Белинский «объяснение на объяснение по поводу поэмы гоголя «мертвые души»

Ответ на статью Аксакова «Несколько слов о поэме Гоголя: Похождение Чичикова, или Мертвые души». Разгневанный Белинский выступает с резкой рецензией на эту, по его словам, "ультраумозрительную брошюру", квалифицирует концепцию К. Аксакова как антиисторическую, а сопоставление Гоголя с Гомером - вздорным. "Неистовый Виссарион" рьяно становится на защиту современного романа, утверждая, напротив, что роман является не искажением и не порождением древнего эпоса, но есть явление, развившееся из самой жизни, есть "эпос нашего времени, в котором выразилось созерцание жизни современного человечества и отразилась сама современная жизнь...". Не принял, разумеется, Белинский и аксаковскую версию, согласно которой, считает он, Чичиков изображается выразителем "субстанциональной стихии русской жизни'.

«Другую пару резких противоположностей составляют: статья в "Библиотеке для чтения" и московская брошюрка "Несколько слов о поэме Гоголя: Похождения Чичикова или Мертвые души". - Статья "Библиотеки для чтения" была неудачным усилием втоптать в грязь великое произведение натянутыми и умышленно фальшивыми нападками на его будто бы безграмотность, грязность и эстетическое ничтожество. Всем известно, что эта статья добилась совсем не тех результатов, о которых хлопотала».

«Брошюра г. Константина Аксакова вся состоит из сухих, абстрактных построений, лишенных всякой жизненности, чуждых всякого непосредственного созерцания, и что поэтому в ней нет ни одной яркой мысли, ни одного теплого, задушевного слова, которыми ознаменовываются первые и даже самые неудачные попытки талантливых и пылких молодых людей, и что потому же в ее изложении видна какая-то вялость, расплывчивость, апатия, неопределенность и сбивчивость».

«Правда, г. Константин Аксаков далее в своей брошюре замечает, что "само содержание кладет разницу между "Илиадою" и "Мертвыми душами": однако ж эта оговорка у него не только не поясняет дела, а еще более затемняет его как противоречие. Г. Константину Аксакову явно хотелось сказать что-то новое, неслыханное миром; и как у него не было ни сил, ни призвания сказать новой великой истины, то он и рассудил сказать великий... как бы это выразить? -ну, хоть _парадокс_... Удивительно ли, что, развивая и доказывая этот парадокс, он наговорил много такого, в чем он сам запутался и над чем другие только добродушно посмеялись?.. В своем "Объяснении" он особенно намекает на то, что "эпическое созерцание Гоголя - древнее, истинное, то же, какое и у

Гомера" и что "только у одного Гоголя видим мы это созерцание". Хорошо; да где же доказательства этого? Да нигде - доказательств никаких, кроме уверений г.Аксакова».

 

Итак, чем более рассматриваем дело г. Константина Аксакова, тем более сходство между Гомером и Гоголем становится... как бы сказать? - забавнее и смешнее... Смысл, содержание и форма "Мертвых душ" есть "созерцание данной сферы жизни сквозь видный миру смех и незримые, неведомые ему слезы". В этом и заключается трагическое значение комического произведения Гоголя; это и выводит его из ряда обыкновенных сатирических сочинений, и этого-то не могут понять ограниченные люди, которые видят в "Мертвых душах" много смешного, уморительного, говоря их простонародным жаргоном, но уж местами чересчур переутрирированного.

Таким образом, если г. Константин Аксаков хочет оправдаться, а не отделаться только от неосторожно высказанных им странностей, он должен сказать и доказать:

1) Почему древний эпос снизошел (след.унизился) до романов, и считает ли он Сервантеса, Вальтера Скотта, Купера, Байрона исказителями эпоса, восстановленного и спасенного Гоголем?

2) Почему мы солгали на него, говоря, что из его положений прямо выводится то следствие, что "Мертвые души" - "Илиада", а Гоголь - Гомер нашего времени?

3) Почему во французской повести эпос дошел до своего крайнего унижения?

«Следовательно, греческий эпос не низошел до романов, как мудрствует г. Константин Аксаков, а развился в роман: ибо нелепо было бы предполагать в продолжение трех тысяч лет пробел в истории всемирной литературы и от Гомера прыгнуть прямо к Гоголю, который, еще вдобавок, и нисколько не принадлежит ко всемирно-историческим поэтам...»

«Говорить же, что Гоголь прямо вышел из Гомера или продолжал собою Гомера мимо всех прочих, и старинных и современных поэтов Европы, значит вместо похвалы оскорблять его, значит выключать его из исторического развития, выставлять человеком, чуждым современности, чуждым знания всего, что было до него».

«И между тем Гоголь все-таки обладает удивительною силою непосредственного творчества (в смысле способности воспроизводить каждый предмет во всей полноте его жизни, со всеми его тончайшими особенностями); только эта сила у него имеет свои границы и иногда изменяет ему (чего _ таким образом, как у Гоголя_, не случалось ни с Гомером, ни с Шекспиром, ни с Байроном, ни с Шиллером, ни даже с Пушкиным, и что очень часто, и еще хуже случалось с Гёте вследствие аскетического и антиобщественного духа этого поэта, с которым все-таки нельзя сметь равнять Гоголя). Но эта удивительная сила непосредственного творчества, которая составляет _пока еще_ главную силу, высочайшее достоинство Гоголя и посредством которой, подобно волшебнику-властелину царства духов, вызывающему послушные на голос его заклинания бесплотные тени, он - неограниченный властелин царства призрачной действительности - самовластно вызывает перед себя ее представителей, заставляя их обнажить перед ним такие сокровенные изгибы их натур, в которых они не сознались бы самим себе под страхом смертной казни, - эта-то, говорим мы, удивительная сила непосредственного творчества в свою очередь много вредит Гоголю».

Белинский вновь - и резко - не соглашается с Аксаковым, считая, что акт творчества - само собой разумеющееся для поэта, "но в наше время мерилом величия поэтов принимается не акт творчества, а ИДЕЯ, ОБЩЕЕ..." Под "общим" Белинский понимал творческий разум, идею, содержание. Ни по идее, ни по содержанию, - считает он, - "Мертвые души" ничего сходного не имеют с древним эпосом. Там - говорит Белинский, - пафос утверждения, здесь - пафос отрицания.

К. С. Аксаков видел в "Мертвых душах" то, что было ценно и дорого ему самому: спокойное, "эпическое созерцание". Белинский же отвергал подобную интерпретацию творчества Гоголя изначально. Сущность его реализма он видел в протестующей и отрицающей "субъективности". Именно Гоголя Белинский вскоре будет противопоставлять реализму созерцательному, реализму "свершившегося цикла жизни".