Собрав с внутренних органов рвотную массу

 

Каждый раз, когда я входил в комнату для допросов той зимой, я точно так же, как и люди, подвергаемые там пыткам, пытался освободиться от страданий. И когда их агония достигала пика, они каждый раз один за другим открывали для себя тот факт, что, пока они живы, никакие пытки не могут их сломить. Потому что у каждого из них были в жизни моменты, которые невозможно было отобрать. К счастью или несчастью, в те секунды, когда казалось, что нельзя вынести боль, они воскрешали в памяти самые счастливые страницы своей жизни – те радостные мгновения, в которые никогда уже не вернуться.

Они заставляли себя помнить о том, что они не собаки, не свиньи, не черви. Умирая, они заново переживали самые драгоценные моменты: как обнимали кого‑то так крепко, что, казалось, взорвется сердце; как чувствовали невероятную близость к душе другого человека; как, наевшись до отвала вкусной пищи и с наслаждением выпив водки, смеялись вместе с друзьями так, что болел живот; как, шагая по горной тропинке, любуясь осенней природой, топтали снег; как бегали купаться в ночном море в начале лета; как, лежа на скамейке в парке, смотрели на луну в форме серпа…

Так они принимали смерть. Так они вспоминали самые обычные дни, как самое счастливое время в своей жизни. Даже в самые тяжелые минуты я ощущал все, что было у них на душе. Мне было больно, я корчился в агонии, я плакал вместе с ними. Но, несмотря на это, молодость брала свое: проснувшись утром, я снова открывал глаза и смеялся – не в силах удержаться от восторга перед жизнью.

Всю зиму я плакал вместе с пленниками камеры пыток и смеялся, радуясь жизни, а потом однажды полковник Квон хвастливо заметил, что эксперимент по использованию паранормальных способностей для получения признаний подозреваемых завершился очень успешно. Он сказал, что надо увеличить в штате количество людей с подобными дарованиями. В качестве самого успешного примера применения моей телепатии он назвал допрос певца, которого затащили в камеру и ударили по голове первым его музыкальным альбомом.

– В результате следствия, в основу материалов которого легли прочитанные тобой мысли, этот подлец во всем признался.

– Но он ведь действительно ничего не знал! – вырвалось у меня невольно.

– Важно лишь то, что он признался.

– Как он мог признаться в том, чего не знал?!

Полковник Квон, приподняв свои солнцезащитные очки, сказал мне:

– Это все твоя заслуга. В ходе расследования благодаря информации, которую ты извлек из тех предметов, мы смогли арестовать его любимую. Он сознался во всем, как только увидел ее сидящей на стуле в комнате для допросов. Ты спрашиваешь у меня: как можно считать признанием рассказ о том, чего не знаешь? Если ты сам не знаешь, но укажешь на человека, который может знать, мы это тоже засчитаем за признание. Если человек, на которого ты указал, тоже заявит, что он не знает, то он сможет навести нас еще на одного человека, который может знать. Но если и тот ответит, что у него нет нужных нам сведений, то ему придется назвать следующего человека, который может знать, и т. д. Ты что, не знаком с теорией о том, что через цепочку из шести человек можно связаться с любым человеком, живущим на планете Земля? Если арестовать всего лишь шесть человек и подвергнуть их пыткам, можно определить подлинный характер любого из них.

– Поэтому его любимую вы тоже пытали? Как того человека? – спросил я дрожащим голосом.

Полковник Квон внимательно посмотрел на меня и ответил:

– Тебе еще надо многое узнать о человеке. Когда мы становимся самыми сильными? Когда наносим удар в самое слабое место врага. Тогда возникает вопрос: а где находится самое слабое место врага? Самое слабое место – это такие чувства, как любовь, вера или надежда. Если у человека отнять чувства, которые восхваляются в Библии, а именно веру, надежду и любовь, он становится бесконечно слабым. Но если у него отнять то, что он больше всего любит, его жизнь кончится в тот же момент. В любом случае проект Института по развитию талантов успешно завершен. Теперь мы собираемся всерьез использовать экстраординарные способности в расследованиях, увеличив штат сотрудников.

Глядя, как тот певец, сидя на стуле, беспомощно смотрит на то, как пытают его любимую, я почувствовал его горячий как огонь гнев. Однако несчастный скоро понял, что его гнев такой же слабый, как он сам, и его охватило глубокое отчаяние. Наблюдая за потерей им духовных сил, возникновением темных чувств на самом краю сознания, ощущая бурлящее в нем унижение, ненависть к себе и стыд опозоренного человека, я снова воочию увидел сцену унижения человеческого достоинства.

Я чувствовал, как, погруженный в отчаяние, он представлял себя моллюском с черным твердым панцирем или ползающим насекомым с мохнатыми ножками, ищущим убежище в темноте. Я чувствовал, как он почти наяву видит, как из этого мерзкого насекомого, придавленного чьим‑то военным ботинком, выделяется бледноватая густая жидкость и как оно, извиваясь, умирает. Я резко встал со своего места, не в силах больше выдерживать это зрелище.

Только я рывком открыл дверь, как вдруг в моей голове раздался голос: «Такой сумасшедший галстук, так можно и умереть, задохнувшись, а?» – и, к своему удивлению, я увидел в комнате для допросов Ли Манги, который, словно выпускник университета, пришедший на собеседование, был одет в черный европейский костюм. Мне стоило только снова представить, как ботинок полковника Квона давит то отвратительное насекомое и как оно, брызжа во все стороны густой белесой жидкостью, извивается и умирает, как меня тут же вырвало бледновато‑мутной массой прямо на костюм Ли Манги.