Союзники на Балтийском побережье

Трудно было при таких условиях раскрыть и помешать сообщению Омера-паши с крепостью, которое этот последний организовал как будто нарочно способом, парализовавшим активные действия князя Бебутова. Но Бебутов не побоялся атаковать встреченные у Бабу и Войдемира турецкие отряды и этим временно прекратил сообщение крепости с войсками Омера-паши.

В то время как осадные работы против Араб-Табии приближались понемногу к концу, главные руководители наших операций на Дунае переживали смутное время нерешительности относительно того, как быть дальше с Силистрией. Давно готовое в голове фельдмаршала решение снять осаду не могло быть легко приведено в исполнение ввиду категорически высказанной воли государя, и теперь к выполнению этого решения приходилось подходить с другой стороны. Начался период советов, высказываний и собирания мнений относительно дальнейших действий под Силистрией, чтобы на них уже основать новое представление государю о необходимости отвести армию за Дунай. В течение мая случалось как-то так, что одновременно с личным письмом Паскевича государю князь Горчаков писал по тому же предмету подробное письмо военному министру, вполне солидарное со взглядами фельдмаршала, а этот последний присовокуплял в своем письме государю, что вполне разделяет взгляды Горчакова. Таким образом давление на государя шло уже с двух сторон. Однако и это не воздействовало. Князь Варшавский пожелал узнать мнение, продолжать ли осаду Силистрии, и от генерал-адъютанта Лидерса. Было ли это следствием растерянности старого фельдмаршала, вызванной неуспешными действиями, или же Паскевич предполагал подтвердить свои доводы перед государем и мнени-

304

ем такого авторитетного лица, как Лидерс, — сказать трудно. Генерал Лидерс решительно высказался против снятия осады, находя это во всех отношениях невыгодным. «Употребив более двадцати дней для осадных работ,— писал он,— и понеся уже довольно значительную потерю, прискорбно было бы не извлечь из сего никакого результата». Так как для завладения Арабским фортом оставалось сделать немного усилий, то Лидерс полагал, что дальнейшая атака главной ограды не займет так много времени. Он считал достаточным одной дивизии для продолжения осады и полагал, что мы смело можем встретить армию Омера-паши или же своевременно, при надлежащем разведывании, отступить, если бы против нас наступали превосходящие силы всей коалиции. «В настоящее же время,— кончал генерал Лидерс свою записку,— остальные наши силы настолько внушительны, что, пользуясь бездействием неприятеля, можно принять самые решительные меры к ускорению осады, имея тем более в виду усиливающуюся сложность политических обстоятельств»⁸⁷.

Эта записка не произвела впечатления в главной квартире, и 30 мая Горчаков писал военному министру письмо, полное самых мрачных мыслей.

Автор письма находил, что дела под Силистрией идут плохо. Турки, окрыленные успехом, оспаривают шаг за шагом нашу атаку на форты Арабский и Песчаный. Кроме того, в складках местности близ этих фортов держатся всегда наготове 7000—8000 войск, которых атаковать нам нельзя даже в случае занятия Араб-Табии, так как наши войска попадут под перекрестный огонь соседних фортов и вновь устроенных турками укреплений второй линии. Это, по словам Горчакова, заставляло нас приближаться к крепости весьма медленно (pour ainsi dire à pas de taupe). Но такой медленной атаке должно было помешать наступление 120 000 союзников турок, которое князь Горчаков ожидал не позднее как через две недели. Он полагал, что маршал С.-Арно будет наступать двумя потоками: из Шумлы для атаки нашей армии и через Базарджик, чтобы отрезать нас от мостов. Такое положение вещей, кончал князь Михаил Дмитриевич, заставляет сильно призадуматься⁸⁸.

На следующий день князь Горчаков занялся более определенным изложением военному министру положения вещей и своих мыслей о дальнейших действиях. 1 июня фельдъегерь повез в Петербург целую серию внушительных представлений. Здесь были всеподданнейшие письма Паскевича и Горчакова, записка этого последнего и частное его письмо к военному министру.

Заверяя государя по случаю нового своего вступления в командование войсками в чувстве самоотверженности армии, с которым она ожидала предстоявшую ей борьбу, князь Горчаков присовокуплял, что обстоятельства этой борьбы в высшей степени важны,

305

и мысли свои, как поступить в данных обстоятельствах, он повергал через военного министра на усмотрение государя⁸⁹.

В своей записке князь Михаил Дмитриевич исходил из того фальшивого предположения, что союзники турок предполагают в самом непродолжительном времени двинуть против нас от Шумлы 120 000 —150 000 человек, которым мы можем противопоставить лишь 70 батальонов и 68 эскадронов. Указывая далее на незначительность выгод, которые нам предоставит взятие крепости, а именно отвлечение этим союзников от всяких предприятий при помощи десантов, чему государь, кстати, еще не верил, и воздействие на христианские племена, что, как в то время уже выяснилось, не могло заставить их взяться за оружие, автор переходил к изложению своего плана дальнейших действий. Он сводился к продолжению осады Силистрии до тех пор, пока не будет получено положительного сведения о том, что очень большие неприятельские силы идут на нас; в таком случае он полагал снять осаду и приготовиться к действию в поле. Если неприятель пойдет на нас вразброд, то бить его по частям и потом вновь осадить Силистрию; но если бы союзники «совокупно и благоразумно» вознамеривались нас атаковать превосходящими силами, то перейти на левый берег реки и отражать все попытки противника к переправе. Когда же неприятель будет ослаблен подобными действиями, то снова перейти в наступление, взять Силистрию и Рущук и зимовать в западной Болгарии. Князь Горчаков полагал, что тогда наш успех над союзниками воздействует на славян и восстание их разовьется с большей силой, совершенно забывая, что несколькими строками выше он писал, что славянские племена «вовсе не показывают готовности серьезно взяться за оружие». Наконец, в случае войны и с Австрией князь Михаил Дмитриевич полагал перейти на левый берег Дуная и отбиваться во все стороны двумя или тремя потоками, а где невозможно будет одолеть врага, там с честью умереть⁹⁰.

Этот план, в котором на снятие осады Силистрии и на переход армии на левый берег реки указывалось как на крайнее средство, когда обстановка сделает для нас невозможным дальнейшую атаку крепости, вполне соответствовал, как мы знаем, и взглядам государя; немудрено поэтому, что император Николай на нем написал: «Я совершенно согласен на этот план, близкий к моему начертанию». Но к записке было приложено частное письмо князя Горчакова к военному министру, общий тон которого несколько расходился с запиской, и в нем сильно проглядывало тяготение автора на левый берег Дуная⁹¹.

Одновременно с князем Горчаковым писал в Петербург и князь Варшавский. «Совершенно разделяя мнение» князя Михаила Дмитриевича, Паскевич выражал государю свое убеждение, что при наступлении неприятеля в превосходящих и соединенных силах было

306