Была ли приватизация результативной и для кого.

 

Следует признать, что в результате проведенной в стране приватизации, по крайней мере, формально было создано одно из необходимых условий перехода к экономике многоукладного типа. В то же время ни одна из декларированных приоритетных целей при­ватизации так и не была достигнута.

Во-первых, она не решила задачу повышения результативности производства. Сегодня в России, как правило, неэффективно рабо­тают предприятия любых форм собственности. Более половины госу­дарственных, муниципальных и частных предприятий, за исключе­нием относящихся к так называемой «трубе» и «теневому сектору» национальной экономики (по экспертным оценкам его размеры со­ставляют 30% — 80% «светлого») являются убыточными. Россия стала кладбищем неплатежеспособных предприятий. Данное обстоятель­ство фактически было признано В. Путиным ещё при повторном вступлении в должность председателя Правительства РФ: убыточны­ми стали более 90% российских предприятий.

Во-вторых, так и не была решена проблема привлечения инве­стиций, хотя заметим, что средства у «этого» государства и у «этого» частного капитала на цели модернизации экономики страны имеют­ся. Прежде всего, в так называемом стабилизационном фонде, обра­зованном от продажи сырья по высоким ценам. Однако средства это­го фонда по большей части вкладываются почему-то преимущест­венно не в свои, а в западные компании.

В-третьих, не была создана конкурентная среда на рынке — одно из главных условий формирования успешных предприятий.

В-четвертых, акции приватизированных предприятий не стали, за очень редким федеральным нефтегазовым исключением, меха­низмом привлечения инвестиций. Авторам не удалось обнаружить реального функционирования фондовых рынков на региональном и муниципальном уровнях. При приватизации фактически произошла смена «вывесок» на фасадах подавляющего большинства бывших го­сударственных и муниципальных предприятий: вместо ГУЛ и МУЛ стали ОАО, акции которых не размещаются для притока капитала на производство.

Полученные результаты приватизации не могут считаться не­ожиданными. Ставка была сделана на приоритетную реализацию политического тезиса о необратимости проводимых экономических преобразований — достижение так называемой точки невозврата к прежней социально-экономической формации. Отсюда поразившие весь мир масштабы, темпы приватизации в России, степень насилия при ее проведении, а также убогие доходы от продажи объектов го­сударственной собственности.

Практика показывает принципиальную возможность эффектив­ного функционирования государственных предприятий. В качестве примера можно привести успешную многолетнюю деятельность еще с советских времен СП «Вьетсовпетро», владельцами которого на па­ритетной основе являлись России и Вьетнам. На этом предприятии добывается около 60% нефти и практически весь газ Вьетнама. По данным Счетной палаты РФ только в период с 1993 по 2003 гг. в до­ходную часть федерального бюджета поступало средств больше, чем от всех объектов федеральной государственной собственности, включая недвижимость и дивиденды на федеральные пакеты акций всех созданных в процессе российской приватизации открытых ак­ционерных обществ за тот же период. Этому, по-видимому, в нема­лой степени содействовали вьетнамские партнеры, не допускавшие неправомерного использования государственной собственности (со­крытия прибыли или выведения её в оффшоры и т. п.)[207].

Зарубежными примерами эффективного функционирования го­сударственных компаний могут быть французские Electricite de France и Gaz de France. Так, Electricite de France поставляет отечест­венным компаниям электроэнергию по ценам ниже рыночных, а на­селению страны - нередко по ценам ниже себестоимости. В результа­те, эта компания на микроэкономическом уровне является планово-убыточной. На макро-экономическом уровне эффективность её деятельности может быть оценена со знаком плюс, поскольку Electricite de France содействует снижению себестоимости продукции других отраслей французской экономики и тарифов на электроэнергию и не только для населения страны.

Крайне низкой может быть признана и социальная эффектив­ность приватизации. Прежде всего, «законодательно не были обес­печены равные права и возможности по участию в приватизации всех слоев российского общества и не соблюдался принцип социаль­ной справедливости. Российские граждане, непосредственно не свя­занные с производством (здравоохранение, наука, образование, со­циальная сфера, государственное управление и т. д.), были фактиче­ски отстранены от приватизации и лишены права на соответствую­щую часть национального богатства»[208]. В целом с этим утверждением можно согласиться. Считать, что стоимость всего приватизированно­го имущества соответствовала суммарной цене полученных всеми гражданами ваучеров, не приходится. Тем более на последующих этапах приватизации, где ваучеров уже не стало. Не стало и льгот для работников приватизируемых предприятий, что противоречит ми­ровой практике.

Не была достигнута и одна из главных декларативных целей на начальном этапе приватизации — формирование широкого слоя эф­фективных частных собственников, ориентированных на долгосроч­ное развитие своих предприятий, накопление и обновление произ­водственного потенциала. Где те обещанные «реформаторами» 40 миллионов частных собственников? Наверное, там же, где, прости Господи, и две «Волги» за один чубайсовский ваучер.

Главной целью приватизации в России было, независимо от дек­лараций, создание узкого слоя крупных частных собственников, при­званного образовать социальную базу нынешнего строя и способного обеспечить политическую и экономическую поддержку проводимым в стране «реформам». Для формирования и укрепления узкого слоя крупных частных собственников были созданы соответствующие ус­ловия и механизмы радикального передела собственности и неза­конного присвоения доходов от использования государственного имущества. Государственная собственность оказалась наименее управляемой и наиболее беззащитной, открытой для различного рода злоупотреблений. Этому способствовала своеобразная трактовка защиты прав собственности в Конституции РФ: в России признаются и защищаются равным образом частная, государственная, муници­пальная и иные формы собственности. Однако прямые нормы об ох­ране права собственности предусмотрены лишь в отношении одной формы собственности — частной.

Главным негативным социальным последствием приватизации оказался рост имущественного расслоения в обществе. Достоверная статистика отсутствует, а диапазон экспертных оценок весьма ши­рок. Ясно только одно: Россия раскололась на две страны — «демо­кратическую» Россию богатых и Россию бедных. И эта пропасть гро­зит стать бездной. Можно только поражаться прозорливости В. Вер­надского, который определил русскую демократию как «царство сы­тых свиней».

Негативными оказались последствия приватизации для подав­ляющего большинства наемных работников: рост безработицы, бес­правие на производстве, деградация рабочей силы в профессиональ­ном, физическом и нравственном плане и т. п. «Взятка» за непротив­ление приватизации (в виде определенного количества акций прива­тизированных предприятий, полученных работниками на безвоз­мездной основе или на льготных условиях) оказалась тем самым бес­платным сыром, который, как известно, бывает только в мышеловке. Перефразируя известные слова одного классика, можно сказать, что российским работникам, как и женщине, не прощается минута сла­бости, когда любой насильник может беспрепятственно овладеть ею. Заметим, что это ни в коей мере не оправдывает насильника и тех, кто идеологически обосновывал и продолжает обосновывать такое; насилие.

 

Деприватизация – веление времени

 

Необходимость возврата части переданного в частные руки государственного имущества стала сегодня более чем очевид­ной. Речь, по нашему мнению, должна идти о безусловном возвра­щении государству приватизированного с нарушением закона иму­щества.

Это сдерживается, во-первых, отсутствием политической воли руководства страны в этом вопросе и слабой (на сегодняшний день) реакцией общества, которая заставила бы власть активизировать процесс восстановления прав государства как собственника.

При этом, прежде всего, возникает резонный вопрос: какому го­сударству следует возвратить собственность.

Одно дело – нынешнему вороватому, коррумпированному и компрадорскому. В таком государстве «столоначальники», являясь распорядителями государственной собственности, станут фактиче­скими ассоциированными собственниками не только остатков госу­дарственной собственности, но её приращения в случае депривати­зации. По крайней мере, в период их пребывания в статусе выгодо­приобретателей административной ренты.

Другое дело – демократическому правовому государству, нацио­нально и социально ориентированному на защиту прав и интересов граждан, а не привилегированного меньшинства.

Ещё одним сдерживающим фактором проведения деприватиза­ции является нежелание власти, в принципе, пересматривать итоги «нечестной» приватизации 90-х годов прошлого век[209].

В мире известны три способа деприватизации.

Первый. Добровольный возврат государству приватизированно­го имущества путем дарения имущества государству, мены долга предприятия государству, в т. ч. по обязательным платежам в бюдже­ты всех уровней, на соответствующий пакет акций на этапе мирового соглашения до суда. Рассчитывать на этот способ, по крайней мере, в России, в сколь-нибудь существенных масштабах, не приходится.

Второй. Принудительный в судебном порядке. Например, в слу­чае отчуждения имущества, которое по закону не может принадле­жать частному лицу. Так, в соответствии с российским законодатель­ством, если в собственности данного лица в ходе приватизации ока­залось имущество государственного предприятия, это имущество должно быть возвращено частным лицом в течение года с момента возникновения у него права собственности на имущество, если зако­ном не установлен иной срок. В случаях, когда имущество не воз­вращено частным собственником в указанные сроки, такое имущест­во по решению суда подлежит принудительной продаже с передачей бывшему частному собственнику вырученной суммы либо возврату в государственную собственность с возмещением бывшему частному собственнику стоимости имущества, которую определяет суд. Воз­можно также отчуждение в пользу государства недвижимого имуще­ства в связи с изъятием земельного участка, на котором оно расположено. Когда изъятие земельного участка для государственных нужд либо ввиду ненадлежащего его использования невозможно без прекращения права собственности на недвижимое имущество, кото­рое находится на данном участке, это имущество может быть выкуп­лено государством у частного собственника или продано на торгах. Для государственных нужд возможен выкуп самого земельного уча­стка. Кроме того, могут быть выкуплены государством по суду либо проданы на торгах бесхозяйственно содержимые культурные ценно­сти, которые отнесены к охраняемым государством, если им грозит утрата своего значения. Также возможно изъятие по решению госу­дарственных органов имущества в случаях стихийных бедствий, ава­рий, эпидемий и при иных обстоятельствах, носящих чрезвычайный характер, с выплатой бывшему собственнику стоимости имущества (реквизиция). Наконец, возможно безвозмездное изъятие имущества у частного собственника по решению суда в виде санкции за совер­шение правонарушения (конфискация)[210].

Третий. Национализация — принудительное обращение собст­венности граждан и юридических лиц в собственность государства на основании закона в качестве крайней меры. Этот путь многократ­но апробирован в мировой практике. Только во Франции за послед­ние 60 лет были проведены три широкомасштабные национализа­ции. Неоднократно производилась национализация в Великобрита­нии, Италии, во многих других странах с развитой рыночной эконо­микой, когда другие средства решения важнейших народнохозяйст­венных проблем не дают должного результата.

Цели национализации могут быть самыми различными.

Во-первых, сохранение предприятий для обеспечения нацио­нально-государственной безопасности страны либо социально зна­чимых, в которые частный капитал не идет либо идет в недостаточ­ном объеме из-за высокой стоимости, длительных сроков окупаемо­сти, высокой степени риска и т. п. В результате государство прини­мает на себя содержание коммерчески невыгодных, но нужных для нормального функционирования народного хозяйства структур. При этом частному сектору поставляется продукция национализирован­ных предприятий не по рыночным ценам и тарифам. Это способству­ет повышению рентабельности отечественного частного сектора и усилению его конкурентоспособности на внутреннем и внешнем рынках.

Если говорить о нашей стране, необходимо учитывать то, что оборудование большинства российских предприятий морально и физически устарело. Согласно экспертным оценкам, более 90 про­центов отечественных предприятий нуждаются в модернизации про­изводственных мощностей. В этих условиях российский частный ка­питал не в состоянии, даже если бы и захотел, своими силами осуще­ствить модернизацию большей части приватизированных предпри­ятий без государственной поддержки, а в целом ряде случаев — без их возврата в государственную собственность, по крайней мере, на какое-то время.

Необходимость, когда это оправданно и целесообразно, испол­нения государством функций собственника в сфере производства порой ставится под сомнение по причине якобы изначально более низких экономических результатов работы государственных пред­приятий по сравнению с частными фирмами. При этом, как правило, сопоставлялся весь «массив» частных предприятий и весь «массив» государственных. При проведении такого сравнения не проводилось разграничения государственных предприятий на две группы. Ком­мерческие государственные предприятия, главной целью которых является извлечение максимальной прибыли (только они и могли сопоставляться), и некоммерческие государственные предприятия, главной целью которых является удовлетворение государственных и общественных нужд. Эффективность некоммерческих государствен­ных предприятий, финансируемых, по крайней мере, частично, из бюджета, не может быть оценена с использованием традиционных показателей: прибыль, рентабельность, убыточность и т. п.

Во-вторых, целью национализации может быть выведение из-под контроля иностранного капитала важных для обеспечения эко­номического суверенитета страны предприятий посредством их пе­редачи в государственную собственность.

В-третьих, национализация может быть необходима для обеспе­чения экологической безопасности страны.

В-четвертых, национализация может проводиться для защиты потребителей от злоупотреблений, к которым может привести нахо­ждение в частной собственности естественных монополий. Не слу­чайно на Западе прибегали к национализации там, где не было воз­можности преодолеть негативные последствия естественной моно­полии рыночными методами.

В-пятых, осуществление путем национализации структурной пе­рестройки народного хозяйства, необходимость которой остро ощу­щается в сегодняшней России.

В-шестых, пресечение незаконного перевода прибылей за гра­ницу.

В-седьмых, изменение профиля приватизированного предпри­ятия (в случае, когда это изменение противоречит общественным

интересам).

Право государства лишить то или иное лицо его собственности «в интересах общества и на условиях, предусмотренных законом», признано в Европейской конвенции по правам человека, принятой Советом Европы[211].

Зарубежный опыт свидетельствует, что национализация может проводиться как на возмездной основе (в денежной форме или в виде долгосрочных государственных облигаций, подлежащих погашению по истечении срока, определенного законодательством о национали­зации), так и на безвозмездной.

Примером национализации на возмездной основе, когда разме­ры возмездности доводятся до смешных, может служить начало Пра­вительством Черногории процедуры национализации крупнейшего предприятия страны по производству алюминия Kombinat Aluminijuma Podgorica (КАР). Совладельцем 30% его акций является рос­сийский олигарх О. Дерипаска. Предлагается «выкупить» их у него по «справедливой цене» в размере одного евро[212]. Вопрос, какова может быть «справедливая цена» выкупа его российских активов, если, ко­нечно, закон о национализации в России будет принят?

В качестве примера национализации конфискационного типа стал отъём в демократической Франции имущества автомобильного магната – героя Франции Л. Рено (700 автомобилей «Рено» в период первой мировой войны сыграли немаловажную роль в победе фран­цузов на Марне). Он умер от разрыва сердца, узнав о решении пра­вительства Шарля де Голля конфисковать его заводы в качестве кара­тельной меры за активное сотрудничество с немецкими оккупантами и марионеточным правительством Виши. В «демократической» Рос­сии такой «беспредел», к сожалению, невозможен.

Конституция России обусловливает «принудительное отчужде­ние имущества для государственных нужд» предварительным и рав­ноценным возмещением, что, по нашему мнению, противоречит ря­ду международных актов (ст. 35, п. 3). Например, Европейская кон­венция по правам человека не гарантирует права на получение пол­ной компенсации при любых обстоятельствах, поскольку законные «интересы общества» могут требовать выплаты возмещения в сумме ниже полной рыночной стоимости[213].

В Гражданском кодексе РФ (Часть 3 п. 2 ст. 235) дано определе­ние национализации, которая должна производиться на основании специального закона, который до сих пор не принят. В России нет пока закона о национализации. Имеются несколько законопроектов.

В правительственном законопроекте (№ 311559-3 2004 г.) до­пускается возможность национализации для удовлетворения по­требности государства в продукции, работах и услугах, непосредст­венно обеспечивающей обороноспособность и безопасность государ­ства. Естественно, с точки зрения авторов законопроекта, с предва­рительным, единовременным и равноценным возмещением Россий­ской Федерацией национализируемого имущества по рыночной стоимости в денежной форме, а также других убытков, причиняемых прежнему собственнику за счет средств федерального бюджета. При этом национализированное имущество должно быть закреплено за федеральными казенными предприятиями, основная деятельность которых связана с удовлетворением потребности государства в соот­ветствующей стратегической продукции, а при необходимости на базе национализированного имущества может быть создано новое федеральное казенное предприятие (ст. 2,13 законопроекта).

Если будет реализована эта схема проведения национализации, то она, в определенном смысле, может оказаться еще более разори­тельной для народа, чем приватизация.

В правительственном законопроекте, прежде всего, не делается различий между изначально частной собственностью, которой до приватизации практически не было, и частной собственностью, соз­данной в процессе приватизации. К тому же, на основе сильно недооцененного государственного имущества. Ссылки на зарубежное за­конодательство несостоятельны. В нём под термином «частная соб­ственность», как правило, понимается изначально частная собствен­ность. Такое толкование частной собственности в немалой степени объясняет, например, положение ст. 5 Билля о правах (первые десять поправок и дополнений к Конституции США, предложенные Кон­грессом и ратифицированные законодательными собраниями шта­тов) о том, что «никакая частная собственность не должна отбирать­ся для общественного пользования без справедливого вознагражде­ния».

В случае изначально частной собственности вполне допустима компенсация бывшим ее владельцам в размере рыночной стоимости национализируемого имущества, то в случае частной собственности, созданной при приватизации в России, по мнению авторов, возмож­ны варианты.

Например, вначале собственники приватизированного имуще­ства обязаны выплатить «компенсационные возмещения» за недо­оцененное имущество либо намеренно заниженную стоимость при­ватизированных предприятий либо за невыполненные социальные и инвестиционные условия сделок приватизации, а уже потом полу­чить возмещение за национализированное имущество по рыночной стоимости. Тогда станет ясно, кто кому и сколько должен.

Возможен и другой сценарий национализации. Размеры госу­дарственных выплат за национализируемое имущество определяют­ся исходя из продажной цены имущества предприятия на момент приватизации.

При этом делается поправка на инфляцию, а также учитываются улучшения, произведенные собственником с момента приватизации (если они были), и ущерб, который мог быть нанесен бывшим собст­венником предприятию, государству, обществу. Тогда также станет ясно, кто кому и сколько должен.

Относительно предлагаемых правительственным законопроек­том выплат за национализируемое имущество — исключительно в денежной форме, вперед и сразу. В мире такого нет (Россия может, в очередной раз, стать «родиной слонов»). Может быть, авторы прави­тельственного законопроекта о национализации выполняют соци­альный заказ тех, кто хотел бы вернуть «с наваром» бывшее в упот­реблении государственное имущество, либо тех, кто не уверен, что частная собственность надолго и всерьез приживется в России?

Вопрос о целесообразности национализации, ее масштабе, по­рядке и условиях проведения должен решаться, на наш взгляд и, прежде всего, не из идеологических соображений, а в зависимости от того, какому государству должна быть возвращена часть ранее при­ватизированного имущества и кто должен управлять национализи­рованными предприятиями – государственные чиновники либо те, кто на них занят.

В условиях нарастания в российском обществе требований вер­нуть часть приватизированного имущества в государственную собст­венность промедление исполнительной, законодательной и судебной властей с решением вопроса о национализации де-юре одновремен­но с решением вопроса об эффективном управлении государствен­ной собственностью, которая оказалась наименее управляемой и наиболее беззащитной, открытой для разворовывания, чревато не­предсказуемыми последствиями.

Приватизация – стимулятор коррупции

 

«Воры должны сидеть в тюрьме, а не в сановных кабинетах или топ-менеджерских офисах»

Приватизация и коррупция в современной России – од­нояйцовые близнецы. Когда говорят приватизация – подразумевает­ся коррупция и наоборот. Не подавив коррупцию, которая приняла в стране системный характер, либо, по крайней мере, не минимизиро­вав её, рассчитывать на «честную» и «справедливую» приватизацию не приходится. Равно как и надеяться на возможность использования в сегодняшней России некоррупционных схем управления государст­венной собственностью, которые не связаны с приватизацией при одновременном приостановлении приватизационных процессов.

В условиях коррупции так называемые государственные арендо­датели, концеденты, доверители превратились в казнокрадов, чему в немалой степени содействовал печально известный федеральный закон N 94-ФЗ от 21.07.2005 г. «О размещении заказов на поставки товаров, выполнение работ, оказание услуг для государственных и муниципальных нужд», а также другие коррупциогенные законода­тельные и нормативные акты. Надежда на «карающий меч» правосу­дия, как показывает российская практика, мала, поскольку оно само коррумпировано, равно как и иные надзорные и правоохранитель­ные органы.

Учитывая криминальный и коррумпированный характер боль­шей части проведенных приватизационных сделок, в качестве мень­шего зла следует ввести практику обязательного контроля процесса приватизации (там, где она нужна) со стороны общественных и ком­петентных государственных органов. На «входе» — наличие реаль­ных средств у потенциального покупателя, их происхождение, «био­графия» претендента на покупку имущества и т. п. На «выходе» (при условии получения положительного заключения общественных и компетентных органов) — выполнение обязательств, взятых на себя покупателями государственного и муниципального имущества. По­добная практика имеет место, например, в Республике Беларусь, в которой в роли контрольного компетентного органа выступает КГБ.

Реальное подавление коррупции требует проведения демонопо­лизации общественно-политической жизни страны. Так, фактиче­ская монополия власти в верхнем её эшелоне сделала возможным проведение отмеченных ранее пресловутых залоговых аукционов 1995-1996 годов.

Не менее важно, то обстоятельство, что фактическая монополия на власть одной политической силы, не только не восстановила и, по-видимому, не собирается восстанавливать справедливость в вопросе о залоговых аукционах, но и не исключает возможность повторения подобного рода коррупционных сделок в будущем, связанных с за­хватом имущественных объектов.

В этой связи, антикоррупционную роль может сыграть ратифи­кация Россией статьи 20 «Незаконное обогащение» Конвенции ООН против коррупции. Согласно этой статьи «государство-участник рас­сматривает возможность принятия таких законодательных и других мер, какие могут потребоваться с тем чтобы признать в качестве уго­ловно наказуемого деяния, когда оно совершается умышленно, неза­конное обогащение, т. е. значительное увеличение активов публич­ного должностного лица, превышающее его законные доходы, кото­рое оно не может разумным образом обосновать»[214]. Россия ратифи­цировала данную конвенцию за исключением (до настоящего вре­мени) указанной статьи. Также антикоррупционную роль может и должна сыграть отмена срока давности для коррупционных преступ­лений. История знает аналогичные правовые прецеденты.

В марте 2012 г. тогдашним Президентом РФ в качестве антикор­рупционной меры представлен законопроект «О контроле за расхо­дами», подготовленной его администрацией. Документ обязывает государственных и муниципальных чиновников определенных кате­горий по требованию их руководителей или уполномоченных на то лиц, представлять сведения о своих крупных расходах (сделках), о крупных расходах своих супруги (супруга) и несовершеннолетних детей, а также сведения об источниках получения расходуемых средств и сведения, обосновывающие законность получения средств. Если сумма таких расходов превышает общий доход подозреваемого лица и его супруги (супруга) по основному месту их службы (работы) за три года подряд, их имущество, в отношении которого не пред­ставлено сведений, свидетельствующих об его приобретении на за­конные доходы, обращается в судебном порядке в доход государства, а чиновник – увольняется с работы[215].

Более жесткую позицию в вопросе искоренения коррупции, применительно к отраслям, связанным с обеспечением националь­ной безопасности, занял В. Путин, который определил, что «корруп­ция в сфере национальной безопасности – это, по сути, государст­венная измена»[216].

Авторы солидарны с такой позицией. Следует добавить, что кор­рупцию надо рассматривать не только как государственную измену, но и измену народам России, которые, в случае, если за сказанным словом не последует дело (обычная современная российская практи­ка), могут окончательно утратить доверие к власти. Коррупционер в сферах, связанных с обеспечением национальной безопасности, – действительно враг народа. К нему, в особенности, когда это чинов­ник высшего ранга, должна применяться высшая мера социальной защиты, как это имеет место, например, в Китае. Кому многое дано, с того должно много и спроситься.

Возвращаясь к законопроекту «О контроле за расходами», при­ходится констатировать, что в нем остается открытым ряд вопросов. Обозначим некоторые из них.

Вопрос первый – относительно круга лиц, которым могут быть применены нормы данного законопроекта, в случае его принятия. Чем мотивируется исключение из него совершеннолетних детей, других близких родственников, а также тех, на кого может быть за­регистрирована часть имущества чиновников?

Вопрос второй – будет ли закон распространяться на лиц, участ­вовавших в коррупционных действиях до его принятия, если таковые будут установлены?

Вопрос третий –на каком основании из сведений о расходах лиц, подлежащих антикоррупционному контролю, а также о расхо­дах их супруг (супругов) и их несовершеннолетних детей, исключены сведения о расходах на приобретение драгоценностей и произведе­ний искусства, цена которых может достигать многих миллионов евро или долларов США?

Вопрос четвертый –предусматривает ли законодатель способы обращения в доход государства имущества коррупционеров, нахо­дящегося за рубежом?

Вопрос пятый –остается не ясным: возможна ли уголовная от­ветственность коррупционера за свои деяния, как это имеет место в мировой практике, и какова мера такой ответственности?

Если вразумительный ответ гражданскому обществу России не будет дан, то лишний раз придется убедиться в справедливости из­вестной русской пословицы: «Ворон у ворона глаз не выклюет».