Последствия насилия сексуального

 

В данном тексте в виду его краткости (относительной) не ставится задача разбора всех возможных условий, при которых вход в травматический опыт был совершен. Психологический контекст (атмосфера, система взглядов) при котором выход из трясины травматического опыта, рожденного в результате пережитого насилия (не только сексуального характера), – тема, которую стоило бы рассмотреть в отдельной части.

 

Сказанное может быть прокомментировано примером девушки, пережившей в детстве сексуальное домогательство (не воплотившееся в завершенное насилие). Пережитое было настолько болезненным, что многие годы напоминало о себе целым спектром переживаний негативного характера.

Став с годами видной и привлекательной, она попробовала себя в модельном бизнесе. Но со временем ей стало понятно, что богемные «тусовки» - не совсем то, во что бы ей хотелось вложить свою жизнь. Не смотря на перспективы успешной (в представления данного направления деятельности) карьеры она решила вместе с своим избранником создать по-настоящему «полную» (не в смысле присутствия всех «компонентов»: мамы, папы, детей, а в смысле, что люди, составляющие семью, причастны к полноте жизни; они составляют семью не по формальному признаку, а связаны любовью, заботой друг о друге, взаимным доверием, и что немаловажно, – верой, которая, также воспринимается не как формальной свод правил, а как дыхание жизни). Ее избранником был молодой, перспективный и верующий доктор (возможно, благодаря любви к нему и желанию соединиться с ним всеми максимально возможными точками бытия они и пришла к вере, хотя этот вопрос автором подробно не изучался). Оба они зарабатывали весьма неплохо, и могли, по словам доктора, «копить на что угодно». Но тем не менее блистательная пара не стала прожигать молодые годы на вечеринках, выходах, выездах и пр..

Глубокая вера супруга, выражавшаяся не в словах: «Ну, знаете, это мое сугубо личное…», а в реальных поступках и в реальном отношении к пациентам (которые, кстати, его любили и друг другу передавали информацию о том, что есть на свете доктор, которому жизнь пациентов не безразлична, что, во второй раз, – кстати, сопровождалось значительным повышение его дохода, но к которому – и это в третий раз – кстати, он специально не стремился, то есть он улыбался пациентам, потому что относился к ним как к людям, а не потому что использовал свою улыбку в качестве живца по ужению их кошельков), передавшись супруге, стала основанием, на котором был заложен фундамент семьи. У четы, соединенных максимально возможными точками друг с другом, стали рождаться дети, по современным меркам, – много детей. Причем они стремились дать им целостное христианское воспитание и образование.

Как бы это ни было трудно, они перешли на систему домашнего образования, практически отказались от гаджетов и пр.. Доктор говорил, что на определенном этапе гаджеты казались выходом. Чтобы поработать в тишине (он все еще любил науку!), достаточно было дать детям по планшету, и они затихали рассортировавшись по углам. Но со временем, как профессиональный невролог, он стал замечать, что через 15 минут после просмотра «мультиков» сознание детей словно похищалось, и «это были уже не его дети». После просмотра всегда следовал срыв.

Учитывая такое положение дел, он и супруга решили, как бы не было им трудно, начать строить совместную жизнь с детьми по-другому. Они стали читать с детьми, придумывать различные совместные занятия. И впоследствии, как было отмечено, перевели детей на домашнюю систему обучения.

Как слова о времяпрепровождении с детьми связано с упоминанием о опыте сексуального домогательства, оставившего глубокий, травмирующий след? Девушка не сделала из травматического опыт кумир для поклонения. Слова о кумире означают тот подход, при котором вся жизнь человека начинает вращаться вокруг травматической тематики. Когда травматический опыт становится отправной точкой для деятельности (своего рода – альфой и омегой) человек пускается в различные виды деятельности лишь с одной целью – избавиться от гнетущих его переживаний. Он не стремиться к благу, чтобы достичь блага. Если он и обращается к благу, то только для того, чтобы забыть, о чем хочется забыть.

Нередко, люди и вовсе не доходят до мысли о обращения к благу, пусть и в такой утилитарной форме. Кто-то начинает формировать из себя образ блестящей леди, кто-то начинает мстить «всем этим мужикам». Кто-то в кутежах и оргиях пытается забыть день, когда хрупкое детское тельце оказалось под воздействием ситуации, отлившейся после в травматический опыт.

В этот ряд встраивается тематика некоторых музыкальных клипов, в которых женщина поет о своей силе жить (быть) вне поля зрения какого-то мужчины. Ей, мол, никто не нужен, чтобы быть счастливой. Или – фигурирует плачущая девушка, отвергнутая своим избранником. И вот, отерши слезы, она переодевается в специфически-сценический наряд и в некоем феерическом виде предстает перед бывшим избранников, такая вся блистательная и ошеломительная. А избранник, в ошеломлении о упущенных возможностях ломает руки (но, дескать, – поздно!), а она неприступная и по версии клипа – освобожденная – танцует.

Но ведь, когда человек разворачивает активность, чтобы доказать кому-то что-то, чтобы перекрыть эмоциональным накалом прежнее переживание, он самым фактом своей деятельности показывает, что он не свободен. Он показывает, что он так никуда и не ушел от травматического переживания.

Девушка же, ставшая любящей и любимой супругой, любящей и любимой матерью многих детей, пережив горечь и боль, решила не прятаться от боли в фейерверк каскадно-конвеерно меняющихся имиджей. Она решила обратиться к конструктиву, к настоящим отношениям. Не сидеть в норке, жалея себя всю оставшуюся жизнь, а поделиться с кем-то теплом. И она этот конструктив нашла.

Комментируя эту ситуацию одна женщина-профессор и советовала «выйти из норки». Путей, ведущих наружу из норки – масса. Профессор говорила, что можно на время отпуска стать добровольцем и принять участие в каком-то проекте, например, по восстановлению деревянных храмов. Во время общего дела добровольцы знакомятся друг другом, между ними завязываются отношения, иногда – очень теплые, они делают что-то нужное для других.

Так пережитая боль может стать пусковой кнопкой, запускающей процесс поиска подлинных смыслов жизни, на основании которых можно не «в никуда», а в направлении «конструктива» начинать строить свою жизнь.

 

Не лишним будет отметить, что супружеская чета ведет по-настоящему укорененную в православной духовности жизни (то есть супруги не только участвуют в Таинствах, но и отдельные аспекты жизни стремятся сопоставить с верой, понимаемой как целостной видение жизни). Стоит также отметить, что девушка, ставшая супругой и матерью, спросив одного священника, что ей делать с ее воспоминаниями, по совету священника подготовилась к полной исповеди по книге «"Победить свое прошлое": Исповедь – начало новой жизни».

Но в чем же ей исповедоваться, если во время сексуального домогательства она была ребенком? Дело в том, что Исповедь есть Таинство, во время которого действует Божественная благодать. Под Ее воздействием травматический опыт, раскрываемый в исповеди, может быть переинтегрирован. В темные закоулки души может проникнуть свет, и тьма, свившая себе гнездо в этих закоулках, может рассеяться.

В данном отношении можно привести упоминавшиеся в книге слова преподобного Порфирия Кавсокаливита, который, по собственному признанию, сам видел чудеса, происходившие во время Таинства Исповеди. Во время исповеди, говорил он, «приходит Божественная благодать и освобождает тебя от всего плохого опыта жизни, от ран, душевных травм и вины. Потому что, когда ты говоришь, священник творит теплую молитву к Господу о твоем освобождении» (из многих примеров, приведенных в книге на тему освобождения души от негативного опыта, здесь можно привести хотя бы пример одной игумении, которая после первой исповеди поняла, что исповедь – это действительно Таинство; «батюшка, – рассказывала она, – ничего особенного не сказал, и я ничего особенного не сказала, а действие исповеди оказалось удивительным, все мучащее душу отступило»[5]).

Преподобный Порфирий считал, что духовнику можно рассказать «свою жизнь с самого начала, с того вре­мени, когда ты начал осознавать себя. Все события, ко­торые помнишь, какова была твоя реакция на них. Не только неприятные, но и радостные, не только грехи, но и хорошее. И удачи, и неудачи. Всё. Всё, что составля­ет твою жизнь».

Впечатления и переживания, связанные с определенными событиями, вследствие раскрытия на исповеди этих событий и самих этих впечатлений и переживаний, могут быть переинтегрированы (о переинтеграции паталогической доминанты см. далее). Конечно, когда действует благодать, человеческие слова о переинтеграции можно отнести лишь к некоторым сторонам совершающихся изменений, ведь, как было отмечено, Исповедь – это Таинство.

Не столько само раскрытие человеческого прошлого и темных пятен этого прошлого оказывает решающее действие. Скорее можно сказать, что, когда раскрываются закоулки души, в которые человек запрятал своих «гадов», лучи благодати проникают в эти изгибы и щели, изгоняя тьму и верещащих плотоядных насекомых.

Насчет изгоняемых в исповеди «гадов» можно привести небольшой эпизод из жизни протоиерея Милия – священника, посетившего Соловецкий монастырь в качестве паломника и окончившего в нем свой земной путь. В Соловецком монастыре отец Милий появился, когда возраст его вошел в полноту, и сам священник по своему душевному устроению уподобился зрелой пшенице, которая вот-вот должна быть пожата, чтобы быть бережно сложенной в житницу Господню. Незадолго до своей кончины отец Милий был запечатлен вместе с братией обители на общем снимке. Братия смотрела в объектив фотоаппарата, а глаза престарелого священника были устремлены наверх, как будто незримая связь объединяла его с Небом, как будто Небо занимало все его думы.

Прежде чем перейти к описанию эпизода, стоит сказать несколько слов о отце Милии. Сан священства он принял, будучи молодым, когда в СССР полным ходом шли гонения на веру. Став священником в такие годы, он открыл для себя перспективу пройти «огонь, воду и медные трубы». Беспрецедентные скорби, перенесенные им (но не сломившие его и не угасившие в нем «казачий запал»), были переработаны им в беспрецедентный опыт. Опыт у отца Милия, действительно, был колоссальным, души человеческие он читал как хормейстер – с листа ноты. Голос у него был «громогласным» и, когда он давал во время исповеди кому-то наставления, эти наставления были слышны даже находящемся в алтаре служителям.

Однажды он принимал исповедь у молодой девушки. Поисповедовавшись, та она склонила голову к аналою и стала ожидать разрешительной молитвы.

«Все сказала?» – громогласно спросил отец Милий. Девушка, то ли утвердительно кивнула, то ли иным образом обошла этот вопрос. «А если подумать?» – опять как гром пророкотал отец Милий. Девушка затрепетала и как-то одновременно и напряглась, и размякла. «Значит, надо поднатужиться, – продолжал отец Милий, – и выплюнуть эту гадину». При этих словах девушка вжалась в аналой. Некоторое время они так и стояли: и она не уходила, и отец Милий не читал над ней разрешительную молитву. Наконец, не поднимая головы, она что-то прошептала.

Если попытаться описать дальнейшее путем переноса на бумагу («оттекстовывание смысла»), то в этой попытке, возможно, не будет смысла (да простит читатель этот каламбур!). Текст дает горизонталь, в ситуации же речь шла, если так модно выразиться, о вертикали. Даже не столько о вертикали, сколько о объемном сюжете, который, развиваясь во времени сопровождался масштабными изменениями внутри девушки и «снаружи».

Внешняя ситуация, а вместе с ней и внутреннее состояние девушки (как о том можно было судить по визуальному впечатлению) перестраивались прямо на глазах. Глубину, переживаемого ею нового опыта, невозможно отобразить «линейно» - несколькими фразами, претендующими на законченность и исчерпываемость.

И эта невозможность «линейно» отобразить глубину пережитого ею опыта, комментирует отчасти и сами проблематику идеи преодоления травматического опыта. Нередко люди, попадая в мысленный лабиринт, хотят найти «линейное» решение: проломить сдавливающие их стены с помощью какого-то удачного финта. По совету какого-нибудь писателя – «изменить отношение к происходящему» (принять себя, полюбить себя и т.д.). Или, на худой конец, – подняться над лабиринтом и пролететь к выходу с помощью психопрактик, нацеленных на трансформацию сознания и пр.

Во всех подобных устремлениях человек остается в собственной капсуле, он равен сам себе «травмированному», равен своему травматическому опыту и механистическому отношению к жизни.

Травматический опыт не то, чтобы перечеркивается, забывается или отменяется. Он в момент раскрытия выходит на поверхность, вбирает в себя новые данные, переструктурируется, включается в новую систему понятий и отношений, и в результате этих изменений теряется свою травматическую «интенцию». Травматический опыт теряет свою травматичность, будучи помещенным в те структуры сознания, которые в будущем сформируются у человека, устремленного к конструктиву (и на основании этого устремления, связанного с возможностью приобщения к благодати).

Благодатное прикосновение можно уподобить лучу, который, падая на бурлящую массу травматического опыта, меняет его структуру. Слова о благодатном переживании некоторые люди по какому-то недоразумению воспринимают как призыв к пассивности. Но в реальной жизни, чтобы были созданы условия для этого прикосновения, все должно происходит ровно наоборот.

Человек не стоит с безразличной миной на лице где-то там возле своей залежанной кровати. Он тянется, ищет, толкает в ворота. И они отворяются.

Тему процессу активного поиска (или тему активного ожидания?) можно проиллюстрировать с помощью некоторых аналогий. Так один из крупнейших телескопов в мире, расположенный в поселке Нижний Архыз (Карачаево-Черкесия) приводится в движение огромными шестеренками. Чтобы в зеркале отразилось небо, зеркало должно выставляться в нужном положении с помощью механических приводов. Так и человек особым образом настраивает свою психофизическую организацию, чтобы стать способным воспринять луч, падающий с Неба.

Чтобы зеркало диаметром в 6 метров оказалось на горе, была проделана огромная робота. На отливку и обработку зеркала ушло 10 лет (!). Целая эпопея была связана с его доставкой к месту назначения (чтобы отработать технологию доставки, сперва к месту назначения учились доставлять имитацию зеркала). Чтобы в зеркале отображалось небо, должна быть продумана и реализована жизнь научного городками. Иными словами, люди должны получить образование, они должны что-то есть, где-то жить, как-то проводить свой досуг, чтобы небо могло отражаться в зеркале.

Так пассивно ли реализуется или активно достигается возможность приобщиться к созерцанию этого отражения? Так и человек на протяжении своей жизни формирует линзу, сквозь призму которой он будет смотреть на мир и на небо – систему представлений, которую в физическом измерении можно отчасти представить в виде ансамблей нейронных сетей.

День за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем и год за годом, совершая поступки, думая и обсуждая (или не совершая поступки, не думая и не обсуждая) человек формирует сети, от «качества» которых будет зависеть облик отражающихся в них неба. Небо всегда будет небом, но человек с треснувшим или недостаточно хорошо отшлифованным зеркалом увидит вместо неба нечто бесформенное или вообще ничего не увидит. «А вы говорите – небо!, – воскликнет он, да это же не небо, – это каша!», – и разразится человека каламбурами и пародиями, не понимая до конца, что ерничает он не надо небом, что бесформенность увиденного им соответствует степени его готовности воспринимать.

Или еще аналогия. Чтобы люди как можно дольше могли созерцать тень, падающую от солнечного затмения, организовывались специальные авиарейсы. Сверхзвуковые конкорды, расходуя топливо, несли на своих крыльях тех, кто хотел продлить свою связь небесным явлением. Так и человек, чтобы удержать свою психофизическую организацию в состоянии способности воспринимать луч благодати, пребывает не в пассивном, а в активном, и даже в очень активном состоянии.

 

Те, кто в отношении исповеди говорят о пассивности (мол, на исповеди «покаюсь» и дальше пойду грешить) вряд ли когда-либо переживали это состояние решимости отвергнуть прежний опыт, который прилип к телу, как новый орган, который оброс чешуей оправданий и философский обоснований, с которым человек уже как бы свыкся, ради сохранения статуса которого он пришил к своему лицу новую маску: страдающего и несправедливо обиженного или беспроблемного весельчака.

Да, в Таинстве Исповеди человек выплевывает гадину. Но такой «шаг» нередко стоит немалых усилий, нередко сопряжен с внутренней борьбой «на разрыв». Особенно, в тех случаях, когда человек ставит перед собой дилемму: отказаться от ненависти ради сохранения связи с Христом или реализовать свою ненависть в акте мести, давно уже для себя обоснованной, внутренне оправданной, многие годы предвкушаемой.

Таинство Исповеди не ограничивается одним лишь раскрытием внутренних закоулков. Само по себе раскрытие – еще не есть освобождение. Мы нередко раскрываемся кому не попадя, ища сочувствия и плеча, в которое можно было бы уткнуть свои заплаканные очи. Иногда «плечо» само собой находится после пятой рюмке в каком-нибудь баре и пабе. Но опыт говорит нам, что такие хаотизированные контакты пусть и сопровождаются раскрытием закоулков, но не сопровождаются освобождением от травматического опыта.

Человек освобождается от тирании травматического опыта, когда этот опыт встраивается в объемную конфигурацию, которую можно по аналогии с 3D изображением обозначить, например, как 105D – конфигурацию (если 3D – это только «звучащая картинка», то условно, – 105D – конфигурация – развернутый во времени процесс, включающий в себя систему переживания, представлений, ассоциаций и пр.. Своего рода – массив данных (Big Dada) «приуроченных» к определенному «сегменту» жизни.

Основой конфигурации, поглощающей травматический опыт, является луч неба. Луч является осью, вертикалью, к нему крепятся ассоциации, представления, переживания. Сама конфигурация строится за счет, в том числе, и тех усилий, которые направлены на сохранении способности находится в состояния связи с этим лучом. Вследствие усилий на уровне сознания у человека появляются новые понятия и смысле, а на уровне мозга – новые синаптические поля. То есть новые площади коры головного мозга активируются, включаются в работу.

 

Тема объемной конфигурации, выстраивающейся вокруг оси, представленной лучом, поднималась в статье «Талант: Благословение или проклятие?» В статье приводилась такая аналогия. Когда в людях живо ожидание праздника, то это ожидание хоть и незримое, и материально не регистрируемое, но все же является осью, вокруг которой люди выстраивают круг своей жизнедеятельности в праздничные дни. Что одеть из одежды, что приготовить из угощений, – человек черпает вдохновение для ответов на эти и другие подобные им вопросы из пространства конфигурации, поддерживаемой в бытие ощущением праздника. Но вот, по какой-то причине это ощущение пропало. И человеку уже не понятно, с чем связано оживление деятельности поваров, непонятно, почему полчаса назад он обдумывал, каким образом рабочую деятельность можно перераспределить так, чтобы к концу недели уйти с работы на 3 часа пораньше.

 

Травматический опыт преодолевается не линейно (не вследствие повторения, например, какой-либо речевки), а вследствие появления новых полей, новой доминанты. Доминанта представляет собой очаг возбуждения в коре головного мозга (подробнее – далее), объединяющий работу различных систем мозга, в частности, и всего организма, в целом.

Доминанта, приходя в движение, переадресует к текущему очагу импульсы, поступающие в сознание. На уровне мыслей, эта переадресация будет означать постоянное возвращение к ведущей идее. Если речь идет о любви, то опыт человека постоянно будет расширяться, таково уже свойство подлинной любви, – она вызывает у человека интерес к людям, к жизни, в целом. Расширение будет сопровождаться развитием новых нейронных сетей.

Если речь идет о паталогической доминанте, сформированной на основании пережитого некогда травматического опыта, то можно сказать, что человек будет возвращаться к одной и той же болезненной идее. Вследствие чего все более и более будет уходить в норку своих переживаний. Если же новые нейронные связи не формируются, то начинают распадаться уже имеющиеся. Когда начинается процесс распада нейронных связей (регрессия), травматическое переживание все менее и менее остается чем-то прикрытым, и оно начинает выступать в полный рост и силу.

Например, девушке, пережившей опыт насилия, любой мужчина может напоминать о прошлом. То есть можно сказать, что на основании сильного переживания, прожитого в прошлом, возникла паталогическая доминанта, и теперь она стягивает к себе поступающие в сознание импульсы. Образ незнакомого мужчины, проходящего за окном, может начать восприниматься как раздражитель, приводящий в движение паталогическую доминату.

Вследствие возбуждения паталогической доминанты в прочих отделах коры разливаются процессы торможения, что на уровне мыслей выражается в том, что человек как бы забывает о том, что в мире есть и добро.

Соответственно, при появлении новой бодрой доминанты, прежняя паталогическая начинает тормозиться. Площади коры, ранее занятые проживанием болезненных эмоций, включаются в новую систему отношений. Опыт прошлого не вытесняется, не подавляется, чего так боятся любители чтения психологической литературы. Сигналы, напоминающие опыт прошлого, отныне запускают иные процессы, переадресуются к иному очагу.

Тот, кто однажды путем многих молитв и долгой работы над собой победил, например, неприязнь, скажем, к родственнику, поймет, о чем идет речь. Те особенности родственника, которые ранее вызывали приступы бешенства, отныне вызывают теплые чувства нежности.

Например, родственник имеет самостоятельную позицию, которую вследствие особенностей своего характера довольно агрессивно выражает. Ранее при контакте с ним человек мог охватываться мыслями типа: вот твердолобый! Но при появлении новой доминанты даже эти проявления становится дороги сердцу так как ассоциируются с тем, кого любишь. Причем, если раньше во время охваченности неприязни критические замечания родственника воспринимались как твердолобость. То теперь в отношении родственника может возникнуть такая мысль: да, у него есть собственное мнение, может, несколько агрессивно он его выражает, но с другой стороны, такая особенность где-то ведь и не дает ему подчиниться негативному влиянию, идущему от окружающий людей.

 

Конечно, речь сейчас не идет в выковывании формулы, в которую будут втиснуты все случаи пережитого насилия, как физического, так и сексуального. Здесь готовых формул нет, что, кстати, и пугает человека, привыкшего к механистическим психологическим программам и тренингам (5 шагов к развитию того-то, 3 ступени по изживанию того-то).

105D – конфигурация, в которой травматический опыт перестанет существовать как травматический (корковые площади, принадлежащие старой доминанте, активизируясь, будет переадресовывать импульсы к доминанте новой, а со временем, по усилении новой доминанты, старая доминанта попросту перестанет существовать) носит личный характер, в каждом отдельном случае она представляется собой акт жизнетворчества. Примеры построения такого рода конфигураций можно почерпнуть у авторов автобиографических повестей.

Читатель повести видит, как автор шел к созданию конфигурации, что подтолкнуло его внутренние процессы в сторону возникновения новой доминанты. Автобиографические повести сугубо личны в смысле неповторимости. Но все же в них есть некоторые ведущие базовые компоненты.

Один из базовых компонентов, встречающийся во многих историях даже несмотря на их различие, может быть выражен святоотеческой мыслью: страсть побеждается противоположной добродетелью. То есть гнев, например, побеждается через устремление к любви, кротости.

Гнев не подавляется, не уходит как того бояться психологи «в бессознательное». Конечно, если человек, стиснув зубы молчит, испепеляя обидчика ненавидящим взглядом, то от гнева от не освободится. Пружина будет сжиматься, устремляясь внутрь, и рано или поздно она выстрелит.

Но если человек, сотрясаясь от ненависти и жажды мести, все-таки с молитвой и верой стремится к смыслам евангельским, то система его реакций со временем перестраивается. Но те же «раздражители», на которые раньше он реагировал агрессией, он начинает реагировать иным образом.

Проиллюстрировать эту ситуацию можно ссылками на некоторые эпизоды из фильма «Повторяющие реальность» (2010) и на автобиографический роман Эрика Ломакса «Возмездие». Масштабную истории, рассказанную автором, визуально в виде короткого «ревью» можно представит в некоторых из эпизодов фильма «Повторяющие реальность» Сюжет этого фильма состоит в следующем.

Двое молодых людей и одна девушка проходят реабилитацию в связи с употреблением наркотиков. Но одном из этапов реабилитации они получают задание примириться с теми, кому сделали больно.

И здесь зритель знакомиться с травматическими доминантами Кайла и Сони. Кайл во время наркотического драйва воровал деньги у сестры, и теперь она видеть его не хочет. Из-за долгов брата она была избита, и во время избиения Кайл в наркотическом оцепенении лежал от нее на расстоянии двух метров. Соня же была изнасилована отцом.

Кайл пытается поговорить с сестрой, но ничего из этой затеи, на первый взгляд, путного не выходит. Соня пытается поговорить с отцом, которых лежит в одноместной больничной палате, но так не может заставить себя войти к нему в палату. У третьего молодого человека также не складывается разговор с отцом в тюрьме (по словам отца, тот попал в тюрьму из-сына).

Вечером, во время обсуждения троицей того, как прошла у каждого попытка выполнить задание, Соне сообщают о смерти отца. На следующий день все повторяется.

Кайл также перед пробуждение видит сестру. Также все получают то же задание. Также, на первый взгляд, они не могут его выполнить.

Они застревают в одном и том же дне. Трудно сказать, что именно имели в виду создатели фильма, но застревание в одном дне можно сопоставить с некоторыми психологическими эффектами, ассоциируемые с таким явлением как дереализация.

Дереализация – крайне мучительное переживание, во время которого человек видит мир изменившимся. Мир может восприниматься как уродливый, отгороженный от человека ватной стеной, сквозь которую звуки проникают с трудом. Во время дереализации, чтобы пробить стену отчуждения, некоторые решаются на экстремальные поступки, надеясь, что аномальные формы поведения заставят собственное сердце хоть как-то трепыхаться. Само время во время дереализации может воспринимать иначе.

 

Или застревание персонажей фильма в одном дне можно сопоставить с одним из эффектов, сопровождающих депрессию. Во время депрессии активируется область мозга, отвечающая за принятие решений. Словно организм «вырубает рубильник» и говорит человеку: подумай-ка пока о своей жизни и пойми, где ты совершил ошибку, подумай и том, как ее исправить. Чтобы человек не отвлекался от этой деятельности на вкусную еду и гламурные мероприятия, организм «вырубает» способность испытывать эмоции.

 

Итак, персонажи фильма на определенном этапе развития сюжета начинают находить некоторую прелесть в застревании. Что бы они ни делали, какие бы преступления ни совершали, они не несут никакой ответственности перед законом. Ведь завтра все преступления «обнуляются», начинается опять тот же день, который им уже досконально известен.

Но далее Кайлу приходит на ум мысль, что возникшая ситуация должна иметь какой-то смысл, и он уговаривает Соню еще раз попробовать поговорить с отцом. «Ты должна это сделать», – говорит он ей. «Это ничего не изменит, ничего», – отвечает она. «Надо попробовать», – продолжает Кайл, но Соня, подойдя к палате, но опять так и не решается в нее войти.

Ситуация со временем становится невыносимой. В то время как Кайл и Соня пытаются выбраться из повторяющегося дня (деперсонализации / депрессии / дереалиации) третий участник событий Майкл пускается, что называется, «во все тяжкие».

 

См. главу «Деперсонализация и дереализация. Скука» в первой части статьи «Преодоление игрового механизма (о игре в широком смысле слова)» [6]. Не только указанная глава, но и вся первая часть своей смысловой структурой соплетается с настоящим текстом.

См. также три главы про «Три "Д"» (Дереализация, Деперсонализация, Депрессия) в части 4.2 стати «Остаться человеком: Офисы, мегаполисы, концлагеря» [7].

 

Он определяется во зле, начинает убивать людей, мучить и пытать Кайла и Соню. Он с наслаждением убивает Кайла, и Кайл, умирая, вновь утром просыпается в своей комнате. Обстановка непереносимости, создаваемая Майклом, может восприниматься как своеобразный катализатор, стимулирующий процесс принятия решений.

Соня решается войти в палату к отцу и сообщает ему, что он сегодня умрет. Она просит не спрашивать ее, откуда она это знает. Она говорит: «Во мне больше нет ненависти к тебе … мне надо двигаться дальше. Это необходимо или ничего не изменится для нас обоих».

Когда Соня говорила эти слова, она не знала, что именно произойдет в ней самой и как именно реальность откликнется на ее слова. Она просто сделала шаг на пути создания новой конфигурации жизненного опыта (новой доминанты).

Кайл также не знал, каким именно образов реальность изменится в ответ на его попытки примириться с сестрой. Продолжая «толкать в дверь», он заложил предпосылки, на основании которых сформировалась такая конфигурация реальности, в которой он совершает поступки, противоположные прежнему опыту: спасает сестру, и она вместе с мамой понимает, что Кайл воистину стал иными.

 

Подобно Кайлу многие люди мучаются вследствие присутствия в их жизни негативного опыта приобретенного в результате общения с ближними. Ты причинил ближним злом, они уходят из твоей жизни, остается лишь боль утраты.

Эту боль люди пытаются устранить, распылить кетамином, медитацией, перебить удовольствием, сноубордом, алкоголей, кутежами. Но боль, чувство вины при правильном к ним отношении несут в себе творческий потенциал. Они подсказывают, что в определенной точки жизненного маршрута наш автобус повернул не туда. Боль заставляет пересмотреть ошибку, вернуться к ней, перестроить опыт, и вывернуть на верную дорогу. Когда человек выворачивает на нее, он на определенном этапе вдруг обнаруживает, что никой боли нет.

И не во всех случаях можно даже указать на временную точку, после прохождения которой боль исчезает. Словно льдина, отколовшаяся от айсберга, пересекает экватор и незаметно тает в водах теплого моря.

О исчезновении внутренней боли, рожденной нелюбовным отношением к ближним, см. главу «Что думать насчет воспоминаний о прошлой жизни?» в книге «"Победить свое прошлое": Исповедь – начало новой жизни» [8].

О чувстве вины – в цикле лекций «Проблема отклоняющегося поведения: Родственникам, родителям, педагогам», в пункте 4 g (4.7) «О чувстве вины и о преодолении его. Кризис – призыв к развитию и выходу из спячки. Еще раз о т.н. созависимости».

 

Итак, когда все трое определились: двое в добре, третий – окончательно во зле, – день «перещелкнулся на новую дату».