Возвышение Запада в мировой истории

Джек Голдстоун

Почему Европа? Возвышение Запада в мировой истории, 1500‑1850

 

 

Джек Голдстоун

ПОЧЕМУ ЕВРОПА?

Возвышение Запада в мировой истории

 

Посвящается моим детям, Александру и Симоне, путешественникам вокруг света

 

ПОЧЕМУ ЕВРОПА?

Предисловие к русскому изданию

 

У ЧИТАТЕЛЕЙ из России любая книга, ставящая вопрос «Почему Европа?» – почему же Европа стала мировым лидером в сфере технологий, благосостояния и государственной мощи? – неизбежно вызовет и вопрос: почему не Россия?

Ведь с начала XIX в. Россия была наиболее могущественной державой Европы. В начале века русская армия нанесла поражение Наполеону, а в 1848–1849 гг. русские войска подавили революции в Европе. Однако в 1850‑х гг. Россия потерпела поражение от европейских держав в Крымской войне. Цепь поражений России продолжилась в войне с Японией в 1905 г. и с Германией в 1914 г. В конечном счете Советский Союз добился безусловного триумфа во Второй мировой войне и стал мировой сверхдержавой. Но к концу 1980‑х гг. он начал проигрывать холодную войну, а в 1991‑м распался, оставив после себя уже не столь необъятную Российскую Федерацию с другими независимыми государствами.

С тех пор разрыв между Россией и остальной Европой только увеличивался. В наши дни ожидаемая продолжительность жизни среди мужчин в Западной Европе составляет 78,4 года, тогда как в Российской Федерации – 63,3 года, то есть меньше, чем в Бангладеш. ВВП на душу населения в сегодняшней России, даже скорректированный по паритету покупательной способности, не достигает и половины соответствующего показателя для большинства европейских стран. По сравнению с крупнейшими фондовыми биржами Лондона, Франкфурта и Парижа, объемы Московской биржи весьма скромны (ее общая капитализация составляет 825 млн. долларов США, то есть меньше фондовых бирж Швейцарии или Бомбея). Самолетный парк национальной авиакомпании России «Аэрофлота» располагает 133 единицами для обслуживания крупнейшей по площади страны мира и ее международных связей, в то время как самолетный парк национальной авиакомпании Британии British Airways располагает 266 самолетами.

Почему же Россия не стала мировым лидером в области здравоохранения, благосостояния, финансов и коммуникаций вместе с Европой? Не скрывался ли за этим восхождением Европы какой‑то ключевой фактор, которого у России не было?

Некоторые могут сказать, что Россия никогда на самом деле не была частью Европы. Культура и традиция России, как славянского и православного общества, всегда были самобытны. Целый ряд исследователей российской истории бились над вопросом, где искать «истинную» душу России – в ее славянских корнях или в прозападной культуре ее элит? Я предпочел бы оставить этот вопрос на рассмотрение философов и антропологов. Ведь когда речь заходит о сопоставлении с Европой в сферах здравоохранения, благосостояния и финансовых достижений, например, Японии удалось сравняться и превзойти ее во многих отношениях, несмотря на свою уникальную культуру, которую она старательно сохраняла. Во многих отношениях Россию действительно можно считать «неевропейской», но одно это не может быть причиной ее отставания от европейских стран.

Гораздо важнее, что плоды русской культуры – ее литература от Толстого до Солженицына, ее музыка от Чайковского до Стравинского, ее достижения в физике, математике и других областях – с гордостью провозглашаются европейцами выдающимися достижениями европейской культуры. Во всех отношениях, за исключением сфер здравоохранения, благосостояния, финансов и глобальных связей, Россия не отстает от Запада.

Тогда почему не Россия? И здесь нам следует вернуться к вопросу: почему Европа? Что было такого в европейской цивилизации и истории, что привело к ее ранней индустриализации и мировому господству в конце XIX–XX вв.?

Как утверждается в данной книге, своими успехами Европа обязана не своей традиционной культуре, не своей географии, не своей форме правления или даже своему технологическому развитию до 1700 г. В действительности, как я полагаю, даже в 1750 г. Западная Европа не отличалась от остального мира, включая Россию и Китай, Османскую и другие империи. Все они были в основном аграрными государствами, управляемыми наследственными монархами, которые претендовали на все более абсолютную власть над своими подданными.

Но в XVII–XVIII вв. на Западе произошли два важных изменения. Во‑первых, столкнувшись с рядом открытий – от новых данных, полученных Галилеем при наблюдении за космосом, до теории тяготения Ньютона и открытий в области магнетизма, биологии человека и геологии, – западные европейцы убедились в том, что труды древних греков и римлян, а также учение Библии были несовершенны и часто ошибались в отношении мира природы. Это привело к триумфу скептицизма и свободомыслия. Во‑вторых, религиозные войны, продлившиеся с конца XVI по середину XVII в., завели Европу в тупик, причем правители таких стран, как Великобритания, Пруссия и Дания, посчитали, что правильнее было бы предоставить решение вопросов религии на усмотрение своих подданных, а самим сохранять терпимость в отношении разнообразия религиозных мнений.

Подобные тенденции подорвали абсолютный авторитет среди политических и религиозных лидеров. Это имело грандиозные последствия, проявившиеся в ряде революций, включая британскую (1688), американскую (1776) и французскую (1789). К 1800 г. Европа и Америка подверглись глубоким преобразованиям, в результате явив миру множество государств с ограниченной конституционной монархией или республиканским строем, свободой мысли, толерантностью в отношении религиозного плюрализма, открытостью политических дебатов и развивающейся научной/инженерной культурой, основанной на эмпирических исследованиях, а не на авторитетах древности. Предприниматели и профессиональные элиты помогали общественности принимать законы и конституции, устанавливавшие контроль над государством, ограничившие его власть и его миссию защитой частной коммерческой собственности и поддержанием общественного благосостояния.

Разумеется, эти изменения затронули не всю Европу. В Средиземноморье и на востоке – от Испании и Италии до Польши – Контрреформация знаменовала собой восстановление религиозной ортодоксальности. Новая эмпирическая наука смогла удачно сочетаться с плюрализмом и свободой мышления лишь в северной и западной части Европы. Но именно там сформировались новые социальные сети, связывавшие владельцев коммерческих предприятий (многие из которых были независимыми религиозными мыслителями или принадлежали к религиозным меньшинствам) с учеными‑изобретателями и инженерами. Вместе, более не ограничиваемые государством, они перестроили производство и торговлю, что привело к дальнейшим открытиям и инновациям, ускорившим научное и экономическое развитие, и создало положительную обратную связь, работающую уже более двух столетий.

В России, начиная с 1800 г., установился период активной двухсотлетней территориальной экспансии и наращивания государственной мощи, сопровождавшихся убежденностью в том, что для обеспечения порядка на огромной территории, объединявшей такое множество народов, сильное государство просто необходимо. Хотя российские лидеры следовали принципам толерантности в отношении той или иной местной культуры и религии, терпимость к свободомыслию, открытым политическим дебатам и вызовам авторитету государственных лидеров всегда считалась опасной.

Коммунизм лишь укрепил эти взгляды, как и отличия от остальной Европы. В XIX–XX вв. в Западной Европе стала стремительно развиваться культура предпринимателей, чьи социальные сети связывали их сучеными и инженерами. Эти группы по большей части не зависели от западноевропейских правительств, которые, хотя и были могущественными и крупными, все же не могли выходить за установленные законом рамки. В отличие от этого, в Советском Союзе при коммунизме партия контролировала ключевые элементы экономики, так что предприниматели в России искали поддержки со стороны государства и партнерства с ним, а ученые и инженеры были разобщены и лишь обслуживали всевластное государство.

Когда же коммунизму пришел конец, оказалось, что Российскую Федерацию и ее европейских соседей разделяет настоящая пропасть. В то время как Европа создала целый ряд различных независимых, конкурирующих центров идеологических и коммерческих инноваций и передовой инженерии, связанных сетями коммуникации, свобода и плюрализм которых были защищены законом, в России было лишь несколько центров свободомыслия и по‑настоящему независимых сетей коммуникации, чья свобода охранялась, а также центров научных и прикладных исследований и коммерции, полагавшихся в основном на руководящую роль и поддержку государства, а не друг на друга.

В этой книге мы покажем, как, несмотря на не слишком многообещающее начало, Западная Европа в конце концов создала полные жизни, свободные, независимые и конкурентоспособные деловые, научные, прикладные сети, которые и позволили занять ей лидирующие позиции в мире.

Конечно, в наши дни сама Европа выглядит уже не столь перспективной. Усилия по созданию Европейского союза привели к обременению бизнеса дополнительными правилами, а свободная конкуренция идей и качество ее научных и прикладных исследований снизились в результате сокращения финансирования в период глобального финансового кризиса. Попытки ввести единообразные правила в совершенно различных по уровню развития странах привели к появлению на‑ логово‑бюджетных диспропорций. А потому возникла потребность поиска иных моделей обеспечения экономического роста.

Однако текущие трудности Европы не должны становиться помехой при осмыслении того, каким образом страны Западной Европы из незначительной и отсталой части огромного евразийского континента и его великих цивилизаций смогли преобразиться и занять доминирующие позиции в мире. Из этой истории мы еще можем вынести ценные уроки – о необходимости ограничения государственной власти, о важности стимулирования конкуренции в центрах коммерческого и научного развития, а также о выгодах, возникающих в результате побуждения предпринимателей, инженеров и специалистов к совместной работе ради общего блага.

Именно об истории возвышения Европы и идет речь в данной книге. Оно, несомненно, еще остается загадкой, – не случайно множество объяснений возвышения Запада оказывались ошибочными, а множество «лекарств» от болезней «капитализма» оказались хуже самого недуга. Но если читатель будет терпелив, он поймет причины прогресса Европы и того, почему любая страна, следующая по ее пути, также может достичь успеха.

 

 

ПРЕДИСЛОВИЕ

 

ИЗМЕНЕНИЯ – единственная постоянная величина в истории. Двадцать лет назад вся мировая политика основывалась на противостоянии коммунизма и капитализма. Конфликт этот, в сущности, завершился в 1989–1991 гг., с падением коммунизма в Советском Союзе и Восточной Европе, и сегодня школьникам и студентам колледжей кажется уже чем‑то далеким.

Умы сегодняшние более заботит активизация ислама, возвышение Китая и Индии, как новых экономических сверхдержав, а также, возможно, драматические изменения в мировом климате и окружающей среде.

Изменения коснулись и исторических исследований. На протяжении большей части девятнадцатого и двадцатого столетий студенты изучали мировую историю на примере цивилизации Запада, чья история подавалась как «возвышение Запада».

Начиналась эта история с возникновения демократии и философии в Древней Греции и Риме; продолжалась правлением европейских королей и рыцарей в Средние века; далее – искусством и открытиями Возрождения и завершалась мировым военным, экономическим и политическим господством стран Западной Европы и Северной Америки. Народы Африки, Латинской Америки и Азии упоминались лишь в связи со встречами с европейскими первооткрывателями или колонизаторами – тем самым подразумевалось, что их «история» начиналась с контактов с европейцами и завоеваний последних.

Однако за последние полвека в рамках мировой истории как дисциплины уделяется гораздо больше внимания областям, расположенным вне Европы, и многовековым моделям взаимодействия и культурного обмена между всеми мировыми цивилизациями. Бесспорно, современный мир многим обязан политическим и философским открытиям греков. Однако верно и то, что религия, цифры и система исчисления, большинство фундаментальных принципов математики и химии, а также наиболее распространенные потребительские товары (хлопковая одежда, фарфор, бумага, печатные книги) пришли в современный мир из Азии и северной Африки. Хотя сегодня политики и озабочены так называемым столкновением цивилизаций, историки пытаются прийти к более глубокому пониманию современного мира, принимая во внимание то, что основы его развития закладывались целым рядом цивилизаций. Историки также пытаются понять, как реакции людей на изменяющийся климат и условия окружающей среды обуславливали развитие истории в самых различных регионах и эпохах. Наконец, одно время преподававшиеся в рамках отдельных курсов история религии, закона, науки и техники теперь считаются неотъемлемой частью изучения мировой истории в целом.

За последние десять‑пятнадцать лет группа молодых историков экономики и общества выдвинули ряд новых и любопытных аргументов относительно мировой истории.

Вместо того чтобы воспринимать подъем Запада как длительный процесс постепенного прогресса Европы, при котором остальной мир не развивался вовсе, они предлагают рассмотреть обратную перспективу. Они утверждают, что общества Азии и Ближнего Востока являлись мировыми лидерами в экономике, науке и технике, мореплавании, торговле и освоении мира вплоть до XVI в. По мнению данных исследователей, в момент, когда Европа Средневековья вошла в эпоху Возрождения, она еще сильно отставала от многих передовых цивилизаций остального мира, а поравнялась и превзошла азиатские общества примерно лишь в начале XIX столетия. Возвышение Запада, таким образом, произошло относительно недавно и неожиданно и покоилось в значительной степени на достижениях других цивилизаций, а не только на том, что происходило непосредственно в Европе. Некоторые из этих исследователей считают, что подъем Запада может оказаться относительно коротким и даже временным явлением, поскольку другие общества в настоящий момент догоняют или даже превосходят западные общества в своем экономическом росте[1].

Эта небольшая книга является своеобразной презентацией новых подходов к изучению мировой истории. В ней излагаются некоторые из последних открытий и самые свежие дискуссии относительно достижений цивилизаций за пределами Запада, их взаимоотношений с Европой и их роли в создании современного мира. В ней также показывается, что именно отличало Европу и какие факторы обусловили господствующее положение Европы и Северной Америки в XIX–XX вв.

В то время как народы всего мира стремятся понять, как их, столь различные, цивилизации смогут развиваться и процветать в настоящем, эта книга предлагает новый взгляд на прошлое, который может помочь нам сделать определенные выводы и в отношении будущего.

 

 

ВВЕДЕНИЕ.

Земля: глобальное видение

 

ИЗ КОСМОСА Земля выглядит как драгоценный камень, переливающийся зелеными и голубыми красками на черно‑бархатистом фоне. При ближайшем рассмотрении можно заметить, что большая часть планеты покрыта мерцающими океанами и несколькими континентами неправильной формы. Праздник жиз‑ ни – во всем ее многообразии.

Этот вид из космоса оставался неизменным миллионы лет и последние 5000 лет известной нам истории. Однако всего лишь за последние юо лет эта картина претерпела значительные изменения. Если бы мы взглянули на Землю при помощи специального прибора, который бы измерял только электроэнергию, производимую отдельными регионами, континенты смотрелись бы иначе. А если бы мы отразили на карте данные об общем объеме электроэнергии, производимой в различных регионах мира, мы столкнулись бы с крайне озадачивающей ситуацией.

В одних частях Земли производится гораздо больше энергии, чем в других. Например, в области Северной Америки, занимаемой Канадой и Соединенными Штатами, производится в четыре раза больше электроэнергии, чем в остальных областях Северной и Южной Америки вместе взятых. Относительно небольшой полуостров Европы производит почти в семь раз больше электроэнергии, чем вся Африка, хотя Африка гораздо крупнее (см. рис. в.1).

 

^{Рисунок в.1. Земля ночью, вид из космоса}  

 

^{Обратите внимание на различия в степени освещенности тех или иных регионов ночью. Северная Америка освещена гораздо сильнее Южной Америки, Западная Европа – сильнее Африки, а Япония – гораздо ярче Китая и Индонезии. Хотя Индия освещена достаточно хорошо, вы бы никогда не подумали, что ее население почти в пять раз превышает население восточной половины Соединенных Штатов.}

^{Источник: С. Mayhew & R. Simmon (NASA/GSFC), NOAA/NCDC, dmsp Digital Archive.}

 

Если бы мы были астронавтами, глядящими на Землю из космоса, как бы мы могли объяснить эту странность? Мы могли бы предположить, что в местах с наибольшей численностью населения энергии производится и потребляется больше. Мы могли бы проверить это, используя приборы, позволяющие оценить, сколько людей живет в различных районах. Но мы бы поразились, узнав, что больше всего энергии производится там, где живет относительно мало людей. 521 миллион человек, живущих на Европейском полуострове, производит 3300 миллиардов киловатт‑часов электроэнергии в год, тогда как Африка, с населением 869 миллионов, производит лишь 480 миллиардов киловатт‑часов. Две трети населения Северной и Южной Америки живет к югу от границы Мексики и США, но именно территория к северу производит 80% электроэнергии, производимой в обеих Америках. 120 миллионов человек в Японии производят в 10 раз больше электричества в год, чем 220 миллионов в Индонезии[2].

Таким образом, даже астронавты отметили бы, пожалуй, как самый удивительный факт о Земле начала XXI в., то, что относительно небольшая доля населения Земли производит и потребляет большую часть электроэнергии. Проще говоря, относительно немного людей, живущих в определенных регионах, богаты, и гораздо больше людей, живущих в других регионах – в сравнении с представителями первой группы – бедны.

Как же наши космические наблюдатели объяснили бы это? Как и большинство людей сегодня, они могли бы предположить, что богатые люди обкрадывают бедных или не дают бедным равного доступа к ресурсам. Но оказывается, что это не совсем так – бедные регионы, в сущности, обладают значительными природными и энергетическими ресурсами и либо добровольно обменивают их на другие вещи (машины, кинофильмы, радио, оборудование), либо растрачивают их (многие страны сжигают свой природный газ, не используют гидроэнергетический потенциал или ресурсы, которые они добывают, выкачивают из земли или выращивают).

Наблюдатель может подумать, что люди в более богатых регионах чрезвычайно талантливы или умны, а потому достигли мастерства в энергетическом производстве. Однако и это не вполне верно – многие народы из более бедных регионов обладают продолжительной историей высокоразвитой и технологичной цивилизации, сложными философскими системами и блестящей литературой.

Возможно, богатые области просто натолкнулись на какое‑то великое магическое знание, позволившее им производить и использовать эту энергию, недоступное другим областям? Даже эта догадка не вполне корректна – книги и образование и электрокоммуникации передают знания по всему миру. Однако одни регионы, по‑видимому, используют данную информацию гораздо лучше, чем другие.

Для решения этой загадки лучше всего вернуться на Землю и изучить историю ее народов, обществ и эволюцию их взаимодействия. Конечно, наш бедный космический наблюдатель был бы еще больше сбит с толку при первом знакомстве с нашей историей, поскольку обнаружилось бы, что на протяжении тысячелетий ранние цивилизации и наиболее развитые общества находились как раз в тех областях, которые не относятся к числу крупнейших производителей и потребителей энергии в начале XXI в. А это значит, что на протяжении тысячелетий ведущие цивилизации, самые богатые и технически развитые общества на Земле, располагались в Северной Африке, Восточной и Южной Азии, а также на территории обеих Америк к югу от Соединенных Штатов. Иными словами, относительно недавно случилось нечто исключительное, что привело к поразительному неравенству различных мировых регионов и полностью изменило наблюдавшуюся в прошлом картину.

В данной книге рассматриваются различные объяснения того, что же именно случилось (а также как и когда) и что привело к подобному поразительному неравенству. Мы постараемся узнать, как оно возникло, что послужило тому причиной и будет ли оно увеличиваться или уменьшаться. К несчастью, даже лучшие исследователи Земли по экономической и социальной истории не пришли к единому мнению по данному вопросу. Однако исследователи со всего мира теперь приходят к новым открытиям, позволяющим подойти ближе к решению этой загадки. Данная книга представляет полемику по избранной теме в том виде, в каком она существует в самых последних исследованиях, так что читатели сами смогут решить, куда же ведут нас эти процессы долгосрочных экономических изменений.

 

 

ГЛАВА 1.

ГЛАВА 2.

ГЛАВА 3.

ГЛАВА 4.

Торговля и завоевания

 

 

ОБЗОР ГЛАВЫ: С 1500 по 1800 г. китайские и индийские купцы продолжали контролировать большую часть азиатской торговли. Европейцам удалось включиться в мировую торговлю после завоевания Америк благодаря обмену американского серебра на азиатские товары и продукты.

В течение этих веков европейцы сумели также наладить крупную систему трансатлантической торговли между собой, Африкой и американскими колониями.

И все же атлантическая работорговля, как и торговля сахаром и хлопком, не только не отменяла, но даже усилила потребность Европы в азиатских товарах. Таким образом европейцы стали агрессивнее в своем стремлении захватить те или иные районы Азии для получения доступа к ее продукции. В Индии, где империя Моголов распадалась вследствие внутренних конфликтов, и Юго‑восточной Азии, традиционно разделенной на множество небольших государств, европейцы достигли успеха. Однако Китай и Япония, которые в начале XVIII в. были крупнейшими государствами Азии, продолжали доминировать в восточноазиатской торговле и ограничивали присутствие европейцев в своих собственных землях лишь отдаленными портами.

 

В МИРОВОЙ истории торговля и завоевания идут рука об руку. Торговля часто следовала за успешными завоеваниями, открывавшими новые маршруты и устанавливавшими мир на границах и окраинах.

Завоевания часто были необходимы для того, чтобы вести торговлю, убеждать несговорчивых правителей открыть свои порты для иностранных купцов или получать доступ к ценным материалам. Желание Европы расширить свою торговлю с Азией побудило европейцев к завоеваниям в Новом Свете и прибрежных районах азиатских государств; в итоге завоевания Европы в Новом Свете обогатили ее серебром, что позволило ей расширить свою азиатскую торговлю. Позднее рост европейских колоний в Америках создал условия для новой атлантической торговли, которая связывала Западную Африку, Европу и Америки от Канады до Бразилии. Таким образом, торговля вела к завоеваниям, а завоевания – к торговле.

Согласно одной из теорий, объяснявших возвышение Европы, европейцы превосходили другие общества в торговле: они были готовы отправляться в далекие путешествия, были более решительными в преодолении политических и экономических препятствий, а также более эффективными в управлении своими торговыми компаниями и накоплении прибыли, чем купцы из Азии и с Ближнего Востока. Согласно другой теории, европейцы к XVI в. добились больших успехов в завоеваниях, используя превосходство военной техники для покорения других цивилизаций. Пожалуй, наиболее убедительная версия этой аргументации, учитывая тесные связи между торговлей и завоеваниями, состоит в том, что европейцы превосходили всех остальных в обеих областях, используя преимущества в военном деле для расширения своей торговли, а богатство, накопленное посредством торговли, – для финансирования дальнейших экономических и военных триумфов.

При этом совершенно очевидно, что до XVI в. европейцы вовсе не были успешными завоевателями, а как видно из главы 2, совсем наоборот. Почему же в 1500 г. все изменилось? Ответ следует искать в сфере торговли.

До XV в. итальянцы могли вести торговлю со множеством самых разнообразных государств в восточном Средиземноморье – мамлюками в Египте, арабами в Сирии и византийцами в Константинополе, – от которых они получали множество торговых привилегий. Однако к 1453 г. османы захватили Византийскую империю и начали перекрывать торговые пути европейцам.

Из‑за мертвой хватки, которой турки‑османы взялись за доступные европейцам маршруты к азиатским товарам, последние вынуждены были искать другие пути на Восток. Подобные пути были жизненно важными, поскольку без азиатской торговли Европе недоставало множество предметов первой необходимости – от специй, позволявших заготавливать впрок продукты (перец, корица, гвоздика и другие), бальзамов и мазей для обрядовых и медицинских нужд (ладан и мирра) до хлопчатобумажной ткани для одежды (в Европе в ходу были лишь ткани из льна и шерсти) и бумаги для рисования и книжного дела.

А потому в конце XV – начале XVI вв. европейские мореходы пускались в плавание во всех направлениях в поисках новых торговых путей на Восток. Колумб отправился на запад в надежде найти прямой путь в Индию, совершив кругосветное плавание; поэтому, достигнув земли в Карибском море, он был уверен, что прибыл в сказочную «Индию». Несколько лет спустя Васко да Гама открыл более успешный торговый путь в Азию, отправившись на юг, обогнув Африку и проплыв далее через Индийский океан. Целая волна мореходной экспансии Европы в XV в. была, таким образом, не следствием какого‑то нового подъема политической и военной мощи Европы, а скорее согласованной реакцией на стремительный рост османского могущества. Эпоха географических открытий в Европе, таким образом, стимулировалась поисками нового пути в Азию – лежащего за пределами контроля османов – для ведения торговли.

Но за четыре столетия с 1492 по 1892 г. европейцы также завоевали Северную и Южную Америку и начали совершать регулярные кругосветные путешествия. Они обогнули мыс Горн, затем проплыли на север к Перу и Мексике и пересекли Тихий океан, достигнув Филиппин, где испанцы основали порт Манила. Европейцы колонизировали Австралию и Новую Зеландию, а в Африке заселили Мыс Доброй Надежды и Родезийские и Кенийские возвышенности. Индия стала ценнейшим владением британской монархии, тогда как остальные части Азии и Африки оказались под управлением португальских, французских, немецких, голландских и итальянских торговцев. Китай был вынужден уступить контроль над своей прибрежной торговлей европейским торговым фирмам, а Япония – вступить в торговые отношения с западными державами на их условиях.

Но каким же образом то, что начиналось как поиск торговых путей на Восток, закончилось господством европейцев над большей частью нашей планеты? Проще всего это объяснить (и чаще всего в учебниках предлагалось именно такое объяснение), рассмотрев всю эпоху Великих географических открытий как период неуклонно расширявшихся завоеваний: сначала, в XVI в., португальцы захватывают Индийский океан, затем испанцы и португальцы покоряют Центральную и Южную Америку. Потом, в XVII–XVIII вв., британцы, голландцы и французы захватывают Северную Америку, Индонезию и Индию. Наконец, в XIX в., европейцы навязывают свои условия Китаю и Японии и устанавливают контроль над Индокитаем, Австралией и большей частью Африки. Все это воспринималось как неопровержимое доказательство превосходства Европы в мореходстве, искусстве торговли, военной технике и тактике, а также экономической и политической организации.

И тем не менее все это далеко от истины. Четыре столетия европейских путешествий, торговли и завоеваний после 1492 г. в действительности включали множество различных событий в различных частях света. В одних областях торговля велась за много веков до завоеваний; в других – все начиналось с завоевания, которое и закладывало основу для торговли. Одним европейским странам удавалось на какое‑то время добиться успеха, но в других отношениях им сопутствовали неудачи. Правильнее рассматривать этот период как время продолжительных неослабных усилий европейских стран, направленных на «вскрытие» вековой, необъятной и давно устоявшейся системы евразийской торговли, которые постепенно превратились из относительно слабых аутсайдеров в ведущих игроков, причем это превращение произошло относительно недавно.

 

 

ГЛАВА 5.

Брак и семейная жизнь

 

В разных странах семейный уклад был разным. Так, в Северной Европе (в Британии, Нидерландах, Северной Франции и Скандинавии) семьи строились вокруг новых домохозяйств. То есть когда пара заключала брак, она начинала свое собственное хозяйство, и обеспечение семьи и дома была основной ответственностью нового главы семейства. Мужчины либо наследовали семейный дом от родителя, который умирал или становился слишком старым для работы, или – если они накопили достаточно денег для покупки или аренды собственной земли и строительства собственного дома – переезжали из родительского дома и обустраивали свое собственное хозяйство. Мужчины затем брали жен в свой новый дом, так что женщина оставляла дом своих родителей, чтобы жить с мужем. Иногда старейший родитель переселялся в новое домохозяйство. При этом чета молодоженов оставалась основанием новой семьи, и они, и их дети сохраняли этот статус до тех пор, пока дети не женились и переезжали, или до тех пор пока они не отходили от дел и не оставляли дом одному из детей.

При подобной системе и мужчины, и женщины обычно работали в течение нескольких лет прежде, чем начинали искать мужа или жену, поскольку должны были обладать достаточными сбережениями для создания собственной семьи. Часто они начинали работать в подростковом возрасте и продолжали работать до начала двадцатилетия. Поэтому обычно не женились, не достигнув 20–25‑летнего возраста. Кроме того, многие мужчины и некоторые женщины вообще не вступили в брак, потому что не имели достаточно сбережений для создания нового домохозяйства или потому что не находили партнеров, готовых создать с ними новую семью.

Однако в Восточной и Южной Европе семьи обычно были более многочисленными и отличались более сложной организацией. Молодожены переезжали в тот же дом, где жили и другие родственники и создавали большое, многосемейное хозяйство. По сути, из различных родственных семей, проживающих в разных по размерам домохозяйствах, могли состоять целые деревни. Эта система позволяла людям вступать в брак раньше, поскольку они могли получить некоторую поддержку от своих родственников, живших с ними или поблизости.

В Китае преобладала иная модель. Семьи образовывались вокруг мужа и жены и их старшего сына и его жены. То есть как только старший сын мог жениться, он брал девушку в жены. При этом новая пара не искала собственный дом. Вместо этого сын оставался дома, а новая жена переезжала к нему и его родителям. Поскольку сын и, в еще большей степени, его жена обычно были молодыми и неопытными в хозяйственных делах, новая жена находилась под началом свекрови, следившей за ее работой по саду и дому.

При подобной системе мужчины могли жениться довольно рано, поскольку им не нужно было организовывать новое хозяйство. Девушки выходили замуж еще до того, как могли завести детей, сами будучи, в сущности, детьми (иногда даже в 12 или 13 лет), потому что за ними присматривали родители мужа в новом доме.

По мнению отдельных исследователей структуры семьи, эти различия позволяют объяснить, почему одни страны были богаче других. Они утверждали, что семейные системы, в рамках которых ранние браки были общеприняты, также поддерживали и большее количество детей (поскольку у женщин, вступавших в ранний брак, репродуктивный период был более продолжительным). Но большее количество детей, по их мнению, требовало больше ресурсов и создавало больше рабочих, конкурирующих за землю и работу, что вело к снижению заработной платы и производительности. С этой точки зрения такие страны ранних браков, как Китай или Россия, были перенаселены, в странах же с более поздними браками, вроде Англии, семьи имели меньше детей и, таким образом, могли больше сберегать и приумножать свое состояние.

Выглядит это весьма убедительно и достаточно просто объясняет то, почему Северная Европа опередила другие регионы по части доходов. Но, как и множество прочих простых объяснений, оно основано на предположениях, которые при ближайшем рассмотрении не выдерживают никакой критики. Представление о том, что женщины в странах с поздними браками имели меньше детей, предполагает, что шансы женщины выносить ребенка в каждый год брака одинаковы, пока женщина не становится для этого слишком старой. Если бы это было так, то тогда чем больше лет женщины находились бы в браке (из‑за того, что они выходили замуж раньше, либо из‑за того, что большее число женщин выходило замуж, или же из‑за того и другого вместе), тем больше детей они бы рожали. Однако, как можно было ожидать, с семейными системами, столь различающимися от общества к обществу, шансы женщины родить ребенка в тот или иной год брака различались столь же сильно. Таким образом, рост населения не зависел лишь от того, как долго женщина состояла в браке. Скорее, важно было то, сколько детей женщина имела за всю свою жизнь.

Ни одно общество не выиграло бы в случае, если бы оно росло так быстро, что вскоре исчерпало бы продовольственные запасы, в досовременных обществах всегда представлявшие собой основной предмет беспокойства. Поэтому почти все досовременные общества разработали социальные практики, ограничивавшие рост населения, сокращая общее число детей, которых могли родить женщины. Этого можно было достичь двумя способами: посредством обычаев, ограничивавших доступность брака, либо обычаев, снижавших количество детей, которое могли иметь пары. Подобные социальные практики, конечно, не были строго фиксированными; они обычно были достаточно гибкими для того, чтобы позволить обществам расти гораздо быстрее после периодического голода или других бедствий или же заселять новые земли. Но обычно они, действительно, ограничивали рождаемость, сохраняя ее на гораздо более низком уровне.

Вышеописанная североевропейская структура семьи сильно затрудняла возможность вступления в брак для женщин. Поскольку пары должны были обладать ресурсами для ведения нового хозяйства до вступления в брак, и мужчины, и женщины должны были унаследовать дом (что подразумевало ожидание момента ухода родителей от дел либо их смерти) либо сэкономить средства для его покупки (что означало долгие годы труда и экономии до брака). Поэтому многие либо вступали в брак достаточно поздно, либо вообще никогда.