистрии, а выполнение своего собственного плана, и эта двойственность в характере работы главнокомандующего должна была проходить красной нитью через все органы управления армией и вносить деморализующее в смысле единства действий начало. Прав или не прав был Паскевич в вопросе о плане кампании, но при данных условиях нахождение его при армии было вредно, и отъезд фельдмаршала являлся действительно знаменательным фактом. К сожалению, только злой гений Паскевича, как увидим ниже, и из Ясс витал не без вредного влияния над Силистрией.

Погиб и Шильдер. Не могла остаться без влияния на дальнейшую судьбу осады Силистрии также и смерть этого генерала. Талантливый, обладавший необходимым военным чутьем, инженер Шильдер со своей энергией и верой в успех дела был душой осады, но чрезмерная его нервность, а может быть, и несколько рискованный, не чуждый увлечениям план овладения крепостью сделали ему врагов среди ближайших советников фельдмаршала. Мы нарочно привели выше выписки из дневника генерала Коцебу, чтобы поднять завесу на сферу тех не поддающихся иногда исследованию историка отношений, которые влияют на то или другое направление событий. Шильдеру не дали исполнить его план завладения крепостью в полном объеме, но все неудачи свалили на его седую голову. Так или иначе, но лишь он один представил определенный план атаки крепости, заключавшийся в быстром приближении к береговому бастиону, пользуясь тем, что грозной Араб-Табии в то время еще не существовало. Если принять во внимание силу нашей артиллерии на левом берегу Дуная, неготовность гарнизона крепости, моральное влияние на неприятеля нашей удачной переправы и энергичной атаки, то весьма вероятно, что крепость пала бы в срок, указанный Шильдером, но при условии полной осады Силистрии и ведения дела без перерыва и с направлением всей энергии к выполнению точно определенной задачи. Однако насколько все то, что действительно происходило под Силистрией, не соответствовало этим условиям.

Широкий полет мысли Шильдера был скован фельдмаршалом, Коцебу, а может быть, и другими. В чем заключались в полном объеме предложения этих лиц в отношении атаки крепости, мы не знаем, так как этих предложений, судя по сообщению князя Горчакова военному министру, и не было⁷²; все сводилось к желанию завладеть Араб-Табией, и впервые лишь 31 мая генерал Коцебу сознался князю Горчакову, что так вести осаду грешно и что ее следовало бы вести с полным напряжением сил со стороны АбдулМеджида или же совсем снять⁷³. Таким образом, предложение Шильдера сводилось к взятию крепости, предложение же фельдмаршала было направлено лишь к узкой цели взятия Араб-Табии,

297

Атака Бомарзунда

после чего только должны были начать рассуждать о способе овладения Силистрией.

В этом предпочтении, отданном Паскевичем Арабскому форту, можно видеть давление на него все той же его основной мысли — опасения атаки нашего осадного корпуса союзниками турок, при которой нахождение на нашем правом фланге турецкого форта являлось для нас опасным.

Следовательно, генералу Шильдеру пришлось вести осаду по плану, совершенно не сходному с его предположениями, и если он взялся за это дело, то только с целью вовлечь нас в осадные работы, полагая, что впоследствии ему удастся направить их соответственно его предложениям. К сожалению, этого не случилось. Осадные работы, ведущиеся без общего руководства, в той борьбе влияний и мнений, которые существовали в главной квартире, не могли идти успешно, хотя благодаря энергии Шильдера они были ко времени отъезда Паскевича доведены до рва Араб-Табии.

После отъезда фельдмаршала и при известной мягкости характера князя Горчакова распри по поводу ведения осады должны были еще более усилиться. И действительно, 1 июня генерал Шильдер набросал черновую записку князю Горчакову, в которой «почтительнейше» объявлял ему свою «личную твердую волю», что он может продолжать и довести до конца работы по взятию Силистрии, но при выполнении со стороны главнокомандующего определенных условий. К сожалению, условия, которые собирался ставить знаменитый инженер князю Горчакову, остались для истории неизвестны, так как он, не докончив записки, поехал в траншеи, где и был смертельно ранен⁷⁴. Потеряв талантливого инженера, который при всех своих странностях был отмечен выдающимися дарованиями и силой характера, способной вырвать необходимое ему

298

решение, главная квартира лишилась и строптивого противоборца со взглядами ближайших сотрудников князя Горчакова.

Обратимся к ходу осадных работ под Силистрией. 28 мая, во время производства князем Варшавским рекогносцировки, против Араб-Табии был закончен переход через ров, продолжалось коронование контрэскарпа и выведена минная галерея под фланг бастиона неприятельского укрепления.

В ночь на 29-е, около четыре часов утра, были произведены последовательно один за другим два взрыва, обрушившие бастион неприятельского укрепления. Наружный обвал воронки был занят 12-й ротой Пражского полка. Не заметив внутри укрепления неприятельские войска, саперы и рота Пражского полка по собственному почину двинулись в укрепление, в котором к этому времени турками заканчивалась постройка редута, о чем наши войска не были осведомлены. Тогда неприятель, выйдя в трех колоннах из-за редута, атаковал наш маленький отряд, который отошел в воронку, поддержанный остальными ротами 1-го батальона Пражского полка. К сожалению, перед сигналом горна прочие батальоны этого полка были отведены в задние траншеи и теперь, из-за глинистой почвы и сильного дождя, не успели своевременно поддержать свои передовые части. Прибывший на место схватки генерал Бельгард направил на поддержку пражцев батальон Кременчугского полка, который находился в лощине на левом фланге наших траншей, и боевой дух был восстановлен; воронка осталась в наших руках, а последовавшая вслед за этим вылазка турок была отбита. Смелая попытка пражского батальона, предпринятая в то время, когда ближайшие поддержки были отведены далеко назад, не принесла пользу делу и стоила нам 200 человек убитыми и ранеными. Турки скрыли от своих союзников понесенные ими потери, а само дело было ими представлено как блестящее отбитие атаки на Араб-Табию 16 батальонов русских, которые потеряли при этом более 2000 человек⁷⁵.

В 7 часов утра турки сделали вылазку против правого фланга наших работ, но были легко отбиты, и работы по всему фронту атаки продолжались весь день беспрепятственно.

Тем временем контуженый фельдмаршал не переставал заботиться об осаде Силистрии. 29 мая он приказал снять с батарей атаки осадные орудия, за исключением 16 полупудовых мортир, и заменить их полевыми орудиями, а вслед за этим снабдил генерала Шильдера следующим секретным предписанием:

«Есть известие, что неприятель усиливается под Силистрией, и, может быть, придется снять саду, чтобы идти к нему навстречу. Но, как теперь еще обстоятельства не те, чтобы снять осаду, и продолжение работ, собственно против нагорного форта, доставит ту выгоду, что неприятель будет почитать себя в осадном положении ⁷⁶, то предписываю: 1) вести дело так, чтобы осада мог-

299

ла быть, в случае надобности, снята в самое короткое время, и для сего никаких работ не производить, кроме саперных и минных против нагорного форта; 2) все излишние материалы и инженерные принадлежности, кои не суть необходимы для производства вышеозначенных саперных и минных работ, в первом пункте поименованных, отнести к осадному инженерному парку, дабы оттуда их можно было немедленно отвезти за Дунай»⁷⁷.

При наличии таких приказаний странно звучит выраженное Паскевичем почти одновременно с этим предписанием в письме к государю удивление, что осада идет «туго» и мы и одного форта не взяли! Генералу Шильдеру была предоставлена, таким образом, лишь свобода в производстве минных работ, которые и продолжались безостановочно.

30 мая мы старались препятствовать своим сильным огнем работам турок по окончанию редута, выдвинулись траншеей еще влево от крайнего редута на 20 саженей, заложили там батарею на 8 орудий и повели из колодцев, вырытых в сапе, венчавшей контрэскарп, шесть галерей, чтобы заложить мины под бруствер самого укрепления.

Между тем, видя нашу пассивность, турецкие отряды, высланные Омером-пашой из Шумлы, все смелее приближались к Силистрии. Так, отряд Гассана-паши силой в 23 батальона перешел к Гизенли (Guizenli), будучи сменен на своей первой позиции Измаилом-пашой с 6 батальонами. Летучая бригада Бейрама-паши, английского офицера на турецкой службе, вошла в связь с крепостью и усилила гарнизон ее двумя батальонами. Все эти передвижения делались не с целью заставить нас снять осаду, что маршал С.-Арно считал предприятием, полным случайностей и опасности, а лишь чтобы отвлечь наше внимание и оказать гарнизону моральную и материальную поддержку⁷⁸. В самой крепости, воспрявшей духом, работы шли полным ходом. Турки для того, чтобы приостановить нашу атаку против Песчаного укрепления, приступили к целому ряду контрапрошных работ, влиянию которых они и приписали приостановку нашей атаки против этого укрепления, в действительности вызванной вышеприведенным предписанием князя Варшавского. Редут в Араб-Табии был совершенно закончен, и турки начали устройство второго ретраншамента позади Арабского форта, так что даже после взятия этого форта мы не могли бы, по словам полковника Диё, начать атаку главной ограды, а должны были бы атаковать этот новый ретраншамент⁷⁹. Но гарнизон Силистрии продолжал сильно страдать от огня наших батарей с левого берега реки, которые анфилировали всю восточную половину крепостной ограды и передовых фортов⁸⁰.

Турки, которые, по словам подполковника Тотлебена⁸¹, начали немного зазнаваться, с 1 июня ежедневно производили вылазки

300

Содержание на понтонах русских пленных

против той или другой части осадных работ, но всегда были с успехом отбиваемы, и работы шли своим порядком. На ночь бóльшая часть неприятельского гарнизона выводилась из крепости и располагалась ближе к передовым фортам в ожидании нашей атаки.

4 июня нами был за венчанием контрэскарпа Арабского форта устроен траншейный кавальер для действия по внутренности неприятельского укрепления, а на следующий день минные галереи были закончены и кавальер доведен до должной высоты, так что открывал внутренность неприятельского укрепления. В половине шестого вечера 7 июня нами были взорваны мины, заложенные под бруствер Араб-Табии. Вслед за взрывом был открыт огонь со всех наших батарей, устроенных в траншеях, на левом берегу Дуная и на островах; огонь продолжался полтора часа и заставил замолчать неприятельские батареи. Взрывом была обрушена значительная часть бруствера, доставившая возможность нашим батареям левого фланга действовать по внутренности неприятельского укрепления. На рассвете этот обвал был занят нашими войсками и коронован турами.

У союзников, несмотря на победные донесения из Силистрии, положение этой крепости все-таки вызывало серьезные опасения. С.-Арно полагал, что она должна будет пасть в самом скором времени, если союзные войска не будут в состоянии своевременно двинуться вперед. Омер-паша предполагал, с целью оттянуть падение Силистрии, начать наступление против русской армии с сильным отрядом, но не для атаки нас, что признавалось рискованным, а лишь с целью демонстрировать свою решимость и, отвлекая внимание князя Горчакова, облегчить положение крепости. Однако турецкий генералиссимус опасался пододвинуться близко к Силистрии только со своими войсками и просил даже при этом демонстративном движении поддержки у союзников, которые должны были

301

выдвинуть свой отряд к Базарджику и этим обеспечить поддержку правого фланга турок. Маршалу С.-Арно нельзя уже было более утешать своего турецкого товарища той «моральной» поддержкой, которая ему оказывалась до того времени сосредоточением союзных авангардов в Варне, и он решил выдвинуть к Базарджику дивизию Канробера⁸². Но Омер-паша, получив сведение, что русская армия под Силистрией достигает 70 000, признал задуманную демонстрацию рискованнойм, решил ограничиться лишь действием высланных уже вперед отрядов, и движение дивизии Канробера к Базарджику было отменено⁸³.

Высланные к Силистрии из-под Шумлы неприятельские отряды искусно пользовались отсутствием осады крепости и продолжали снабжать ее продовольствием и подкреплениями.

Турецкий генералиссимус уже после снятия осады сообщал маршалу С.-Арно, что принятый им способ беспокоить русскую армию под Силистрией высылкой летучих отрядов из 3—4 кавалерийских полков с артиллерией и несколькими батальонами дал отличные результаты и подкрепления в крепость проходили, не будучи ни разу атакованы русскими войсками⁸⁴.

Необходимость полной осады сознавалась в нашей главной квартире все более и более, но к этой необходимой мере у нас не решались приступить и после сдачи Паскевичем командования армией. Принимались лишь полумеры в виде высылки на дорогу из Шумлы в Силистрию особых отрядов, которые, стесненные подробными инструкциями и связанные в своих действиях, не могли прекратить сообщения крепости с Шумлой.

Кроме отряда генерала Хрулева, выдвинутого, как известно, к верховью Алмалуйского оврага, 1 июня был сформирован особый отряд генерала Павлова силой в 14 бат., 16 эск., 5 сот. и 38 ор., которому было приказано расположиться у д. Калапетри, поддерживать связь с отрядом генерала Хрулева, наблюдать все пути от Шумлы и стараться отрезать транспорты, идущие к Силистрии. Но турки, выставив западнее отряда генерала Павлова заслоны, продолжали под их прикрытием свободно сообщаться с крепостью.

В настоящее время является непонятным и странным, каким образом возможно было допустить, что 16 эскадронов и 5 сотен, опиравшиеся у Калапетри на 14 батальонов и 38 орудий, могли дозволить свободное сообщение турок с крепостью? Обстоятельство это можно объяснить отсутствием широкого размаха в кавалерийской разведке и в направлении ее на юг, а не на запад; любимым местом высылки наших разъездов было с. Афлотор, как будто бы к югу, а в особенности к западу от него кончался весь мир. Хотя обучение нашей кавалерии тех времен и было более направлено к нанесению ударов массой, а полевая служба была вообще в упадке, но трудно предположить, чтобы здравый смысл не указал необходимости рас-

302

ширить зону разведки и наблюдения. Полагаем, что причину такого явления следует искать в другом. Страх Паскевича перед ожидаемым наступлением всей союзной армии из Шумлы был так велик, так открыто выказывался и постоянно напоминался, что им были загипнотизированы чуть ли не все военачальники, которые обращали исключительное внимание на то, как бы не пропустить наступающих союзников турок и не быть разбитыми отдельно, а до остального им было мало дела. Если прибавить к этому страх, который все военачальники, не исключая и князя Горчакова, питали к грозному фельдмаршалу, и строгую кару, грозившую с его стороны за самостоятельное решение, то картина будет ясна. Чтобы не быть голословным, приведем следующую выдержку из журнала военных действий: «2 июня в семь часов вечера против отряда генерал-лейтенанта Павлова показались две кавалерийские колонны. Отряд немедленно стал в ружье; колонны отошли в крепость». И только! Отряд силой почти в дивизию пехоты и дивизию кавалерии, высланный разведывать и отрезывать транспорты, при виде кавалерийских колонн думает лишь об обороне, а между тем под прикрытием этих колонн турки провезли в крепость запасы и подкрепления. Конвоировали эти запасы всего три батальона и два кавалерийских полка⁸⁵.

3 июня отряд генерала Павлова был возвращен в главный лагерь, не принеся никакой пользы. Но так как в главной квартире были получены сведения о передвижении войск между Силистрией и Рущуком, то в этот же день был сформирован новый отряд, под начальством князя Бебутова, силой в 10 бат., 16 эск., 1 полка казаков и 32 ор., который предназначался для прекращения сообщений между Силистрией, Рущуком и Шумлой. Князь Бебутов был снабжен предписанием князя Горчакова в обычном духе, связывавшем осмысленное решение задачи и намного умалявшем пользу предпринятой меры. В предписаниях князя Горчакова не было, как уже неоднократно говорилось, краткого изложения обстановки и задачи, а было видно старание все предусмотреть и издали руководить отрядом во всех мелочах. Так и в данном случае князю Бебутову указывалось 4-го числа выступить на Калапетри, переночевать у Войдемира или где-либо поблизости и на следующий день направиться через Казымир к Бобуку, впереди которого оставаться до получения приказания. Отряду было предписано бдительно наблюдать за происходившим вокруг крепости, разведывать и заблаговременно открывать следование войск и транспортов со стороны Шумлы, причем разрешалось атаковать незначительные части противника и не вдаваться в бой с превосходящими силами. Это последнее предостережение проходило красной нитью по всему предписанию и должно было связать руки исполнителю. Князь Горчаков рекомендовал даже избегать частных схваток, в особенности кавалерийских, и держать этот род оружия за второй линией пехоты⁸⁶.

303