Вместо заключения. Будущее политической географии

и будущее политической карты мира............................................................ 369

Литература................................................................................................................. 376

 

 

 

 

 

Предисловие

 

Географические знания для политической науки

и международных отношений

A place for everything and everything in its place.

Samuel Smiles 1

Geography is too important to be left to geographers.

David Harvey 2

 

И каждое общество, и мир в целом имеют пространственную струк- туру, а потому — самый широкий спрос на географические знания и, следовательно, на саму географию как на один из подходов к пони- манию собственного устройства, устройства своих соседей и мира в це- лом. В английском языке «to take place» дословно означает «занимать место» и одновременно «состояться». Таким образом, чтобы состоять- ся, надо иметь место. Также и в русском языке: «имеет место», значит, наличествует, присутствует.

Как и другие направления общественных наук, политическая наука и международные отношения накапливают и интерпретируют инфор- мацию, имеющую выраженную пространственную, географическую составляющую. По образовательной и научно-исследовательской си- стемам идет своеобразная диффузия географических знаний. Геогра- фические знания могут и должны играть важную роль не только для объяснения социально-политических процессов в обществе и характе- ра международных отношений, но и для их трансформации, например модернизации государства или изменения его внешнеполитическо- го курса. Как утверждал Сойя, «нет аспатиальных (т.е. внепростран- ственных) социальных процессов»3, а Додгшон продолжил его мысль: мир лежит в пространстве и во времени; мир — это аккумуляция про- странств, так же как и аккумуляция моментов4.

7

 

ПРЕДИСЛОВИЕ

 

Признавая ценность географических знаний и объяснений, поли- тологи и международники, конечно, не должны становиться геогра- фами (и наоборот). Речь идет лишь о необходимости географического знания и географического воображения в политической науке и меж- дународных отношениях — о том, как возможно «мыслить подобно географу» («thinking like a geographer»), поскольку политическая ней- тральность географических знаний всегда была и будет фикцией. Клю- чевой вопрос — в адекватных интерпретациях знаний о пространстве при анализе политических процессов и явлений, в поиске дефиниций для «места» и «пространства», ориентированных на потребности поли- тической науки и международных отношений. При этом кажущаяся очевидность и даже банальность географических знаний придают им дополнительную мощь, а географическое невежество может оказать- ся крайне пагубным и для политика, и для эксперта-политолога, и для специалиста по международным отношениям. География — это своего рода «фон» мировой истории, по сути, ее вклад в объяснение стратеги- ческих намерений государств не меньше, чем информация о секретных переговорах5.

Традиционно географические знания имели преимущественно фрагментированный характер; при этом одна из базовых идей геогра- фии состояла в том, что знания, полученные в ходе географических изысканий, имеют особый характер, отличаются от всех других видов знания. Суть отличия следующая: географические знания не поддают- ся генерализации и систематизации; в географии нет ни общих зако- нов, ни общих принципов, это наука о «случаях». По мнению извест- ного американского географа Ричарда Хартшорна, география — это идиографическая наука, использующая индивидуализирующий метод, описывая уникальные явления. Утверждалось, что география сильна не единством объекта (предмета), но единством метода. Однако по- добная констатация лишь регистрирует, но не решает глубинную для географии проблему — проблему собственной идентичности, которую не может не иметь дисциплина, простирающаяся от палеогеографии, геоморфологии и климатологии до постмодернистских работ в области культурной географии.

Идея специфичности географических знаний имеет не только сто-

ронников, но и противников, одним из которых является знаменитый географ Дэвид Харви. Он настаивает на необходимости более система- тизированного подхода к географическому знанию, на необходимости поиска и выдвижения новых, «мощных» географических идей, которые служили бы своего рода каркасом в географии и для географии6. Тра-

8

 

диционная география была, по выражению Харви, «незаконнорожден- ным ребенком Просвещения», оставаясь либо в тени других научных направлений, либо отражая и даже усиливая нелучшие их стороны7.

«Академическая география, — писал Харви, — ставила большие вопро- сы, но слишком часто давала тривиальные ответы»8.

Кризис географии побудил Харви к выстраиванию рамок новой, так называемой «критической» географии, которая была бы занята поиском общих принципов и механизмов производства географиче- ских знаний и объясняла бы, как, когда и с какой целью различные их формы используются политическими акторами. Харви признает и обо- сновывает наличие динамической взаимосвязи между политическими процессами и институтами, с одной стороны, и различного рода гео- графической информацией — с другой.

История географии развивалась вместе с историей общества, в ко- тором создавались и развивались основные географические открытия, идеи и подходы. Таким образом, содержание и форму географических знаний невозможно понять в отрыве от социальной базы для их произ- водства и использования — все в свое время и на своем месте. Мы лег- ко заметим, что, несмотря на отсутствие генерализации (проблема, которая в XIX столетии не вызывала особого беспокойства), ранее гео- графия занимала очень почетное положение в культуре основных ев- ропейских стран — Франции и Германии, была тесно связана с проб- лемами национального строительства и внешней политики. Так, труды Видаля де ла Блаша и французской школы «Анналов» имели прямые выходы на проблематику национального единства, а работы Георга фон Тюнена — на проблему индустриализации в Германии. В конце XIX в. раздел мира на сферы влияния основными империалистически- ми державами породил серьезные геополитические проблемы; борьба за доступ к природным и трудовым ресурсам и контроль над рынками были, в конечном счете, борьбой за территорию. В это время работы Фридриха Ратцеля9, Рудольфа Челлена, а позже и Карла Хаусхофера, развивавшего ратцелевскую идею «жизненного пространства» государ- ства, послужили основой для разработки геополитических стратегий империалистической экспансии Третьего рейха. В 1904 г. английский географ и политик сэр Хэлфорд Макиндер разработал одну из наиболее влиятельных и в то время, и позже геополитических концепций, исходя из представлений о мире как о географическом и политическом целом. Таким образом, географические знания в течение всего этого периода (до конца Первой мировой войны) содержат сильнейшую идеолого- политическую «начинку».

9

 

После войны географические исследования в Западной Европе и США постепенно теряют масштаб и глубину, превращаясь по пре- имуществу в дескриптивные штудии-«кейсы» пространственных форм, располагающихся в некоем «абсолютном» неподвижном пространстве. Географические (и географо-политические) подходы к пространству стагнируют, пространственный «язык» в политических исследовани- ях и международных отношениях становится невостребованным10. В 60–70-е годы идеи первичности экономического базиса общества и вторичности социальных, политических и культурных форм, так же как и идеи очевидных, резко выраженных географически, «несправед- ливостей» капитализма, занимают умы многих западных географов11. Развивается и другой процесс: география «мельчает», не замахиваясь на крупномасштабные проблемы. В географических специальностях идет процесс «профессионализации», иными словами, географы по преимуществу занимаются тем, что Харви называет «техникой и меха- никой городского, регионального и экологического менеджмента»12, утратив по преимуществу роль «синтезаторов» знаний в их простран- ственном аспекте. Сказанное относится к так называемой «приклад- ной географии», однако и в академической ее ипостаси географии не удается отвоевать достойную позицию в научном разделении труда. Ее позиция — это скорее позиция существования при других научных направлениях, роль некоего «субстрата», науки, «оплодотворяющей» другие научные направления знаниями о пространстве.

Тем не менее (или — тем более) географические знания не оста- ются невостребованными. Вопрос в адекватных интерпретациях. Бо- лее того, общемировые экономико-политико-культурные процессы, которые мы знаем под общим именем «глобализация», серьезнейшим образом зависят от накопления и интерпретации определенных видов географических знаний. Именно здесь география проявляет себя как особый способ познания, который «пронизывает» политические и со- циальные процессы, оказывая таким образом влияние на общий ход и характер общественного развития. Возникает взаимосвязь между политическими, экономическими и социальными трансформация- ми и географическими знаниями. Анализ процессов глобализации,

«освобожденный» от географической специфики, может обернуться абстрактным и отчужденным размышлением. С другой стороны, гео- графия, не вдохновленная (не обогащенная) глобальным видением, рискует либо превратиться в чистое описание без анализа, либо остать- ся пассивным инструментом для прикладников.

10

 

За последние сто лет конец пространства как одного из важней- ших факторов жизни обществ был предсказан неоднократно. Дебаты о смысле глобализации возвращают нас к этой теме: «негеографы» рассуждают о резком падении значения «фактора территории» в силу появления новых видов коммуникации. Однако глобализация «не от- меняет» территорию, хотя действительно изменяет концепцию тер- риториальности: контроль над потоками и сетями становится важнее прямого контроля над физической территорией. Глобализация меняет не только роль места, но и (в процессе усиливающейся пространствен- ной неравномерности развития) относительную «цену» мест по отно- шению друг к другу.

«…Это место исчезло… Теперь имеют значение не поля, не горы, а дорога. Не будет деревни, как места самого по себе. Будет просто название, через которое вы проезжаете, дома вдоль дороги. И там вы будете жить, имейте в виду. Вдоль дороги»13. Действительно, место, территория, «заканчиваются» в прежнем своем смысле, но не место меняется — меняется интерпретация, а место немедленно обретает но- вый смысл. Все места выстраиваются «вдоль дороги» (на самом деле — вдоль многих дорог), не переставая при этом сохранять своеобразие. Мы являемся свидетелями (и одновременно неизбежными участни- ками) глокальной реорганизации пространства, реорганизации, суть которой в замене мира ранжированных вдоль одномерной шкалы — от «развитых» до «отсталых» — мест на мир неповторимых простран- ственных ситуаций, образованных наложением глобальных потоков на местные (региональные) особенности14. Идет погружение «мира потоков» в «миры мест», с происходящим одновременно «истончени- ем», по выражению Роберта Сэка, но не исчезновением, последних15. Эти изменения вызывают, в свою очередь, реакцию — региональную социально-политическую мобилизацию, формы которой ориентиро- ваны на логику развития конкретного места16. Таким образом, послед- ствия глобальной перестройки и местная локально-ориентированная среда переплетаются, накладываются друг на друга; влияние глобаль- ных процессов опосредуется локальными факторами. Прекрасную иллюстрацию сказанному (и важное свидетельство размывания тра- диционной концепции территориальности) автор видит в появлении так называемых регионов-государств (region-states), пространственно локализованных зон массированных инвестиций, секущих националь- ные границы17. География, таким образом, должна изучать не только

«мир мест», но и «мир потоков» — поле, которое осваивается на Западе,

11

 

но пока недостаточно освоено российской географией — ни методиче- ски, ни методологически.

Современный мир постепенно выстраивает совсем новую систему отношений, построенную на новой этике, одним из компонентов ко- торой является компонент пространственный, артикулирующий новые принципы, принципы территориальности и коммунитаризма18. Про- странственная этика подразумевает географическое видение мира. Об этом красиво пишет Сэк: «We are geographical and will improve as we think geographically»19. Пространственное воображение и этика предусматри- вают отказ от двойной иллюзии относительно пространства: от его вос- приятия как фиксированной, застывшей, мертвой формы либо полной его дематериализации, абстрагирования от пространственного факто- ра в принципе.

С другой стороны, глобализация вовсе не означает «конец» терри- ториального государства, наоборот, мы видим скорее укрепление госу- дарств, нежели их постепенное «отмирание». Мы платим налоги госу- дарству, соблюдаем законы государства, наконец, именно государство предоставляет нам основные услуги. Другое дело, что глобализация предъявляет новый набор требований к современному конкуренто- способному государству, при этом стратегическая роль его меняется, но отнюдь не сокращается. Так что и изучение пространства госу- дарств — это вовсе не нечто старомодное, но, напротив, по-прежнему (если не более) актуальное.

География постоянно развивается — и как образовательная, и как научная дисциплина. Географическое образование не знает периода стабильности, оно постоянно находится в процессе инновационного обновления. В то же время происходит приращение знаний, и преж- де всего в гуманитарной географии. Открываются новые направления исследований — удивительные и неожиданные. Такие, например, как география преступности или исследование географических образов и смыслов в литературе и искусстве20.

Между тем роль и смысл географии, знаний о пространстве, до сих пор недооценивается во внешнем для этой науки мире. Но и геогра- фия недооценивает сама себя. Она обладает крайне важной особен- ностью, но пока слабо использует ее: речь идет о диффузном присут- ствии географических знаний в «теле» других дисциплин, в том числе политологии и международных отношений (происходит, естественно, и обратный процесс: мощная экспансия этих дисциплин в географию). Обладая этой специфической позицией, география могла бы не только

«прислоняться» к другим наукам, но порождать и стимулировать в них

12

 

научные новации. Сегодня если это и происходит, то, увы, не по ини- циативе географов. Так, географические переменные признаны как весьма значимые для объяснения качества социально-политических институтов государств, которые в свою очередь помогают в объясне- нии неравенства между государствами в уровнях экономического раз- вития. Однако привлекать географические переменные к анализу на- чали не географы, а экономисты и политологи.

Подобно географии, эволюцию и политической науки, и междуна- родных отношений следует рассматривать в контексте изменяющихся нужд и потребностей общества, которые, что важно, меняются не толь- ко во времени, но и в пространстве, от общества к обществу. Автор убеждена в том, что без глубокого освоения географии, в частности знаний о российском пространстве, сегодня невозможно понять ни политическую среду России, ни ее внешнюю политику. Политические процессы в России во многом обусловлены самим характером россий- ского пространства, в том числе его феноменальной дифференциро- ванностью. Пространство непременно должно быть признано в ка- честве активного несущего компонента во властных отношениях: их конфигурации, фрагментации, консолидации. Так что обращающийся к России (тем более к России политической и к ее взаимоотношениям с внешним миром) вынужден обращаться к пространству. При этом об- ращаться с радостью, а не «из-под палки».

Пренебрежение географическими знаниями отражается не только на политической науке и международных отношениях, но и — крайне резко — на образовании по этим направлениям. Географическая без- грамотность непростительна. Автор глубоко убеждена в том, что сту- дентам крайне необходимы базовые знания по географии, необходимы сразу, уже на первом курсе. Много ли смысла учить студентов сравни- тельному методу, если они слабо представляют себе, где расположены объекты сравнения? Много ли смысла учить студентов теориям между- народных отношений, если они плохо ориентируются в мировой кар- те? При отсутствии географического «субстрата» политическая наука и международные отношения съеживаются до набора отвлеченных теорий, положений, схем, которыми студент научается жонглировать с большей или меньшей ловкостью. А потому тезис автора: «любая по- литическая и международная проблема имеет географический аспект и требует географических знаний».

Какие же географические знания нужны студентам-политологам и международникам?

13

 

Студенты должны уметь «читать» географические карты и пред- ставлять себе реальный мир во всей его пространственной мощи и ди- намике. Политические карты и весь массив политико-географической номенклатуры были и остаются основными «посредниками», соединя- ющими географическое видение мира с собственно механикой полити- ческих и международных процессов, практик и институтов. Изучение карт — кропотливый, долговременный и систематический труд; как неоднократно было доказано, политико-географическую номенклату- ру и «совмещение» ее с картой за ночь не осилить.

Студенты должны иметь представление о территориальной струк- туре современных государств, об их административно-территориаль- ном членении.

Студенты должны понимать специфику политических процессов и явлений различного пространственного масштаба (локального, регио- нального, национального, глобального) и взаимосвязь между ними.

Наконец, студенты должны иметь представление о пространствен- ном измерении международных и внутриполитических конфликтов (их локализации, границах и пр.).

Географические знания производятся во всех местах приложения сил выпускников факультетов и кафедр международных отношений и политологии (и всюду же востребованы): на государственной службе (а государство было и остается важнейшим, «первичным» местом про- изводства и интерпретации географических знаний), в международных организациях (формирующих обширную и постоянно растущую сфе- ру производства и потребления географических знаний), в негосудар- ственных организациях (распространяющих эти знания в «теле» граж- данского общества), корпорациях и компаниях, средствах массовой информации (вот он — важнейший источник потребления, но, что еще важнее, конструкции и интерпретации географической информации и дезинформации!).

Хотелось бы, чтобы учебник «Политическая география. Форми- рование политической карты мира» по крайней мере отчасти решал проблему пробелов в географических знаниях у студентов-политологов и международников. Этот учебник — своего рода база, основа, на кото- рую должны накладываться многие другие курсы.

Структура учебника проста. Первый блок (главы 1–2) посвящен предметным областям политической географии, ее истории, а также ге- ографическому государствоведению. Главы 3–9 формируют ключевой, центральный блок учебника. Здесь автор смотрит на трансформации политической карты континентов, исследует динамику пространствен-

14

 

ных форм — от первых до современных политий, а также изменения системы границ. Фактически речь идет об объяснении политической карты: почему она такова, какой мы ее знаем? Могла ли она выглядеть по-другому? Почему политические карты континентов столь непохожи друг на друга? Почему растет число государств? Как пространство соз- давало новые институциональные формы, а они, в свою очередь, вли- яли на пространство? Глава 10 посвящена региональной интеграции и формированию нового типа политического пространства. Наконец, заключение ставит интригующий вопрос: как будет выглядеть полити- ческая карта будущего, где и каких трансформаций можно ожидать?

И последнее. В этом учебнике нет географических карт. Их нет по двум причинам. Во-первых, их было бы слишком много, так что для них потребовался бы как минимум еще один том. Во-вторых, огромное ко- личество карт предлагает в свободном доступе Интернет, да в любом большом книжном магазине имеются и карты, и атласы. Так что пред- ложение автора: читать учебник, положив рядом нужную карту или ат- лас, обращаясь к ним по мере необходимости.

 

Примечания

1 «Место для всего, и все на своем месте». Сэмуэл Смайлс (цит. по: Kern S. The culture of time and space 1880–1918. Cambridge: Harvard University Press, 1983. P. 182).

2 «География слишком важна для того, чтобы оставлять ее географам». Дэвид Харви (Harvey D. Spaces of Capital. Towards a Critical Geography. Edinburgh University Press, 2001. P. 116).

3 Soja E. W. Thirdplace. Journeys to Los Angeles and Other Real and Imagined Places. Oxford: Basil Blackwell, 1996. P. 46.

4 Dodgshon R. Society in Time and Space: A Geographical Perspective on Change.

Cambridge: Cambridge University Press, 1998. P. 2.

5 Kaplan R. The Revenge of Geography. New York: Random House Publishing Group, 2013. P. 28.

6 См.: Harvey D. Op. cit. P. 6.

7 Это положение Харви иллюстрирует примером Канта, чьи лекции по гео- графии были не только непоследовательными, не имели систематизированно- го характера, но и отличались экстремальными географическими предрассуд- ками (см.: Ibid. P. 210–211).

8 Ibid. P. 112.

9 В работах «Законы пространственного роста государств» и «Политиче- ская география» Ратцель сформулировал основы «пространственного подхода» к изучению политики государств.

 

ПРЕДИСЛОВИЕ

 

10  Smith N., Katz C. Grounding Metaphor. Towards a spatialized politics // Place and the Politics of Identity / Ed. by M. Keith and S. Pile. London; New York, 1993. P. 74–75.

11 См.: Smith D. M. Moral Geographies. Ethics in a World of Difference. Edin- burgh University Press, 2000. P. 3.

12 См.: Harvey D. Op. сit. P. 30.

13 См.: Ibid. P. 171.

14 Согомонов А. Ю. Глокальность (очерк социологии пространственного во- ображения) // Глобализация и постсоветское общество / Под ред. А. Согомо- нова и С. Кухтерина. М., 2001. С. 66–67.

15  Sack R. D. Homo Geographicus: A Framework for Action, Awareness and Mor- al Concern. Baltimore and London: The John Hopkins University Press, 1997. P. 248. 16  Agnew J. Place and Politics. The Geographical Mediation of State and Society.

Boston, 1987. P. 32–33.

17  Biersteker Th. Beyond States or State? // Regional Integration and Democracy / Ed. by J. Anderson. Boston, 1999. P. 35.

18 Согомонов А. Ю. Указ. соч. С. 74–75.

19 «Мы географичны и будем улучшаться, если будем мыслить географиче- ски» (Там же. С. 252).

20 Matthews J., Herbert D. Geography: A Very Short Introduction. Oxford: Oxford University Press, 2008.

 

 

1

Глава

Политическая география как научная дисциплина

Что такое политическая география

География является одной из наиболее междисциплинарных наук, исторически она связана с множеством других научных направлений — по выражению одного из отцов-основателей российской школы соци- ально-экономической географии, Н. Н. Баранского, «от геологии до идеологии». Сегодня, когда барьеры между дисциплинами стираются, междисциплинарные исследования становятся не исключением, а, скорее, нормой1. И географический компонент занимает в таких ис- следованиях важное место.

В качестве университетской дисциплины география оформилась относительно поздно: в середине XIX в. кафедры географии существо- вали только в университетах Германии; в Великобритании, Франции и США такие кафедры появились лишь в конце XIX — начале ХХ в. Соответственно, и разделение географии на направления (экономиче- скую, социальную, политическую географию) также началось поздно, более того — процесс был затруднен тем обстоятельством, что геогра- фия многими считалась наукой «интегральной», т.е. нерасчленимой. Так, классик географии Видаль де ла Блаш полагал, что существует только одна География — или никакой вообще2.

Таким образом, политическая география — относительно новая субдисциплина географии; своим появлением в современном виде она обязана драматической — неспокойной и нестабильной — политиче- ской ситуации в Европе конца XIX столетия, которая менее чем через двадцать лет была взорвана Первой мировой войной. Немецкий гео- граф Фридрих Ратцель выделил политическую географию из географии

«вообще» и определил ее основной объект исследований: государство, его размер и положение на политической карте мира.

Как и всякая наука, политическая география оформилась не одно- моментно в более или менее завершенном виде, но складывалась

 

Г ЛАВА 1

 

и развивалась при непрерывном приращении различных форм геогра- фического и политического знания. Основная особенность природы политической географии (ПГ) как науки заключается в ее междисци- плинарном характере; ее исследования лежат «на стыке» географии и политической науки. В этом заключаются как потенциальное пре- имущество и перспективность, так и уязвимость ПГ, которую критику- ют за эклектичность, отсутствие методологического единства.

Политическая география является субдисциплиной географиче- ской науки, поскольку она использует географический метод, ставя в фокус исследований свойство территориальности явлений и про- цессов. Свойством территориальности обладают все политические явления и процессы. Помимо этого, все пространственные объекты (макрорегионы, зоны, страны и пр.) обладают территориальной диф- ференциацией; таким образом, изучать их вне пространственной со- ставляющей, «как точки», не принимая во внимание внутреннего раз- нообразия, практически бессмысленно.

Как показывает Р. Ф. Туровский, свойство территориальности по- литических явлений и процессов означает, что они:

— выражены в пространстве и могут быть отображены на геогра- фической карте;

— распространены на определенной территории, причем ее грани- цы распространения могут меняться во времени;

— различаются от места к месту, т.е. имеют территориальную диф- ференциацию3.

Предмет исследования — политические явления и процессы — от- личают ПГ от других субдисциплин географической науки.

Каждая научная дисциплина нуждается в четкой дефиниции, меж- ду тем оказалось, что в случае ПГ дать ей четкое определение весьма непросто. В литературе существует множество конкурирующих опре- делений, которые либо рассматривают ПГ как составную часть эконо- мической географии, лишая тем самым ПГ права на самостоятельность (такой подход был особенно характерен для отечественной географии советского периода), либо неправомерно сужая предмет ПГ, ограничи- вая его географическим государствоведением и/или пространственны- ми аспектами международных отношений, либо, наоборот, расширяя его и включая в предмет ПГ, например, политическую регионалистику. Между тем последняя является субдисциплиной политической науки и рассматривает субнациональный регион в качестве базового уровня анализа политических процессов.

18

 

Итак, единое определение ПГ, признанное всеми политгеографа- ми, отсутствует, поэтому приведу несколько определений, каждое из которых является вполне адекватным. Так, Р. Ф. Туровский в своем учебнике «Политическая география» приводит определение ПГ, дан- ное Солом Коэном: «Суть политической географии составляет диффе- ренциация политических явлений в зависимости от места» 4. Несколько более общее определение ПГ дает В. Колосов, трактуя ее как «особую географическую науку, изучающую пространственную организацию по- литической жизни общества...» 5. Политическая география, анализируя пространственные особенности (территориальность) политических явлений и процессов, является важной составной частью географии общества. Признавая взаимозависимость политических процессов, с одной стороны, и пространства, территории и места — с другой, по- литическая география своим анализом охватывает огромное число взаимодействий между ними.

 

Карты как особый язык географии

География создала свой особый язык, особое средство переда- чи информации об окружающем пространстве. Этим языком человек начал пользоваться задолго до появления письменности. Язык карты представляет собой условно-знаковую форму передачи информации. Карты, составленные разными народами в разные эпохи, неповторимы и многообразны; невозможно представить себе историю развития стра- ны без использования карт. Давая нам возможность видеть взаиморас- положение объектов в пространстве, карты становятся инструментом, который потенциально способен превратить человеческую энергию в осмысленные действия6.

Политическая география активно использует политические карты

мира и отдельных регионов.

Политическая карта — это своего рода символ государства. Воз- никновение множества новых государств на карте мира после Второй мировой войны резко оживило интерес к составлению атласов как сим- волов и доказательств существования новой государственности. За пе- риод с 1940 по 1980 г. число национальных атласов возросло с двадца- ти до восьмидесяти: бывшие колонии обратились к картографии как средству экономического развития и формирования политической идентичности.

Мы знаем, что карты не говорят нам всей правды. Вот парадокс: для того чтобы предельно адекватно отразить действительность, предста-

19

 

вить правдивую картину мира, карты вынуждены «лгать», сознательно эту действительность искажая. Хорошие карты содержат множество маленькой «белой лжи»: реальность трехмерна, бесконечно богата де- талями и фактурой, а потому не может быть без искажений отражена на плоской, двухмерной поверхности при неизбежной генерализации. Так что ценность карты зависит от того, насколько адекватно выбрана проекция и насколько генерализованное ее содержание отражает из- бранный аспект реальности.

Способом перехода от реальной, геометрически сложной, земной поверхности к двухмерной карте является картографическая проекция. Понятно, что сферическую поверхность невозможно растянуть на пло- скости без сжатия или растяжения, т.е. без деформаций. Это означает, что любая карта имеет искажения, их проявления будут зависеть от из- бранной проекции. Наиболее часто используемой является равноуголь- ная цилиндрическая проекция Меркатора7. Масштаб на карте в проек- ции Меркатора не является постоянным, он увеличивается от экватора к полюсам. А поскольку проекция Меркатора имеет различный масштаб на разных участках, эта проекция не сохраняет площади. Если основ- ной масштаб относится к экватору, то наибольшие искажения размеров объектов будут у полюсов. Это хорошо заметно на картах в проекции Меркатора: на них Гренландия кажется в 2–3 раза больше Австралии и сравнима по размерам с Южной Америкой. В реальности же Гренлан- дия втрое меньше Австралии и в восемь раз меньше Южной Америки.

Наука составления карт (картография) пережила всестороннюю технологическую революцию, и эта революция продолжается и се- годня. Спутники со специальными камерами и сканерами переда- ют информацию на компьютеры, отмечая рост пустынь, сокращение ледников, рост городов и вырубку лесов. Современные компьютеры в состоянии не только принять и отсортировать эту информацию, но и отразить ее в виде изображения (графически). В свою очередь, это позволило географам сделать (и постоянно совершенствовать) геоин- формационные системы (ГИС), которые усваивают постоянно поступа- ющую новую информацию и обновляют карты в течение секунд8.

BOX 1.1. Гражданская война в США показала пагубность небрежно со- ставленных карт. В 1862 г. войска Севера планировали, захватив столицу южан (Ричмонд), одержать над ними быструю победу. Однако штаб ге- нерала Макклеллана основывал план наступления на небрежно сделан- ных картах, что замедлило наступление армии Севера. В свою очередь, и южане испытывали недостаток в хороших картах, а потому остались в неведении относительно возникшего стратегического преимущества.

20

 

Еще один пример. В 1983 г., при вторжении в Гренаду, войска США были