Новые религиозные верования.

1. Боги физической природы.

Прежде чем перейти от образования трибы к возникновению гражданской общины-государства, мы должны упомянуть об одном важном факторе интеллектуальной жизни древних народов.

Исследуя древнейшие верования, мы нашли религию, предметом которой был культ предков и главным символом — очаг. Религия эта образовала семью и установила первые законы. Но у арийской расы во всех ее разветвлениях была еще и другая религия, и главными лицами этой религии были Зевс, Гера, Афина, Юнона — боги эллинского Олимпа и римского Капитолия.

Из этих двух религий первая взяла своих богов из человеческой души, вторая — из окружающей физической природы. Если чувство живой силы и внутреннего сознания внушило человеку первую идею о божестве, то зрелище окружавшей и подавлявшей его беспредельности дало новое направление его религиозному чувству.

Первобытный человек находился постоянно лицом к лицу с природой; привычки цивилизованной жизни не скрывали еще от него эту природу; ее красота восхищала его взоры, величие ее ослепляло его. Он наслаждался дневным светом, он боялся ночной темноты; когда же он видел, что снова возвращается «священное сияние небес», то испытывал чувство благодарности. Жизнь его была в руках природы: он ожидал благодатных туч, от которых зависела его жатва; он страшился бури, которая могла разрушить труды и надежды целого года. Он чувствовал каждую минуту свою слабость и могущество окружающих его сил. Он постоянно испытывал смешанное чувство благоговения, любви и ужаса перед этой мощной природой.

[с. 130] Чувство это не повело его тотчас же к созданию представления об едином Боге, управляющем вселенной, потому что у человека не было еще представления о вселенной. Он не знал еще, что земля и солнце и небесные светила — все это лишь части одного и того же целого; ему не приходило в голову, что все они могут управляться Единым Существом.

При первом взгляде на внешний мир он показался человеку чем-то вроде нестройного сборища враждебных и борющихся между собою сил. Так как он судил о предметах внешней природы по самому себе, себя же чувствовал свободной личностью, то и во всякой частице природы — в земле, дереве, облаке, речной воде, солнце — всюду он видел таких же, похожих на себя личностей. Он приписывал им мысль, волю, свободный выбор образа действий; чувствуя их могущество, находясь в их власти, он признал свою от них зависимость; он молился и поклонялся им, он сделал из них себе богов.

Таким образом, религиозная идея явилась у этой расы в двух различных видах. С одной стороны, человек присвоил божественность принципу невидимому — разуму, тому, что он провидел в своей душе, что считал в себе священным; с другой стороны, он приложил свое понятие божественного к предметам внешним, которые он созерцал, любил или же которых боялся, к физическим силам, бывшим господами его счастья и жизни.

Эти два ряда верований дали начало двум религиям, которые существовали так же долго, как существовали греческое и римское общество. Религии эти не враждовали друг с другом, они мирно уживались рядом, разделяя власть над человеком; но они также никогда и не смешивались. У них всегда были совершенно различные догматы, часто противоречащие друг другу, различные обряды и церемонии. Культ богов Олимпа и культ героев и манов никогда не имели между собою ничего общего. Которая из этих двух религий была первой по времени — трудно сказать: нельзя [с. 131] точно также утверждать и того, что одна из них предшествовала другой. Достоверно лишь то, что одна из них, именно религия мертвых, возникнув в очень отдаленную эпоху, осталась неизменной в своих религиозных обрядах, тогда как ее догматы постепенно исчезли; другая же — религия физической природы — является более прогрессивной: она развивается из века в век, изменяя понемногу свои легенды и догматы и беспрестанно увеличивая свою власть над человеком.

2. Связь религии природы с развитием человеческого общества.

Можно думать, что первые зачатки религии природы очень древни, быть может они настолько же древни, как и культ предков, но так как религия эта отвечала понятиям более общим и порядка более высокого, то для нее понадобилось больше времени, чтобы вылиться в определенное учение. Вполне доказано, что она не возникла в один день и не вышла готовой из головы какого-либо человека. При начале этой религии мы не видим ни пророка, ни сословия жрецов. Она родилась в различных умах действием их естественной силы.

Всякий создал ее по-своему. Между всеми этими богами, возникшими в различных умах, было сходство, потому что образование идей у человека шло приблизительно одинаковым путем, но в то же время было и большое разнообразие, так как всякий ум создавал себе собственных богов. Отсюда получился тот результат, что религия эта была долгое время смутной и неопределенной, а боги ее бесчисленными.

Но количество объектов, подходящих для обоготворения, было невелико: оплодотворяющее солнце, питающая земля, туча, то благодетельная, то губительная, — вот главные силы, из которых можно было создать себе богов. Но каждый из названных предметов дал начало тысячам божеств, потому что одна и та же сила, рассматриваемая с различных точек зрения, получила от людей различные наименования. [с. 132] Солнце, например, в одном месте называлось Гераклом (славным), в другом — Фебом (сверкающим), в третьем — Аполлоном (прогоняющим тьму или зло); один назвал его существом возвышенным (Гиперион), другой — помощь дающим (Алексикакос); и в конце концов группы людей, давших различные названия блестящему светилу, не понимали, что у всех у них один и тот же бог.

Каждый человек в сущности поклонялся лишь ограниченному числу божеств, но боги одного не были богами другого. Имена, правда, могли быть похожи между собою; множество людей, каждый в отдельности мог назвать своего бога Аполлоном или Гераклом, потому что эти слова принадлежали обыденной речи и были лишь прилагательными, обозначавшими божественное существо по одному из его наиболее существенных признаков; но различные группы людей не могли предполагать, чтобы под этими различными именами скрывалось одно и то же божество. Насчитывались тысячи различных Юпитеров; было множество Минерв, Диан, Юнон, которые очень мало походили друг на друга. Каждое из этих представлений создавалось свободной работой ума и было в некотором роде его собственностью; отсюда произошло, что боги эти были долгое время независимы один от другого, а у каждого из них были свои собственные легенды и свой культ.

Так как первое появление этих верований принадлежит — эпохе, когда господствовал еще семейный быт, то и названные боги имели вначале, подобно демонам, героям и ларам, характер домашних божеств. Каждая семья создала себе своих богов и хранила их для себя, как покровителей, милости которых она не хотела делить с посторонними. Мысль эта часто встречается в гимнах Веды; она существовала, без сомнения, и в умах западных арийцев, так как ясные следы этого остались в их религии. По мере того, как семья обоготворяла какую-нибудь силу природы и создавала из нее личного бога, она присоединяла этого бога к своему очагу, включала в число пенатов и [с. 133] прибавляла в честь его несколько слов к формуле молитвы. Вот почему у древних часто попадаются выражения вроде следующего: «боги, восседающие у моего очага, Юпитер моего очага, Аполлон моих отцов!». «Заклинаю тебя, — говорит Текмесса Аяксу, — именем Юпитера, восседающего у твоего очага». Волшебница Медея говорит у Эврипида: «Клянусь Текатой, моей владычицей богиней, которую я чту и которая пребывает в святилище моего очага». Когда Виргилий описывает, что было самого древнего в религии Рима, он указывает на Геркулеса, приобщенного к очагу Эвандра и чтимого им, как домашнее божество.

Отсюда же проистекают и тысячи мелких культов, между которыми никогда не могло установиться единство; отсюда и та борьба богов, которою полон политеизм и которая явилась олицетворением борьбы отдельных семей, общин, городов; отсюда же и то бесчисленное множество богов и богинь, из которых, без сомнения, нам известна только меньшая часть, потому что многие из них погибли, не оставив даже памяти о своем имени; или семьи, поклонявшиеся им, угасли, или города, посвятившие им культ, были разрушены.

Прошло много времени прежде чем боги эти вышли из недр семьи, которая их создала и смотрела на них, как на отцовское наследие; известно, что среди них многие так никогда и не освободились от этих домашних уз. Деметра Элевзинская осталась частным божеством семьи Эвмольпидов; Афина, богиня афинского акрополя, принадлежала семье Бутадов. У римских Потициев был семейным богом Геркулес и у Науциев — Минерва.

Есть большое вероятие, что культ Венеры долго сохранялся исключительно в семье Юлиев и что эта богиня не имела общественного служения в Риме.

С течением времени произошло следующее: когда божество какой-нибудь семьи приобретало очень большое влияние и представлялось очень могущественным соответственно процветанию поклонявшихся ему, то вся община хотела [с. 134] сделать это божество своим и воздавать ему общественный культ, дабы приобресть его благоволение. Это именно и произошло с Деметрой Эвмольпидов, Афиной Бутадов, Геркулесом Потициев. Но если семья соглашалась поделиться, таким образом, своим богом, то она оставляла за собою, по меньшей мере, право священства. Можно заметить, что сан жреца каждого бога был долгое время наследственным и не мог выходить из данной семьи. Это остаток того времени, когда само божество было собственностью этой семьи, только ей покровительствовало, только от нее принимало служение.

Вполне справедливо будет сказать, что и эта вторая религия вначале соответствовала социальному строю людей. Колыбелью ее была семья, и она долго оставалась в этих узких рамках; но она больше, чем культ мертвых, подходила к будущему поступательному движению человеческого общества. В самом деле, предки, герои, маны — все это боги, которые по самой своей сущности могли быть предметом поклонения только для небольшого числа людей и которые устанавливали между семьями навеки непереступаемые границы. Религия богов природы была значительно шире. Никакой строгий закон не препятствовал распространению их культа, и самая их сокровенная природа не требовала поклонения только одной данной семьи и не отталкивала посторонних. Люди должны были совершенно незаметно дойти до того понимания, что Юпитер одной семьи был, в сущности, тем же существом или понятием, как и Юпитер другой, чего никогда нельзя было допустить по отношению к двум Ларам, двум предкам или двум очагам.

Прибавим еще, что новая религия принесла с собою и другие нравственные понятия. Она не ограничивалась тем, что указывала человеку его семейные обязанности. Юпитер был богом гостеприимства, и во имя его приходили странники, просящие, «почтенные бедняки», те, с кем надлежало обходиться, как с братьями. Все эти боги принимали часто человеческий облик и являлись смертным. Иногда они делали это, чтобы помочь им в борьбе, принять участие в [с. 135] их битвах, часто также, чтобы внушить им согласие и научить взаимопомощи.

По мере того, как развивалась эта вторая религия, должно было увеличиваться в росте и общество. Совершенно очевидно, что эта слабая вначале религия затем чрезвычайно расширилась. Вначале она как будто укрывалась в семье под покровительством домашнего очага. Новый бог получил там маленькое местечко, тесную cella, в виду и вблизи чтимого алтаря, чтобы частица почитания, воздаваемого людьми очагу, досталась и на его долю. Но мало-помалу бог приобретает все более власти над душой человека, и он отказывается от покровительства, покидает домашний очаг; он получает собственное жилище, собственные жертвоприношения. Жилище это (ναός, от слова ναίω, обитать) было построено собственно по образцу древних святилищ; оно находилось, как и раньше cella, против очага; cella, расширенная, украшенная, стала храмом. Очаг остался при входе в дом божества, но по сравнению с этим домом он стал казаться очень маленьким. Он, бывший вначале главной сущностью, стал теперь дополнением. Он перестал быть богом и снизошел до степени алтаря бога, орудия для жертвоприношений. Он должен был сжигать мясо жертвы и возносить приношение вместе в молитвою человека к величавому божеству, статуя которого царила в храме.

Когда мы видим, как создаются эти храмы и как раскрывают они свои двери перед толпами молящихся, мы можем быть уверены, что и понятия людей и общественная жизнь давно уже расширились и разрослись.

Глава III