Перераспределение личных доходов населения России в 2008 году

 

Как видим, главным итогом предлагаемого перераспределения доходов является высвобождение 10,37 трлн. рублей для целей мо­дернизации. Побочным ее результатом является резкое сокращение социальной дифференциации: децильный коэффицент снизится с 30:1 до перераспределения до 6:1 после него – то есть до показателя, существующего в большинстве западноевропейских стран и имевше­го место в СССР до перестройки.

Закономерен вопрос, сколь обоснованы и справедливы предла­гаемые масштабы перераспределения, особенно по группам населе­ния с наиболее высокими доходами. Полагаем, что достаточно обос­нованны и справедливы. Нет нужды доказывать, что огромные сред­недушевые доходы первой группы, за редкими исключениями, опре­деляются грабительским характером проведенной в 1990-е годы приватизации и общим хаосом в экономике того периода, позволяв­шим наиболее ловким, близким к власти и зачастую преступным элементам российского общества получить по дешевке огромные богатства. Предлагаемая коррекция их доходов представляет собой изъятия части нелегитимных богатств в пользу всего общества в чрезвычайной ситуации общенационального кризиса, вызванного во многом как раз деятельностью этой группы. Частично сказанное относится и ко второй группе. Но здесь жертвами могут стать и дейст­вительно предприимчивые граждане. Им в утешение можно только сказать, что спасение экономики и общества требует жертв от всех граждан. Что касается четвертой и пятой групп, опять-таки нет нуж­ды доказывать неоправданность нищенской оплаты труда большин­ства ее членов (только в качестве примера приведем библиотекарей и медсестер, играющих огромную роль в развитии человеческого капитала).

При проведении мер по экономии госрасходов удастся заметно сократить материальные жертвы основной части населения. Сокра­щение расходов на 2 трлн. рублей позволит уменьшить изъятия из доходов третьей группы с 30% до 7% и общую величину всех изъятий из доходов населения до 42% вместо 51,3%.

После определения размеров изъятия личных доходов населения встает вопрос о методах этого изъятия. Человечеством тут накоплен огромный опыт, который надо не полениться изучить. Но многое определяется и конкретными особенностями данной страны и дан­ного периода. Для России решающий вопрос – удобство администри­рования налогов, невозможность или затруднительность уклонения от них. С этой точки зрения наиболее удобным нам представляется налог на недвижимость. Именно в недвижимость вложена значи­тельная часть средств наиболее состоятельных слоев населения. С другой стороны, недвижимость практически невозможно или очень трудно скрыть от налогообложения в отличие, например, от личных доходов.

Предположим, что устанавливается налог на недвижи­мость (включая землю в составе загородного дома) в размере 6% от ее рыночной стоимости для самых богатых, 3% для состоятельных, 2% для лиц со средними доходами. Сколько это принесет в бюджет? Для ответа на этот вопрос надо знать распределение жилищной пло­щади между отдельными слоями населения. Российская жилищная статистика ответа на этот вопрос не дает. Это, по-видимому, объяс­няется двумя причинами. Во-первых, текущая статистика жилищно­го фонда не предусматривает такого деления, что является, конечно, крупным ее недостатком. Распределение квартир по числу комнат для этого слишком груба. Во-вторых, есть достаточные основания полагать, что значительная часть загородного, а возможно, и город­ского жилья, приобретаемого состоятельными слоями населения, не учитывается в качестве жилого фонда. Возможно, формальным осно­ванием для этого является то, что по существующей методологии не считаются жилым фондом дачи[234]. Кроме того, как нам удалось уста­новить, значительная часть загородного жилья многими годами чис­лится в незавершенном строительстве. Подтверждением тому, что значительная часть загородного жилья остается неучтенной, являет­ся не слишком отличный от среднего по России показатель роста средней жилой площади по Московской области (с 1990 по 2002 годы на 7,5 м² при среднем для России показателе в 3,6 м²)[235] (в Москве средняя обеспеченность одного жителя выросла в тот же период лишь на 4,5м²)[236].

В качестве первого приближения к оценке возможных доходов бюджета от налога на недвижимость определим только по учтенному жилью его восстановительную стоимость. В 2008 году в России было введено в строй 64,1 млн. м² жилой площади[237] при среднем объеме инвестиций в сферу недвижимости в этом году 1,23 трлн. рублей[238].

Восстановительная стоимость 1 м² жилья получается равной 19,2 тыс. рублей, однако очевидно, что реальная восстановительная стоимость жилья намного больше. По данным Госкомстата России, которые подтверждаются многими другими источниками, в 2008 году средняя стоимость 1 м² жилья на первичном рынке в России со­ставила 52,5 тыс. рублей[239]. Такое расхождение между расчетной и реальной ценой жилья объясняется, тоже очевидно, занижением объема работ в жилищном строительстве в отчетности строительных организаций. В том же году весь жилой фонд РФ составил 3,11 млрд. м² [240], а его восстановительная стоимость – 163,3 трлн. рублей. Если исходить из распределения жилого фонда пропорционального доходам отдельных групп населения, то в группу жилья для богатых войдет жилье с минимальным износом на 31,3 трлн. рублей, что при ставке налога в 6% дает 1,88 трлн. рублей. Для состоятельных людей стоимость жилого фонда составит 56,2 трлн. рублей, что при ставке в 3% дает 1,69 трлн. рублей. Для лиц со средними доходами стоимость жилья составит 71,2 трлн. рублей, что при ставке в 2% дает 1,42 трлн. рублей. Итого получаем 4,99 трлн. рублей. Таким образом, почти 50% необходимых для модернизации средств может поступить из налога на недвижимость. Недоучет в разнице качества старого и но­вого жилья уменьшит эту долю, но не изменит качественно значение данного налога.

Посильна ли исчисленная нами сумма сокращения доходов во­обще и от налога на недвижимость в частности, для отобранных на­ми групп населения? Особенно актуален этот вопрос для тех групп, доходы которых сократятся наиболее сильно. Если граждане из этих групп сумели накопить за несколько лет достаточно средств для при­обретения недвижимости, не прибегая, как правило, к кредиту, то у них должны найтись средства и для уплаты налога. Если нет денег, следует реализовать другие активы или зарубежное имущество. Ко­нечно, у какой-то части средств действительно не хватит, если они давно отошли от предпринимательской или чиновничьей деятельно­сти. В этом случае им придется продать свою недвижимость и приоб­рести более дешевую. Неприятно, но не смертельно. Тяжело будет выплатить налог третьей, самой многочисленной группе. Но и после его уплаты у них останутся средства для удовлетворения насущных потребностей. В этом – коренное отличие нынешней ситуации от предыдущего модернизационного рывка 1930-1940 годов, когда из-за более опасной международной обстановки и меньшей социальной дифференциации пришлось урезать жизненно важные потребности. Следует отметить, что сокращение уровня жизни окажется меньше сокращения доходов, поскольку возрастут общественные фонды по­требления.

Что касается зарубежной недвижимости, то часть ее может быть передана в доход бюджета по «совету» властей, которыми нельзя бу­дет пренебречь с риском судебных преследований или невозможно­сти остаться в России, а за рубежом многим из ее владельцев ждет хотя и богатая, но бессодержательная жизнь. Отнюдь не безнадежны и судебные иски о ее возврате России как полученной от нелигитимных доходов. В сущности, иностранные государства ничего от этого не теряют в финансовом отношении. Свое они уже получили.

Недостающие после сбора налога недвижимость средства для модернизации можно привлечь высокими косвенными налогами на предметы роскоши и некоторые товары долговременного пользова­ния (например, легковые автомашины); умеренными, но более вы­сокими, чем сейчас косвенными налогами на многие товары и услу­ги повседневного спроса, а также прогрессивным подоходным нало­гом. Их возможную величину довольно легко исчислить, исходя из структуры розничного товарооборота, реального объема бытовых услуг и структуры потребительского импорта. При этом налоговые и таможенные ставки должны учитывать возможный недобор налогов и таможенных платежей и устанавливаться с резервом.

Часть этих изъятий могут носить временный характер на пер­вый период модернизации, до создания долгосрочного устойчивого источника налогов и уменьшения модернизационной мобилизации. Как показывает исторический опыт СССР и некоторых других стран, осуществлявших ускоренную модернизацию, первый, самый тяже­лый ее период, сопряженный со значительным снижением личного потребления домашних хозяйств, длится примерно 12-15 лет. В даль­нейшем наступает стабилизация личного потребления домашних хозяйств, а затем быстрый его подъем с превышением доходов док­ризисного периода.

Какие же условия необходимы для осуществления подобного плана в части налоговых реформ? Главное – твердая, честная и ком­петентная власть, руководствующаяся общенациональными интере­сами, а не интересами одного класса или бюрократического аппара­та. Такое пожелание может показаться утопией, но сколько таких «утопий» фактически реализовались в условиях общенациональных кризисов? Можно представить возникновение широкого движения в поддержку модернизации и социального равенства с новыми силь­ными и популярными лидерами во главе. Очень непростой, кажу­щийся неразрешимым вопрос: сможет ли новое движение сначала привлечь сочувствующих, а потом удержать их поддержку, требуя больших жертв от подавляющей части общества? Это тоже нельзя считать невозможным. Когда Уинстон Черчилль стал премьер-министром во время Второй мировой войны, он не мог предложить согражданам «ничего кроме крови, труда, слез и пота»[241], но был под­держан парламентом и народом.

Это вполне возможно и в России, имеющей большие традиции патриотизма, с популярным лидером и общественным движением, победившим на честных выборах. Можно убедить большую часть населения, что демодернизация является такой же угрозой нацио­нальному существованию, как и поражение в войне. Правительству или президенту на референдуме могут быть предоставлены чрезвы­чайные полномочия на ограниченный срок для проведения реформ, необходимых для осуществления модернизации, в том числе приня­тие соответствующих законов о налоговой реформе, если имеется сомнение в проведении их через парламент. Худшим сценарием бы­ло бы насильственное установление авторитарного режима, не опи­рающегося на результаты народного волеизъявления. К тому же си­ловики, как правило, плохие экономисты и склонны к примитивному решению хозяйственных проблем – что показала и их малоуспешная деятельность в России в течение последнего десятилетия, когда они играли важную роль в экономике.

Ключевое значение в реализациии налоговой реформы имеет обоснованное определение рыночной стоимости недвижимости и четкое проведение в жизнь налоговой реформы. И то и другое непро­сто, но решаемо при наличии политической воли. Определение ры­ночной стоимости недвижимости потребует привлечения квалифи­цированных и объективных оценщиков, в том числе западных. Нало­говая служба также может быть реорганизована. Высокооплачивае­мый ее персонал, подобранный на конкурсной основе, должен быть способен собрать налоги на недвижимость в полном объеме, не поддаваясь на попытки подкупа (с суровыми наказаниями при установ­лении факта подкупа).

Конечно, сбор необходимой суммы средств для модернизации экономики есть только часть проблемы модернизации. Их еще надо уметь использовать. В России имеется богатейший опыт того, как бездарно тратятся деньги, которые могли бы послужить модерниза­ции экономики. Так, увеличение ассигнований на образование и науку в несколько раз в последние 5-6 лет, в сущности, не дало ника­кого положительного результата: позиционирование российских об­разования и науки на мировой арене, если судить по объективным показателям, даже ухудшилось в этот период. Причина – в неэффек­тивной государственной власти, неспособной проконтролировать применение выделяемых средств и жестко спросить с исполнителей за их нецелевое использование. Неприспособлено к модернизации и образование, особенно высшее и среднее специальное, большая часть вузов и техникумов, академических и отраслевых институтов.

Очевидно, что предлагаемое перераспределение доходов приве­дет к огромному изменению структуры экономики России – причем противоположному тому, что происходило в последние двадцать лет. Отметим важнейшие изменения. Резко уменьшится доля услуг, ори­ентированных преимущественно на спрос наиболее состоятельной части населения. Соответственно на порядок сократятся доходы и прибыль этих отраслей. Вырастет доля отраслей материального про­изводства, особенно инвестиционного комплекса (производственное строительство, машиностроение), и отраслей, обеспечивающих их сырьем и полуфабрикатами. Производство все больше будет ориен­тировано вместо экспорта на внутренний рынок. Как следствие, экс­порт сократится, как сократится и импорт за счет резкого уменьше­ния ввоза потребительских товаров при росте импорта продукции инвестиционного машиностроения, поскольку собственного их про­изводства долго еще будет не хватать для удовлетворения возросшего спроса. Вырастет доля расходов на науку, образование и здравоохра­нение, культуру.

Рассмотрим возможные возражения в отношении осуществимо­сти и эффективности наших предложений. Существуют опасения в отношении их влияния на трудовую и предпринимательскую актив­ность населения. Не ответит ли на них население трудовой пассивно­стью по известной еще с советских времен поговорке: вы делаете вид, что платите, а мы делаем вид, что работаем? Не думаем. При наличии обоснованной дифференциации в оплате труда в зависимости от его результатов, заинтересованность в трудовой активности останется и даже усилится, поскольку позволит добиться более высо­кого, чем в среднем, уровня жизни. Не должна снизиться и частная предпринимательская инициатива. Даже при более высоких налогах на личные доходы предприниматели смогут зарабатывать намного больше, чем рядовые труженики. К тому же по завершении модернизационного периода налоги на личные доходы снизятся.

Другое возражение связано с возможностью массовой эмигра­ции предпринимателей или переводом ими денежных средств за границу. Что касается перевода денежных средств за границу, то давно пора установить ограничения на экспорт капитала из страны, что практикуется многими странами, особенно находящимися в кри­зисном состоянии. Вряд ли случится массовая эмиграция активных предпринимателей. Кто их ждет за границей? Подавляющее боль­шинство их не найдет там работы.

Наиболее серьезное сомнение связано с нашей гипотезой о не­изменной структуре экономики. Во многом она носит вынужденный недостатком информации характер. Но заметим, что технологиче­ские чудеса – а именно они и провоцируют изменения производст­венной структуры – рождались в странах с высокой технологической и общей культурой. Нынешняя Россия к ним не относится, и потому для выхода на новый уровень потребуются затрата огромных средств, а также беспрецедентные интеллектуальные и организаци­онные усилия.

С.Я. Бобылев.
Нужна ли России «зеленая экономика»?

 

Мир и «зеленая» экономика

Состоявшаяся в июне 2012 г. в Рио-де-Жанейро круп­нейшая в XXI в. Конференция ООН (Рио+20) фактически подвела итоги двадцатилетних попыток человечества изменить традицион­ную модель развития и перейти к новой модели, предусматриваю­щей переход к устойчивому развитию. Критическая необходимость такого перехода впервые была заявлена в Рио-де-Жанейро в 1992 г. К сожалению, в целом итоги прошедших двух десятилетий были при­знаны неутешительными, негативные тренды сохранились и углуби­лись.

Необходимость разработки новых путей развития человечества и экономики уже давно осознается мировым сообществом. Еще в конце 1980-х – начале 1990-х гг. целесообразность трансформации традиционной модели развития породили новые концептуальные и методологические подходы к оценке развития общества и экономи­ки, в частности, две новые теории, оказавшие огромное влияние на обсуждение новых моделей развития и сформировавшиеся в рамках структур ООН: устойчивое развитие (sustainable development) и раз­витие человеческого потенциала (human development). Необходи­мость решения экологических проблем для прогресса человечества нашла свое отражение в принятых всеми странами мира глобальных «Целях развития тысячелетия» ООН (Millennium Development Goals)[242], в которых одна из целей связана с обеспечением экологической ус­тойчивости.

За последнюю четверть века наблюдался значительный рост ми­рового ВВП в четыре раза, что повысило уровень жизни сотен мил­лионов человек. Однако такой рост во многом был достигнут благо­даря глобальному истощению природного капитала и деградации экосистем. В 2000-е гг. в мире резко обострились экологические проблемы: растущий дефицит пресной воды и продовольствия, измене­ние климата, сокращение биоразнообразия и лесов, опустынивание и многие другие. Негативные экологические тренды могут стать в предстоящие десятилетия причиной роста на 30-50% мировых цен на продовольствие в реальном исчислении и увеличат нестабиль­ность цен, что резко ухудшит положение бедного населения. Наи­большие риски ожидают 1,3 млрд. людей, занятых в сельском хозяй­стве, рыболовстве, лесном хозяйстве, охоте и собирательстве.

Усиление экологических ограничений привело к осознанию и в теории, и на практике необходимости формирования нового типа экономического развития в мире, выработки нового «зеленого» эко­номического курса. Контуры такого курса предложены в инициати­вах ООН по переходу к «зеленой» экономике (green economy), про­граммах зеленого роста (green growth) стран ОЭСР (2008-2012)[243]. Во­просы перехода к «зеленой» экономике стали центральными в Рио-де-Жанейро в 2012 г. В международных документах все шире исполь­зуются термины «зеленая промышленность» (green industry), «зеле­ные рынки» (green markets), зеленая занятость (green jobs) и другие термины с прилагательным «зеленый». Все чаще говорят о «зеленых инновациях», под которыми подразумеваются новые технологии с минимальным воздействием на окружающую среду (альтернативная энергетика, электротранспорт, биотопливо и т. д.).

По определению, данному в докладах ЮНЕП, зеленая экономика определяется как экономика, которая повышает благосостояние лю­дей и обеспечивает социальную справедливость, и при этом сущест­венно снижает риски для окружающей среды и ее деградации[244]. Важ­ными чертами такой экономики являются:

· Эффективное использование природных ресурсов;

· Сохранение и увеличение природного капитала;

· Уменьшение загрязнения;

· Низкие углеродные выбросы;

· Предотвращение утраты экосистемных услуг и биоразнооб­разия;

· Рост доходов и занятости.

Зеленая экономика часто рассматривается в контексте борьбы с глобальным изменением климата и перспективного направления выхода из финансово-экономического кризиса. Приоритетной чер­той ее роста является радикальное повышение энергоэффективно­сти. В связи с этим широкое распространение получил термин «низ­коуглеродная» экономика (lowcarbon economy).

Концепция зеленой экономики не заменяет собой концепцию устойчивого развития. Однако сейчас все более широко признается тот факт, что достижение устойчивости почти полностью зависит от формирования «правильной» экономики. За прошедшие десятилетия человечество создавало новые богатства на основе антиэкологичной модели «коричневой» экономики. Устойчивость остается важнейшей целью, но для ее достижения необходимо сделать мировую экономи­ку зеленой.

В настоящее время наблюдается все больше признаков появле­ния новой экономической модели в мире и отдельных странах, при которой за рост благосостояния не надо платить повышением эколо­гических рисков, ростом дефицита природных ресурсов и загрязне­нием окружающей среды.

Формированию «зеленой» экономики способствовал и мировой кризис. Многие государства активно разрабатывают антикризисные программы, в которых значительное место занимает экологическая компонента. Страны «двадцатки» из 3,3 млрд. долл., финансируемых в пакете государственных мер на стимулирование экономики, почти 16% (522 млрд.долл.) выделяют на «зеленые» инвестиции[245]. По дан­ным исследования HSBC экологическая составляющая в пакете анти­кризисных мер составила: в США, Канаде, Германии от 8 до 13%, Франции – 21%, Китае – 38%, Южной Корее – 81%. В США в соответ­ствии с принятым в 2009 г. законом «О восстановлении и реинвести­ровании американской экономики» федеральное правительство должно инвестировать 90 млрд. долл. для стимулирования иннова­ций и роста в «зеленом» бизнесе, технологий, энергосбережения, а также увеличения количества «зеленых» рабочих мест[246]. Скандинав­ские страны идут на радикальную реструктуризацию экономики в пользу отраслей, производящих экологически совместимые новые виды технологий, продуктов и услуг. В условиях кризиса такая рест­руктуризация будет осуществляться за счет государственной под­держки экологически передовых видов деятельности при минималь­ной поддержке традиционных производств.

Стремление стран Европейского сообщества сократить к 2020 г. выбросы парниковых газов на 20%, повысить энергоэфективность на 20% и довести долю возобновимых источников энергии до 20% (план 20:20:20) радикально изменяет экономику Европы. Реальность этих амбициозных планов подтверждают сложившиеся тенденции. Провозглашаемое США стремление сократить выбросы на 50% к 2050 г., а затем и на 80% к 2080 г. также окажет огромное воздейст­вие на темпы инноваций и структурные изменения.

Уже в ближайшем будущем ключевым определением для пере­довых экономик мира станет «низкоуглеродная экономика» с ее вы­сокой энергоэффективностью и минимальным воздействием на кли­матическую систему. А реализация энергетических и климатических приоритетов автоматически означает резкое снижение экологиче­ского давления в силу тесной корреляции величин энергопотребле­ния, использования природных ресурсов, выбросов парниковых га­зов и объемов загрязнений. Все это означает, что в ближайшие деся­тилетия развитые страны будут иметь экономику с новой инноваци­онной и технологической основой, важнейшей характеристикой ко­торой будет минимальное воздействие на окружающую среду. Кому из развитых стран лет через 20-30 будут нужны в больших объемах нефть и газ? Ответ на эти новые изменения глобального энергетиче­ского рынка является чрезвычайно важным для России в связи необ­ходимостью колоссальных инвестиций в новые сложные и малорен­табельные месторождения на шельфах и в вечной мерзлоте.

Экологические приоритеты, наряду с развитыми странами, на­чинают играть все большую роль и в странах, где традиционно инте­ресы охраны окружающей среды были подчинены экономическому росту. В этом отношении характерно изменение политики Китая, страны со второй по размерам экономики мира и тяжелой экологи­ческой ситуацией. Эта страна запускает самую крупномасштабную экологическую реформу за время своей истории. Пятилетний «зеле­ный» план, вступающий в силу в 2011 году, предполагает введение новой системы экологического регулирования, нацеленной на сни­жение уровня загрязнения окружающей среды и природных ресур­сов, продвижение чистых технологий в производство и создание так называемого зеленого налогообложения, в рамках которого основ­ная налоговая нагрузка будет ложиться не на труд, а на потребляе­мые ресурсы. Кроме того, разрабатывается новая система рыночных экологических платежей на выбросы, пакет нормативов на удельные выбросы парниковых газов, а также внутренняя схема торговли кво­тами на выбросы. Еще одна обсуждаемая идея — переход с системы оценки эффективности экономического развития, основанной на подсчете роста ВВП, на систему, основанную на индексе устойчивого развития. В общей сложности Китай планирует вложить не менее 3 трлн. юаней ($468 млрд.) в реализацию программ охраны окружаю­щей среды на ближайшие пять лет[247]. Предполагается, что мультипли­кативный эффект у зеленой индустрии в 8-10 раз больше, чем у дру­гих секторов промышленности.

О необходимости перехода к новому экологически адаптиро­ванному типу развития говорят и в России. Представлявший Россию на конференции ООН в Рио-де-Жанейро (2012) Председатель Прави­тельства РФ Д. А. Медведев подчеркнул, что «общество, экономика и природа – неразделимы. Именно поэтому нам нужна и новая пара­дигма развития, которая способна обеспечить благосостояние обще­ства без избыточного давления на природу. Интересы экономики, с одной стороны, и сбережение природы, с другой стороны, должны быть сбалансированы и должны ориентироваться на долгосрочную перспективу. При этом необходим инновационный рост и рост энер­гоэффективной, так называемой «зелёной» экономики, который, безусловно, выгоден всем странам»[248].

В целом, очевидно, что в мире экологический фактор становится все более важным приоритетом для формирования новой экономи­ки, модернизации, технологического обновления. В дальнейшем предлагается мобилизовать и перестроить глобальную экономику в направлении увеличения инвестиций в чистые технологии и «при­родную» инфраструктуру, стимулировать экологизацию экономики, вернуть рынки к нормальному функционированию и избежать катастрофических последствий глобального изменения климата. Реали­зация нового зеленого курса предполагает минимизацию использо­вания невозобновимых полезных ископаемых для производства электроэнергии за счет инвестиций в возобновляемые энергоносите­ли, а также обязательность энергосбережения. Все эти мероприятия позволят снизить спрос и затраты на энергию, а также ее стоимость.