Воображение несуществующих предметов и действий

Он (сидит за столом).

Она (входит). — Здравствуйте.

Он. — Здравствуйте.

Она. — Скажите, пожалуйста, здесь работает инженер Скворцов?

Он. — Здесь. Только его сегодня нет. Придите завтра.

Она. — Благодарю вас. (Уходит.)

«Он» садится за стол и начинает что-то строчить… в руках у него нет ни ручки, ни карандаша, под рукой его голый стол, но он делает вид, что пишет и что очень занят. И все это получается у него к тому же совершенно неубедительно.

После этюда спросишь: «Что вы там царапали по столу?»

— Как царапал? Я писал. Мне показалось, что я в каком-то чертежном бюро и очень занят.

{105} — Чем же занят?

— Я что-то пишу, что-то соображаю…

— А что пишете и что соображаете?

— Не знаю? Что-то серьезное и ответственное.

— Ну а что. Конкретно: что?

— Конкретно не могу сказать. Ведь я пишу без всякой бумаги и без пера — с воображаемыми вещами! — не без важности заявляет он.

— Вот в том-то и дело. Стол у вас реальный, конкретный? Партнер реальный, конкретный? Спрашивает он вас О реальном, конкретном Скворцове? Зачем же вам понадобились еще какие-то несуществующие предметы? Вы говорите: вам показалось, что вы занимаетесь в чертежном бюро… Допустим, но ведь фактически, кроме стола, нет ничего. Вы это видели?

— Видел.

— Видел и отмахнулся? Мало ли, мол, что нет ничего, — раз уж я решил, что бюро, так надо сыграть, что я пишу и что я занят?

— Да, пожалуй.

— То есть, другими словами, делали совсем не то, на что вас толкало первое впечатление от пустого стола. Убили в себе жизнь настоящую и попытались состряпать искусственную? Пошли против основных наших установок?

Вот что я вам скажу: с воображаемыми предметами играют, и мы будем играть… Но, во-первых, это не совсем простое дело и ему нужно учиться специально, во-вторых, цель упражнений с воображаемыми предметами тоже специальная. А сейчас ничего не надо придумывать, а брать окружающую вас обстановку такой, какая она есть на самом деле,и от этого идти. Есть стол? Есть. Это — факт. Нет на нем ничего? Нет. Ну, и пусть нет. А разве не может быть такого случая, что стол пустой. Может быть, я кончил все дела и спрятал. Может быть, я собираюсь уходить и жду только — сейчас зайдут за мной.

Я держу ученика на том, что все — настоящее. Он к этому так привыкает, что и воображаемое принимает как настоящее.

А что же еще нужно?

{106} И таким приемом постепенно воспитывается в ученике отношение ко всему, как к настоящему, реально существующему[8].

Так как культивировать в нем больше всего надо безотказную веру во все воображаемые обстоятельства как в реальные, то при первых шагах ученика я жесточайший враг воображаемых часов, воображаемых пальто, галош, записок, стакана с водой и проч., и проч. Все это имеет место совершенно в другом отделе: в отделе развития «физиологического воображения». А здесь, не вовремя примешавшись, только создаст еще новую заботу.

Возвратимся к нашему случаю. Я сижу в первой попав шейся случайной позе — оперся локтем о стол… где-то в глубине моего сознания отложилась фраза: «Здесь работает инженер Скворцов?» От этого (стол… инженер… работает здесь) совершенно невольно складывается, что сижу я не то в канцелярии, не то в проектировочной… Но стол пустой, и я сижу один… Стол пустой… это у меня возбуждает такое чувство, что я уже кончил свою работу и — как я говорил ученику — собираюсь уходить и вот жду: приятель просил не уходить без него.

Все это пришло именно оттого, что сижу перед пустым столом. И пришло в одно мгновенье, само собой, — не придумано мною. Могло прийти другое: я зашел к приятелю. Сам я не служу здесь. Этот стол пуст, потому что тот, кто работает за ним, ушел, — я и присел к пустому столу. Могут возникнуть сотни других вариантов. И все — от конкретного, материального факта.

Позвольте, однако, скажут мне, а не убиваете ли вы этим с первых же шагов всякую фантазию? Человек сел за стол, и вдруг ему представилось, что он в огромной комнате, кругом три десятка столов, везде чертят, масса людей — разве это плохо? Почему вы это не поощряете? Мало того, вы говорите — это вредно, и взамен смелой, широкой фантазии предлагаете брать жалкую конкретную обстановку комнаты?

{107} — Да, не поощряю и говорю: вредно. Почему? Наученный опытом, говорю: «Не справятся. Все равно не справятся». Мало ли что мелькнуло в воображении. А может ли он целиком отдаться своей фантазии, как конкретной физическойреальности? Может ли жить и действовать в ней, как в конкретных реальных условиях? Фантазия мелькнет на мгновенье и рассеется, а действительная обстановка — вот она, он ее видит, она на него действует. И будет он: ни тут, ни там.

А к чему нужно его приучить? К тому, чтобы фантазия его была всегда реализована целиком.

Через некоторое время и мы будем давать ход фантазии (да еще какой!), но тогда актер подойдет к этому подготовленный: все, промелькнувшее в фантазии, будет превращаться у него в конкретно-реальное, физически ощутительное. А теперь — это безрассудная смелость и больше ничего.

Ведь не будете же вы для того, чтобы выработать хорошего бесстрашного акробата на проволоке, не будете сразу заставлять его ходить под куполом цирка? Конечно, может случиться, что одаренный и дерзко-смелый юноша, будущий акробат, и пробежит один раз случайно, без всякой подготовки, с первого же раза по проволоке, но разве для его тренировки это путь? В следующий раз достаточно ему чуть заколебаться, и он сломает себе шею.

Актер шеи не сломает, но (немногим лучше того) душевно вывихнется. И вот как просто произойдет это: «Здесь работает инженер Скворцов?» — допустим, от этих слов вдруг представилось и даже ощутилось, что я сижу в огромной комнате, кругом до 20 чертежных столов, за каждым сидит такой же инженер, как и я. Все склонились над огромными листами проектов, планов… заняты расчетами… Я тоже склоняюсь над своим столом… правда, чертежа у меня никакого нет и стол пустой… но это ничего — я стараюсь сделать так, как будто бы он не пустой и как будто бы я тоже занят… тоже черчу, высчитываю… лицо мое озабочено, брови нахмурились… По правде сказать, то самочувствие, какое у меня было в первое мгновенье (когда мне почудилось, мне показалось, мне ощутилось, что я в огромной проектной мастерской и что я сам инженер и занят работой), — {108} стукнувшись о действительность, давно уже испарилось. Я попытался его удержать… мне показалось, что я его удерживаю, но удержал я не его, а внешнее выражение своего состояния: я наклоняюсь над пустым столом, я перебираю довольно неорганизованно руками по предполагаемому чертежу, я хмурю свои брови и прочее, словом, стараюсь изобразить внешне то внутреннее состояние, что было во мне одну единственную секунду и улетело.

Актер пытается насильно удерживать это промелькнувшее состояние, думает, что это самочувствие годится, что это он «переживает». Раз проделает такую штуку, два, три, а там, но проторенной дорожке, будет делаться само собой. Актер утвердился в этой «технике» — утвердился в ошибке, и этим вывихнул себя: полностью сошел с правильного творческого пути. Только сам этого не понимает. У него уже — ни художественной правды, ни жизни на сцене — ничего нет и быть не может, пока не вправишь его снова.

Их немало ходит, творчески вывихнутых, а вернее, творчески мертвых. Что лучше: паралич «сороконожки» (невозможность двинуть ни одним членом от чрезмерной дозы рассудочности и сознательности) или это состояние — затрудняюсь определить.

Лучше подальше от того и от другого.