Нынешний кризис в людских вопросах.

Открытый заговор

Г. Дж. Уэллс

 

 

СОДЕРЖАНИЕ

 

I - Нынешний кризис в человеческих вопросах

II - Идея открытого заговора

III - Мы должны очистить и очистить наши мысли

IV - Революция в образовании

V - Религия в новом мире

VI - Модем Религия - цель

VII - Что должно сделать человечество

VIII - Широкие характеристики научного сообщества World Commonweal

IX - Никакая стабильная утопия не понятна

X - открытый заговор не следует рассматривать как единую организацию; Это концепция жизни, из которой предпринимаются усилия. Организации. И появятся новые ориентации

XI - Силы и стойкости в великих современных сообществах, теперь превалирующих, которые

Являются антагонистическими для открытого заговора. Война с традицией

XII - Сопротивление менее индустриализованных народов на пути открытого заговора

XIII - Сопротивления и антагонистические силы в наших сознательных и бессознательных личностях

XIV - открытый заговор начинается как дискуссия. Объяснение. И пропаганда

XV - Ранняя конструктивная работа открытого заговора

XVI - Существующие и развивающиеся движения, которые способствуют открытому заговору и которые должны развивать общее сознание. Притча о Провиндер-Айленде

XVII - Творческий дом. Социальная группа. И школа: настоящая отвращение идеалистической воли

XIX - Человеческая жизнь в Приходящем мировом сообществе

 

I.

II.

Идея открытого заговора.

Я писатель по социальным и политическим вопросам. По существу, я очень обычный, незаметный человек. У меня посредственный мозг, очень средний мозг, и способ, которым мой разум реагирует на эти проблемы, - это, таким образом, способ, которым большинство мозгов будет реагировать на них. Но поскольку это мой бизнес писать и думать об этих вопросах, потому что на этом счету я могу уделять больше времени и внимания им, чем большинству людей, я могу скорее опередить своих равных и написать статьи и книги просто немного раньше, чем идеи, которые я испытываю, становятся очевидными для десятков тысяч, а затем и для сотен тысяч, и, наконец, для миллионов других людей.

И так случилось, что несколько лет назад (около 1927 года) я очень хотел прояснить ситуацию и дать форму узлу предложений, которые, как мне показалось, позволили решить эту загадку адаптации нашей жизни к огромным новым возможности и огромные новые опасности, которые стоят перед человечеством.

Мне казалось, что во всем мире умные люди просыпаются с унижением и абсурдом, находящимися под угрозой, сдержанными и обедневшими, с помощью некритической привязанности к традиционным правительствам, традиционными идеями экономической жизни и традиционными формами поведения и что эти пробуждающие разумные люди должны представлять собой первый протест, а затем творческое сопротивление инерции, которая была угрожающей и угрожающей нам. Эти люди, которых я себе представлял, сначала скажут: «Мы дрейфуем; мы ничего не делаем с нашей жизнью. Наши жизни скучны и глупы и не достаточно хороши».

Затем они сказали: «Что нам делать с нашей жизнью?»

И тогда: «Давайте объединимся с другими людьми такого рода и превратим мир в великую цивилизацию мира, которая позволит нам реализовать обещания и избежать опасностей этого нового времени».

Мне казалось, что, как один за другим, мы проснулись, это то, что мы должны говорить. Он составлял протест, первый умственный, а затем практический, он представлял собой своего рода непреднамеренный и неорганизованный заговор против фрагментарных и недостаточных правительств и широко распространенной жадности, присвоения, неуклюжести и отходов, которые сейчас происходят. Но в отличие от заговоров в целом этот расширяющийся протест и заговор против установленных вещей по самой своей природе продолжатся в дневное время, и он будет готов принять участие и помощь со всех сторон. Фактически, это станет «открытым заговором», необходимым, естественно развитым заговором, чтобы скорректировать наш вывихнутый мир.

Я предпринял различные попытки развить эту идею. Я опубликовал небольшую книгу под названием «Открытый заговор» еще в 1928 году, в которую я поставил то, что у меня было в свое время в то время. Это была неудовлетворительная маленькая книга, даже когда я ее опубликовал, достаточно не достаточно и недостаточно уверенно, и, очевидно, не уверен в своих читателях. Я не мог понять, как сделать это лучше в то время, и казалось, что он может сказать что-то о живом и текущем интересе, и поэтому я опубликовал его, но я устроил все, чтобы я мог снять его через год или около того. Это я и сделал, и эта настоящая книга в значительной степени переписана, намного яснее и яснее. Начиная с этой первой публикации, мы все удивились. События вытолкнули мысли и были задуманы. Идея реорганизации мировых дел в довольно большом масштабе, которая была «утопической» и т. Д., В 1926 и 1927 годах и до сих пор «смелой» в 1928 году, распространилась по всему миру до тех пор, пока почти у всех это не получится. Он вспыхнул повсюду, во многом благодаря умственной стимуляции пятилетнего плана России. Сотни тысяч людей во всем мире сейчас думают о линиях, предваряемых моим Открытым Заговором, а не потому, что они когда-либо слышали о книге или фразе, но потому, что это было так, как думал.

Первый открытый заговор передал общее представление о мире, восстановленном, но он был очень расплывчатым в отношении того, каким образом может существовать та или иная индивидуальная жизнь по отношению к этой общей идее. Он дал общий ответ на вопрос: «Что нам делать с нашей жизнью?»

В нем говорилось: «Помогите преодолеть Новый Свет среди путаниц Старого». Но когда задавали вопрос: «Что мне делать с моей жизнью?», Ответ был гораздо менее удовлетворительным.

Промежуточные годы мысли и опыта позволяют теперь привести эту общую идею о восстановительных усилиях, попытке создать новый мир в рамках опасностей и дисгармоний нашего нынешнего государства в гораздо более тесном и более прямом отношении к индивидуальный «Открытый заговорщик». Мы можем представить это в лучшем свете и справиться с ним с более надежным прикосновением.

 

III.

IV.

Революция в образовании.

Таким образом, происходит некоторая расплата между людьми, пробудившимися к новому миру, который просветит нас, и школы, колледжи и механизмы формального образования просрочены. Как орган, получивший образование, не получает ничего подобного Учету Жизни, который необходим, чтобы направить наше поведение в этом современном мире.

Сегодня в мире царит нелепость, что эти институты должны пройти торжественный парад по подготовке нового поколения к жизни, а затем, когда меньшинство их жертв, выяснив, что этот препарат почти полностью не подготовлен, сами по себе вынуждены бороться с нашей мировой кучей голодающих и искаженных умов до какого-то реального образования. Мир не может управляться таким меньшинством беглых и перевоспитанных умов в одиночку, со всей остальной кучей против них. Наши потребности требуют разведки и услуг каждого, кто может быть обучен им. Поэтому новый мир требует от новых школ, чтобы каждый из нас обладал здравым и тщательным умственным обучением и предоставлял всем четкие идеи об истории, жизни и политических и экономических отношениях, а не о голословном содержании ниббиши в настоящее время. Преподаватели и школы старого мира должны быть переоборудованы или заменены. Энергичное образовательное реформистское движение возникает как естественное и необходимое выражение пробуждающего открытого заговорщика. Революция в образовании является самой императивной и фундаментальной частью адаптации жизни к ее новым условиям.

Эти различные сборники знаний, составляющие Модемную учетную жизнь, на которую мы положили стресс в предыдущем разделе, являются дополнениями к обучению, которые сейчас производятся и читаются за пределами установленного формального образовательного мира и в зубах его проявленной враждебности) возникают из-за отсталости этого мира, и поскольку этот мир медленно, но верно поддается давлению нового духа, они будут пропитывать и заменять свои учебники и исчезать как отдельный класс книги. Образование этих новых опасных периодов, в которых мы сейчас нуждаемся, должно начинаться правильно, с самого начала, и не должно быть ничего, что можно было бы заменить, и нечего переучивать. Прежде чем мы сможем поговорить о политике, финансах, бизнесе или нравственности, мы должны убедиться, что у нас есть правильные умственные привычки и правильная основа реализованных фактов. Мы ничего не можем сделать с нашей жизнью, пока мы не увидим этого.

 

V.

Религия в новом мире.

«Да, - говорит читатель, - но разве наша религия не говорит нам, что мы должны делать с нашей жизнью?»

Мы должны принести религию, как ее фундаментальный вопрос, в эту дискуссию. С нашей нынешней точки зрения религия - это центральная существенная часть образования, которая определяет поведение.

Религия, безусловно, должна сказать нам, что делать с нашей жизнью. Но в огромной волне и случаях современной жизни так много того, что мы называем религией, остается неактуальным или немым. Религия, похоже, не «присоединяется» к основным частям общей проблемы жизни. Он потерял прикосновение.

Давайте попробуем поставить эту проблему Открытого заговора на встречу и создание нового мира, в связи с традициями религии. Четко мыслящий «Открытый заговорщик», который получил свою современную идеологию, свой отчетливо упорядоченный рассказ о вселенной по порядку, обязан полагать, что только отдавая свою жизнь великим процессам социальной реконструкции и формируя свое поведение со ссылкой на это, может ли он преуспеть в жизни. Но это только пускает его в самую тонкую и нескончаемую борьбу, борьбу против непрестанного тяготения наших интересов к себе. Он должен жить широкой жизнью и убежать от узкой узкой жизни. Мы все стараемся достичь достоинства и счастья великодушия и убежать от мучительных сроков личного желания. Раньше эта борьба обычно принимала форму религиозной борьбы. Религия - это антагонист себя.

В своей полноте, в жизни, которая была профессионально религиозной, религии всегда требовали больших подчинений самого себя. В этом их творческая сила. Они требовали преданности и объясняли это требование. Они распутывали волю от эгоистических забот, часто очень полностью. Нет такой вещи, как автономная религия, частное религиозное соло. Некоторые формы протестантизма и некоторые мистические типы приближаются к тому, чтобы сделать религиозный уединенный дуэт между человеком и его божественностью, но здесь это можно рассматривать как извращение религиозного импульса. Подобно тому, как нормальный сексуальный комплекс возбуждает и возбуждает индивидуума из его эгоизма, чтобы служить концам расы, поэтому нормальный религиозный процесс выводит индивидуума из его эгоизма для служения сообществу. Это не сделка, «социальный договор» между индивидуумом и сообществом; это подчинение как существующего человека, так и существующего сообщества по отношению к чему-то, божественности, божественному порядку, стандарту, праведности, более важным, чем либо. То, что называют в фразеологии определенных религий «убеждением в грехе» и «потопом из города разрушения»,

являются знакомыми примерами этой ссылки эгоистичного человека и текущей социальной жизни на нечто гораздо лучшее, чем то или другое.

Это третий элемент в религиозных отношениях, надежда, обещание, цель, которая превращает обращенного не только от себя, но и от «мира», как есть, к лучшему. Сначала возникает само пренебрежение обслуживанием, а затем эта реконструктивная творческая срочность.

Для философского ума этот аспект религии, по-видимому, всегда был его главной привлекательностью. Нужно помнить, что существует реальная воля к религии, разбросанной по всему человечеству - реальное желание уйти от себя. Религия никогда не преследовала своих отличительных сторонников; они пришли навстречу ему. Желание обрести себя в большей степени, чем повседневная жизнь, и дать себе свободу, явно доминирует в этом меньшинстве и прослеживается в неисчислимой пропорции большинства.

Но религия до сих пор никогда не была представлена ​​просто как преданность универсальному делу. Преданность всегда была в нем, но она была осложнена другими соображениями. Лидеры всех великих религиозных движений считали необходимым, чтобы он объяснял себя в форме истории и космогонии. Считалось необходимым сказать, почему? и T 0, какой конец?

Поэтому каждой религии приходилось принимать физические концепции и обычно также допускать многие моральные и социальные ценности, существующие на момент ее формирования. Он не мог превзойти философские фразы и взгляды, которые тогда служили естественной основой для веры и ни на что не опирались ни на что, кроме научного знания своего времени. В этом скрывались семена окончательного распада и замещения каждой последующей религии.

Но поскольку идея постоянных изменений, все дальше и дальше от существующих реалий и никогда не возвращающихся к ним, является новой, так как никто до недавнего времени не понимал, что знание на сегодняшний день - это незнание завтра, каждый свежее развитие религии в мире до сих пор было провозглашено в полной доброй вере как кульминационная и окончательная правда.

Эта достоверность высказывания имеет непосредственную практическую ценность. Предложение о возможности дальнейшего пересчета является тревожным предложением; это подрывает убеждение и ломает ряды верующих, потому что есть огромные различия в способности мужчин признать тот же дух под меняющейся формой. Эти вариации сегодня вызывают бесконечные трудности. В то время как некоторые интеллекты могут распознавать одного и того же Бога под разными именами и символами без какого-либо серьезного напряжения, другие не могут даже обнаружить наиболее контрастных богов один из другого, если они носят одну и ту же маску и название. Это кажется совершенно естественным и разумным для многих умы, чтобы переформулировать религию в настоящее время с точки зрения биологической и психологической необходимости, в то время как для других любое изменение в формулировке веры кажется не чем иным, как атеистическим искажением самого проклятого вида. Для этих последних Бог Бог все еще достаточно антропоморфен, чтобы иметь волю и цель проявлять предпочтения и отвечать взаимностью, чтобы быть действительно в личности, должен сохраняться до конца времен. Для других Бога можно рассматривать как Великую Первую Причина, как безличную и бесчеловечную, как атомную структуру.

Это связано с принятыми ими историческими и философскими обязательствами и из-за уступок, присущих общим человеческим слабостям в отношении таких когда-то явно незначительных, но в настоящее время жизненно важных нравственных вопросов как собственности, умственной деятельности и публичной правдивости, а не какой-либо неадекватности в их адаптации к психологическим потребностям, - что нынешняя широкая дискредитация организованных религий возникла. Они больше не кажутся даже грубо правдивыми по вопросам факта, и они не дают никаких императивов в отношении больших областей поведения, в которых преобладает недоумение.

Люди скажут: «Я мог бы быть совершенно счастлив, ведя жизнь католического преданного, если бы только мог верить». Но большая часть рамок религиозного объяснения, на котором эта жизнь поддерживается, слишком старомодна и слишком неуместна, чтобы признать, что тщательность веры, которая необходима для преданности разумных людей.

Великая изобретательность была продемонстрирована современными писателями и мыслителями в адаптации почитаемых религиозных выражений к новым идеям. Признание вины. [Usu. «Я согрешил» - RW] Разве я не писал о творческой воле в человечестве как «Бог Невидимый Царь» и представил его на рисунке юношеского и авантюрного божества?

Слово «Бог» в большинстве умов ассоциируется с понятием религии, что оно покинуто только с величайшим нежеланием. Слово остается, хотя идея постоянно ослабевает. Уважение к Нему требует, чтобы у Него не было никаких ограничений. Поэтому он отодвигается все дальше и дальше от действительности, и Его определение становится все более связкой отрицаний, пока, наконец, в Его роли Абсолюта, Он становится полностью отрицательным выражением.

Хотя мы можем говорить о добре, скажем некоторые, можем говорить о Боге. Бог есть возможность добра, хорошая сторона вещей. Если фразы, в которых используется имя Бога, должны быть отвергнуты, утверждают они, то во многих случаях религия останется безмолвной.

Разумеется, есть что-то помимо личности, которая есть и мир; о том, что мы уже настаивали, как характеристику всех религий; это убеждение является сущностью веры и ключом к мужеству. Но следует ли рассматривать это, даже после самых напряженных упражнений в персонализации, как больший человек или всеобъемлющий человек, - это другое дело. Личность - последний след антропоморфизма. Модем, требующий точной достоверности, против таких уступок традиционному выражению.

С другой стороны, во многих чистых религиозных умах есть желание, почти желающее, чтобы объект преданности был настолько индивидуализирован, чтобы быть способным хотя бы восприимчивого сознания, даже если никакой конечной реакции не было достигнуто. Один тип ума может принять реальность в себе, которую другой должен проектировать и драматизировать, прежде чем он сможет ее понять и отреагировать на нее. Человеческая душа - это сложная вещь, которая не выдержит разъяснения, когда это выходит за определенную степень суровости и шероховатости. Человеческий дух научился любви, преданности, послушанию и смирению по отношению к другим личностям, и с трудом он окончательно перешел к трансцендентному подчинению, из которого лишилась последняя обломок личности.

В вопросах, которые не являются непосредственно материалами, язык должен работать метафорами, и хотя каждая метафора несет в себе свой собственный риск беспорядка, мы не можем обойтись без них. Следовательно, необходима большая интеллектуальная толерантность - культивируемое отношение к переводу и ретрансляции из одной метафизической или эмоциональной идиомы в другую - если в нашем мире не должно быть плачевного утешения моральной силы. Только сейчас я написал Пеккави, потому что я написал Бога Невидимого Царя, но в конце концов я не думаю, что грех использовать эту фразу, Бог Невидимый Король, как ошибку в выражении. Если у нас нет симпатичного личного лидера, по крайней мере у нас есть отношение, которое мы должны принять к симпатичному личному лидеру.

Три глубокие различия между новыми умственными способностями современности и предшествующими эпохами должны быть реализованы, если текущие события религиозного импульса должны быть видны в их правильном отношении к религиозной жизни прошлого. Был большой прогресс в анализе психических процессов и мужество, с которым люди исследовали происхождение человеческой мысли и чувства. Следуя биологическим достижениям, которые заставили нас распознать фиш и земноводных в телесной структуре человека, пришли эти параллельные процессы, в которых мы видим стихийный страх, похоть и самолюбие, сформированные, измененные и возвышенные, под воздействием социального прогресса, в замысловатые человеческие мотивы. Наш анализ греха и наше отношение к греху были глубоко модифицированы этим анализом. Наши прежние грехи воспринимаются как невежество, недостатки и плохие привычки, а моральный конфликт лишается трех четвертей своего эгоцентричного мелодраматического качества. Мы больше не тронуты, чтобы быть менее злыми; мы движемся, чтобы организовать наши условные рефлексы и привести жизнь менее фрагментарной и глупой.

Во-вторых, концепция индивидуальности была вызвана и ослаблена биологической мыслью, так что мы не так легко думаем об индивидуальном противоположении, как это делали наши отцы.

Мы начинаем понимать, что мы эгоисты по недоразумению. Природа обманывает себя, чтобы служить целям вида, заполняя его желаниями, которые воюют против его частных интересов. Когда наши глаза открываются для этих вещей, мы видим себя как существа больше или меньше, чем определяющее «я».

Душа человека уже не его собственная. Он, он обнаруживает, часть большего существа, которое жило до того, как он был боком и выживет. Идея выживания определенного индивида со всеми несчастными случаями и особенностями его временного характера на нем ничем не расходится в этом новом взгляде на бессмертие.

Третий из основных контрастов между современной и бывшей мыслью, которая оказала общие формы установленной религии, старомодной и непригодной, - это переориентация современных идей о времени. Мощное расположение человеческого разума, объясняющее все, как неизбежное разворачивание прошлого события, которое, так сказать, безошибочно подметает будущее перед ним, было проверено массой тонких критических замечаний. Концепция прогресса как расширяющейся и растущей цели, концепция, которая все больше и больше захватывает человеческое воображение, превращает религиозную жизнь в будущее. Мы думаем, что больше не подчиняемся безотзывным декретам абсолютного владычества, а участвуем в приключении от имени власти, которая набирает силу и устанавливает себя. История нашего мира, которая была

разворачиваемая нам наукой, противоречит всем историям, на которых основывались религии.

В прошлом не было Сотворения, мы начинаем осознавать, но навечно существует творение; не было никакого падения, чтобы учитывать конфликт добра и зла, но бурное восхождение. Жизнь, как мы знаем, это просто начало.

Кажется неизбежным, что если религия должна развивать объединяющую и директивную власть в нынешней путанице в человеческих делах, она должна приспосабливаться к этой перспективной, индивидуально-анализирующей сущности ума; он должен лишить себя своих священных историй, его грубых забот, своего посмертного пролонгации личных целей. Стремление к служению, к подчинению, к постоянному влиянию, для преодоления страдания и смертности отдельной жизни, является бессмертным элементом в каждой религиозной системе.

Настало время урезать религию вплоть до этого, чтобы лишить ее больших задач, чем когда-либо раньше. Истории и символы, которые служили нашим отцам, обременяют и делят нас.

Таинства и ритуалы освещают споры и теряют наши скудные эмоции. Объяснение того, почему все происходит, является излишним в религии. Существенным фактом в религии является стремление к религии, а не то, как это произошло. Если вы не хотите религии, никакие убеждения, никакие убеждения о вашем месте во вселенной не могут дать вам это. Первое предложение в современном кредо должно быть, а не «я верю», но «я отдаю себя».

К чему? И как? На эти вопросы мы сейчас обратимся к нам.

 

VI.

Современная религия. Цель.

Быть религиозным - это продолжающаяся операция, выраженная в серии действий. Это может быть не что иное. Вы не можете посвятить себя, а затем уйти жить так же, как вы жили раньше. Это плохая пародия на религию, которая не создает существенных изменений в жизни, которая ее охватывает. Но в установленных и более старых религиях нашей расы эта смена поведения привела к значительному самоуничижению просто к Богу или богам, или к многомерному самоуничижению только с целью морального совершенствования себя. Христианская преданность, например, на этих ранних этапах, до того, как жизнь отшельника уступила место организованной монашеской жизни, никоим образом не направляла себя на службу, кроме духовной службы других людей. Но поскольку христианство стало определённой социальной организующей силой, оно заняло целую серию исцеляющих, успокаивающих, помогающих и образовательных мероприятий.

Современная тенденция была и остается в направлении минимизации того, что можно назвать эгоцентричной преданностью и самопожертвованием, а также расширения и развития внешнего обслуживания.

Идея внутренней совершенства уменьшается с уменьшающимся немощи, связанной с индивидуальностью. Мы перестаем думать о насмерть, превозносить или совершенствовать себя и стремиться потерять себя в большей жизни. Мы все меньше и меньше думаем о «победе» и все больше и больше убегаем от себя. Если мы попытаемся совершенствовать себя в любом отношении, то только в том случае, когда солдат обостряет и полирует необходимое оружие.

Наше быстрое осознание продолжающихся перемен, наше более широкое и полное видение истории жизни, замалчивают наши умы многих ограничений, установленных на воображение наших предшественников. Многое, что они видели как фиксированное и ограниченное, мы видим как переходное и контролируемое. Они видели, как жизнь уцелела в своих видах и подвергалась безотзывным законам. Мы видим, что жизнь борется с небезопасностью, но с успехом в сборе за свободу и власть против ограничений и смерти. Мы видим, что жизнь наконец доходит до нашего трагического и обнадеживающего человеческого уровня. Беспрецедентные возможности, могучие проблемы, мы понимаем, сегодня противостоять человечеству. Они основывают наши существования. Практический аспект, материальная форма, воплощение модернизированного религиозного импульса - направление всей жизни к решению этих проблем и реализация их возможностей. Альтернативой перед человеком является либо увеличение духа, и увеличение достижений, либо катастрофа.

Современная религиозная жизнь, как и все формы религиозной жизни, нуждается в собственных тонких и глубоких внутренних действиях, ее медитациях, ее самоконфронтации, этапах стресса, поиске и апелляции, ее безмятежных и молитвенных настроениях, но эти внутренние аспекты не входят в сферу настоящего настоящего исследования, которое полностью связано с внешней формой, направлением и организацией современных религиозных усилий, с вопросом о том, что, учитывая религиозную преданность, мы должны делать и как это должно сделайте.

Теперь, в новой и большей вселенной, к которой мы пробуждаемся, ее огромные возможности создают совершенно новую структуру и устанавливают для нравственной жизни. В ограниченном и ограниченном мировоззрении прошлого практические добрые дела принимали форму в основном паллиативных мер против зла, которые были задуманы как неизлечимые; религиозная община ухаживала за больными, кормила голодных, предоставляла убежище для беглеца, умоляла сильную милость. Он не мечтал предотвратить болезнь, голод или тиранию. Другим мирским было его готовое убежище от непобедимого зла и путаницы существующей схемы вещей.

Но теперь можно представить себе порядок в человеческих делах, из которых эти пороки были в значительной степени или полностью устранены. Все больше людей начинают осознавать, что такой порядок является материальной возможностью. И с осознанием того, что это материальная возможность, мы больше не можем довольствоваться областью «добрых дел» и правильными действиями, ограничиваемыми паллиативной и утешительной деятельностью. Такие вещи - всего лишь «первая помощь». Религиозный ум становится более смелым, чем когда-либо прежде. Он толкает сквозь занавес, который когда-то представлял, был барьером. Он воспринимает свои большие обязательства. То, как наша деятельность ведет к осознанию этого мыслимого лучшего порядка в человеческих делах, становится новым критерием поведения. Дружелюбие стало ненужным.

Реализация этого возможного лучшего порядка сразу приводит нас к определенным определенным линиям поведения. Мы должны положить конец войне и положить конец войне, мы должны быть космополитичными в нашей политике. Невозможно никому ясно понять, что все более разрушительные глупости войны могут быть устранены из человеческих дел, пока не будет доминировать какой-то общий политический контроль над землей, и если определенное давление из-за роста населения из-за расширения сферы экономических операций или из-за противоречивых стандартов и традиций жизни, уничтожаются.

Во избежание позитивного зла войны и для достижения новых уровней процветания и власти, которые сейчас возникают, эффективный мировой контроль, а не только вооруженная сила, а производство и основные движения основных товаров, а также дрейф и расширение население требуется. Абсурдно мечтать о мире и мировом прогрессе без такого контроля.

Эти вещи гарантировали, что способности и энергии значительно увеличенной доли людей могут быть отвлечены на счастливую деятельность научно-исследовательских и творческих работ, причем все большее распространение и расширение возможностей человека могут быть достигнуты. С политической точки зрения ясно, что наша жизнь должна быть обеспечена продвижением этого союза.

Такой стремительный шаг в жизни человека, первый шаг в могущественном продолжении прогресса, продвижение к которому не имеет предела, теперь не просто материально возможно. Это срочно. Перед человечеством эта возможность очевидна. Это альтернатива социальному распаду. Но нет никакой уверенности, никакой материальной необходимости, чтобы она никогда не принималась. Оно не будет воспринято человечеством непреднамеренно.

Его можно взять только через такую ​​организацию воли и энергии, чтобы воспринимать ее так, как этот мир никогда не видел.

Это новые императивы, которые раскрываются перед более бдительным умом нашего поколения. В настоящее время они станут общим ментальным фоном, поскольку современные интерпретации истории жизни и материальных и умственных возможностей нас утверждают сами. Злые политические, социальные и экономические обычаи и договоренности могут казаться обременительными и огромными, но они не являются ни постоянными, ни неуправляемыми. Их можно контролировать, однако, только усилием, более сильным и ограниченным, чем инстинкты и инерции, которые их поддерживают.

Религия, современная и разочарованная, имеет для своей внешней задачи задачу контроля и управления политической, социальной и экономической жизнью. Если это не так, то это не более чем лекарство для облегчения дискомфорта «опиум народов».

Может ли религия, а может и нет, синтезировать необходимые усилия, чтобы отбросить человечество из наших нынешних расстройств, опасностей, подлости, разочарований и бесполезности на фазу относительной безопасности, накопления знаний, систематического и продолжающегося роста власти и широкого, глубокого счастье надежды и увеличение жизни?

Наш ответ здесь состоит в том, что религиозный дух, в свете современных знаний, может сделать это, и теперь наш вопрос должен выяснить, каковы необходимые этапы открытия в синтезе этих усилий. С этого момента мы пишем для тех, кто считает, что это возможно, и которые уже понимают последствия мировой истории и современных научных достижений.

 

VII.

VIII.

IX.

Нет стабильной утопии.

Этот единый мир, к которому «Открытый заговор» будет руководить своей деятельностью, не может быть изображен для читателя как статическое и стереотипное зрелище счастья. В самом деле, можно сомневаться в том, возможна ли такая вещь, как счастье, без неуклонного изменения условий, связанных с постоянно расширяющимися и волнующими возможностями. Человечество, освобожденное от давления населения, пустая трата войны и частная монополизация источников богатства, столкнется со вселенной с большим и увеличивающимся излишком воли и энергии. Изменение и новизна будут порядком жизни; каждый день будет отличаться от своего предшественника своей большой амплитудой интереса.

Жизнь, которая когда-то была обычной, выносливой и нехотящей, станет приключением и открытием. Это уже не будет «старой, старой историей».

Мы все еще едва вышли из числа животных в их борьбе за существование. Мы живем только на ранней заре человеческого самосознания и в первом пробуждении духа мастерства. Мы считаем, что постоянное изучение наших внешних и внутренних миров научными и художественными усилиями приведет к развитию власти и деятельности, на которых в настоящее время мы не можем установить никаких ограничений и не дать какой-либо определенной формы.

Наши антагонисты - это путаница ума, недостаток мужества, недостаток любопытства и недостаток воображения, ленивость и расточительный эгоизм. Это враги, против которых заложен открытый заговор; это тюремщики человеческой свободы и достижения.

 

X.

XI.

XII.

XIII.

XIV.

XVI.

XVII.

XVIII.

XIX.

Герберт Дж. Уэллс

НОВЫЙ МИРОВОЙ ПОРЯДОК.

 

Достижимо ли это, как оно может быть достигнуто, и какой мир должен быть мир в мире.

 

Первое издание: Январь 1940.

 

 

1.

ФИНАЛ ЭПОХИ.

В ЭТОЙ МАЛЕНЬКЕ КНИГЕ я хочу как можно компактнее, ясно и полезно как можно подробнее понять, что я узнал о войне и мире в течение своей жизни. Я не собираюсь писать пропаганду мира здесь. Я собираюсь снять некоторые общие идеи и реалии, имеющие первостепенное значение для их рамок, и, таким образом, подготовить ядро ​​полезного знания для тех, кто должен заниматься этим делом мира во всем мире. Я не собираюсь убеждать людей говорить «да, да» для мира во всем мире; уже мы слишком много отменили войну, сделав декларации и подписав резолюции; все хотят мира или притворяются, что хотят мира, и нет необходимости добавлять даже предложение больше к огромному объему таких неэффективных вещей. Я просто пытаюсь сформулировать то, что мы должны делать, и цену, которую мы должны заплатить за мир во всем мире, если мы действительно намереваемся его достичь.

До Великой войны, Первой мировой войны, я не очень беспокоился о войне и мире.

С тех пор я почти специализировался на этой проблеме. Не совсем легко вспомнить прежние состояния ума, из которых изо дня в день и из года в год растет, но я думаю, что за десятилетия до 1914 года не только я, но и большинство своего поколения - в Британской империи, Америка, Франция и даже в большинстве цивилизованных стран мира думали, что война вымирает.

Так нам показалось. Это была приятная и, следовательно, приемлемая идея. Мы воображали Франко-германскую войну 1870-71 гг. И русско-турецкую войну 1877-78 гг. Были окончательными конфликтами между великими державами, что теперь был достаточно сбалансирован баланс сил, чтобы сделать дальнейшую крупную войну невыполнимой. Тройственный альянс столкнулся с двойным альянсом, и у него не было большой причины атаковать другого. Мы считали, что война сводится к простым экспедиционным делам на окраинах нашей цивилизации, своего рода приграничной полицейской деятельности. Кажется, привычки толерантного общения усиливались каждый год, когда мир держав оставался неразрывным.

На деле происходила мягкая гонка вооружений; мягкие наши нынешние стандарты оборудования; индустрия вооружений становилась все более и более активной; но мы не видели в полной мере этого; мы предпочли верить, что растущий общий здравый смысл будет достаточно сильным, чтобы предотвратить то, что эти умножающие пушки фактически уходят и что-то ударяют. И мы снисходительно снисходительно относились к мундирам и парадам и армейским маневрам.