Социальная гносеология Б. А. Кистяковского

Богдан Александрович Кистяковский (1868—1920), выдающийся социолог и правовед, родился в семье профессора уголовного права Киевского университета. Учился в Киевском, Харьковском, Дерптском университетах, но отовсюду исключался за участие в революционной деятельности. Во время учебы в Дерпте увлекся марксизмом. Образование Кистяковский завершил в Германии, где занимался в семинарах Г. Зиммеля и В. Виндельбанда. В 1899 г. на немецком языке вышла первая книга Кистяковского "Общество и индивид", вызвавшая большой резонанс в научном мире. В 1902 г. участием в сборнике "Проблемы идеализма" завершается его переход от "марксизма к идеализму". С 1906 г. Кистяковский преподавал в вузах Москвы, Киева, Ярославля. Редактировал журналы "Критическое обозрение" и "Юридический вестник". С молодости Кистяковский участвовал в украинском национальном движении, подходя к нему, под влиянием выдающегося украинского историка и социального мыслителя М. П. Драгоманова, исторически и понимая его задачи в глубоко демократическом и общеевропейском духе (2; 3). Кистяковский тесно сотрудничал с М. Вебером, которого он консультировал при написании им работ о социальных процессах в России. После революции 1917 г. Кистяковский жил в Киеве, где был избран академиком Украинской АН по кафедре социологии. Основные социологические работы Кистяковского обобщены в его фундаментальном труде "Социальные науки и право" (1916).

Ключевое место в творчестве Кистяковского занимала проблема определения специфики социальной гносеологии, стремление вывести из сущности общества методологические принципы его познания. При этом Кистяковский учитывал, что социальные науки имеют дело с человеком как продуктом культуры и что человеческое сознание играет обусловливающую роль в социальной жизни (5, с. 684).

"Глубочайшее гносеологическое противоречие", которое призвана разрешить социальная наука, заключается, согласно Кистяковскому, в противоречии "между признанием социальных явлений стихийно совершающимися и причинно обусловленными, т. е. необходимыми, и требованием от человека деятельного участия в социальном процессе". Участие человека "должно быть результатом разумного и сознательного выбора тех или иных действий во имя поставленного им себе идеала и исповедуемого им долга" (5, с. 31). Все прежние попытки разрешить это противоречие оказались неудачными, и в итоге социальная наука пришла к методологическому кризису. Соответственно и выход из кризиса может указать только методология, посредством которой социальная наука будет в состоянии разъяснить пути победы долженствования над слепой стихией общественной жизни. Методология, иными словами, выступает как "самосознание" или "совесть науки" (6, с. 46).

Кистяковский подчеркивает, что натуралистическая социология, как в ее грубой форме (органицизм), так и в более тонкой (экономический материализм), неспособна адекватно решить данную проблему. В позитивизме вообще отрезается путь к познанию социального мира, поскольку отрицаются высшие ценности человеческой жизни — нравственный долг и идеал. Экономический материализм — более глубокая концепция, ибо стремится выявить специфические социальные конструкты. Аналитическое изолирование экономической структуры вполне приемлемо в качестве одного из методологических приемов социального объяснения. Однако ошибочно утверждение, что все в обществе обусловлено экономикой. С одинаковым успехом, замечает Кистяковский, можно доказать, что ни одно социальное явление немыслимо без вращения Земли вокруг Солнца. Это — реальный факт, но он, как и вообще всякий поиск "конечной причины" социальной жизни, не имеет никакого значения для социальной науки как таковой. Не решает проблем социальной науки и эволюционизм, который только констатирует факт изменений, но не способен его объяснить.

В целом же, считает Кистяковский, необходимо устранить две главные причины кризиса социальной науки (5, с. 24" 25). Во-первых, должно быть уничтожено ее рабство перед социальной философией с тем, чтобы она вышла на дорогу" чисто научного знания. Очевидно, что в данном случае Кистяковский имеет в виду позитивистскую и метафизическую философию, ибо в дальнейшем он неоднократно подчеркивал значение философии культуры для развития гуманитарных наук. И, во-вторых, должен быть устранен из социологии психологизм, который опасен не сам по себе, а в силу близости психологии к социальной философии.

Путь решения методологических проблем социальной науки Кистяковский видит в переходе к идеализму, суть которого в признании "самостоятельности этической проблемы, т. е. самостоятельности требований справедливости, самостоятельности этического долженствования и социального идеала" (5, с. 190). Кистяковский выделяет две струи в "новейшем русском идеализме" — мистический идеализм и научно-философский идеализм. Мистический идеализм, идущий от В. С. Соловьева и др., при всех его достоинствах не может обосновать социальную науку, поскольку он просто снимает этическую проблему в качестве научной и переносит ее в религиозный план. Напротив, для научно-философского идеализма вполне возможна чисто научная разработка проблемы этической оценки, поскольку это течение признает наличие и познаваемость особых законов этической оценки, указующих на автономию, свободу и самоценность каждой личности. Это возможно благодаря кантианскому пересмотру основ социологического мышления в духе философии культуры В. Виндельбанда и Г. Риккерта (5, с. 388 — 389). В таком случае рассмотрению социальных явлений с точки зрения категорий "возможности — невозможности" (Н. К. Михайловский) противопоставляется их интерпретация с точки зрения необходимости и долженствования. Исследование роли и значения должного во всех его формах и проявлениях и составляет задачу научной философии в целом.

Существуют, полагает Кистяковский, три основные проблемы логики и методологии социальных наук: 1) проблема образования социальных понятий и соответственно выявления наиболее простых признаков социальных явлений, из которых и строятся научные понятия; 2) проблема применимости причинных объяснений к социальным явлениям; 3) проблема роли и значения норм в социальной жизни, ведущая к постановке проблемы оценки. Процесс социального познания, согласно Кистяковскому, выглядит следующим образом. Сначала социальные явления представляются нам единичными и неповторимыми. Однако мы стремимся установить закономерность. Для этого явления подвергаются сложной и многосторонней научной обработке, включающей три стадии: 1) группировка явлений по сходству, образование социальных понятий (категория общности); 2) установление причинного соотношения (категория необходимости); 3) определение путей сознательного воздействия на среду посредством норм (категория долженствования).

Социально — научное познание есть, таким образом, "обработка социальных явлений" с точки зрения категорий общности, необходимости и долженствования. Все остальные вопросы логики и методологии социальных наук так или иначе входят в эти три основные методологические проблемы (5, с. 26 — 29). В итоге социология выступает как наука "об обществе вообще или о социальных законах безотносительно к времени и месту" (5, с. 133), как познание "безусловно достоверного в социальных явлениях", устанавливающее необходимое (5, с. 41). Заметим при этом, что если при формулировке своего замысла Кистяковский намеревался ограничиться чисто методологическим решением вопроса, то его реализация потребовала, по его словам, обращения к анализу конкретных социальных проблем, т. е. методология оборачивалась онтологией социальной жизни (5, с. III).

Решение проблемы образования социально — научных понятий, подчеркивает Кистяковский, является ключевым условием устранения затруднений на пути достижения достоверного социально — научного знания. До сих пор правильно решить эту проблему никому* не удавалось — и прежде всего в силу чрезвычайной сложности и многосоставности социальных фактов. "Однако достаточно умело расчленить эти факты, изолируя каждый раз их наиболее простые и далее неразложимые составные части, в частности неизменно и тщательно проводя деление между чисто психическими и материально — экономическими слагаемыми всякого социального явления, чтобы получить те безусловно однозначные элементы, которые путем обобщения подлежат сводке в подлинные социально — научные понятия" (б, с. 36). Поэтому научные понятия суть "произведения познавательного искусства" и вырабатываются лишь при очень высоком состоянии науки, являясь в конечном счете идеалом познавательной деятельности.

Чтобы показать, как не следует конструировать научные понятия и соответственно как действовать методологически правильно, Кистяковский обращается к оценке ряда понятий, широко используемых позитивизмом и экономическим материализмом. В этом плане особенно интересен анализ им понятия возможности, центрального для социологии Н. К. Михайловского. Кистяковский отмечает, что Михайловский, не проделав гносеологического анализа данного понятия и предельно широко его используя, подменяет научный подход субъективным. В результате, социальные возможности выделяются на основе случайных, несущественных признаков. Наука тем самым идет за прессой, для которой как раз и характерно обсуждение возможностей тех или иных комбинаций событий, и таким образом в социологии утверждается релятивизм, оправдывающий и объясняющий все, что угодно. Правда, категория возможности, в принципе, применима в социологии, и, прежде всего, в статистических исследованиях и обобщениях, опирающихся на теорию вероятностей. Заметим в этой связи, что Кистяковский был одним из первых в России серьезных аналитиков оснований эмпирических социологических исследований.

Критическому анализу подвергнуто и марксистское понятие "класс". Как замечает Кистяковский, класс действительно возникает на экономической почве, однако соответствующее понятие является не экономическим, а социологическим, поскольку классы — это совокупности людей как "носителей общих и одинаковых чувств, стремлений и желаний" (6 с. 159). Между этими совокупностями возможна борьба, которую точнее называть не классовой, а социальной борьбой. Марксисты сводят к этой борьбе весь социальный процесс. Верно ли это? Нет, классовая борьба — только частный эмпирический факт, который имеет видовое, а не родовое значение, т. е. не обладает всеобщей формой понятия. И сам класс — только одна из форм исторических группировок. Следовательно, требуется более общее понятие, каковым является социальная группа, ибо социальные группы и борьба между ними вечны. Подобной гносеологической проверке должны быть подвергнуты и другие социальные понятия.

Решение проблемы построения социологических понятий создает, подчеркивает Кистяковский, методологические предпосылки для причинного анализа социальных явлений с точки зрения необходимости, а это ведет через установление "безусловно однозначных причинных соотношений" (6, с. 36) к определению социальных законов. Со своей стороны, только понятия, опирающиеся на такие соотношения, "могут быть признаны идеальными научными понятиями, так как только они выражают то, что безусловно необходимо" (5, с. 230). И только тогда обеспечивается научный статус социологии.

Сравнивая с этой точки зрения объекты исследования естествоиспытателя и обществоведа, Кистяковский усматривает исходную их общность в том, что в мире, в принципе, нет ничего повторяющегося. В обоих случаях выявление причинной связи (закона) предполагает методологическую изоляцию объекта, но в природе и обществе ничего изолированного нет. Различие же состоит в том, что естественника не интересует, например, почему данное растение выросло именно таким. Он говорит о росте как таковом на основе предиката безусловной необходимости. В принципе такова же задача, например, и историка. Однако он еще хочет понять обстоятельства, которые привели именно к данному событию. И вот здесь возможна опасность приписывания какой—либо причине, скажем экономическому фактору, предиката безусловной необходимости. Однако одной единственной причиной социальное явление объяснить нельзя. Требуется нахождение безусловной необходимости только для связи изолированных явлений, само же реальное событие есть обычно случайный результат пересечения причинных цепей.

Следовательно, делает принципиальный вывод Кистяковский, для "конкретных социальных процессов не может существовать никаких особых законов развития", но для них сохраняют силу "общие абстрактные формулы причинных соотношений", Зная эти формулы, социолог может исследовать "ту индивидуальную и случайную комбинацию, в которой эти соотношения обусловили ход каждого отдельного изучаемого им процесса" (5, с. 155). В результате возможен и статистический анализ фактов с целью измерения степени проявленности абстрактных причин, что и будет превращать социологию в точную науку.

При этом, продолжает Кистяковский, ни в коем случае нельзя забывать, что сама по себе природа не знает необходимости и случайности. Мы сами вносим эти, как и другие, понятия, схемы и масштабы в природу, это "указки", "условные знаки", позволяющие нам обобщать единичное (5, с. 171). Категория необходимости в этом смысле равно применима и к природе, и к обществу. Но в обществе действует наделенный духом человек. Нет ли в таком случае иной точки зрения на социальные явления, учитывающей специфику человека? (5, с. 174). И здесь мы выходим к сердцевине социологической концепции Кистяковского — категориям справедливости и соответственно долженствования, или ценности, применимым только к социальным явлениям. По Кистяковскому, "объединяющая категория для отдельных дисциплин научной философии выражается в сознании должного" (5, с. 195). Более того, "долженствование вмещает в себя необходимость и возвышается над нею. Познавая необходимо совершающееся в социальном процессе, человек познает вместе с тем материал, по отношению к которому и границы, в которых он должен исполнять свой долг" (5, с. 119).

Отсюда вытекает социальный нормативизм Кистяковского. Люди действуют целесообразно, цели же определяются оценками. "Общие формулы, на основании которых мы определяем соответствие действий с теми или другими целями, называются правилами или нормами" (5, с. 225). Эти правила и мир ценностей создаются самим человеком. Конечным звеном всякого социального процесса является выяснение какой-либо нравственной или правовой нормы. Само это звено обусловлено необходимостью. Но после признания необходимости какой-либо нормы возникает вопрос о наиболее справедливой формулировке ее. Более того, "сама эта причинно обусловленная необходимость проникает в сознание людей в виде требования определенной справедливости и получает свое выражение в установлении известного долженствования" (5, с. 187). А потому все важнейшие действия людей в культурных обществах обусловлены теми или иными представлениями о должном или нормами, определяющими направленность совокупности социальных действий.

Конечная стадия всякого социального процесса есть, таким образом, результат "как естественного хода необходимо обусловленных явлений, так и присущего людям стремления к осуществлению справедливости". Тем самым, полагает Кистяковский, снимается противоположность объективизма и субъективизма, акта познания и акта оценки. Рассуждая о необходимости и справедливости, мы получаем два ряда суждений об одних и тех же социальных явлениях. "Категория необходимости — категория познания... Категория справедливости — это категория оценки. Она ничего не может нам объяснить. Мы ничего не поймем и не откроем, если будем применять ее. На основании ее мы можем делать только нравственный приговор, т. е. определить, что хорошо, а что дурно" (5, с. 128, 132). Оба категориальных ряда логически безупречны и одинаковы нужны для социального познания, ибо опираются не на возможное (Н. К. Михайловский), а на безусловное, причем постоянное нарастание справедливости в социальном процессе выступает как общеобязательная норма для всякого нормального сознания (5, с. 179).

Особое взимание Кистяковский обращает на научные и этические нормы. В науке критериями оценки являются общеобязательные логические нормы, существующие независимо от нашего отношения к научной истине. То же самое относится и к нормам нравственности. "Сознан ли нравственный принцип человечеством, и открыта ли им научная истина, или нет, имеет громадное значение для самого человечества и его судьбы, но не для нравственного принципа как такового и не для научной истины самой по себе" (5, с. 243). Нравственный принцип неизменен и безусловен, не зависит от бесконечного многообразия нравственных воззрений, что и придает ему фундаментальное значение в познании социальных явлений.

Кистяковский при этом не принимает жесткого противопоставления сущего и должного, науки и этики. Эмпирическое бытие, замечает ученый, бывает не только "данным, но и заданным", оно находится в постоянном становлении. Уже у естественнонаучного познания содержанием является не просто данное бытие, но и бытие необходимо совершающееся; "содержание же социально — научного познания слагается даже из бытия не только необходимо совершающегося, но и создаваемого человеком в качестве должного бытия" (5, с. 251). Благодаря этому этически фундированному созиданию должное из заданного постоянно превращается в данное. Создается особый вид бытия — культурная общественность, мир Ценностей, который возвышается рядом с миром природы и перерастает его.

Обосновывая нормативно — социологический подход, Кистяковский особое внимание уделяет праву и его влиянию на социальный процесс. Именно правовые нормы, считает он, будучи одинаково общими и обязательными для всех правилами, играют первенствующую роль в социальном регулировании. Кистяковский стремится при этом рассмотреть право как социально — культурное явление, суть которого в том, что право, создавая "господство общественности над личностью", есть, в отличие от других элементов культуры, единственная социально — дисциплинирующая система, осуществляющая на практике справедливость и свободу (5, с. 258; с. 615 — 616; 3, с. 122—123). Иными словами, при социально — научном изучении права мы обращаемся не столько к нормам самим по себе, сколько к процессу реального осуществления права, или к правовой жизни, характеризующейся непрерывным движением и изменением. В этом контексте Кистяковский детально анализирует проблему естественных прав человека и пути построения правового государства как наиболее совершенного типа государственного>*бытия, создающего условия для гармонии между обществом и личностью (5, с. 592).

Подводя итоги, обратим внимание на интерпретацию Кистяковским хода социального процесса как такового. Ученый рассматривает его в плане антиномии социального и индивидуального. Социальная наука постоянно пытается ответить на вопрос: что является исходным началом социального процесса — общество или личность? По мнению Кистяковского, теоретически найти корректный ответ невозможно: какой бы ответ мы ни дали, он не будет правильным сам по себе. Если же мы обратимся к самой действительности, то увидим означенную проблему в ином свете, поскольку будем иметь дело с двумя одновременными и взаимодействующими процессами. В практическом плане истинным является утверждение и того, и другого: самоцелью являются одинаково и личность, и общество (5, с. 514).

В конечном же счете самое существенное в социальном мире — победа долженствования над слепой стихией общественной жизни. Относительно природы это достигается с помощью техники, в социальном мире — посредством этики и права при активном творчестве человека. "Каждая личность должна постоянно внутренне и внешне работать над осуществлением и созиданием права. Напряженная духовная деятельность личности претворяет в социальной жизни необходимое в должное. Здесь совершается подлинное творчество" (5, с. 690) — такими словами завершает Кистяковский свою книгу.