Смерть иеромонаха Гедеона и иерея Петра.

Прежде всего, это два священника, которые проявили христианское мужество и со всего уезда не подписались под декларацией Митрополита Сергия. Тогда ещё были “уезды”. Они на собрании священства со всего благочиния только двое не поставили своей подписи под документом, одобряющим заявление, сделанное от имени Церкви, но “Церкви Советской”. Все же остальные на этом собрании поставили свою подпись под заявлением Митрополиту Сергию на подчинение ему на его условиях. Это значит, что всё остальное множество священников приняли те установки, которые требово от них советское правительство, возглавляемое Сталиным, и которые были изложены Митрополитом Сергием, в его пресловутой “Декларации Правительству СССР” от 1927 года. Этим самым они вошли в состав новой “советской” или, говоря яснее, “красной иерархии”. По существу эта красная иерархия покоится на установках обновленцев, на тайном принятии тех пунктов, которые были приняты обновленцами, – только теперь эти пункты не выпячиваются напоказ. Таким образом, эта “церковь” есть “церковь обмана”, прежде всего верующих, как внутри страны, так и вовне. Догматы православной веры существуют только на бумаге и до времени. Господь Иисус Христос – “одарённый человек”, и только. Пресвятая Богородица – не Богородица, потому что родила “человека”... Это даже не новые ариане. Потому что у ариан Христос, хотя и не Бог, а – тварь, но, однако, и не обыкновенный человек, а высшее существо, наивысшее среди тварей Божиих.

Так что эту “церковь”, в некотором смысле, нельзя приравнивать и к арианству. Но главный “догмат” их – чисто политический: всегда и во всем следовать за Советской властью, за коммунистической партией Советского Союза. Она взяла на себя задачу перепева коммунистической идеологии на языке как бы “церкви”. И Католическая и Протестантские Церкви входят в молитвенное общение с “красной лжецерковью”. Но кто же и кого обманывает?! А может и обмана нет? Может быть и Католическая Церковь и Протестантские, в какой-то мере, уже стоят на тех самых позициях, что и “красная”?

Но несостояние в “красной иерархии” для священнослужителей в СССР создаёт нелегальное положение для каждого неподписавшегося. И тем самым оба священника, отец Гедеон и отец Петр, как не давшие своей подписи, отчетливо сознавали свое положение. Они и оказались арестованными вскоре после общего совещания всего благочиния уезда. Иеромонах отец Гедеон был расстрелян на Фоминой неделе. Иерей о. Петр позже, но в том же 1928 году.

Когда будущий о. Гедеон был еще мальчиком, один Христа ради юродивый сказал о нём:

– Гриша не будет кормить родителей хлебом. Он будет (тут он запел): “Господи, помилуй”!

Его взяли из дома матери. Мать помнила его слова до самой смерти:

– Никуда не ходите, никого не ищите. Все подписались! Только отец Петр, да я, не поставили свои подписи на совещании священнослужителей под нечестивым документом “отступления”. А теперь ждем скорого ареста, тюрьмы и расстрела!

И через несколько дней после совещания их забрали и расстреляли... Таково “отделение” Церкви от богоборного государства!

После того, как о. Гедеон был взят, в доме его поселился схимонах Меркурий. Он досмотрел мать отца Гедеона, а сам был после этого арестован и пропал без вести в лагерях.

– Ты умрешь далеко-далеко! – сказал ему иной юродивый, блаженный Сергий. Он же говорил:

– Теперь всё колхозное... И попы стали “ колхозными ”!... Не ходите к ним, у них чума, там страшная ересь!

– Были в “нашем краю”, – рассказывает свидетель, – и пришельцы из далеких мест, – иеромонах Никита из Симферополя и иеродиакон Тевуртий, пришлец неизвестно откуда. Первый, появившись, скрывался в наших краях. Служил по домам тайно. Но через наши языки его нашли и расстреляли. А вот иеродиакон Тевуртий, этот говорил открыто о том, что властвует уже антихрист (в лице предтечи). И его взяли в том же, что и о. Гедеона и о. Петра, году 28-29-ом и расстреляли.

 

Святии преподобномученицы Гедеоне, Петре, Никито и Тевуртие, молите Бога о нас!

 

 

Болящий монах Сергий.

Этот болящий брат Сергий был лежачий больной и до последнего дня, дня ареста, никто не знал, кроме его матери, что он – монах. Все называли его “братом Сергием”.

Всю жизнь свою он провёл в кровати. В детстве приключился ему “детский паралич”. И с той поры, с двенадцати лет, прикован он к постели. Руки действуют, но весь корпус недвижим.

Он был горячо верующим в отрочестве и таким же остался в юности и в зрелых летах. Болезнь только усилила это чувство.

Со временем у него открылся дар ясновидения. К нему шли и ехали люди с разных сторон. А он лежит почти на досках. Вопиющая бедность... Но некоторых посетителей он не принимал:

– Мама, – говорил он своей матери, – пойди, там идут к нам люди. Зачем я им? Накорми их и отправь!...

Но иных принимал. Говорил обычно мало, кратко. Но не всегда и говорил, но человеку давал понять. Вот – случай:

– Пойду к нему, непременно пойду. Я ему докажу, – говорил один кум другому. – Да откуда он это взял: в “церковь”, говорит, нельзя входить?! Как можно “церковь” отрицать? Ведь “кому Церковь не Мать, тому Бог – не Отец!” Ведь он, подумать только, – всем говорит, что в эту церковь ходить нельзя! А где он возьмет другую церковь? Подумал бы хорошенько. Хорошо ему лежать целыми днями, да выдумывать мертвячину... А пожил бы он с нами, поработал бы, тогда бы знал, что говорить... Да что это такое?! Прямо какая-то ересь у нас завелась!... Непременно пойду, я ему докажу...

Так горячился этот кум... И вот они как-то и зашли с другим кумом к болящему брату Сергию. Вошли, покрестились на иконы, поздоровались и сели на лавку... А дальше пусть расскажет сам этот незадачливый ревнитель “церкви”:

– Я, как вошел, как сел, – так, как если бы кто меня кипятком обдал, – так и обомлел. Ничего не могу сказать. Алексей Григорьвич говорит, спрашивает о своих личных делах, а я не могу и слова вымолвить... Хочу сказать, но нет никакой возможности. Я даже испугался, что со мною приключилось...

Так я как немой посидел у него и мы ушли с Алексей Григорьевичем. Он меня потом спрашивает: что же ты молчал?! А я просто и понять не могу, что со мной случилось?!

А брат Сергий всех предупреждал, всем объяснял и со слезами умолял:

– Не ходите в открытые храмы. Они уже не наши. Все священники, в них служащие, “подписались” быть послушными советской власти во всём... Даже на паперть ступать не следует, потому что услышите пение и чтение, – и подумаете: “да всё здесь по-старому!” и зайдёте. А уж как зашли, так и всё. Там и остались!

После декларации митрополита Сергия в 1927 году многие колебались: следует ли ходить или нет в эту “церковь”? Одни говорили: “ Конечно, надо ходить! ” Другие: “ Ни в коем случае ходить нельзя! ”

Вот одна Киевская игумения недоумевала, на что решиться. И об этом усиленно молилась, чтобы Господь послал вразумление. И было ей открыто, где можно будет получить истинное наставление. При этом подробно был показан путь, каким надо было идти туда и названо имя болящего Сергия... Игумения поручила двум верным монахиням пойти к этому рабу Божию. Они отправились за сотни километров пешком, как и было им указано. И прибыли они без особых помех. Брат Сергий уже знал, что к нему идут издалека и их ожидал. Когда они вошли к нему, он первый сам заговорил:

– Скажите матушке Игумении: ходить в эту “Церковь” никак нельзя. Пусть больше не сомневается и не колеблется. Там, в этой “Церкви”, огромная, ужасная ересь. Все священники там “подписались”, согласились, вошли в полное послушание антихристу... Теперь надо жить как во времена последние. Только к тем священникам и можно обращаться, что не подписались в верности противнику Христову. А их очень мало и их преследуют и убивают. Они Вас научат, как и что делать?...

Монахини рыдали навзрыд. И болящий проговорил с ними до поздней ночи, разъясняя все вопросы.

И можно сказать, что раб Божий этот, болящий Сергий, удержал весь край тот от принятия сергианского обновленчества. Но ведь эта ересь не только обновленческая, а хуже и глубже. Она – начало ереси последней, ереси всех ересей, – ереси антихристовой!... И народ шел к нему, чтобы лично услышать из уст его, что ходить в эту “Церковь” нельзя...

Шел народ к нему, чтобы перед ним принести покаяние в грехе неведения...

Как-то пришла одна женщина, вся в слезах и села в саду, потому что не смогла войти к нему, – ведь убила своего мужа, хотя и не лично, но содействовала этому. А подруга женщины вошла к нему и ничего не сказала о ней:

– Мама, пойди в сад, там сидит женщина и горько плачет. Приведи её сюда!

Когда рыдающая зашла, брат Сергий не дал ей и говорить. Успокоил ее, сказав, что покойный муж начал развратничать, что убийство его было попущено для её покаяния и т. п.

Таков был дар от Бога этому смиренному подвижнику.

Пожилая женщина, по случаю отъезда, пришла проститься с ним. И начала объяснять:

– Уезжаю, братец, далеко, – в Мурманск!

А он ответил:

– Дети поедут, а ты останешься.

– Да что ты, братец, говоришь?!

– Они поедут и вернутся, а ты не поедешь!

– Нет, и я поеду. Разве они без меня могут?!

– Нет, ты не поедешь...

А когда она вернулась домой, то опомнилась:

– А может, он говорил мне о смерти?! Но разве я такая старая?

Но всё это забылось за суетой. Готовилась свадьба, она поехала туда, чтобы помочь по хозяйству. А подумать о себе, о своем завтрашнем дне, не было времени... И вдруг там почувствовала себя плохо. Попросилась домой. Её отвезли. И она недели через три скончалась. Дети, действительно, поехали в Мурманск, но вскоре вернулись, не понравилось...

Так и сбылись в точности слова болящего Сергия. Но разве он говорил от себя? Он говорил то, что открывал ему Господь.

Власти стали запрещать стечение людей к больному. Зайдут к нему, посмотрят: ужасный калека, худой, одни кости, а кругом – вопиющая бедность!...

– Ты что – Бог, что-ли? – спрашивают нарочито грубо, издеваясь.

– Нет! Господь Бог на небе и... везде!

– А что же ты – святой?

– Нет, я – грешный человек...

– Знаешь, мы тебе хорошую работу дадим. Будешь деньги получать. Ты будешь нашим корреспондентом. Будешь описывать, кто к тебе приходит, что говорит?

– Какой я – “корреспондент”? И зачем мне деньги?

– Как зачем? Чтобы жить! Ведь у тебя ничего нету...

– Да я и так, пока Господь держит, живу...

– Ну, смотри, чтобы никто к тебе не ходил!

И вот как-то осенью, под Покров, он вдруг одел всё монашеское. А поздним вечером пришли власти забирать его. Взяли его в тюрьму, поместили в тюремной больнице.

Медсестра, проработавшая в этой больнице тридцать лет, говорила о нём:

– Никогда в нашей больнице не было такого больного. Никогда и никто не говорил того, что он говорил!

С Покрова и до Пасхи держали его в больнице. А на Святую Пасху его вынесли из больницы на носилках, погрузили на машину и взяли с собою лопату. Потом лопату вернули. Она была в крови, в святой крови мученика Христова.

– Спаси, Господи, тебя, брат Сергий, за твои дорогие, золотые слова. Когда ты умрешь, мы будем к тебе приходить на могилку! – говорили часто посетители.

– О, нет! Никто не будет знать моей могилы! – ответил он.

Вечная память!

 

Святый преподобномучениче, отче Сергие, моли Бога о нас!

 

 

17. Реки, моря и озера – могилы безымянных мучеников.

Все крупные реки безпредельной России, ее озёра и моря стали усыпальницей мучеников за веру. В каких водоемах только не нашли места упокоения эти страдальцы!

Вот большая группа священников собрана чекистами в Киеве, в доме на берегу Днепра. Им предложено признать митрополита Сергия главою той “Церкви”, которая признана советским государством, богоборным, антихристианским.

Краткую речь произносит чекист, но акцент выдает, что он не русский:

– Кто этого не сделает, не признает Митрополита Сергия и не подчинится ему, тот – враг народа и советского государства. А с такими у нас разговор короткий. Всё уже приготовлено!

И говоривший это указал рукою на обшитый со сторон и крытый сверху помост, ведущий в воду Днепра.

После этого начали по очереди каждого священника вызывать и задавать вопрос:

– Признаете ли признанного советской властью митрополита Сергия в качестве “главы” “Русской Православной Церкви”? Подпишетесь под обязательством подчиниться Митрополиту?

И тем, кто отвечал отказом, связывали руки за спиной и уводили в крытый мостик. Через некоторое время мужественный мученик Христов появлялся на открытой площадке:

– И мы видели, – рассказывал один из этих священников, – как его сталкивали шедшие позади чекисты в воду, и он над водою уже не показывался.

Все верные Христу Богу, отказавшиеся изменить Ему и подписаться, были сброшены в воду и утонули, остались только малодушные, подписавшиеся.

Один из них и передает этот рассказ. Он заплакал, низко наклонил свою голову, попрощался и ушел.

 

Святии священномученицы, иже в водах Днепра смерть за Христа приявшыи, молите Бога о нас!

 

 

Рассказ монахини.

Нас вывели всех за стены монастыря на берег реки. Там в безпорядке валялись иконы из нашего монастырского храма. Один из чекистов нам объяснил:

– Какая монахиня возьмет одну икону и бросит её в реку, получает свободу жить. А та, что откажется это сделать, сама будет брошена в воду и утонет!

И начали вызывать. Первой была брошена в воду и утонула наша игумения. И многие за нею предпочли блаженную смерть. Их связывали, бросали в воду и они, словно камни, тонули. Многие из них читали молитвы, призывая Бога на помощь. Иные шли как на праздник. А я, окаянная грешница, испугалась смерти и допустила надругательство над святою иконою Божией Матери с Младенцем. Я своими руками бросила Её в воду, чтобы “жить”. Но вместо “жизни” получила я вечную смерть, не только в будущем веке, но и здесь, на земле. Разве я живу? Я живу моею смертию! Я мучаюсь каждый день, всякий час, каждую минуту... А те, что приняли мученичество за Христа, в каком блаженном состоянии ушли в жизнь вечную!

Горе мне, горе! И никто не поймет этого, кроме тех, что отказались от венца мученического...

И ходя по деревням и селам, эта монахиня рассказывает о своем великом грехе, об отречении от Бога, прославляя подвиг тех, кто принял мученическую смерть.

 

Святыя жены-мученицы, в реце утопшия, ихже имена Ты, Господи, веси, молите Бога о нас!

 

 

Целые монастыри мучеников.

Видели христиане издали, как приводили и пригоняли целые монастыри монахов и монахинь на берега Волги, связывали каждого и на одной верёвке, весь монастырь, эту “цепочку мучеников” сбрасывали в воду с баржи. Быстро-быстро все уходили под воду и не оставалось и признака преступления. Был монастырь, а теперь его “нет”!

Подобным способом в Харькове на реке Донце утопили множество монашествующих.

На берегу озера Иссык-Куль, в Киргизии, стоял большой монастырь. Всех насельников монастыря поместили на плоты, связанными друг к другу. Отвезли от берега и плоты перевернули. Сразу все утонули. А здания монастыря разрушили до основания. Но сами основания остались немыми, но красноречивыми свидетелями дел антихриста.

 

Святии священно и преподобномученицы, иже на Волзе реце, на Донце и в езере Иссык-Куле утопленныя, молите Бога о нас!