Однако, в 1920-е – 1930-е гг. Благодаря реформе позитивизма кризис в историографии в основном был преодолен. В результате, возникает так называемый неопозитивизм.

Несмотря на все очевидные перемены, позитивистскому «багажу» исторической пауки XIX в. – пониманию общества как социального организма, концепции прогресса, идеалу постижения закономерностей и каузальных связей между событиями и процессами, стоящими за действиями великих людей, противопоставлению объективного и субъективного, материальных и духовных факторов – предстояла еще долгая жизнь в XX столетии. Релятивизм шел вразрез с убеждениями многих историков, которые продолжали видеть свое профессиональное предназначение в адекватной реконструкции прошлого, а потому отстаивали объективность фактологической основы исторической науки. Эта установка историков-практиков находила философское обоснование в неопозитивистских концепциях, которые развивались одновременно и параллельно с антипозитивистскими. В рамках неопозитивизма, в частности, активно разрабатывались логические принципы научного знания как такового, а также изучались те нормы и правила, на которые опиралась аналитическая деятельность историка. Неопозитивистская философия истории характеризовалась признанием роли в истории общих социологических и психологических факторов и, соответственно, ведущей роли в историческом познании объяснительных процедур – сопоставления изучаемых явлений со стандартами поведения, мышления, типами, структурами отношений повседневности.

На смену классическому позитивизму приходит неопозитивизм, основные идеи которого сформировались в рамках деятельности Венского кружка, объединившего философов и физиков Венского университета. Организатором кружка являлся Мориц Шлик (1882-1936 гг.), руководитель кафедры философии индуктивных наук университета, а наиболее видными представителями – Отто Нейрат (1882-1945 гг.), Рудольф Карнап (1891-1970 гг.) и особенно Людвиг Витгенштейн (1889-1951 гг.), автор знаменитого «Логико-философского трактата» (1921 г.).

Венский кружок разработал ряд основополагающих принципов неопозитивизма, которые в той или иной форме были восприняты многими историками, но лишь после Второй мировой войны. Принципы эти заключались в признании нескольких постулатов.

Все социальные явления подчиняются общим и для природы, и для истории законам, носящим универсальный характер (натурализм).

Методы социально-исторического исследования должны быть такими же точными, строгими и объективными, что и методы естественных наук (сциентизм).

Субъективные аспекты человеческого поведения можно исследовать анализом не сознания, которое в принципе непосредственно не наблюдаемо, а открытых поступков и поведения (бихевиоризм).

Истинность всех научных понятий, гипотез и утверждений должна устанавливаться на основе эмпирических процедур и практической проверяемости (верификация).

Все социально-исторические явления должны быть описаны и выражены количественно (квантификация).

Социология и история должны быть свободны от оценочных суждений и связи с любой идеологией (методологический объективизм).

Наиболее ярко неопозитивистский подход проявился в новой исторической дисциплине – экономической истории, имевшей самые тесные связи с проблемами современности и успешно развивавшейся на фоне мировых экономических кризисов. В начале XX в. она уже преподавалась в американских, британских и французских университетах. Первые работы касались, как правило, экономической политики государства и представляли собой самый удобный переход от занятий политической историей. Но уже очень скоро историко-экономические исследования сосредоточились на изучении движения цен, а затем и вокруг феномена индустриализации, который вызывал наибольший интерес у специалистов во всем мире. Результатом стало особое внимание к Британии – первой стране, пережившей промышленную революцию.

Бурными темпами развивалась специализация внутри историко-экономических исследований: по отраслям производства, регионам, корпорациям, постепенно охватывая все аспекты экономической жизни прошлого, т.е. любую деятельность, связанную с производством, обменом и потреблением. Однако характер и неравномерное хронологическое и географическое распределение сохранившихся источников жестко ограничивали возможность изучения экономической истории во всей полноте, поскольку систематический сбор информации об экономике начался только в XIX в. Знания о более ранних периодах историкам приходилось добывать буквально по крупицам: интерес властей к экономической деятельности подданных почти полностью ограничивался той ее частью, что облагалась налогами. Круг вопросов экономической истории до XVIII в., на которые исследователи могли дать ответ с достаточной долей уверенности, был резко ограничен скудостью данных.

В экономической истории вместо героев и выдающихся личностей на авансцене оказались объективные факторы, воздействие которых имело тенденцию распространяться и на другие сферы общественной жизни. Более ранние труды по экономической истории носили в основном описательный характер: в них воссоздавалась картина хозяйственной жизни в определенный период, и не проявлялось особого интереса к механизмам экономических перемен. Позже большинство исследований было нацелено на раскрытие динамики роста или упадка экономики в целом, а также по отдельным важнейшим отраслям. Острые споры вызвали как раз векторы и механизмы этих изменений.

Постепенно историки овладевали новыми методами, в том числе количественными, заимствуя их у экономической науки, и пытались осмыслить изучаемые явления и процессы с точки зрения теорий экономического роста. Часть историков-экономистов были марксистами, а многие придерживались в своих объяснениях принципов так называемого экономического материализма. Позднее, уже в середине века, все больше историков-экономистов избирают количественный подход как основной – для них вопросы и методы исследования во многом предопределяются не историей, а экономической теорией. Главным образом речь в это время идет об эволюционных теориях неопозитивистского толка, прежде всего так называемых теориях экономического роста и индустриального (а позднее постиндустриального) общества. Законы в этих теориях не были всеобщими, имели ограниченную зону действия. Сторонники эволюционных теорий считали, что каждый период экономической истории имеет собственные законы. Очевидно, что критерием, в соответствии с которым производилось разделение на периоды, являлись основные характеристики (т. е. те же экономические законы) каждого периода. Так получался «заколдованный круг».

Новым явлением в развитии исторической науки в 1920-е - 1930-е годы стало возрастание интереса к марксизму, до Первой мировой войны явление редкое и присущее только отдельным, наиболее глубоким ученым, например, Максу Веберу. Однако потрясения, войны и революции в России, которые, казалось бы, подтверждали марксистскую концепцию о неизбежной смене обреченного капитализма социализмом привели к новой тенденции, к ускоренному развитию социально-экономических исследований, истории социально-классовой борьбы, рабочего движения, к попыткам нащупать общие закономерности исторического развития.

С другой стороны, идейно-политический момент начинает оказывать очень большое воздействие на историографию. В XX в. идейно-политическая составляющая вышла на первый план в советской историографии. Конечно, в стране продолжали работать историки, получившие профессиональную подготовку и сформировавшиеся как зрелые ученые в дореволюционной России, но тенденция партийности и государственный контроль нарастали с каждым годом.

Официальная идеология тоталитарных режимов неизменно «прибирала к рукам» национальную историографию и историческое образование, как на Востоке, так и на Западе. Ярчайший пример – распространение расистских исторических концепций в гитлеровской Германии, где расизм получил статус официальной идеологии. Чего стоят только названия выходивших в то время исторических монографий и обобщающих трудов: «Немецкая история как судьба расы», «История как борьба рас», «Основы расовой и территориальной истории немецкого народа», «Всемирная история на расовой основе» и т.п. Появление работ, не соответствовавших официальной идеологии, стало невозможным. В 1935 г. был создан Имперский институт истории новой Германии. Многие известные немецкие историки были отстранены от преподавания по расовым и политическим соображениям или эмигрировали. В конце 1943 г. в связи с переходом к «тотальной войне» закрылось большинство исторических журналов и научных учреждений.

Ряд историков, не поддавшихся методологической растерянности, осознал необходимость возрождения и обновления истории именно как науки, а не как спекулятивной абстракции или художественного творчества. Против как устаревшего позитивизма, так и иррационалистического субъективизма выступили французские историки Марк Блок (1886-1944 гг.) и Люсьен Февр (1878-1956 гг.), создавшие в конце 1920-х годов журнал «Анналы экономической и социальной истории», ориентированный на построение обобщающего исторического синтеза.

Школа «Анналов» (фр. École des Annales) также «Новая историческая наука» (фр. La Nouvelle Histoire) – историческое направление, основанное Люсьеном Февром и Марком Блоком. Эта историческая школа, формировавшаяся вокруг журнала «Анналы», оказала значительное влияние на развитие всей мировой историографии XX века.

Журнал «Анналы»:

Направление возникло и группировалось вокруг журнала «Анналы», носившего это название с 1929 по 1939 годы (с 1939 по 1941 годы журнал назывался «Анналы социальной и экономической истории», с 1994 – «Анналы. История, социальные науки»).

Журнал «Анналы» – исторический научный журнал, основанный в 1929 году французскими историками Марком Блоком (1886-1944) и Люсьеном Февром (1878-1956) (в то время профессорами Страсбургского университета).

Хронология названия:

1929–1938: Анналы экономической и социальной истории (фр. Annales d’histoire économique et sociale)

1939–1941: Анналы социальной истории (фр. Annales d’histoire sociale)

1942–1944: Сборники социальной истории (фр. Mélanges d’histoire sociale), выходили не регулярно

1945: Анналы социальной истории (фр. Annales d’histoire sociale)

1946–1993: Анналы. Экономика. Общество. Цивилизация. (фр. Annales. Économies, Sociétés, Civilisations (ou Annales ESC))

с 1994: Анналы. История. Социальные науки. (фр. Annales. Histoire, Sciences sociales (ou Annales HSS))

В их подаче произошла замена классической «истории – повествования» «историей – проблемой», а также предпринимались попытки создать «тотальную» историю, то есть историю, описывающую все существующие в обществе связи – экономические, социальные, культурные. Учёные стали ставить в центр своих исследований не деятельность великих людей, не описание событий, а общество в целом, пытаясь вскрыть глубинные структуры, существующие в течение больших временных отрезков. Такой подход потребовал привлечения данных смежных наук – социологии, этнографии, географии и других, а также расширения круга исторических источников. Сторонники «новой исторической науки» привлекают результаты исследований археологии, истории техники, лингвистики, проповеди, жития святых и др. Это привело к эпистемологическому повороту в исторической науке: источник сам по себе нем, вопросы ему задаёт исследователь, следовательно, ценность приобретает даже фальсифицированный источник, так как он может рассказать почему фальшивка появилась, кому это было выгодно. Сторонники данного направления изучают массовые представления людей той или иной эпохи (история ментальностей), смену ценностных установок на протяжении веков, проблему исторической памяти и так далее.

Школой «Анналов» сформулирована концепция реконструкции исторических фактов. Содержание концепции наиболее точно выражено М. Блоком, полагавшим, что для понимания истории необходимо обнаружить смысл явления, постигнуть мотивы людей, совершивших поступки в условиях, «прочитанных» ими на свой манер. В своей книге «Апология истории» он писал: «В наших трудах царит и всё освещает одно слово – «понять».

Как пишет профессор Латвийского университета Харийс Туманс, школа "Анналов" впервые объектом исторического изучения сделала формы мыследеятельности людей изучаемой эпохи. При этом он отмечает, что она в своей сути почти всецело принадлежит медиевистике, а в антиковедении её метод не прижился.

В методологическом отношении школа "Анналов" открыла:

Новое, расширенное понимание исторического источника, которой стал теперь трактоваться как "всё, что человек говорит или пишет, все, что он изготовляет, всё, к чему он прикасается";

Новый метод работы с историческим источником, путём постановки ему вопросов и проникновения в его идейную подоплёку. Стремление углубиться в источник и понять его "изнутри" поставило вопрос о мировоззрении людей, оставивших нам тот или иной источник, и ввело в научный оборот историков слово "менталитет". Исходная предпосылка такого подхода состоит в убеждении, что человек и его психика изменчивы, т. е. способ воспринимать мир и устраивать свою жизнь в нём в разные эпохи и в разных культурах бывают различными. Следовательно, для понимания исторического процесса необходимо сначала понять образ мыслей человека изучаемой эпохи и культуры, т. е. понять его картину мира, которая и определяет его поведение, индивидуальное и коллективное. Основная заслуга "анналистов" состоит в том, отмечает Харийс Туманс, что они увидели в истории не только социально-экономические схемы, но живого человека с его мыслями и чувствами, и начали объяснять историю через объяснение мотивации поступков человека.

По словам проф. РГГУ Н. И. Басовской, основатели школы «Анналов» "совершил переворот в исторической науке, сказав: «Для того чтобы что-то реально узнать о прошлом, нам прежде всего надо стремиться понять, что было в головах людей»".