В память об уильяме карлосе уильямсе

 

 

Как быстро опять поднялись

После дождя

одуванчики.

Я же сорвал их

все

только вчера.

 

 

АМЕРИКАНА XVIII

НЕЗДОРОВАЯ АТМОСФЕРА

 

 

Лучше я буду петь народные песни протеста

и громыхать как мусорные баки в городе ранним утром

или выть как волк

из открытых дверей раскаленного товарняка

чем сидеть как Шопен на своей изысканной заднице.

 

КОНРАД ЭЙКЕН

© Перевод Э. Шустер

 

ЭТО ПОХОЖЕ НА ЛИСТ…

 

 

Это похоже на лист, это – почти на цветок,

А это – бледный дерева ствол,

Что любуется своей ветвью на глади вод

В краях, куда никто не дошел.

 

Дрозд на ветке молчит, мягко ложится роса,

Вечер, и звуки тонут в пыли.

Прекрасные странники, трое, подходят ближе,

Едва касаясь земли,

 

Касаясь ее ступнями легко, как крыльев касанье,

Ступают робко, храня покой,

Подобно танцорам, что в паузе ждут, когда музыка

Наполнит молчанье собой.

 

Вот мысли первого странника, вот – второго,

Вот что думает третий всерьез:

– Помедлим немного, бледные от ожиданья,

И молчанье прервется, и дрозд

 

Звучной, нежной, прозрачной фразой наполнит

Голубой колокольчик мира,

И мы, что плыли в музыке вместе, как листья,

Как листья, рассеемся в глуби эфира,

 

Вернувшись куда? – не в молчанье ли навсегда?.. –

…Это на древо похоже,

И на цветок, и на лист, и на странников, бледных,

прекрасных;

Все это вижу в тебе я тоже.

 

 

ИЗ ЦИКЛА «ОКАМЕНЕВШЕЕ ВРЕМЯ»

МИСТИКА, НО ПУСТЬ МЫ ЛИШИМСЯ СЛОВ…

 

 

Мистика, но пусть мы лишимся слов,

ангелов, и пусть мы лишимся фантазий,

храмов, и пусть мы лишимся символов веры,

и мертвых богов на распятиях в лавке,

молитвы и четок, греха и проклятья,

но пусть мы поверим, пусть мы поверим.

 

Пусть это будет цветком,

который впервые увидел ребенок, без раздумий сорвал,

растерзал от любви и тут же забыл;

 

и ангелами, и пусть они нашими станут друзьями,

послужат корыстной наивности нашей, и мы

растерзаем их от любви и тут же забудем;

 

и пусть станут храмы для нас домами

с их каждодневной грязью и шумом споров,

где смогут висеть бывшие нами мертвые боги,

которых мы переросли, – висеть на каждой стене:

Христос, опустивши глаза, – над полкой каминной,

Будда – над очагом,

Дух Святой – возле стойки для шляп, а сам Саваоф

пусть смотрит, подобно Нарциссу, из зеркала,

упрятанный в плащ, в перчатках и шляпе.

Мистика, но пусть это будет цветком,

пусть это будет рукой, что жаждет сорвать цветок,

пусть это будет цветком, ждущим первой руки,

пусть это будет пространством, дающим место

руке, что жаждет, цветку, что ждет, –

пусть это будет мною, уступающим место мне,

так просто, как дитя поднимает камень с земли,

так тихо, как цветок решает упасть, –

одним вместо другого –

как падает в землю семя вслед за цветком.

 

 

РЕЧЬ ГАТТЕРАСА

 

 

Буря с зюйд‑оста, гнилая погода

стонут, наткнувшись на этот щербатый зуб,

небо лохматится о дымоходы,

дождь лезет в окна и воет у труб;

 

на часовне Крестителя смолк петушок,

золотые крыла растопырив в тумане,

так что перья златые уперлись в юго‑восток,

и слушает с крыши рев в океане.

 

Волны – над телеграфными проводами,

в каждой аллее – праздник дождя,

в сточных канавах – тоже, в колодцах под нами

потоки бурлят, о триумфе трубя.

 

Зонты. Спешит в саду городском старик

по тропке, виляющей вправо, влево,

и вдруг под музыку ливня слышит крик

тюльпанов, которые стали жертвою гнева

 

бури; лезут в озеро ивы топиться,

и шлюпки едва не тонут, а облака

в ветки сирени все норовят вцепиться,

пока те не вскрикнут, не проклянут пока.

 

Говори, Гаттерас, Атлантики речь,

чисть улицы келпом и пеной морского,

чтоб на нас еще раз детский ужас навлечь,

когда море встречается со скалою.

 

ДЕЛМОР ШВАРЦ

© Перевод Г. Симанович

 

В ПОИСКАХ РАЗВЛЕЧЕНИЙ

 

 

Мы то и дело ищем развлечений,

Стремясь забыть об одинокой комнате, где себе

не солжешь,

Мы все бежим от одиночества (или

От скуки), ведь больше всего нам хочется, чтобы

Нас замечали,

на бильярде играем, катаем шары

По сукну, в бейсбол играем, гоняем мяч

По площадке, в футбол играем, шпыняем мяч

По полю,

70 000 аплодируют.

 

Это забавно, это милое развлечение:

Катится мячик – эй, парень, надо скорость развить,

резвей!

Гонись за доступным и ясным, одно повторяя,

Упорный, неуловимый, неуязвимый,

Мчись за подпрыгивающим мячом; и вот ты его

догоняешь;

Держась за сердце, готовое выпрыгнуть,

Ты от мяча отвернулся в поисках развлечений.

 

 

МАСКИ ШУТОВ

 

 

Лица шутов – это маски, а кто персонаж –

Зависит от выбора; мудрым, забавным и угрюмым,

Веселым и унылым подобраны лица,

И тотчас людей не узнать! Все помимо их воли,

По стечению обстоятельств,

Как внезапный холод, седые волосы или богатство,

Или война и мир, или способности к математике.

Это даровано небом, из‑под земли исходит и в некий час

Нас настигает, пленит: смертен Сократ.

 

Одаренность и выбор! Все люди под масками,

Мы шуты, подбираем удобные лица

Под диктовку угодливых обстоятельств

И получаем внезапный холод, седые волосы, математику,

Ведь одаренность наша помехой нашему выбору

И руки слепой судьбы делают выбор за нас:

«Жена совершенно другою стала с тех пор, как мы

поженились»,

«Я адвокат, но лишь занимаясь ботаникой, счастлив».

Берегите почтовые марки и старые фото,

Но, главное, душу уберегите! Бессмертно лишь прошлое.

 

Предпринимайте поездки, читайте о путешествиях,

Торопитесь! Смертен даже Сократ.

Много имен у счастья: к примеру,

Атлантида, Дальний Предел или сияние рампы,

Небеса или Древний Китай. Не торопитесь

И помните: есть обстоятельства,

И тот, кто из выбранного отбирает,

Кто делает свой Выбор, –

Предпочтите любовь, ведь любовь – это дети,

Это выбор; вырастут, выберут

Ботанику, математику, медицину и любовь,

Которая – выбор! Которая – дети!

И бессмертно прошлое, и неистощимо грядущее!

 

 

ВРЕМЯ

 

 

Мое сердце колотится, кровь змеится,

Льется света поток,

Мысль мчится, земля кружится,

Дрожат ресницы, воздух струится,

Секундной стрелке не спится,

Время не хочет остановиться,

Ежесекундно гибнет время!

Время, прощай! Время, прощай!

Нет, погоди, побудь со мной,

Но не бездвижным мертвецом,

И не скульптурою аллейной,

И не прибрежною скалою –

Ты лишь замедли танец свой,

Чтоб дольше быть в плену желаний,

Слов, жестов, планов, голосов;

Помедли, чтоб не так струилась

Кровь теплая твоя: побудь со мной.

 

Неймется нам! Уходит время,

И мы за ним: прощай же, Время!

Нет, стой, останься, погоди,

Будь осторожно, будь благоразумно,

Благоразумно

Приостановись.

Когда бы нам передвигаться в ногу,

Шаги соразмеряя и усилья,

Мы б достигали счастья, равновесья,

Сбегая вместе по крутой дороге,

Ступая рядом.

И так до самой старости глубокой

Идти по убегающей дороге,

Как Чаплин и сестра его сиротка,

Шагать сквозь время в поисках добра.

 

 

БОДЛЕР

 

 

Когда засыпаю и даже во сне

Я слышу отчетливо голоса,

Какие‑то фразы, лишенные смысла,

Ко мне не имеющие отношенья.

 

Дорогая Мама, неужели счастье

К нам не вернется. Я кругом в долгах,

Банковским счетом моим скоро займется суд.

Ничего не знаю. Ничего не могу понять.

Я не способен сделать над собой усилье.

Но я, как и прежде, очень тебя люблю.

Я всегда во власти твоей, слышишь, всегда:

Это правда. Все осталось, как в детстве.

 

Впервые за всю мою долгую жизнь

Я почти счастлив. Книга почти готова

И, кажется, удалась. Ей жить суждено, она –

Моя одержимость, ненависть, отвращенье.

 

Долги и тревоги отнимают последние силы.

Сатана искушает, сладко нашептывая:

«Отдохни денек! Ты можешь денек поразвлечься,

Поработаешь ночью». Приходит ночь,

И, долгами измотанный,

Терзаемый тоскою, бессильем парализованный,

Я даю себе клятву: «Завтра, завтра уж точно!»

А назавтра – тот же сюжет комедии

С тем же финалом, с тем же бессильем.

 

Меня тошнит от этих меблированных комнат.

Мне досаждают простуды и головная боль:

Ты же знаешь меня. Каждый день

Мне добавляет ярости. Нет, дорогая Мама,

Ты не знаешь, что такое поэт: я должен писать стихи.

Самое тяжкое дело на свете.

 

Мне сегодня грустно. Не брани меня.

Я сижу в кафе и пишу тебе это письмо

Под стук бильярдных шаров, под звон тарелок,

Под боль моего сердца. Мне заказали

«Историю карикатуры». Просят меня написать

«Историю скульптуры». Не написать ли историю

Карикатурных скульптур, тебя изображавших в сердце

моем?

И хотя ты жестоко страдаешь,

Хотя ты не веришь в мои стихи

И боишься, не дать бы лишнего, –

Умоляю, пришли мне денег, чтобы хватило на три недели.

 

УИСТАН ХЬЮ ОДЕН