Князь Кропоткин и его земельная программа

Торгово-промышленные круги представляли собою не единственную социальную базу для правительства Колчака. Второй основой для него, и едва ли еще не более влиятельной, являлись крупно-землевладельческие и вообще помещичьи круги, главным образом поволжские и уфимские, иначе говоря, беженцы-помещики, перекочевавшие после падения Самары, Казани и Уфы с Волги на Иртыш, на Обь и дальше к Енисею, вплоть до самого Дальнего Востока. Идейным вождем их и заступником являлся князь Кропоткин, бывший крупный помещик Казанской губ., осевший в Омске во время того великого переселения поволжских зубров. Он был очень типичен, этот князь-беженец, искавший, где преклонить главу свою. Я его видел на разных собраниях, то в ученых обществах, то на литературно-политических открытых собеседованиях, где читались рефераты на тему о «Бесах» Достоевского. Себя князь, конечно, не причислял к тем бесам, которые, вселившись в стадо свиней, заставили их броситься в пропасть безнадежности. Глядя на него, я почему-то вспоминал вообще не «Бесов», а князя Тугоуховского из «Горе от ума» Грибоедова, и не потому, чтобы кн. Кропоткин был очень глух или очень стар и беспомощен. У него, напротив, еще оставался порох в пороховницах, и он представлял собой не беспомощного рамоли, а тип воинствующего дворянина, готового всегда броситься в бой, по крайней мере словесный, за дворянские интересы.

Князь Кропоткин был хороший оратор, говорил красиво и охотно, с энергией, обладал склонностью полемизировать и умел придавать культурный вид своим панегирикам крупному землевладению. И вместе с тем во всех его выступлениях и даже на самой фигуре его лежала какая-то неуловимая /114/ печать от генеалогического древа Тугоуховских: он был очень туг на ухо к веяниям и требованиям современности. Какое-то дворянское вырождение олицетворялось всей его фигурой – иссохший, высокий и худой, «облезлый барин», как в «Вишневом Саду» Чехова, он мог бы представлять собою хорошую дворянскую мумию в каком-нибудь музее революции, особенно рядом с упитанными и краснолицыми деятелями из военно-промышленного комитета, ныне наверное ставшими «нэпманами».

Теория, с которой обычно выступал кн. Кропоткин, тоже не блистала новизной и оригинальностью; он умел только, благодаря ораторскому таланту, обставлять ее замысловатым гарнитуром, из-под которого не сразу было видно, к чему он собственно клонит. Обыкновенно князь – и в этом заключался самый главный его козырь – защищал не дворянские интересы, а крестьянские, и защищал с пафосом, красноречиво и даже вдохновенно. Он легко жонглировал цифрами и аргументами и рисовал с большим умением картину крестьянского малоземелья и особенно крестьянского бесправья, которое он понимал, впрочем, весьма своеобразно. Временами он поднимался на такие головокружительные высоты и попадал в такие сферы, что становилось страшно, как он оттуда спустится на землю. Но все кончалось благополучно, с любой высоты князь мог спланировать обратно вниз с искусством опытного летчика, держа курс всегда на одну и ту же точку: на установление мелкой, но твердой, с правами распоряжаться ею, как знаешь, земельной собственности.

Из больших помещиков сделать маленьких или, еще лучше, средних помещиков, способных оплатить большим помещикам все их протори и убытки, такова была земельная программа красноречивого князя Тугоуховского. Собственность, вот что воодушевит крестьян на борьбу с революцией. Права земельного собственника, каковых они до сих пор лишены, вот чего крестьянам не доставало и что нужно дать им, русским землепашцам. Лучше всего этой цели можно достигнуть закреплением за ними надельных земель, ну и части помещичьих за соответственное вознаграждение, хотя в общем предпочтительнее ограничиться надельными землями, вознаграждение же помещиков приурочить к перенесенным ими убыткам и лишениям при самовольном захвате крестьянами земель. Крестьяне легко согласятся на эти платежи, так как в результате они сами станут полными собственниками, тогда как теперь они лишены прав собственности на свои земли.

Таким образом, своей земельной программой князь убивал сразу трех зайцев. Во-первых, он выступал в ней, как настоящий демократ, защищая мелкую собственность и нападая на бесправие крестьян, до сегодня не имевших «прав» собственности; во-вторых, он оставался верен прежним традициям просвещенного консерватизма, ярко защищая земельную собственность в принципе; и в третьих, он удовлетворял интересам крупных помещиков, убеждая их быть возможно более тугими на оба уха при тяжбе с крестьянством из-за своих земель. Хватит мужикам и их надельных земель, стоит только установить на них права собственности, земли же помещичьи останутся у помещиков. /115/

На этих трех струнах князь-беженец и разыгрывал с большим талантом всевозможные арии на огромном пространстве от Омска до Владивостока, а может быть и дальше. На этих же трех китах построило свою земельную программу и правительство адмирала Колчака, что и не представлялось удивительным – эти «Толчаки» сами происходили из рода князей Тугоуховских.