Советские предложения о сотрудничестве трех держав

Советское правительство считало необходимым противопоставить агрессивным устремлениям фашистского рейха единый фронт стран, которым угрожала германская агрессия. Особое значение в деле предотвращения разгула агрессии Советское правительство придавало установлению тесного сотрудничества СССР, Франции и Англии. Оно рассчитывало, что в таком случае на их стороне могло бы оказаться и немало других стран. Общими усилиями фашистского агрессора можно было бы остановить.

17 апреля 1939 г. Советский Союз обратился к Англии и Франции с конкретными далеко идущими предложениями, в которых [236] предусматривалось: заключение между Англией, Францией и СССР соглашения о взаимной помощи; оказание тремя державами помощи граничившим с СССР странам Восточной Европы в случае агрессии против них.

В соответствии с советскими предложениями три державы должны были в кратчайший срок обсудить и установить размеры и формы военной помощи, оказываемой каждой из них жертве агрессии, то есть заключить военную конвенцию. Договор о взаимной помощи и военную конвенцию предусматривалось подписать одновременно сроком на 5 — 10 лет. В случае вооруженного конфликта запрещалось заключение с агрессором сепаратного мира^[1]. Вручая английскому послу У. Сидсу эти предложения, нарком иностранных дел СССР особенно подчеркнул значение одновременного подписания обоих соглашений: политического и военного.

Эти предложения представляли собой четкую программу создания в Европе надежного фронта защиты мира, основанного на тесном сотрудничестве СССР, Англии и Франции. Это были те предложения, осуществления которых Советское правительство добивалось в течение последующих англо-франко-советских переговоров. Их осуществление поставило бы надежную преграду на пути агрессоров. Лондон против соглашения с СССР

Советские предложения, однако, не встретили поддержки английского и французского правительств. Как ни парадоксально это может показаться сейчас, но они сочли их неприемлемыми. Постоянный заместитель министра иностранных дел Англии А. Кадоган сразу же подготовил записку о советских предложениях для внешнеполитического комитета правительства. В этом документе наглядно проявилась вся степень ненависти английской правящей верхушки к СССР.

Советское предложение, писал Кадоган, ставит нас в «чрезвычайно затруднительное» положение. «Мы должны взвесить пользу от бумажного обязательства (!) России присоединиться в войне к нам и ущерб, (!) который мы потерпим от открытого объединения с Россией». Кадоган утверждал, что с практической точки зрения все говорит-де «против принятия русского предложения». Однако он [237] отмечал, что левые круги постараются использовать его отклонение в борьбе против правительства. Кроме того, если Англия отвергнет советское предложение, существует опасность того, что Советы могут заключить с Германией какое-то соглашение о «невмешательстве»^[2].

Обсуждение советских предложений на заседании внешнеполитического комитета британского правительства 19 апреля свелось к тому, что Англия заинтересована-де только в поставке Советским Союзом военных материалов Польше и Румынии в случае нападения на них Германии. Н. Чемберлен, излагая в этой связи свою позицию, подчеркнул, что для оказания Советским Союзом этим странам помощи военными материалами нет необходимости в заключении англо-франко-советского военного союза. Как констатировал в конце заседания министр координации обороны лорд Четфилд, общее мнение членов комитета заключалось в том, что политические соображения против военного союза Англии, Франции и СССР настолько существенны, что они «перевешивают» любые военные выгоды. В протоколе заседания указано, что члены комитета «не расположены принимать советские предложения»^[3].

24 апреля начальники штабов трех видов вооруженных сил Англии подготовили доклад «Военное значение России». В своей классовой ненависти к СССР военная верхушка Англии сознательно исказила истинное положение. Признав, что в начале войны Советский Союз может мобилизовать и выставить на своем Западном фронте 130 дивизий, они в то же время утверждали, будто экономика страны сможет поставлять военные материалы в таком количестве, что СССР, мол, сможет постоянно держать на фронте лишь 30 дивизий.

Начальники штабов доказывали, что некоторые страны из-за «глубокой враждебности к коммунизму» могут не дать согласия на проход советских войск через их территорию, а это может «свести на нет» значение военного сотрудничества с СССР. Высказывая сомнения относительно наступательной способности советских войск и состояния советских железных дорог, начальники штабов делали заключение, что возможность оказания Россией сколько-нибудь существенной военной помощи Польше «стоит вне вопроса». В докладе утверждалось, что СССР фактически будет не в состоянии поставлять Польше, Румынии и Турции также военные материалы. [238] В то же время в докладе отмечалось, что сотрудничество СССР с Англией имело бы значение в том плане, что Германия не могла бы пользоваться советскими ресурсами продовольствия и сырья. Начальники штабов писали, что отклонение советских предложений может иметь своим последствием заключение соглашения между Германией и Россией^[4].

Касаясь этого заключения, необходимо сразу же отметить, что оно было настолько тенденциозным, что сами начальники штабов, как это будет показано дальше, впоследствии вынуждены были открещиваться от него, не говоря уже о том, что действительные возможности СССР, проявленные им в годы Великой Отечественной войны, полностью разоблачили тогдашнюю английскую военную верхушку, давшую такое заключение.

Докладывая на следующий день выводы начальников штабов на заседании внешнеполитического комитета английского правительства, лорд Четфилд суммировал их следующим образом: «Хотя Россия в другом плане и является великой державой, в военном отношении она — страна лишь среднего ранга»^[5].

При рассмотрении 26 апреля советских предложений на заседании английского правительства лорд Галифакс высказался против «всеобъемлющего» соглашения с СССР. Главный аргумент английского министра иностранных дел заключался в том, что подписание Англией и Францией союза с СССР отрицательно отразилось бы на англо-германских отношениях, то есть сделало бы невозможным достижение нового англо-германского соглашения, а английское правительство считало это своей главной целью. Советские предложения были признаны на этом заседании неприемлемыми^[6].

Характеризуя позицию, занятую английским правительством, глава Северного департамента МИД Англии Л. Кольер констатировал, что оно не желает связывать себя с СССР, «а хочет дать Германии возможность развивать агрессию на восток за счет России...»^[7].

Британская дипломатия потратила немало сил с целью поставить СССР в положение международной изоляции, с тем чтобы сделать для агрессоров более привлекательной идею нападения на него. Н. Чемберлен продолжал строить свою политику в расчете на советско-германский конфликт. Если же Англия заключила бы соглашение с СССР, то это, напротив, в какой-то степени [239] удерживало бы Германию от агрессии против него. Поэтому заключение соглашения о сотрудничестве с СССР находилось в противоречии со всем курсом политики английского правительства.

Хотя самые широкие круги французского народа были глубоко обеспокоены развитием событий, французское правительство также не проявило действительного стремления к сотрудничеству с СССР. В результате разговора с французским министром колоний Ж. Манделем Я. З. Суриц 24 апреля сообщал из Парижа, что текст советского предложения еще не доведен до сведения членов кабинета. Никто из министров, кроме Боннэ и Даладье, проекта не видел. Два дня спустя Суриц писал, что, по-видимому, все разговоры о «сотрудничестве» с СССР «окончатся обычным блефом», так как Боннэ и Чемберлен этого сотрудничества никогда всерьез не желали^[8].

Тем временем международная обстановка продолжала быстро ухудшаться. 28 апреля Гитлер заявил о расторжении польско-германской декларации о ненападении 1934 года, а также англо-германского морского соглашения 1935 года. И. М. Майский сообщал в те дни в Москву, что среди населения Англии настроение резко антигерманское и необходимость сопротивления агрессии становится всеобщим убеждением. «Отсюда громадная популярность в массах идеи союза с СССР. На политических митингах и собраниях во всех концах страны каждое упоминание о таком союзе вызывает настоящую овацию»^[9].

И тем не менее английское правительство по-прежнему считало, что для оказания известного давления на Гитлера, с тем чтобы он согласился на англо-германское соглашение, достаточно одного того факта, что между Англией, Францией и СССР ведутся какие-то переговоры.

Вопрос об ответе на советское предложение рассматривался на заседании английского правительства 3 мая. Выражая надежду, что все же удастся договориться с Гитлером, предоставив ему свободу рук на востоке, Э. Галифакс и другие члены правительства высказывали мнение, что не следует менять английской политики. Были выражены лишь опасения, как бы в результате позиции, занимаемой Англией, Советское правительство не оказалось вынуждено пойти на нормализацию отношений с Германией. Это было признано, правда, маловероятным, [240] но все же в целях предотвращения нормализации советско-германских отношений было сочтено целесообразным «в течение какого-то времени продолжать поддерживать переговоры» с СССР^[10]. Г. Ченнон отмечал в этот день в своем дневнике, что в правительстве отношение к России высокомерное и в Англии собираются спустить дело на тормозах^[11].

Английское правительство 8 мая снова обратилось к СССР с «предложением» о том, чтобы Советское правительство взяло одностороннее обязательство, а именно обязалось оказать помощь Англии и Франции, если они, выполняя взятые на себя обязательства в отношении некоторых восточноевропейских стран, окажутся вовлеченными в войну^[12]. Советский Союз, естественно, не счел возможным брать на себя такие односторонние обязательства.

Вопрос об отношениях с СССР 16 мая снова был поставлен на обсуждение внешнеполитического комитета английского правительства. Начальники штабов трех видов вооруженных сил Англии представили новый доклад. В нем теперь уже констатировалось, что соглашение о взаимной помощи между Англией, Францией и Советским Союзом будет иметь «определенное положительное значение. Оно будет представлять собой солидный фронт внушительной силы против агрессии». Напротив, в случае если такое соглашение не будет заключено, это окажется «дипломатическим поражением, которое повлечет за собой серьезные военные последствия». Если, отвергая союз с Россией, Англия толкнула бы ее на соглашение с Германией, «то мы совершили бы огромную ошибку жизненной важности»^[13].

В связи с явным усилением угрозы германской агрессии, и в частности с провозглашенным 7 мая Германией и Италией намерением заключить между собой военный союз, начальники штабов Англии постепенно начинали браться за ум. Однако Н. Чемберлен по-прежнему решительно выступал против принятия Англией каких-либо обязательств по отношению к СССР. Он заявил, что кроме военных и стратегических соображений, которыми руководствовались начальники штабов, необходимо учитывать и политические, а они подсказывают «другой курс». Его поддержал Галифакс, заявивший, что политические аргументы против пакта с СССР более существенны, чем военные соображения за пакт^[14]. [241]

В разговоре со своим помощником О. Харви Галифакс отмечал в те дни, что Чемберлен «ни за что не желает соглашаться на полный тройственный союз». У. Стрэнг в свою очередь заметил, что премьер-министр и его ближайший советник Горас Вильсон руководствуются тем, что в результате заключения договора с СССР «будет невозможно продолжение политики умиротворения», то есть достижение соглашения с Германией. Все в резиденции правительства на Даунинг стрит, 10, сказал Стрэнг, «настроены антисоветски»^[15]

Это подтверждает и запись в дневниках А. Кадогана: «Премьер-министр заявил, что он скорее подаст в отставку, чем подпишет союз с Советами»^[16].

Один из сторонников англо-германского сговора, Г. Ченнон, отмечал, что Чемберлен и Галифакс решительно против англо-русского союза. Они не расположены заключать русского медведя в свои объятия; решено «протянуть ему руку и осторожно пожать лапу. Не больше. Но и это самое худшее, что может быть на свете»^[17].

Вынужденное «согласие»

Между тем английская общественность проявляла все большую озабоченность. 19 мая в английской палате общин развернулись бурные прения по вопросу о внешнеполитическом курсе Англии. Политика Н. Чемберлена подверглась резкой критике со стороны Д. Ллойд Джорджа, У. Черчилля, К. Эттли и других депутатов, выступавших за скорейшее заключение англо-франко-советского соглашения. Выступая за принятие Англией советских предложений, Черчилль подчеркивал, что без Советского Союза невозможен действенный Восточный фронт, а без действенного Восточного фронта нельзя защитить интересы Англии на Западе. Если правительство Чемберлена, предостерегал он, «отрекшись от Чехословакии со всей ее военной мощью, обязавшее нас, не ознакомившись с технической стороной вопроса, защищать Польшу и Румынию, отклонит и отбросит необходимую нам помощь России», то оно вовлечет Англию «наихудшим путем в наихудшую из всех войн»^[18].

Англо-французская дипломатия была немало встревожена также появившимися в печати 21 мая 1939 г. сведениями о том, что в Москву направляется германская торговая делегация (германское правительство действительно поставило 20 мая вопрос о поездке в Москву [242] торговой делегации, но Советское правительство отклонило это предложение).

Серьезным ударом для Англии и Франции явилось подписание 22 мая 1939 г. германо-итальянского союзного договора («стального пакта»)^[19]. Английскому и французскому правительствам на самом деле было о чем беспокоиться. На следующий день, 23 мая, Гитлер созвал совещание руководящего состава вермахта, на котором поставил задачу эффективной подготовки к войне. Он заявил, что «достичь новых успехов без кровопролития уже нельзя».

Из высказываний Гитлера снова было видно, что он готовился к войне с Англией и Францией, но для обеспечения тыла считал сначала необходимым «при первой подходящей возможности напасть на Польшу»^[20].

Правительство Н. Чемберлена против своей воли оказалось вынужденным дать, наконец, согласие на заключение англо-франко-советского соглашения (к сожалению, как покажут дальнейшие события, это было согласие лишь на словах). На заседании английского правительства 24 мая лорд Галифакс признал, что срыв переговоров Англии и Франции с СССР может побудить Гитлера начать войну, и поэтому он, наконец, высказался за то, чтобы принять советское предложение о заключении англо-франко-советского соглашения. Однако тут же было решено сделать целый ряд оговорок, которые должны были фактически свести на нет значение договора. Н. Чемберлен, подчеркнув, что он относится с глубоким чувством предубежденности ко всему, что имело бы характер союза с СССР, предложил связать договор со ст. 16 устава Лиги наций. Эта статья, сказал он, возможно, впоследствии будет изменена, поэтому ссылкой на нее договору будет придан временный характер. Он выступил также против того, чтобы договор был заключен более чем на 5-летний срок (хотя на заседании упоминалось, что германо-итальянский союз подписан на срок в 10 лет). Галифакс же считал нужным включить в договор условие, что, прежде чем прибегать к военным мерам, должны быть сначала проведены консультации участников договора^[21]. Это давало бы Англии возможность под тем или иным «благовидным» предлогом уклониться от выполнения ее обязательства по договору.

Г. Ченнон записал в этот день в своем дневнике, что правительство проявило хитрость, связав договор с Лигой наций, в результате чего новое обязательство в действительности [243] было совершенно пустым. Предусматриваемое соглашение «такое легковесное, такое нереальное и такое неприменимое, что оно может только побудить нацистов посмеяться над нами»^[22].

27 мая английский посол У Сидс и французский поверенный в делах Ж. Пайяр сообщили В. М. Молотову^[23] о «согласии» их правительств принять советское предложение о заключении англо-франко-советского договора о взаимопомощи, но выдвинули указанные оговорки. Разумеется, Советское правительство прекрасно понимало, что эти оговорки превращают договор в пустую бумажку, о чем и было прямо заявлено английскому и французскому дипломатам^[24].

Для ускорения переговоров, а также устранения пороков англо-французских предложений 2 июня Советское правительство передало правительствам Англии и Франции проект договора о взаимной помощи В нем предусматривалась немедленная и всесторонняя эффективная взаимопомощь трех держав в случае нападения на одну из них, а также оказание ими помощи Бельгии, Греции, Турции, Румынии, Польше, Финляндии и Прибалтийским странам. Договор о взаимопомощи должен был вступить в силу одновременно с военной конвенцией^[25].

5 и 9 июня советский проект рассматривался на заседаниях внешнеполитического комитета английского правительства. Смысл дебатов сводился к тому, что Англии следует уклониться от конкретных обязательств, в том числе от оказания помощи Прибалтийским государствам^[26].

Еще 10 июня советскому полпреду в Лондоне были даны указания заявить Галифаксу, что без удовлетворительного решения вопроса о гарантиях Прибалтийским государствам довести переговоры СССР, Англии и Франции до конца невозможно^[27]. Как сообщал в Москву И. М. Майский, Галифакс в беседе с ним по этому вопросу вынужден был признать «правомерность нашего желания иметь гарантии трех держав против прямой или косвенной агрессии в отношении Латвии, Эстонии и Финляндии»^[28]. Это не означало, однако, что английское правительство было готово пойти по данному вопросу навстречу Советскому Союзу. Напротив, оно исходило из того, что германская агрессия в Прибалтике и отпор ей со стороны СССР — один из вполне устраивавших его вариантов развязывания вооруженного конфликта между [244] Советским Союзом и фашистским рейхом. У. Сидс отмечал в телеграмме Галифаксу, что английские предложения не предусматривают безусловной гарантии Прибалтийским странам и что в соответствующем пункте этих предложений имеется «лазейка, которая дает Великобритании и Франции возможность уклониться от выполнения обязательств по оказанию помощи Советскому Союзу»^[29].

Английское и французское правительства по-прежнему не соглашались и на одновременное подписание политического и военного соглашений.

А. А. Жданов с полным основанием констатировал в статье, опубликованной в «Правде», что английское и французское правительства не хотят равного договора с СССР, что они затягивают переговоры и нагромождают в них искусственные трудности по таким вопросам, которые при доброй воле и искренних намерениях Англии и Франции могли бы быть разрешены без проволочек и помех. «Мне кажется, — подчеркивал А. А. Жданов, — что англичане и французы хотят не настоящего договора, приемлемого для СССР, а только лишь разговоров о договоре, для того чтобы, спекулируя на мнимой неуступчивости СССР перед общественным мнением своих стран, облегчить себе путь к сделке с агрессорами»^[30].

Это была резкая, но, как показывают факты, справедливая критика в адрес английского и французского правительств, вполне обоснованная характеристика их позиции.

1 июля Англия и Франция, наконец, дали согласие распространить гарантии трех держав и на Прибалтийские страны. Они предложили, однако, чтобы страны, получающие гарантии, были перечислены не в самом договоре, а в протоколе, который не подлежал бы опубликованию. По их мнению, в списке соответствующих стран следовало указать Эстонию, Финляндию, Латвию, Польшу, Румынию, Турцию, Грецию, Бельгию, Люксембург, Голландию и Швейцарию^[31].

В то же время, если англо-французские гарантии Польше и Румынии распространялись на случай как прямой, так и косвенной агрессии, то Англия и Франция соглашались на помощь Прибалтийским странам только при прямом вооруженном нападении на них. В случае косвенной агрессии они по-прежнему были согласны только на консультации, то есть оставляли за собой возможность [245] уклониться от оказания помощи. Кроме того, стремясь создать в переговорах новые трудности, английские и французские правящие круги начали теперь бесконечную дискуссию вокруг определения понятия «косвенная агрессия».